"День Святого Никогда" - читать интересную книгу автора (Фарб Антон)6Банкетного зала в Школе не было сроду, и потому столы накрыли во дворе. Двор, вымощенный каменными плитами, в щели между которыми пробивалась пожухлая трава, был с трех сторон стиснут стенами здания, а четвертой — обращен к городскому парку. Там, за невысокой оградой, шумели кроны столетних вязов и слышались далекие отзвуки фестиваля; стены Школы угрюмо молчали и слепо таращили темные пятна окон, а над головами по чернильному небу проплывали пепельные комки облаков. Посреди всего этого осеннего уныния двор казался чужеродным островком света, музыки и праздника. Гирлянды на деревьях и китайские фонарики, расположенные порой в самых неожиданных местах, разгоняли вечернюю мглу, струнный квартет веселыми мелодиями пытался побороть монотонный вой ветра, ароматы еды и вина кружили голову… Господа герои, попадая во двор по широкой и низкой — всего три ступеньки — лестнице, по обе стороны которой восседали каменные львы, первым делом набрасывались на закуски, доводя до нервного тика официантов и поварят, присланных из лучших ресторанов Столицы, и опустошая емкости с алкоголем быстрее, чем их успевали наполнять. Официанты пребывали в ужасе: ведь вереница героев, вытекающая из недр здания, и не думала иссякать!.. Феликс сидел на постаменте одного из каменных львов и пытался прийти в себя. Ему стало дурно еще в амфитеатре, когда он, сразу по окончании речи Сигизмунда, спустился на арену, чтобы влиться в толпу героев, стремящихся поскорее выбраться из душного зала. То ли от духоты, то ли от столпотворения, а может — и от того, и от другого, но он вдруг почувствовал, как воздух сгустился, стал вязким и липким, а под ложечкой засосало от предчувствия надвигающейся беды. Сердце кольнуло чем-то тупым и ржавым, в глазах потемнело, но Бальтазар уже подхватил его под локоть справа, а Дугал — слева, и вдвоем они вывели его наружу и усадили около льва. Дугал сразу отправился на поиски лекарства, крепостью сорок градусов и выше, а Бальтазар тактично осведомился, как он себя чувствует. Феликс сказал, что уже все нормально, и попросил оставить его в одиночестве, а заодно утихомирить шотландца и вообще — не привлекать лишнего внимания к этому досадному недоразумению. Бальтазар послушался, и теперь Феликс мелкими глотками втягивал холодный воздух, утирал испарину с разгоряченного лица и прислушивался к глухим, как сквозь вату, ударам сердца. — Простите, вам нехорошо? — Голос донесся откуда-то издалека. — Нет-нет, — сдавленно сказал Феликс. — Все нормально. — Вы уверены? «Сказано же, все нормально», — раздраженно подумал Феликс и сфокусировал взгляд на собеседнике. Плюгавенький, узкоплечий мужичок лет тридцати, с тонкой цыплячьей шеей, из которой выпирает острый кадык, и маленькими колючими глазками в обрамлении по-девичьи длинных ресниц. Волосы соломенные, непослушные, подстрижены коротко и небрежно. Оружия нет. Значит, не герой… Уже легче. — Со мной все в порядке, — снисходительно улыбнулся Феликс. — Спасибо за заботу. — Он неуверенно встал и положил ладонь на эфес меча. — Я просто задумался… С вашего позволения, — поклонился он непрошеному сострадальцу и направился в сторону гуляющей геройской братии. Его на самом деле отпустило: сердце забилось ровно и сильно, свежий ветерок остудил лицо и вернул четкость зрению, и только влажная на спине и под мышками нательная рубашка неприятно холодила тело, напоминая о том беспричинном и постыдном испуге, что охватил его в амфитеатре… «Я столько раз бывал на волосок от смерти — так какого же Хтона у меня затряслись поджилки именно сейчас, а не спустя два-три дня, как обычно? — спросил себя Феликс и, не найдя ответа, махнул рукой: — Ладно, какая теперь разница… Сейчас надо разыскать Сигизмунда, а то потом точно забуду». Долговязый и сухопарый Сигизмунд был на две головы выше любого из окружавших его меценатов (и это несмотря на вечную привычку сутулиться, уменьшая тем самым свой незаурядный рост!), что здорово облегчало его поиск в любой толпе. В данный момент, как уже было сказано, Сигизмунд беседовал с меценатами, и одновременно пытался куда-нибудь пристроить свой меч. Втыкать его в щель между плитами двора он опасался: так недолго было и сломать клинок, а когда он взваливал двуручник на плечо, сзади раздавались негодующие вопли. В результате Сигизмунд взял меч обеими руками за крестовину и выставил перед собой, отпугнув меценатов подальше от узкого извилистого клинка, ржавчину на котором можно было легко спутать с засохшей кровью… Феликс дождался, пока меценаты сочтут беседу законченной, и подошел поближе. — Феликс, мой мальчик! — обрадовано приветствовал его Сигизмунд. — Ты что-то неважно выглядишь, — тут же обеспокоился он. — Ничего не случилось? Дома все в порядке? — Я просто немного устал… Только не пойму — от чего? От безделья, не иначе… — Ну, это-то как раз поправимо. Послезавтра начнутся занятия, расписание я уже составил, так что — милости прошу в деканат, на собрание преподавательского состава, завтра в три часа пополудни… Только не надо так морщиться, — усмехнулся Сигизмунд. — Можно подумать, я тебя приглашаю в логово василиска. Знаю-знаю, — быстро добавил он, не давая Феликсу рта раскрыть. — К василиску ты бы пошел с большим желанием. Ох уж эти герои… Кстати, ты обратил внимание, сколько их здесь сегодня? Как будто берут реванш за все прошлые годы! Смотришь на них — и сердце радуется. Каких все же славных мальчиков мы вырастили… Феликс посмотрел на «мальчиков», самому молодому из которых было далеко за сорок, промычал себе под нос что-то неопределенное и сказал: — Тут вышла такая оказия, Сигизмунд… Бальтазар привез для вас книгу, сувенир из Нюрнберга, и попросил меня вам передать. Я днем заходил с Агнешкой в Школу, но вы были в ратуше… Короче говоря, книга сейчас у меня, и я хотел узнать, когда вам будет удобнее, чтобы я ее принес? — У тебя? Вот и славно! Пусть у тебя и остается. Я просил Бальтазара ее привезти именно для тебя. — Для меня? — удивился Феликс. — Для тебя. Это подарок. Взамен… гм… того, что ты потерял в Каринхале, — пояснил Сигизмунд тоном заядлого заговорщика. — Спасибо, конечно, но… — Феликс растерянно потер лоб. — Вы считаете, в этом есть необходимость? — Как знать! — пожал плечами Сигизмунд. — Я просто рассудил, что лишним подарок не будет. Верно? — Вообще-то, да… — Тогда держи ключ от книги. А сейчас я хочу попросить тебя об одной услуге. — Какой именно? — Дело в том, — озабоченно сказал Сигизмунд, — что сегодня нас удостоили своим посещением два твоих близких приятеля: сеньор Бальтазар и мсье Огюстен. И как тебе, наверное, известно, друг с другом они ладят значительно хуже, чем с тобой. Мне бы очень не хотелось, чтобы такой замечательный вечер кончился скандалом… — Я понял, — вздохнул Феликс. — Сделаю, что смогу… Но если честно, я бы выбрал василиска!.. Когда все герои окончательно переместились из амфитеатра во двор, свободного места здесь не осталось в принципе. О том, чтобы усадить такую ораву за стол, и речи быть не могло; поэтому банкет был устроен а-ля фуршет, что подразумевало полное отсутствие стульев и острую нехватку тарелок, из-за чего господа герои вынуждены были питаться стоя и в основном — бутербродами. Героев это не смущало. Как-никак, они собрались здесь не для того, чтобы набить животы, но чтобы увидеться со старыми друзьями и осушить чарку-другую во здравие оных… В результате предпочтение отдавалось не еде, а напиткам, и атмосфера банкета с каждой минутой становилась все более и более раскрепощенной. — Нет, ты только погляди!!! Руди, старый хрен! Ты еще жив? — (Сварливо) Да я вас всех переживу! — Хтон вас возьми, сударь, куда вы прете со своей секирой?! — Официант! Еще бургундского! — (Шепотом) А вы заметили, как постарел Сигизмунд?.. Ужас… — Ну, знаете ли, мы тоже не помолодели… — Как вам нынешние студенты? Сплошные бандитские рожи!.. — Это где ж ты обзавелся таким шикарным шрамом? — Ты об этом? Это старый, еще из Африки привез. — Ах, Африка, Африка! Помню, лет двадцать назад довелось мне там побывать в племени настоящих людоедов… — А помнишь того кривого араба? Вот это был пройдоха! — Да, всем жуликам жулик. Но это еще что, а вот… — …съели к чертовой матери! — Ха-ха-ха!!! — А ты помнишь?.. Вечер, вопреки прогнозам Бальтазара, выдался довольно теплым для этой поры года, и Феликсу после напряженного протискивания к столам с закуской снова стало жарко. «Если бы меня начало бросать то в жар, то в холод лет эдак десять тому назад, — подумал Феликс, — и происходило бы это не в Столице, а в каком-нибудь захолустном феоде, я бы решил, что поблизости ошивается сильный маг, и моя интуиция решила мне об этом ненавязчиво намекнуть… Но, к счастью или к сожалению, магов в окрестностях Столицы, как, впрочем, и во всей Ойкумене, больше не наблюдается. Пожалуй, отсюда и такая тяга героев к вопросу „а ты помнишь?..“ В одном Огюстен прав: это и впрямь тягостное зрелище». Стол, возле которого наконец очутился Феликс, выглядел как замок мага после визита героя и являл собой наглядное доказательство тезиса «кто не успел — тот опоздал». Единственное, чем смог поживиться Феликс — чашкой малинового пунша из полупустой бадьи. Пунш был приторно сладким и жажду не утолил, вместо этого разбудив аппетит. «Однако! — подумал Феликс. — Не очень-то весело будет уйти с банкета голодным». Он завертел головой, пытаясь определить место, откуда во двор попадали вездесущие официанты и поварята с тяжелыми подносами, наполненными всевозможной снедью, которая исчезала с подносов гораздо быстрее, чем успевала добраться до столов. Найти источник вкусностей не удалось, но зато Феликс локализовал одного из своих подопечных. — Самое главное — это хвост! — громогласно втолковывал кому-то Бальтазар. — Его надо цеплять багром или гизармой. На крылья — сеть, чтоб не взлетел, и можно рубить голову! Но тут свои тонкости… Объяснять тонкости охоты на драконов Бальтазар мог часами. Теперь надо было отыскать Огюстена и проследить, чтобы он не вздумал (а он мог) сопровождать монолог Бальтазара своими язвительными комментариями — и поручение Сигизмунда можно было считать выполненным. А еще не худо было бы перехватить чего-нибудь съестного. И запить это чем-нибудь горячительным, потому что Феликсу опять стало холодно… Огюстен обнаружился около полосатого тента с импровизированной кухней. Там же находилась и большая часть почетных гостей с бургомистром во главе. Огюстен как раз держал бургомистра за пуговицу и что-то ему увлеченно объяснял, яростно жестикулируя и не забывая при этом откусывать от здоровенного бутерброда с ветчиной. Бургомистр, при всей своей внушительной внешности — огромный живот, большие мужицкие руки-лопаты, три подбородка и косматые брови, сросшиеся над мясистым носом — нравом обладал тишайшим, застенчивым и даже робким, а потому внимал Огюстену покорно и безропотно, лишь изредка бросая исполненные тоски взгляды в сторону стола с закусками, возле которого самозабвенно чавкал префект жандармерии. Феликсу стало жаль бургомистра, и он поспешил ему на выручку. Тем более, что на столе для почетных гостей запасы еды не оскудевали — даже несмотря на зверский аппетит увешанного аксельбантами главного жандарма Столицы… — И это только начало! — горячился Огюстен. — Дальше будет хуже, много хуже, поверьте мне, господин бургомистр! Ойкумена расползется, как старое лоскутное одеяло с прогнившими нитями. Феоды, никем и ничем не управляемые, перестанут существовать как административные единицы, а это не может не привести к серьезнейшим проблемам для городов Метрополии. И сохранить этот союз вольных городов в таких условиях будет ой как не просто, дорогой господин бургомистр… — Добрый вечер, господин бургомистр, — вежливо поздоровался Феликс. Они свели шапочное знакомство на одной из прошлых церемоний. — Если я не ошибаюсь, наш общий друг Огюстен предрекает грядущий конец света? — Ну что за ерунду ты несешь?! — возмутился Огюстен, от негодования даже выпустив пуговицу на жилетке бургомистра. — Как это свету может наступить конец? Все это сказки для маленьких детей. Мир не может погибнуть, он может только измениться, а вот удастся ли нам приспособиться к этим изменениям? — Я сегодня ходил с внучкой на парад, — сказал Феликс, не обращая внимания на Огюстена. — Видел макет дракона… — Да? — рассеяно сказал бургомистр, не отводя глаз от стола. — И как вам? — Грандиозно. Почти как настоящий! Бургомистр просиял. — Вам правда понравилось? — затаив дыхание, спросил он. — Еще как! — воскликнул Феликс и без всякого перехода спросил: — Господа, а почему мы ничего не едим? Давайте пройдем к столу… Бургомистр посмотрел на него с обожанием и сказал: — И правда, давайте! У стола Феликс положил себе на тарелку немного спаржи в беарнском соусе и несколько тончайших, со слезой, ломтиков копченой семги. Пока он наполнял бокал белым вином, беспардонный Огюстен успел заявить: — Не понимаю, что может нравиться в фанерном макете дракона. Как по мне, это просто насмешка над героями. На твоем месте я бы обиделся. От этих слов бургомистр заметно расстроился, но Феликс утешил его дружеской улыбкой: — Огюстен никогда не был героем, но всегда считал себя знатоком нашей психологии… — Чтобы узнать вкус супа, необязательно в нем вариться! — провозгласил Огюстен. — И вообще, я не понимаю причин всего этого веселья. Тут впору плакать, а они смеются! — Отчего же мы должны плакать? — снизошел до вопроса Феликс, смакуя восхитительную семгу. — А то ты не знаешь! С каждым годом в Школу поступает все меньше и меньше студентов. Так? И соответственно, число тех, кто сможет закончить обучение, становится мизерным, верно? Я уже не говорю о том, что никто из них никогда не сдаст экзамен на героя, так как для этого надо убить чудовище, а когда, скажи мне, ты в последний раз видел чудовище? То-то же… — Постойте, мсье Огюстен… — Бургомистр перестал накладывать на тарелку гору крошечных бутербродов-тартинок и недоуменно сказал: — К чему вы клоните? — Посмотрите вокруг, господин бургомистр! — возликовал Огюстен, снова перехватывая инициативу в разговоре. — Посмотрите внимательно, ибо такого вы больше нигде не увидите! Перед вами — самое представительное, самое полное и самое жалкое собрание ходячих анахронизмов. Здесь находятся почти все устаревшие детали общественного механизма, в обиходе именуемые героями. Их время уже прошло, окончательно и бесповоротно, а они этого так и не поняли. Пройдет еще двадцать лет, и последний из этих бодрящихся старичков сойдет в могилу, и тогда — а может, и того раньше, кто знает?! — о них забудут. Они и сейчас уже скорее персонажи анекдотов, чем легенд, а когда о них вовсе перестанут вспоминать, время героев угаснет. Навсегда! Поверьте мне, так и будет! А то, что происходит здесь — это все по инерции… — Как же так? — опешил бургомистр. — Как это — угаснет? Почему угаснет? — Огюстен несколько преувеличивает, — сказал Феликс и пригубил вино. — И торопится с выводами… Как это с ним это часто бывает. — Ах, вот как?! — распетушился Огюстен. — Тороплюсь, значит, с выводами? — Профессия героя, — продолжал Феликс, — как и профессия, скажем, золотаря, будет существовать до тех пор, пока в ней будет потребность. Конечно, внешние признаки могут изменяться, когда на смену выгребным ямам, которые надо чистить, приходит канализация, которую надо ремонтировать… Прошу прощения за столь неподобающую при застолье аналогию. — Сам же говоришь: изменяться! — прицепился Огюстен. — А герои к этому не способны. Герой по определению должен быть несгибаемым и твердолобым. Разве не этому вы учите студентов? «Не быть глиной в руках всемогущих, хранить честь в любых обстоятельствах, всегда и везде оставаться героем…» — процитировал он речь Сигизмунда. — Огюстен опять все перепутал, — прокомментировал Феликс, обращаясь к бургомистру. — Я ведь говорил об изменении внешних признаков, а не внутренней сути. А внешние признаки героев на протяжении веков менялись неоднократно… Феликс почувствовал, что вино, приятное на вкус и вроде бы легкое, ударило в голову и развязало ему язык. Он пожалел, что влез в разговор, но отступать было уже поздно. Огюстен пребывал в бешенстве, и уйти сейчас означало выпустить кипящего француза на свободу, предоставив ему возможность самому выбирать мишень для нападок. «Теперь придется все принимать на себя», — подумал Феликс. — Но мне бы не хотелось утомлять вас лекцией из истории героев, — попытался он замять тему, но бургомистр возразил: — Что вы, что вы, мне очень интересно! «Сам напросился», — мстительно подумал Феликс (не вполне, впрочем, понимая, кто этот «сам» — он или бургомистр), и привычно, как на уроке, начал: — Если вы не возражаете, я не стану углубляться в дебри древнейшей истории и сразу перейду к тому периоду, когда слово «герой» впервые вошло в обиход в качестве не эпитета, но обозначения профессии. — Бургомистр одобрительно покивал и Феликс продолжил: — Как вам известно, Ойкумена тогда делилась не на феоды непосредственно, а на феодальные королевства, и власть была сосредоточена в руках дворянского сословия. Единственное исключение делалось для магов, которые довольствовались ролью придворных чародеев или, в лучшем случае, закулисных кукловодов. И именно для того, чтобы не допустить превращения самое себя в марионетку в руках мага, коронованные особы последовали примеру Артура Пендрагона и Карла Великого и стали создавать дружины героев по образцу Рыцарей Круглого Стола или Двенадцати Пэров Франции. Разумеется, в обязанности героев входило также и истребление чудовищ — неизбежных спутников любой магии, и восстановление попранной справедливости, и сохранение дворянской чести… Но в первую очередь, героям надлежало любой ценой удержать власть в руках людей благородной крови, ибо маги уже начинали понимать, что истинное всемогущество никак не связано с генеалогией. Перед героями была поставлена искусственная, а потому — невыполнимая цель: доказать превосходство номинальной власти баронов над реальной силой магов. Естественно, герои не справились с этой задачей, вследствие чего королевства рухнули, и роль аристократии в жизни общества стала ничтожна по сравнению с ролью магов. Феликс сделал паузу, чтобы промочить горло, и этим тут же воспользовался Огюстен: — Сейчас, — громко сказал он, — длинная родословная ценится только у беговых лошадей и охотничьих собак. По счастью, его реплика не достигла адресата: Бальтазар, неведомо когда случившийся неподалеку, был слишком увлечен каким-то жарким спором и потому на провокацию не среагировал. — В пору становления Ойкумены в современном виде, — быстро сказал Феликс, — когда различные братства городов объединялись в Метрополию, а королевства окончательно распадались на феоды, профессия героя перестала быть привилегией одного класса. Героем мог попытаться стать каждый, кто этого хотел. А материальное обеспечение и общее координирование деятельности героев взяли на себя различные религиозные организации — секты уже порядком подзабытых к тому времени богов. Они успели создать несколько так называемых Орденов рыцарей-монахов, в результате чего герои принялись совершать подвиги во славу какого-нибудь бога и с именем соответствующего мессии на устах, и получать за это звания вроде «паладинов», «защитников веры» или даже «святых», как это случилось с Георгием Каппадокийцем… — Сохранись эта традиция до сегодняшнего дня, наш Бальтазар тоже именовался бы святым, — хохотнул Огюстен. — Святой Бальтазар, хе-хе-хе… — И снова мимо: Бальтазар не расслышал, как его имя поминают всуе. — Но традиция не сохранилась, — перебил Феликс. — Ноша, взваленная на себя сектами, оказалась непосильной: по мере укрепления власти магов религии захирели и в конце концов сошли на нет. — Туда им и дорога! — изрек Огюстен. Ноздри его раздувались; он не сводил глаз с Бальтазара. — Кто же станет верить в каких-то заоблачных богов и давно умерших мессий, когда под боком живут вполне реальные и не менее всемогущие маги? — Если вы хотите поподробнее разузнать о последовавшей эпохе странствующих героев, — обратился Феликс к заскучавшему бургомистру, — рекомендую вам порасспрашивать Сигизмунда. Он может поведать много интересного о том времени. Ну, а напоминать вам о том, как города Метрополии решили финансировать существование централизованной Школы героев и всех ее командорий, я думаю, нет нужды… — Да-да, — сказал бургомистр. — Но какой же вывод можно сделать из вашего рассказа? — Времена меняются; власть переходит из рук в руки; приходят и уходят короли, жрецы и маги… Герои остаются героями. До тех пор, пока на свете будет существовать несправедливость, с ней будут бороться герои — вы уж простите мне мой высокопарный тон, — улыбнулся Феликс. — Чепуха! При чем здесь несправедливость? Феликс, ты умный человек, откуда такая склонность к романтической чуши? Ты же сам сказал: все дело в потребности. Пока феодальные королевства воевали между собой из-за клочка земли — была потребность в армиях. А с прекращением бессмысленных войн все эти солдатики стали украшением парадом, не более. Теперь, когда не осталось магов и чудовищ, та же судьба ожидает героев, и первой ласточкой был сегодняшний макет дракона. Неужели так трудно со мной согласиться? А, господин бургомистр? На холеном лице бургомистра отразилась мучительная борьба: с одной стороны, ему не хотелось обижать героев вообще и Феликса в частности, признавая правоту Огюстена; а с другой — ему до смерти надоел этот спор, и прекратить его можно было только одним способом: полной и безоговорочной капитуляцией. Положение казалось ему безвыходным, и Феликс, злорадствуя из-за того, что ему пришлось читать лекцию на праздничном приеме, ждал, как бургомистр станет выпутываться. Огюстен же всем своим видом выражал готовность спорить и дальше, до хрипоты и крика, пока не будет признана непогрешимость его аргументов. Пауза явно затягивалась, и тут — как это нередко бывает в отчаянных ситуациях — помощь пришла извне. |
||
|