"Шопен" - читать интересную книгу автора (Оржеховская Фаина Марковна)Глава четвертаяВ день своего рождения он был растроган до слез неожиданным подарком Изабеллы: она переписала весь его фа-минорный концерт, всю партитуру и сделала это удивительно аккуратно. – Я понимаю, что это бесцельный труд, – сказала она лукаво, – переписчики справились бы гораздо лучше и скорее, но пока ноты не выйдут из печати, пусть это напоминает тебе о любящей сестре! Вообще в подарках не было недостатка. Людвика заказала свой портрет и преподнесла Фридерику. Портрет получился удачный, похожий, хотя Людвика выглядела на нем слишком серьезной и гордой. – Я хочу только одного: чтобы ты был счастлив! – сказала она, обнимая брата. – Больше мне ничего не нужно! – Так-таки ничего? – Но может ли один человек сделать счастливым другого? Зависит ли это от него? – Ах, очень зависит! – сказал он, вздохнув. – А я не думаю. Если бы это было так, мы не знали бы никаких печалей! Ведь у многих есть матери! А чего не делает мать для счастья сына или дочери! А вот не удается! – Нашей же маме удалось! – До поры до времени, – сказала Людвика, понизив голос. В семье Шопенов никогда не спрашивали друг друга о личном: если есть потребность, сами выскажутся. Вот почему Фридерик переменил разговор: – Как подвигается твоя статья, Людвися? Об этом можно было спрашивать. – О пани Таньской? Ничего, написала. Клементина Таньская была детская писательница, и Людвика писала о ней статью для журнала Бродзиньского. – Пан Казимеж принял, только сказал, что ему не совсем понятны мои рассуждения о воспитании. – Что же ты такое написала? – Таньская как-то высказала мысль, что самостоятельность, развиваемая у детей, может привести к отчуждению от семьи. Дети начинают смотреть свысока на родителей и так далее. Я это отрицаю. У нас было не так. – Наша семья еще не образец для других. – А я думаю, что она должна быть образцом. Нам всегда доверяли. Помнишь, как нас отпускали «странствовать»? – Под присмотром. – Не всегда. И с нами бывали разные происшествия. И заблудились мы, и лошади понесли, и болото чуть не засосало… – Но потом «высосало». И дома мы ничего не сказали об этом. – К чему? Ведь это было совсем лишнее… – Так не в этом ли отчуждение? – О нет, Фрицек! Независимость – и только. Мы уже позволяли себе ограждать наших родителей от волнений. Но мы любим их еще сильнее. Знаешь, если бы мне пришлось жить где-нибудь вдали от вас, это было бы несчастьем! – А если бы пришлось уехать с мужем? – Слава богу, мужа у меня нет! – Слава богу? – И я совсем не хочу приблизить этот срок! – Но, Людвися, у тебя столько вздыхателей, что тебе остается только выбирать. Он говорил шутя, – стало быть, это не было вмешательством в личные дела. Но она ответила серьезно: – К сожалению, это не так: папе не понравился бы мой выбор! Она проговорилась. Фридерик замолчал. А может быть, ей действительно хотелось исповедаться перед ним, потому что она продолжала: – Вы все так уверены, что моя непреложная судьба – это Каласанти Енджеевич, чтб не хотите знать никого другого! – Ты сама виновата, – сказал Фридерик, глядя в сторону, – сама не хочешь привести к нам… другого человека. Значит, ты в чем-то сомневаешься. Тогда надо поговорить с мамой! – Вот именно и не надо, Фрицек! Пока сомневаешься, надо справиться самому, – так и отец учил нас. Надо самому выбираться из болота. Ну, а если не справишься или примешь какое-нибудь решение, тогда другое дело! |
||
|