"Морская школа" - читать интересную книгу автора (Коковин Евгений Степанович)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ КОЧЕГАР МАТВЕЕВ. МЫ ГОТОВИМСЯ

Илько приехал!

Не прошло и десяти минут, как эта весть пронеслась по улице. Илько ожидали все ребята, потому что о его приезде мы разговаривали очень часто. В нашу комна­ту собралось почти все несовершеннолетнее население улицы.

– Здравствуй, Илько!

– Белых медведей видел?

– А ты оленя с собой не привез?

– А на собаках у вас ездят?

– Что теперь делают шаманы?

– Хочешь, я дам тебе складной ножик?

– Пойдем лучше к нам играть! У нас щенок есть. Илько сидел, смущенно улыбаясь, и не успевал от­вечать на вопросы ребят.

– Да подождите вы, неугомонные, – сказала ма­ма, – дайте человеку передохнуть с дороги!

Всегда привыкшая о ком-нибудь заботиться, мама сразу же принялась хлопотать об ужине для Илько.

У Илько был новый костюм, который он сам зара­ботал, промышляя в тундре песцов, и которым он, как видно, очень гордился. У нас таких костюмов еще не бывало. Представители базы Пушторга подарили ему кожаную фуражку и сапоги. Фуражка хотя и была но­венькая, блестящая, но меня она не прельщала – мо­ряки таких фуражек не носят.

От тундрового Совета у Илько имелась бумага. В ней была изложена просьба – принять Илько учить­ся на моряка. Оказалось, что с Илько из тундры при­ехали еще два мальчика, у которых не было родителей. Они тоже хотели учиться.

И Илько и его друзья из тундры должны были жить в Архангельском детском доме.

– Мы уже говорили начальнику морской школы, – сообщил Костя. – Он сказал, что тебя примут. Только нужно тебя подготовить по математике и по русскому языку. Мы дадим тебе учебники, Алексей Павлович обещал, и будем тебе помогать. Хочешь?

– Хочу, – согласился Илько. – Я всю зиму учил­ся и прочитал у русских много книг. А твою книжку «Родник» я прочитал много раз. Помнишь, «как архан­гельский мужик»?

Илько ночевал у нас. Утром мы пошли в морскую школу, к Алексею Павловичу. Илько написал заявле­ние. Почерк у него был красивый, крупный, уверенный. Такому почерку можно было позавидовать.

– А алгебру ты знаешь? – спросил начальник.

– Умею примеры решать.

Алексей Павлович написал на листке бумаги пример.

Илько долго всматривался в буквы, цифры, скобки. Вздохнул и вернул листок Алексею Павловичу,

– Я таких не умею.

– А какие же ты умеешь? – не без тревоги спро­сил начальник школы.

– Полегче. Сложение многочленов с двумя неизвестными.

Лицо Алексея Павловича просветлело. Мы тоже об­радовались. Оказывается, Илько кое-что знает! Началь­ник написал другой пример.

Илько потер пальцами лоб, присел на стул и стал писать. Через пять минут пример был решен.

– Хорошо, правильно, – похвалил Алексей Павло­вич. – Если ребята тебе еще немножко помогут, ты по своим знаниям вполне подойдешь.

Начальник школы дал Илько учебник по алгебре, несколько книг и стопку бумаги:

– Учись, дорогой! И приходи ко мне, если будет трудно.

От Алексея Павловича Илько отправился в детский дом, где его ожидали друзья. А на следующий день он снова появился у нас.

– Пойдемте к Матвееву, – сказал Костя. – Он ведь просил известить его, когда Илько приедет. Мат­веев тоже вчера с моря пришел.

– Как ты знаешь, что пришел?

– Как знаешь! Он же на «Таймыре», а «Таймыр» вчера пришел. Сам видел!

Всегда Костя все увидит и все узнает, особенно то, что касается моря, порта, пароходов.

– Здорово Матвеев обрадуется, когда увидит Иль­ко. Знаешь, а он думал, что ты пропал. Даже испугал­ся, когда мы ему портрет показали.

Мы прошли несколько улиц и уже свернули на ту улицу, где жил друг Илько, кочегар Матвеев.

– А ведь мы напрасно, Костя, идем, – сказал я. – Матвеев сейчас, наверно, на судне. Ты знаешь, где «Таймыр» стоит?

Костя остановился, озадаченный моим вопросом. Он присел на тумбочку и задумался.

– Это верно, утром его дома, пожалуй, нету. А где «Таймыр» стоит – кто его знает. Может быть, на Ле­вом берегу. Да нас на судно все равно не пустят.

Мы с Илько тоже присели. Что же теперь нам де­лать? А вдруг «Таймыр» сегодня опять уйдет в рейс? Рейсовая линия у этого парохода короткая, а стоянки в порту еще короче. Моряки шутя так и называют эту линию – «трамвайная».

Илько даже приуныл. Мы понимали, что ему хоте­лось поскорее увидеть своего доброго друга.

Так мы сидели и молчали. Я силился что-нибудь придумать, но, как назло, ничего не придумывалось. Отчаявшись, я сказал сердито:

– Ну, Костя, неужели ты ничего не можешь придумать?

Костя тоже сердито посмотрел на меня. Он, конечно, хотел сказать: «А сам-то ты почему не придумаешь?» Он даже приоткрыл рот, но не успел произнести и од­ного слова.

– Вы что тут, ребята, делаете?

Я поднял голову и увидел – кого бы вы думали? – Матвеева. Мы сидели задумавшись и не заметили, как кочегар проходил мимо нас.

– А мы к вам хотели зайти, – растерянно сказал Костя. – Вот Илько приехал…

Матвеев взглянул на Илько и, вдруг поняв, в чем дело, и узнав своего маленького товарища, бросился к нему. Он обнимал Илько, раскачивал из стороны в сторону, не выпуская из рук, отстранял от себя и смотрел в глаза мальчику, все еще как будто не веря встрече.

А Илько прижимался к Матвееву.

Они мало знали друг друга, но вместе пережили на «Владимире» тяжелые дни. И понятно, почему их встре­ча была такой радостной, такой трогательной.

Мы с Костей, смущенные, стояли молча, смотрели на Матвеева и Илько и не знали, что делать. Во вся­ком случае, мы решили подождать, когда они разго­ворятся.

– Значит, жив-здоров, – сказал, наконец, Матве­ев. – И какой франт! Вот молодец!.. Ну, расскажи, как ты жил после «Владимира».

– Дядя Матвеев! Дядя Матвеев! – повторял Иль­ко. – Дядя Матвеев!..

– У меня вахта с двенадцати, – сообщил Матве­ев. – Сейчас на судно, а в шесть – отход. Ну, прово­дите меня немного. Рассказывай, Илько!

Илько, успокоившись и придя в себя, коротко рас­сказал обо всем, что произошло с ним после побега с «Владимира».

– Ох и переполох был утром, когда тебя не оказа­лось! – произнес Матвеев, держа руку на плече Иль­ко. – Этот маленький американец рвал и метал. А наши втихомолку над ним посмеивались. А когда «Вла­димир» уходил, больше чем полкоманды наотрез отка­зались идти в море. Хотели несколько человек судить да, видно, побоялись. Песенка-то их была уже почти спета. Вот так я и остался в Архангельске – Матвеев помолчал, потом добавил: – Хотели мы «Владимира» затопить, да не успели. Жалко, увели гады пароход!

Мы проводили Матвеева до реки Кузнечихи.

– Через пять дней вернемся, – сказал он на прощанье. – Обязательно приходите. Жалко, сейчас времени нет.

– Мы уже скоро учиться будем, в морской школе, – горделиво сказал Костя. – И Илько вместе с на­ми. А сейчас готовимся.

– Это хорошо! Будете моряками, может быть, еще плавать вместе придется. Ну, всего доброго!

Матвеев ушел. Я долго смотрел ему вслед. Он был совсем небольшого роста, но широкая спина и могучая шея выдавали его немалую физическую силу. Недаром он работал кочегаром, а дело это, как мы знали, было очень нелегкое.

Вернувшись домой, мы сразу же решили готовиться к занятиям в морской школе. Костя сказал, что подго­товку нужно проводить, как в настоящей школе.

– Я буду преподавателем математики и физики, Димка пусть обучает русскому языку, а Гриша – хи­мии. На уроке математики ты, Дима, и ты, Гриша, бу­дете, как и Илько, учениками, а на русском я буду учеником. Согласны?

– Согласны, – сказал я. – Только Илько тоже пусть будет преподавателем. Пусть он обучает нас ри­сованию.

– Правильно, Илько будет преподавателем по ри­сованию.

Костя где-то раздобыл осколки разбитой алебастро­вой игрушки-собаки. Этими осколками мы писали, по­жалуй, не хуже, чем мелом. Классной доской служила дверь, снятая с погреба.

Первый урок – урок математики – прошел благо­получно, если не считать маленькой неприятности с Гришей. В середине урока ему вдруг наскучило си­деть смирно и слушать объяснения Кости. Он сделал из бумаги хлопушку и оглушительно выстрелил.

– Осокин, – строго сказал Костя, – выйди!

Гриша посмотрел на улицу – там ребята играли в «чижика» – и вышел. На уроке русского языка слу­чилась подобная же история. Только я не выпроважи­вал Гришу из класса, а он сам обратился ко мне:

– Дмитрий Николаевич, позвольте выйти!

– Не пускай, – сказал Костя. – Ему хочется в «чижика» поиграть.

– Да, а если у меня живот болит, – жалобно воз­разил Гриша.

Минуту спустя он уже размахивал на улице лопат­кой, обороняя от «чижика» вычерченный на земле котел.

Зато на уроке химии Гриша вел себя как самый строгий учитель. Однажды он даже хотел поставить Костю голыми коленями на мелко раздробленные кам­ни. Раньше так наказывали учеников. Но Костя вос­противился, сказав, что теперь не царское время и что Советская власть телесные наказания в школах запре­тила. Гриша, конечно, и сам знал, что таких наказаний теперь нет.

– А стоило бы тебе постоять, – сказал он, прика­зав Косте сесть на место. – Плохо, Чижов! Нужно быть на уроках более внимательным!

Косте пришлось промолчать: ничего не поделаешь, Гриша сейчас – преподаватель. Но Гриша, объясняя урок, сам так запутался в формулах, что потом мы все вместе не смогли распутать. В конце концов «препода­ватель» сказал:

– А ну их, эти формулы! Я вообще терпеть не могу всякую химию.

Самым прилежным учеником был Илько. Он стара­тельно решал примеры, писал сочинения, заучивал фор­мулы. И отметки у него неизменно были отличные.

Наш «класс» просуществовал несколько дней. Гри­ша получил от своего брата увеличительное стекло и занялся изготовлением проекционного фонаря.

– Некогда, – отмахивался он, когда мы его звали на уроки. – Лучше приходите сегодня к нам в сарай. Будут туманные картины. Не хуже, чем в кинемато­графе.

Но Илько продолжал приходить к нам, и мы помо­гали ему готовиться в морскую школу. У него была удивительная память, и сам он учился с таким рвени­ем, какого, пожалуй, мы с Костей никогда не знали.

– Ты, Илько, уже нас обгоняешь, – сказал как-то Костя. – Мы таких примеров еще не решали. Наверно, ты станешь профессором или изобретателем.

Илько улыбнулся:

– Я изучу все-все… – произнес он мечтательно. – Стану ученым и поеду в тундру учить людей жизни. – Он подумал и добавил: – Новой жизни, какой в тундре еще никогда не было.