"Окликни меня среди теней" - читать интересную книгу автора (Кривенко Евгений Владимирович)

6. Эрна

Станция железной дороги находилась на окраине города. Ветер кружил над путями опавшие листья - их было заметно больше, чем неделю назад. Поезд подходил, расстилая над равниной полосу дыма. Грегори не стал выходить из машины, смотрел сквозь ветровое стекло.

Под ногами задрожала земля - с шумом выпустив пар, мимо прошел паровоз. Пахнуло горьковатым дымом, мимо проплыл почтовый вагон с зарешеченными окнами, потом пассажирский. Со скрежетом тормозов поезд стал. Глянув направо, Русов увидел, что дальше тянется стена товарных вагонов. Открылась дверь, и появился проводник в форме. Никто не вышел, и никто кроме них двоих не сел на поезд в Другом Доле.

Грегори помахал из автомобиля, Джанет махнула в ответ. Русов с трудом втащил чемодан на площадку, мешала двустволка за плечами.

Вагон был почти пуст. Джанет устроилась у окна, а Русов сел рядом, примостив двустволку между собой и Джанет. Раздался пронзительный свисток, вагон дернуло. Платформа, здание вокзала и автомобиль с Грегори поплыли прочь. Русов был снова в пути.

Джанет покопалась в сумочке, достала красную ленту и завязала глаза. Потом устроилась поудобнее и вскоре задремала. Ее лицо показалось Русову по-детски беспомощным - перевязанное лентой, неловко приткнутое к обивке сиденья. От девушки исходил тонкий аромат духов.

Русов стал смотреть в окно, но не увидел ничего интересного: кукурузные поля, иногда фермерские домики. Постепенно и он задремал…

Колеса визжали, как полозья по снегу. Серые тени плыли мимо в морозном тумане. Он снова был маленьким мальчиком, снова ехал к ледяному морю, и мама склонялась над ним, баюкая и загораживая от ползущих за окном теней золотой завесой своих волос.

Русов проснулся от тяжести на плече - это Джанет положила на него голову и тихонько посапывала во сне. Русов улыбнулся, ему было неожиданно приятно, и постарался не шевелиться. Поезд постоял на маленькой станции и поехал снова. Русов заснул опять.

Когда проснулся, Джанет сидела прямо, глядя в окно. Поезд шел среди леса: пылали багрянцем деревья, кое-где желтела листва берез. Надо всем раскинулась глубокая синева небосвода. За время сна Русова поезд словно миновал невидимую границу и въехал в другую страну, страну осени. Возможно, местность здесь была выше и деревья чувствовали приближение зимы, а может, сказывалось общее похолодание в Западном полушарии, и в этих краях, ближе к хмурой Атлантике, осень наступала скорее.

– Что это за деревья? - Русов указал на багряные факелы.

Джанет поглядела искоса, вечно у нее насмешка во взгляде. Но все равно, глаза красивые - зеленого цвета, совсем как трава под рвущимися к небу языками холодного пламени.

– Клены, - она поправила волосы. - Мы называем эту пору «индейским летом». Красиво, правда? Разве у вас такого не бывает?

– Клены у нас не растут, - хмуро ответил Русов. - В наших краях сначала желтеют березы. Потом начинают идти дожди, а затем ложится снег. Надолго.

– Дождей и тут хватает, - рассмеялась Джанет. - И снега тоже. Раньше, говорят, выпадал ненадолго, а теперь держится всю зиму. Давай-ка поедим.

Она достала из сумки курицу, бутерброды и термос с кофе.

– Дядя Грег рассказывает, - беззаботно говорила она, раскладывая снедь на откидном столике, - что раньше в поездах были вагоны-рестораны. С белыми скатертями и настоящими официантами. Даже не верится. Может быть, есть и сейчас, но не на этой дороге. Здесь ездит мало народу. Но ехать на машине неудобно, слишком далеко и дорого обойдется.

Поев, они снова стали смотреть в окно. Поезд шел медленно, Джанет объясняла:

– Видишь, словно красная проволока на деревьях - это дикий виноград… А вот это шиповник, - она указала на темно-зеленые заросли. - Надо свозить тебя в лес, показать, что у нас растет. Ах да, ты уже был в лесу. Но вам, кажется, было не до ботаники.

И она весело рассмеялась.

Вечерело. Поезд шел над рекой, постепенно втягиваясь в холмы. Джанет не умолкала, рассказывая, как ездила с детьми в летний христианский лагерь, как устраивали там состязания скаутов. Наконец угомонилась.

Холмы стали выше, багряные краски на склонах померкли, в долине сгустились сумерки. Загорелся желтый электрический свет, и за окнами стало темно.

Джанет спала, откинув голову на спинку сиденья; волосы потускнели, устало рассыпались по обивке. Русов сидел настороженный, чувствуя боком приклад двустволки. Ему внушала опасение темнота за окном. Недалеко от этих мест их преследовали волки, а в ночном лесу он повстречался с Уолдом…

Но вскоре посветлело, из-за холмов появился серп луны. Он снова был таким, как Русов увидел над Лабрадором - месяц минул с тех пор. Казалось, луна вышла охранять их, свет был грустен и спокоен, и Русов немного расслабился.

И в самом деле, ночь прошла спокойно. Русов то засыпал, то просыпался и в тусклом свете видел лесистые долины, поля и реки - незнакомую и все же чем-то близкую землю Америки. Близкую, наверное, потому, что так же отчаянно боролась за выживание, как и земля на его далекой родине.

Наконец стало светать. Туман стлался над полями, громадные тени маячили сквозь него. Подошел проводник - сказать, что подъезжают.

Когда поезд стал замедлять ход, туман отчасти рассеялся, и открылись горы. Багряные, изрытые руслами ручьев, они напомнили Русову сопки над его родным городом, только эти были выше, и лес доходил до самых вершин.

Их встречали: к вагону быстро шла женщина средних лет, в темном плаще и с развевающимися волосами. Она была ниже Джанет, но лицо с выступающими скулами выдавало семейное родство. Волосы были уже не золотые, как на фотографии, а цвета темного меда.

Джанет бросилась ей на шею, а женщина поверх плеча дочери оценивающе оглядела Русова.

– Это наш постоялец, мама, - объяснила Джанет. - Юджин. Тот самый, что прилетел из России.

– Да, ты рассказывала, - женщина протянула Русову узкую ладонь. - Рада вас видеть. Зовите меня Эрна.

Они пошли к машине, такой же маленькой, как у Джанет. Русов с трудом поместился на заднем сиденье. Но с места Эрна тронулась плавно, не то, что ее дочь.

Городок был небольшой, главная улица вилась вдоль реки. Пока ехали, туман совсем растаял, открыв красивую долину с разноцветными домиками. Русов заметил, что многие стоят с заколоченными окнами.

– Здесь трудно найти работу, - пояснила Эрна, наблюдая за Русовым в зеркале заднего вида. - Вот многие и уехали.

Свернули к дому. И здесь росли дубы, сияя золотом по сторонам подъездной дорожки. Остановив машину, Эрна с улыбкой глядела, как выбирается Русов: тому мешала двустволка.

– Здесь спокойно, Джан, - сказала она. - Не обязательно было тащить с собой эту артиллерию.

– А у нас не очень, мама, - возразила Джанет. - Ты знаешь, что его спутника убили? Я не стала говорить по телефону.

– Слышала в новостях, - спокойно сказала Эрна. - Но ружье не оборонит от зла, что носишь в собственном сердце.

Джанет помрачнела:

– Любишь ты говорить загадками, мама.

Эрна рассмеялась и привлекла дочь к себе.

Русов тем временем втащил чемодан на веранду и раздумывал, как быть с двустволкой? Она казалась чуждой на чистой белой веранде, и Русов обрадовался, когда вошли в гостиную, и Эрна указала на стенной шкаф, где можно было спрятать оружие.

Они позавтракали за большим круглым столом. Новым для Русова было то, что Эрна прочитала молитву. Когда-то мать приучала его молиться перед едой, но Русов стеснялся насмешек окружающих. Теперь он тоже склонил голову, но повторять за Эрной слов не стал.

Какой смысл в молитвах? Кто их слышит?

После завтрака мать и дочь продолжили разговор, а Русов то смотрел в окна - на горы за рекой, то оглядывал гостиную. На стене висел портрет, с него сдержанно улыбался мужчина в военной форме - как догадывался Русов, покойный муж Эрны и отец Джанет.

Разговор скоро наскучил Русову, так как вращался вокруг одной темы: Джанет уговаривала мать переехать в Другой Дол, а та спокойно, но твердо отказывалась. Русов поблагодарил за еду и пошел бродить вокруг дома. Он оказался меньше, чем дом Грегори, старые дубы протягивали засохшие сучья над дорожками небольшого сада, пахло прелой листвой.

Русову не понравился вид некоторых ветвей: того и гляди, могли обломиться. Он вспомнил, как возил рабочих обрезать деревья на улицах Кандалы, вернулся в дом и спросил у Эрны разрешения навести порядок в саду. Та согласилась и даже отыскала в сарайчике за домом пилу и веревку.

Вскоре Русов уже забрался на ближайший дуб и стал спиливать мертвую ветвь. Чтобы при падении ничего не поломала, обвязал ее веревкой и, перекинув свободный конец через другой сук, закрепил внизу.

Эрна и Джанет вышли на веранду.

– Юджин, не сверни шею, - весело сказала Джанет. - А то пробудешь в больнице дольше, чем в прошлый раз.

Наконец дерево протестующе заскрипело, ветвь надломилась и повисла на веревке. Русов спустился и, потихоньку вытравливая веревку, аккуратно уложил сук на землю.

Эрна и Джанет похлопали, словно цирковому артисту, и скрылись в доме.

Русов снова забрался на дуб и, примериваясь к следующей ветви, заметил в соседней роще солнечный зайчик. Сначала подумал, что это солнце отразилось в стеклах проезжавшего автомобиля, но дороги там не было, а зайчик долго не гас. Занятый делом, Русов перестал обращать на него внимание, и отблеск исчез. К обеду запарившийся от работы Русов забыл об этом случае.

Когда подошло время ленча - настоящих обедов, как с вздохом вспомнил Русов, в Америке не было, - стало почти жарко. В голубом небе не появилось ни облачка. Ленч оказался легковесным для проголодавшегося Русова: рагу из овощей с надоевшей курицей, и кофе с вкусными, но слишком маленькими печеньицами.

В гостиной заметно посветлело. Русов спилил уже немало ветвей, и горы сделались ближе, они словно заглядывали в комнату.

– Как называются эти горы? - кивнул он в сторону окна.

– Аллеганские горы, - с грустью сказала Эрна. - Джон любил рыбачить там в ручьях. Иногда и я ездила с ним ловить форель.

Так что ленч закончился на грустной ноте, и Русов пошел работать дальше. Теперь он распиливал ветви на куски, а самые толстые еще и колол, чтобы годились для камина. К вечеру сложил в сарайчике приличных размеров поленницу и пошел в дом вымыться.

Эрна смотрела на Русова заметно ласковее, и после обеда, хотя было тепло, разожгла в камине огонь. Окна потемнели, в стеклах отразились языки пламени. Некоторое время еще виднелись дубы - словно гигантские тени на фоне глубокой синевы, но потом отступили в темноту.

Русов устроился в мягком кресле, чувствуя, как наплывает дремота. Эрна и Джанет тихо говорили о чем-то.

Все стихло, сон уже уносил Русова, когда его разбудило негромкое восклицание Джанет.

Русов вздрогнул и машинально потянулся за двустволкой, но пальцы схватили пустоту. Он с отчаянием вспомнил, что ружье осталось в шкафу. Но тут же понял, что оно не понадобится. Джанет напряженно глядела на мать - та откинулась в кресле и, казалось, спала. Но лицо заострилось, застыло, и даже красные язычки - отражение огня в камине - словно замерли в широко открытых глазах.

Не отрывая взгляда от матери, Джанет заговорила:

– Не пугайся, Юджин. С мамой все в порядке. Такое с ней бывает. Иногда.

И тут губы Эрны задвигались. Голос звучал монотонно и глухо, словно приходил издалека:

– Я стою на развилке. Вокруг сумерки, две дороги расходятся отсюда. Какие-то цифры видны вдоль них. Возможно, они обозначают расстояние, но скорее это годы, я не могу разглядеть точно. По одной дороге, чем дальше, тем темнее. Ужас притаился впереди. Вдоль другой дороги постепенно светлеет. Я вижу красивые дома и играющих детей. Но потом и на ней сгущается тьма… Теперь я вижу людей, много людей. Целые толпы сворачивают на темную дорогу, и пропадают из виду… Я вижу вас, - тут голос Эрны дрогнул. - Вы идете, держась за руки. Вы сворачиваете на светлую дорогу, и она становится еще светлее, а темнота отступает дальше. Но все равно, ужас поджидает и на ней…

Эрна смолкла, зрачки еще больше расширились, и пламя камина словно ожило и затрепетало в них. Но нет, это было иное, более яркое пламя.

– Я вижу женщину, - сказала она, и голос прозвучал очень ясно. - Она стоит в конце пути. Вокруг сад изумительной красоты, и от женщины исходит свет. Я никогда не видела такого яркого света. Но он не ослепляет глаз.

– Это не Дева Мария? - вдруг спросила Джанет, и Русова поразил обыденный тон ее голоса. - У меня есть подруга католичка, она…

– Нет, - голос Эрны упал до шепота, и свет в глазах померк. - Я впервые ее вижу. Мне кажется, она не из нашего мира.

Она опустила голову на грудь. Потом встала, оперлась на руку Джанет, и та увела ее из гостиной. Через некоторое время Джанет вернулась и проводила Русова в приготовленную для него комнату. Так странно закончился этот день.

Комната была маленькой, кровать узкой, и, как догадался Русов, когда-то принадлежала Джанет. На стенах сохранились фотографии кинозвезд. Русов подошел к окну: и здесь дубы, но за речной долиной, заполненной белым туманом, поднимаются вершины гор, багровые в лучах канувшего за горизонт солнца.

Русов разделся и лег, приноравливаясь к узкой постели. О чем мечтала в ней Джанет, засыпая? Кто разберет этих девушек. Хотя, скорее всего, о кинозвездах.

Он улыбнулся и скоро заснул.

Утром они столкнулись в дверях ванной. Джанет выходила, хмуро вытирая мокрые волосы. Русов посторонился и вежливо сказал:

– Доброе утро.

Джанет что-то буркнула и ушла.

После завтрака поехали на кладбище, навестить могилу отца Джанет. Кладбище раскинулось на окраине - кресты и памятники взбирались по зеленому лугу, и было их, наверное, больше, чем жило людей в городке.

Машину оставили у начала склона. Эрна пошла вперед, уверенно выбирая дорогу среди белых надгробий. За матерью заскользила Джанет, в светлом плаще похожая на призрак. Русов удивился странности пришедшего в голову сравнения и пошел следом.

…И остановился.

Залитый утренним солнцем склон вдруг исчез. Русов снова был в тайге, в мрачном заболоченном лесу, и тяжелый злобный взгляд следил за ним из-за обомшелых ветвей.

«Медведь!». - молнией пронеслась мысль.

Русова обдало холодом, забыл двустволку дома. В следующий миг он вспомнил, где находится, и снова увидел безмятежно зеленый луг с белеющими за рощей строениями городка. Здесь не могло быть медведей. Здесь был кто-то другой.

Черные волки? Поклонники Трехликого?

Отчаянным усилием воли Русов попытался сохранить самообладание. Он непринужденно сунул руки в карманы и возобновил ходьбу.

Раздался тихий свист. Русов встал как вкопанный и больше не двигался. Две фигуры в странной молочно-белой одежде появились из-за надгробия слева. Две, точно такие же, возникли справа. Краем глаза Русов уловил движение позади. Фигуры казались нереальными и одновременно странно уместными среди белых крестов и надгробий - в бесформенном светлом одеянии от макушки до пят, без прорезей для глаз. Непонятно, как они могли видеть, но видели прекрасно. Фигура слева приказала бесцветным голосом:

– Никому не шевелиться! Ты, вытащи руки из карманов! Медленно, иначе будет плохо.

Вторая что-то сказала на незнакомом Русову языке. Голос прозвучал музыкально - взлетая, а затем опускаясь, и язык походил на китайский, но им не был, китайского Русов наслушался вдосталь.

Фигура вытянула руку - в ней оказался маленький серебряный пистолет, - и направила на продолжавшую идти Эрну. Русов не услышал выстрела, даже щелчка, а дальше все происходило уже одновременно.

Эрна стала клониться, в темном плаще похожая на подрубленное деревце. Упала ничком, выбросив вперед руки, как будто стараясь оказаться поближе к могиле мужа… Джанет закричала и бросилась к матери, полы плаща взметнулись от отчаянного движения… Русов стал медленно, как ему и сказали, вынимать руки из карманов. Но перед этим успел открыть футляр Сирина, вытащить первый цилиндрик, и теперь надавил пальцами на его концы. Он больно укололся при этом, ладонь будто толкнул изнутри упругий холодный комок. Сразу все поплыло перед глазами, и несколько мгновений Русов не сознавал, что происходит.

…Вскоре пришел в себя.

Он стоял на коленях, упираясь руками в приятно холодившую ладони землю. Каждая былинка и каждый упавший листок были видны с необычайной, пронзительной четкостью. И в сознании Русова была та же холодная ясность. Он медленно встал на ноги. Все кругом замерло, как на остановленном кинокадре. В этом застывшем мире мог двигаться он один.

Первой увидел Джанет, та лежала неподалеку. Она упала навзничь - руки беспомощно раскинуты, на лице выражение отчаяния…

Но не только оно.

Русов замер. Он увидел, как стало меняться лицо Джанет. Словно иной чем солнечный, таинственный мягкий свет пролился откуда-то, совершенно преобразив его. Куда девалась угловатость и жесткость черт? Куда девалось отчаяние? Чудным светом, покоем и красотой просияло лицо Джанет на фоне смятой травы и разметавшихся волос. Потрясенный Русов даже забыл дышать. Только лицо матери он помнил таким прекрасным, но сквозь дымку многих лет…

Еще некоторое время Русов всматривался, потом облегченно вздохнул. Грудь девушки вздымалась и опускалась - Джанет дышала.

Он с трудом оторвал взгляд и перевел на Эрну. Что-то было не так с ее распростертым телом, но, прежде чем заняться ею, Русов осмотрел нападавших.

Их оказалось шестеро: по двое справа и слева, и еще двое позади. Все лежали распластанные, будто медузы, выброшенные из морских глубин на солнечный луг. Русов наклонился над тем, кто целил в Эрну. Похоже, это был обыкновенный человек, только в странном балахоне, ткань которого уже изменила цвет - с белого, в тон мраморных надгробий, на травянисто-зеленый. На месте лица щиток из пластика - скорее всего, прозрачный изнутри, на руках перчатки.

Русов брезгливо вытащил из пальцев пистолет и оглядел: не огнестрельный, блестящий стержень вместо ствола. Наверное, парализующего действия. В таком случае Эрна просто потеряла сознание. Русов бросил пистолет в траву и выпрямился. Пусть эти уроды поспят.

Он подошел к Джанет и остановился, все еще с удивлением разглядывая ее. Чудный свет угас, и теперь лицо было просто красивое и спокойное. Русов нагнулся и поднял девушку. Она показалась не тяжелой: наверное, возня с бочками на складе укрепила мускулы. Когда нес ее к машине, осторожно выбирая места, куда ступить, то вспомнил, что уже видел эту картину. Во сне, в самолете, летящем с одного континента на другой над морем изо льда и тумана…

Поудобнее устроив Джанет на переднем сиденье, Русов отправился за Эрной. И еще не прикоснувшись к ней, по неподвижной груди и остекленевшим глазам понял, что она мертва. Наверное, от разряда остановилось сердце.

Русов не осмелился трогать ее. Спотыкаясь, побежал к машине, завел двигатель (помнил, как это делала Джанет), тронулся слишком резко, едва не налетев на дерево, наконец справился с управлением и погнал к городку.

Первый же встречный указал, где больница. Русов внес Джанет на руках - к счастью, двери открылись автоматически, - и вокруг захлопотали медсестры.

В машине скорой помощи поехал с санитарами на кладбище. По пути, завывая сиреной, присоединился полицейский автомобиль. Санитары склонились над Эрной - Русов с тошнотворным чувством вспомнил, что так же было с Сирином, - и тут же выпрямились.

– Она мертва, сэр. Уже ничего нельзя сделать.

Полицейские бродили по кладбищу, недоверчиво поглядывая на Русова: нападавшие бесследно исчезли. Тело Эрны погрузили в скорую, а Русов получил приказ сесть в полицейскую машину, снова за прозрачную перегородку.

Вернулись к больнице, полицейские зашли туда вместе с Русовым. Появилась медсестра.

– Все в порядке, мистер. - Она моргнула красными от недосыпания глазами. - Похоже на разряд из парализатора. Через час-другой придет в себя. Не должно быть никаких последствий.

Здешний шериф не походил на Боба Хопкинса: был низкого роста, тянул слова, а глаза бегали по сторонам, не задерживаясь ни на Русове, ни на заваленном бумагами столе.

– Это, наверное… гм, парни из Лимба. Появляются иногда пограбить. Повезло, что сумели от них отделаться. Обычно они всех приканчивают.

Русов начинал злиться: весь день его продержали в полицейском участке, правда не за решеткой.

– Надо организовать погоню! Вряд ли они далеко ушли.

Глаза шерифа перестали бегать и уставились на Русова. Они оказались маленькими и довольно злыми.

– Я сам знаю, что мне делать, мистер. Вы тут не указывайте. И вообще, если бы не отзыв мисс Линдон, я бы вас задержал. До выяснения всех обстоятельств. Ступайте!

Этот наглый тон Русову был знаком: и в России, и в Америке маленькие начальники разговаривали одинаково. Пожав плечами, он встал и, не говоря ни слова, вышел из полицейского участка. Черт с ними - с белыми. Его волновала Джанет.

Эрну положили наверху, в спальне. Джанет рыдала над телом матери под присмотром соседей. Русова попросили не подниматься. Он молча достал из шкафа двустволку и сел у окна. Горы высились за рекой, багровые от подножия до вершин в лучах заходящего солнца.

Наконец соседи ушли, тихо переговариваясь. Горы померкли, от реки поднялся белый туман и стал затягивать городок. Белизна мутнела - подкрадывались сумерки. Как-то быстро стемнело. На этот раз от ночи исходила угроза: пару раз раздался пронзительный крик, похожий на птичий, но Русову показалось, что кричала не птица. Хотя вряд ли это были белые. Русов не сомневался, что если они нападут, то до последнего мгновения не услышит ни звука.

Его руки сжимали холодный ствол ружья. Каким бесполезным оно казалось! На них явно напали профессионалы. Из американской, китайской или российской секретной службы (вдруг искали угонщиков самолета) - Русов не знал. Парализаторы редкое оружие, а про ткань, меняющую цвет в зависимости от окружения, он вообще не слыхал. Их спас случай и подарок Сирина. Неясно, что нужно белым фигурам, но, скорее всего, они вернутся.

Что он будет делать? Как защитит Джанет?

Русов едва не заплакал, придавленный чувством беспомощности.

И тогда на ум пришло воспоминание.

Мать уже тяжело болела, под спину были подложены подушки, а на лице горел лихорадочный румянец. Как обычно по вечерам, она читала вслух Библию и после слов: «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной», закрыла книгу, утомленно прислонилась щекой к подушке и сказала:

– Как наивны люди, как слепы! Всю жизнь ходят, словно по краю пропасти, но не видят ни бездны под собой, ни над собой. Они думают, что блуждают одни, без помощи. Но стоит позвать, и помощь будет оказана. Вопрос лишь в том, готовы ли они платить и кому - бездне вверху, или бездне внизу? В обоих случаях цена высока.

– Мама, - вспомнил Русов собственный неуверенный голос. - Тогда попроси, чтобы ты выздоровела.

Мать рассмеялась, но потом стала кашлять, прижимая уголок простыни ко рту.

– Мой милый мальчик, я просила и скоро буду здорова. Мы еще погуляем с тобою вместе. А ты запомни - если придется совсем тяжело, ты всегда можешь просить помощи… у той бездны, что вверху. Ценою может быть твоя жизнь, но не бойся, ее не возьмут у тебя. А если и возьмут - так это все равно случится рано или поздно, так что неважно…

Русов очнулся.

Мать учила его молиться - это был единственный дар кроме жизни, который оставляла ему в чужой для себя стране, но он стеснялся, а потом просто забыл. Да и не очень верил в помощь свыше, несмотря на слова матери. Отец приучал его полагаться только на себя. Но попытка не пытка, он попробует - не ради себя, а ради Джанет, - обратится напрямую к Тому, кто живет в бездне вверху. Почему Джанет должна страдать?

Он с отчаянием сказал:

– Моя мама верила в тебя, Господь. Но ты не спас ее. Спаси хотя бы Джанет, я сам не могу. В обмен располагай мной, как тебе будет угодно.

Не знал Русов о завете древних: «живи незаметно». Не знал, как голодна может быть бездна - все равно, вверху или внизу, - по мольбе, по просьбе, по живому слову. Не задумывался о цене исполнения желаний…

Слова прозвучали наивно и по-детски. «И что теперь? - подумал Русов уныло. - Ангелы явятся на помощь? Едва ли».

Он прикусил губу, но вскоре голова стала клониться на грудь, и он уснул. Сон был глубок - словно дом и все, что в нем было, погрузились в темную бездну вод.

Русов спал.

И видел во сне туман…

Туман ползёт в ночи, сочится сквозь призрачные заросли, протягивает белесые щупальца к домам, закутывая ватным одеялом, чтобы ничего не видели и не слышали, - и клубится дальше.

Даже в нескольких милях от города дорога почти не видна, лишь деревья сторожат ее смутными тенями. Два светлых пятна от фар мчатся, освещая только асфальт перед капотом, а дальше упираясь в белую стену, но она не помеха: лобовое стекло внедорожника «Великая Стена» превратилось в экран радара и в зеленоватом свете все видно совершенно отчетливо.

Огромный трейлер сбавляет ход и еле ползет: пожилой водитель тоже глядит на экран радара, но не слишком доверяет электронике.

Туман становится плотнее, уже не разглядеть пальцев вытянутой руки. Все зыбко, неопределенно, словно туман размывает незыблемые границы между мирами. Тени деревьев расплываются, делаясь странными: земные ли это деревья?..

Русов стоит на берегу. Здесь тоже туман - темная вода не колышется, и за ней сквозь дымку видны белые чаши цветов на высоких стеблях. Среди цветов сидит женщина, отвернув лицо и обхватив колени руками. Платье слабо светится.

– Мама? - неуверенно зовет Русов. Он хочет перейти к ней, темная полоса кажется совсем узкой, но вдруг чувствует, какой мертвенный холод исходит от этой воды.

Женщина поворачивает голову, и он судорожно вздыхает. Это не мама! Словно тончайшая жемчужная ткань струится перед лицом, и оно видно не отчетливо, но сразу приковывает взгляд Русова странной, холодной, мерцающей красотой…

– Кто ты? - хрипло спрашивает он.

– Ты все равно забудешь. - Сердце Русова трепещет от мелодии этого голоса, но холод делается еще пронзительнее.

– Твоя мать слишком часто приводила тебя сюда. - Женщина слегка улыбается, и от улыбки по туману словно прыгает волна света. - Ты нашел дорогу, а значит, получишь помощь. Но я помогу лишь раз или два. Дальше Мою силу явят те, кого ты пожалеешь и кого полюбишь.

– Ты говоришь загадками, - неуверенно произносит Русов.

– Тебе лучше найти отгадки! - От лица женщины словно полыхает молния, и сердце Русова на миг останавливается, а туман относит во все стороны. - Отныне за тобою будет погоня. Слишком боятся тех, кто может приблизиться к границам Сада.

– Какая погоня?.. - спрашивает Русов. И умолкает.

Странный звук раздается вдали - не сразу понимает, что гудит мотор автомобиля.

Русов поворачивается, пытаясь что-нибудь разглядеть, но видит только, как летят прочь перья тумана.

Вдруг темнеет. Русов оглядывается - но не видит ни женщины, ни черной воды, ни цветов. Стоит по колено в белизне, и смутные тени деревьев высятся с обеих сторон. Он дрожит от холода и оборачивается снова.

Шум нарастает, появляются два светлых пятна от фар.

Внезапно оскаленная морда радиатора выныривает из тумана, а выше обозначаются белые пятна лиц.

Русов в отчаянии вскидывает руку, словно это может остановить мчащуюся машину.

Автомобиль налетает на него.

…И проезжает насквозь.

Какая-то тень появляется из мутной белизны и тотчас исчезает.

На лобовом стекле, куда радар выводит изображение дороги, внезапно пропадают летящие навстречу силуэты деревьев - вся электроника отказывает разом.

Водитель заколдованно глядит вперед и не сразу замечает это.

В следующую секунду уже поздно.

Исчезает и дорога, машина несется в серой пустоте.

Затем вспыхивает огромный костер, и багровый туман кипит, пытаясь дотянуться щупальцами до искореженной груды металла.

Из перекошенной кабины трейлера вываливается человек и, прихрамывая, убегает от адского пламени.

Больше движения нет, кроме пляски огня в тумане…

Он очнулся из-за холода, с ледяным ружейным стволом в руке. Красное зарево все еще стояло перед глазами. Русов поморгал и с трудом пришел в себя.

Не было ни дороги, ни страшного костра. Только серый туман за окном, да стекла сочились холодом. Лязгая зубами, Русов сунул руки под мышки и уткнулся подбородком в грудь. Он не хотел больше засыпать, не хотел видеть таких жутких снов, но опять задремал…

Во второй раз проснулся от света. Молочный туман стоял за окном, и в доме было очень тихо. Сразу вспомнился вчерашний день. Русов встал и с ружьем в руке стал подниматься по лестнице.

Эрна лежала на кровати. Кисейный полог вверху слегка колыхался, от открытого окна тянуло свежестью. И здесь за окном стоял туман, но был светлее, и сквозь перламутровое сияние проникал золотистый свет.

Джанет сидела рядом с кроватью, голова склонилась на грудь, как недавно у Русова. Тотчас проснулась и, непонимающе глянув на Русова, перевела взгляд на мать:

– Тише, Юджин. Она в пути. Я видела ее на дороге. Она обернулась и помахала мне рукой.

На этот раз Русов увидел семейный памятник Линдонов - мраморный монумент на зеленом лугу, с надгробиями вокруг. Церемония была многолюднее, чем похороны Сирина: должно быть, Эрну хорошо знали в городке. Русова удивило, что у вырытой могилы были поставлены стулья и все уселись на них.

Пастор повел заупокойную службу непривычно, без пения и размахивания кадилом. Русов мало вслушивался в слова: отрывки из Библии, случаи из жизни городка, в которых Эрна играла важную роль. Вдыхал запах свежевскопанной земли и смотрел на Джанет - печальную и одновременно какую-то просветленную, словно чудный вчерашний свет все еще медлил на ее лице.

Пастор прочел последнюю молитву: «Пыль к пыли, пепел к пеплу. Да благословит ее Бог!». Гроб опустили в могилу, и по доскам застучали комья глины. Так закончила свой земной путь мать Джанет.

«Как недавно и Сирин, - с горечью подумал Русов. - Что-то многовато похорон за один месяц».

И с тревогой посмотрел на Джанет, которая не отрывала взгляда от засыпаемой могилы.

Они уехали этой же ночью. Русов боялся оставаться и несколько раз напоминал Джанет, что их ждут на работе. К его удивлению, Джанет послушалась. На него глядела с ненавистью, губы дрожали, но покорно укладывала в чемоданы какие-то девичьи сувениры и вещи матери… Русов еле уместил два чемодана в машине.

Отъезд походил на бегство. Русов вел автомобиль нервно, заглядывая в каждый переулок. На станции поговорил с дежурным, и тот за пять тысяч долларов согласился отогнать машину обратно. В ожидании поезда Джанет безучастно сидела на чемодане, а Русов маялся, глядя то на нее, то в темноту вокруг станции.

Наконец послышался свисток паровоза, ослепительный свет залил пути, из-за поворота стал выползать поезд.

Вагон оказался пуст. Русов усадил Джанет у окна, а сам сел со стороны прохода, сжимая двустволку. Снова закричал паровоз, они тронулись.

Свет в вагоне еле горел, смутные тени плыли за окнами. Русов знал, что это всего лишь деревья и гадал: успеет ли заметить другие тени - еще темнее, еще стремительнее, которые скользнут по вагону прямо к ним? Он сомневался в этом. Голова то и дело падала на грудь, он вскидывал ее и глядел на Джанет. Против ожидания та спала, рассыпав тускло-медные волосы по спинке кресла.

А колеса стучали, визжали, пели, унося их из страны гор на равнину. И равнина открылась утром - вся в тумане, редкие деревья и крыши одиноких домов поднимались над ним. Русову не верилось, что благополучно пережили ночь.

Взошло солнце, растаял туман, проснулась Джанет. Она ушла в туалет и вернулась аккуратно причесанная, но с хмурым отчужденным лицом, разговаривать с Русовым не стала. Еще через два часа поезд остановился в Другом Доле.

От вокзала взяли такси - кургузого жука желтого цвета. Чемоданы поместились в багажнике, на заднем сиденье хватало места для двоих, но Джанет демонстративно поставила рядом сумочку, и Русову пришлось сесть вперед. Всю дорогу молчали.

Дома Джанет сразу поднялась к себе, предоставив рассказывать обо всем Русову. Грегори помрачнел, услышав сбивчивое повествование, и встал, опираясь на палку.

– Надо успокоить девочку.

Но не успел подойти к лестнице, как наверху опять появилась Джанет. Вытянув руку в сторону Русова - жест показался ему театральным, - она закричала:

– Это он во всем виноват! Это он притащил за собой белых убийц. Сначала они убили его напарника, а потом стали добираться до него самого. Этот мерзавец прикрылся моей мамой! Из-за него она умерла…

Джанет зарыдала и сползла на пол, обхватив балюстраду руками. Грегори кое-как поднялся по лестнице, тоже сел на пол и обнял девушку за плечи.

Русов почувствовал, что у него загорелись щеки. Не зная, куда себя деть, он зашел в комнату Грегори. Внезапно сам собою включился компьютер, и на экране возникла надпись:

«Поздравляем. Счет 2:0 в твою пользу. До новой встречи!».

Русов ошеломленно глядел, а потом подкосились ноги, и он сел на койку. Шло время, а он не мог тронуться с места. Наконец распахнулась дверь, и вошел Грегори. Увидев Русова на смятой постели, он сложил губы в брезгливой улыбке. Хотел что-то сказать, но проследил за его взглядом и словно сработал невидимый выключатель: лицо сделалось спокойным, только веко подергивалось.

Он подошел к компьютеру, выключил его и сел на стул. Аккуратно прислонил палку к столу.

– Итак, они добрались и до тебя, - голос был холоден и спокоен.

– Кто «они»? - спросил Русов, с трудом приходя в себя.

– Цзин. В переводе с китайского - призраки. Их еще называют «люди в белом». Считается, что это китайская секретная служба, но я сомневаюсь. Не думал, что к моему компьютеру можно подключиться. Придется усовершенствовать систему защиты.

– Я понятия не имел, кто они такие, - простонал Русов и потер виски. В них начала пульсировать боль.

– Странно, - слова Грегори обжигали холодом. - Неужели о них не знают в России? Они вездесущи. Хотя не имеют права действовать на Территориях США, но у них есть покровители в самых верхах. Они неуловимы. Их не задерживают, даже если жертвами становятся американские граждане. Правда, задержать цзин нелегко. Даже увидеть трудно. Не понимаю, как вы остались живы. Хотя, скорее всего, вас пытались не убить, а взять живыми. Точнее, только тебя - тут Джанет права. Что им надо от тебя, Юджин?

– Что я могу рассказать китайской разведке? - Голова Русова болела все сильнее. - Сколько боевых самолетов стоит на базе в окрестностях Кандалы? Китайцам нет нужды воевать, они и так получили все.

– Они чего-то хотят. - От жесткого голоса Грегори голова Русова раскалывалась. - Сначала они пришли к Сирину, потом к тебе. Они рискнули выдать себя, работая через Интернет. Ты должен знать что-то еще!

– Я ничего не знаю! - закричал Русов. - Отстаньте все от меня!

Лицо Грегори выражало бесконечное терпение, он вглядывался, вглядывался… Странно, раньше Русову казалось, что глаза у него зеленоватые, как у Джанет, но теперь они были черные. Черные, как уголь.

И такое же черное крыло смахнуло сознание Русова в бездну…

Когда он очнулся, за окном смеркалось. Весь дрожа, он встал с койки Грегори и кое-как взобрался на второй этаж. В ванной открыл воду и, опираясь руками, подождал, пока наполнится. Разделся, сбрасывая одежду прямо на пол, и залез в обжигающе горячую воду. Но все равно, тело еще долго била дрожь.

В постели укрылся с головой, не хотел видеть фото молодой Эрны на стене. Но спустя некоторое время смущенный голос Грегори позвал:

– Юджин, идем обедать.

Русов хотел сказать, что не будет есть, как вдруг почувствовал голод. И в самом деле, со вчерашнего дня не ел. Он сел в постели, мрачно глядя на стоявшего в дверях Грегори. Тот мягко сказал:

– Юджин, извини, что так давил на тебя. Я очень расстроился из-за Джанет.

– Ладно уж, - буркнул Русов и стал одеваться.

Лицо Джанет застыло, когда подавала обед. К еде не притронулась, только отпивала чай, глядя в темноту за окном. Русов в одиночку съел половину пирога. Когда мужчины закончили есть, Джанет заговорила, по-прежнему глядя в окно:

– Юджин, ты должен съехать от нас. Из-за тебя нам грозит опасность. Я не могу допустить, чтобы и с дядей что-нибудь произошло. Он и так пострадал в ту проклятую войну.

– Ладно. - Русов неловко складывал салфетку. - Завтра я перееду.

– Нет! - неожиданно властно сказал Грегори. - Ты мой гость, и ты останешься. В моем доме ты в безопасности.

– Дядя!.. - вскинулась Джанет.

– Успокойся, девочка, - ласково сказал Грегори. - Если боишься, то поживи пока у подруги.

Лицо Джанет порозовело, сделавшись гневным и прекрасным одновременно. Глаза вспыхнули изумрудами под копной рыжих волос. Не сказав ни слова, она с грохотом отодвинула стул и убежала, впервые оставив посуду немытой.

– Ирландская кровь, - улыбнулся Грегори. - Порой в ней так и играет. Я по сравнению с нею холодный англосакс.

Так что всё осталось по-прежнему. Утром Джанет отвезла Русова на работу, но была тиха и задумчива. А вечером Русов принялся со скуки наводить порядок в карманах и сделал поразительное открытие…

Он выкладывал на покрывало смятые стодолларовые банкноты, десяти- и пятидесятидолларовые монеты, использованные железнодорожные билеты, ключ от шкафчика на работе, бумажки с номерами телефонов.

И заодно футляр величиной с портсигар, наследство Сирина.

Машинально раскрыл его. Первого, использованного цилиндрика, уже не было: скорее всего, оставил на кладбище. Оставались три, металлически поблескивая в электрическом свете…

И тут ноги Русова ослабели, и он сел на кровать. Из-под трубочек выглядывала сложенная бумажка. До этой злосчастной поездки он несколько раз открывал футляр и мог поклясться - раньше ее не было. Или все-таки проглядел?.. Помедлив, он вытащил листок.

Как и ожидал, записка была от Сирина.

«Евгений, - торопливо бежали слова. - Если ты читаешь это, значит, мои дела плохи. Я не думал, что… - дальше несколько слов было замарано. - Короче. Экспедиция Петрозаводского университета нашла старый ноутбук с зашифрованными записями. Там было о «черном свете» - это какая-то космическая энергия, сфокусированная до высокой плотности плазменной линзой, так что получилось нечто вроде лазера. Характеристики таковы… - Следовало несколько закорючек и цифр, полная абракадабра для Русова. - Парни, которые восстановили формулу, были убиты, а лаборатория сожжена. Те, кто сделал это, наверное не знали, что один приезжал к нам на рыбалку. Он подозревал, что на них началась охота, поэтому оставил формулу мне. Евгений, запомни ее, а листок сожги. Любой физик поймет, что к чему. Может быть, это еще пригодится. Прощай».

Когда Русов дочитал записку, его руки затряслись: нежданно-негаданно в них оказался главный секрет Третьей мировой войны. Заболела голова. Русов уронил записку и потер виски, пальцы оказались очень холодными.

Так вот из-за чего погиб Сирин! И не какие-то бандиты убили его, а наверное те белые, что так бесшумно возникли тогда на кладбище. Цзин - какое странное слово! Никогда не слышал его. И еще одна странность: почему не встречались ни в одном из боевиков, которых Русов насмотрелся предостаточно?..

Он даже застонал: «Господи, зачем мне это?». Но теперь ничего не поделаешь. Записку надо поскорее уничтожить, а формулу… что же, придется запомнить. Может быть, удастся вернуть ее России.

Русов стал растирать лоб, упорно глядя на бумажку, и постепенно закорючки формулы превратились в пейзаж - причудливые склоны горного ущелья в окрестностях Кандалы, куда Русов любил забредать мальчиком. Цифры он обратил в повисшие на скалах деревья, а для верности еще и в номер телефона, по которому будет звонить…

Кому? Конечно, Сирину.

«Как ты, Миша? Еще летишь? Или долетел? Как принял тамошний аэродром?».

Русов скрипнул зубами и встал. Спичек не было, так что пришлось пойти в туалет. Там разорвал записку на мелкие клочки и бросил в унитаз. Пусть цзин побарахтаются в канализации, если хотят. И тут же представилось - белесая лягушечья голова выглядывает из унитаза, а во рту сросшаяся как ни в чем не бывало записка. Русов плюнул в сердцах и спустил воду еще раз.

Да, Грегори прав: кое-что им было нужно от Русова. Только он и сам не знал, что носит это в своем кармане.

Обед прошел в молчании. Потом стали смотреть телевизор. По странному совпадению шла драма о Третьей мировой. Чудовищно ухали взрывы, самолеты с воем проносились над головой - звук был отменный, куда лучше, чем у их телевизора в Кандале. Уцелевший летчик возвращался после войны домой, в залитый солнцем городок, еще не зная, что самое страшное ему предстоит здесь…

Но Русов чаще смотрел не на экран, а на сидящую впереди Джанет. Завитки ее волос то разгорались в адском сиянии ядерных взрывов, то меркли, когда на гостиную накатывались волны ревущей тьмы.

– Как грустно, - сказала она, словно почувствовав взгляд Русова, и звук сразу сделался тише. - И зачем только люди воюют?

– В конечном счете, войны не имеют рационального объяснения, - сухо ответил Грегори. - Как правило, можно мирно договориться. Быть может, жажда разрушения постепенно накапливается в душах людей и иногда вырывается наружу. Только вот средства уничтожения стали слишком эффективны, но этого не понимает темная сторона наших душ.

– Ваших мужских душ, - с вызовом сказала Джанет. - Женщины не развязывают войн!

– Гм… - начал было Грегори, но не стал продолжать, и мерные удары колокола, все усиливаясь, поплыли по гостиной.

Поднявшись наверх, Русов стал проверять задвижки на окнах, но потом улыбнулся и сел на кровать. Едва ли задвижки остановят цзин. Или хотя бы задержат. Может быть, в самом деле съехать?..

Но уезжать не хотелось, и он со смущением понял, что хочет быть ближе к Джанет. Снова увидел ее - распростертой на сверхъестественно четкой траве, с ореолом чудесного света вокруг лица.

«А ведь ей тяжело, - пришло в голову. - Только вчера похоронила мать».

Не раздумывая, он встал и, пригладив перед зеркалом волосы, вышел в коридор. Комната Джанет была через дверь, он постучал.

– Входи, - послышался голос Джанет.

На Русова глянула с удивлением: видимо, его визит был неожиданным. Она сидела у окна в кресле-качалке, но перестала покачиваться, разглядывая Русова. На ней был домашний халат.

– Извини, - неловко проговорил Русов. - Мне очень жаль, что так получилось с твоей мамой. Я боюсь, это и в самом деле из-за меня.

– Сядь, - сказала Джанет.

Русов опустился на стул возле столика с букетом искусственных цветов и оглядел комнату.

Она была меньше, чем у него. Из двух окон - здесь они были в разных стенах, - открывался обширный вид. Казалось, комната находится в носу корабля, плывущего среди багровой листвы. Между окон стоял туалетный столик с зеркалом. Узкая кровать и такой же, как в комнате Русова, зеркальный шкаф располагались вдоль стен.

– Мама сказала мне, что очень больна, - заговорила Джанет невыразительно. - Одна из неизлечимых форм рака, которых много появилось после войны. Ей оставалось жить от силы год. Так что это избавило ее от мучений.

Потрясенный Русов молчал.

– А твоя мама? - спокойно продолжала Джанет. - Как я поняла, она тоже рано умерла. От чего?

Русов плотно сжал губы, потом расслабился и вздохнул.

– Она долго болела после родов, - неловко выговорил он. - Потом как будто оправилась, но тут отца перевели на север. Я помню, как мы ехали туда по железной дороге. На новом месте мама опять стала чахнуть. Там сырой климат и долгие зимы без солнца. Я много времени проводил в лесу, отец часто брал меня на рыбалку, а она угасала в дальнем углу дома. Все ее сторонились, потому что у нее открылся туберкулез. Хорошо, что отец мог доставать лекарства, иначе она бы скоро умерла. Только я и бывал у нее. Она учила меня языку, говорила со мной только по-английски. Как будто знала, что это мне пригодится. Но редко обнимала и целовала, боясь заразить. А потом опять гнала в лес, чтобы я дышал чистым воздухом. Она умерла, когда мне исполнилось пятнадцать лет…

Русов проглотил комок в горле и замолчал. Он снова увидел тот день. Грязный снег, сопки в тумане, долгая езда в кузове грузовика рядом с поставленным на еловые ветки гробом. Он не запомнил ни звука в тот день, все словно онемело кругом. И лица матери, когда лежала в гробу, тоже не помнил. Она осталась в памяти, какой увидел за черной рекой, - пламенеющие волосы и улыбка на молодом лице…

– После ее смерти твой отец сразу женился?

Русов вернулся к действительности:

– Да, на Марьяне. Потом к ней наехала куча родственников. Отец не возражал, ведь он был градоначальником, по-вашему мэром, так что мог всех обеспечить.

Тут Русов почувствовал горечь и удивился, ведь столько лет прошло.

– А как ее звали? - спросила Джанет.

– Кого? - Русов сначала не понял, но потом сообразил. - Маму? Ее звали Кэти.

И вдруг удивился так, что сердце сделало перебой:

– А знаешь, Джанет! Ведь у тебя волосы такого же цвета, как у нее. И твоя мама на фотографии - той, что в моей комнате, - тоже похожа на нее.

Джанет подняла белеющую руку к волосам, голос прозвучал отдаленно:

– Наверное, ирландская кровь. В Америке много потомков выходцев из Ирландии.

В комнате стемнело, багровый свет на листве дубов угас. Только вдали догорало несколько окон, словно отблеск мирового пожара. Фигура Джанет превратилась в силуэт на фоне окна, слегка выдавалась грудь.

Русов встал:

– Спокойной ночи, Джанет.

– Спокойной ночи, Юджин, - тихо отозвалась она.

В субботу Русов отправился повидать Боба Хопкинса.

– Слышал об этой истории от Грега. - Хотя на столе был компьютер, шериф сидел с карандашом над бумагами. - Давай-ка прогуляемся. Дело у меня неподалеку.

Они вышли из участка. Ветер гнал под ноги опавшие листья. Шериф приостановился и закурил, прикрывая огонек зажигалки.

– Я думаю, Грег рассказал тебе кое-что. - Он возобновил неспешную ходьбу. - Весьма информированный человек, служил в военной разведке. Что касается нас, Юджин… Понимаешь, в таких случаях мы бессильны. Все списывают на бандитов из Лимба. Стоит мне написать в рапорте о белых убийцах, что появляются неизвестно откуда и исчезают неизвестно куда, и меня сначала направят на психиатрическую экспертизу, а потом уволят. Такие случаи бывали.

Русов поднял воротник, защищая лицо от ветра.

– Я не об этом хотел просить, Боб. Нельзя ли незаметно охранять дом? Я боюсь за Грегори и Джанет. Вспомните, что они сделали с Сирином.

Шериф сплюнул:

– Такой возможности у нас нет, Юджин. И необходимости в этом тоже. Грегори не только информированный человек. Он член влиятельной организации ветеранов, так что может за себя постоять. Да и за тебя тоже. Наверное, лучше, чем любой другой в городе. Так что не дрейфь. Пока.

Ветер брызнул в лица холодным дождем, и они расстались.