"Гнев Рыжего Орка" - читать интересную книгу автора (Фармер Филип Хосе)

ГЛАВА 9

Когда черно-белая патрульная машина въехала в переулок, Щелбан грозился, рыдая и втягивая в себя воздух:

– Я тебя еще достану! Возьму у старика дробовик и вышибу твои свихнутые мозги, а поляку засуну его кирпич в задницу и тоже пристрелю!

Долкин и Скарга удрали. Боб Пеллегрино и Стив Ларсен неохотно ушли, когда Джим сказал, что им нечего мешаться в это дело. Но Сэм остался при Джиме.

– Врешь! – сказал Джим. Он тоже задыхался, но далеко не так, как Фрихоффер. – Ты получил свое, рвотный порошок! Кончилось твое царство террора! Увижу еще, как ты вытрясаешь деньги из малолеток, тут же тебе и врежу! Так врежу, что в штаны натюришь!

Он так трясся, точно все мускулы норовили оторваться от костей, но чувствовал себя так, будто несется на гребне прибоя. Волна вздымала его все выше и, выше – вот сейчас от оторвется и воспарит в густую синеву. В драке он излил почти всю ярость и стремление к насилию, которые обуревали его весь день.

Тут появились полицейские. Они шли не спеша, поглядывая по сторонам, но уже усмехались. Они испытывали облегчение от того, что не придется разгонять групповую свалку. Наверно, тот, кто сообщил о драке, сильно преувеличил. Старый Прейвит?Возможно. Во всяком случае, их полицейский участок испытывает недостаток в людях и завален работой, как и все участки в нищем Бельмонт-Сити. Чудо, что патруль вообще приехал.

И хорошо, что Сэм не ушел вместе с другими. Его фамилия полицейским была знакома. Один из них знал, что Сэм – племянник Станислава Вайзака, ночного судьи, и Джона Красинского, олдермена. Оба патрульных отнеслись к инциденту просто как к чересчур горячей разборке между старшеклассниками.

В нормальных условиях полицейские поставили бы их у стенки и обыскали. Но патрульным не хотелось пачкаться в вонючей массе и вообще подходить к Гримсону и Фрихофферу ближе, чем необходимо. Не добились они и правдивых показаний о причине драки. Джим не стал ничего говорить о грабительской деятельности Фрихоффера или о том, что тот грозился убить их с Сэмом. Щелбан рад был бы обвинить Джима во всех смертных грехах, но и он подчинялся неписаному закону: никого не закладывай легавым. Полицейские хорошо понимали, что им врут, но не придавали этому значения. Отпустив этих троих с предупреждением, они избегнут возни с бумагами и не поссорятся с судьей Вайзаком и олдерменом Красинским. Родителям, конечно, надо будет сообщить,

Итак: идите, ребятки, и не грешите больше. И Бога ради, постирайте свои вещи и помойтесь. Брысь! Брысь!

Перед тем как уйти, один из полицейских нахмурился и сказал:

– Гримсон? Где это я мог… а, да. Я как-то забрал твоего старика за пьянство и нарушение порядка. Но было что-то еще. Ага! Это не о тебе писали пару лет назад? Будто бы у тебя были какие-то странные видения и кровь шла из ладоней и лба. Большая шумиха была, правда? Одни думали, что ты святой, а другие – что у тебя не все дома.

– Это было давно, когда я был маленький, – нехотя ответил Джим. – С тех пор все прошло. Да и тогда ничего особенного не происходило. Газета все преувеличила. Им лишь бы сенсация.

Он вспомнил доктора, который осматривал его после появления стигматов. Старый доктор Гудбон.

– Это просто чересчур активное воображение вместе с наклонностью к истерии, – сказал он матери Джима. – Странные вещи, которые он видит, его стигматы – все это можно объяснить и без привлечения сверхъестественного.Обычными такие случаи не назовешь, но они часто описываются в медицинской литературе. Все это психология. Разум способен на странные поступки. Даже кровотечение – чисто физическое, казалось бы, явление – может быть вызвано им. Особенно когда речь идет о детях, подростках и истерических женщинах. Очень возможно, что маленький Джим это перерастет и станет вполне нормальным человеком. Надо будет только понаблюдать за ним. Не волнуйтесь.

Это должно было успокоить мать – да, возможно, и успокоило. Но и разочаровало тоже. Она-то была убеждена, что видения и стигматы – знак Божий и Джиму суждено стать святым.

Полицейский взял с них слово, что они не станут опять драться и сразу разойдутся по домам. Поступил новый вызов, и патрульные поспешно уехали. Фрихоффер, похоже, был не прочь попугать Джима и Сэма еще, но повернулся и поплелся прочь по переулку. Джим осмотрелся в поисках своей сумки. Она исчезла.

– О Господи, этого недоставало! – закричал он. – Книжки сперли…

Придется ведь новые покупать!

Отец от этого еще больше взбесится, он и так еле-еле раскошелился на учебники в начале семестра. Эрик Гримсон. из-за этого разорется куда сильнее, чем если бы Джим просто подрался. А Еве придется выделить деньги из своего заработка уборщицы. Нет, где там. Отец велит, чтобы сын сам заплатил. А где ему взять?

Кончится эта плохая полоса или нет?

Мать еще не вернулась с Золотого Холма, когда Джим добрался до дома.

Но отец его ждал и сразу начал орать, чтобы Джим положил все, что на нем, в стиральную машину, а сам принял душ. Прямо сейчас. Возможно, подобный шок его убьет, но и Джиму, и миру от этого будет только лучше.

Джим попытался объяснить, почему он дрался, но Эрик его не слушал. Он стоял над входом в подвал, пока Джим снимал с себя одежки и засовывал их в старую стиральную машину.

– Это лишний расход мыла, воды и газа, а счета и так достаточно высокие, хотя не могу сказать, чтобы ты особо перегружал счет за воду. Может, это как раз Богом посланный случай заставить тебя принять душ.

Джим сначала переоделся в чистое и только потом решился сказать отцу о пропавших книгах. Но когда оя неохотно вышел из своей комнаты, то обнаружил, что отца уже нет. Ушел куда-то – возможно, в «Таверну Текса» за пять кварталов от них. Потратит на выпивку деньги, на которые можно было бы купить учебники. Это напомнило Джиму, что он забыл позвонить в кафе быстрого обслуживания, где работал. Если он скажет менеджеру, что заболел – а он это проделывал чересчур часто, – то его могут и уволить. Ну и что?

А то, что другую работу непросто будет найти.

Но Джим обещал Сэму, что пойдет вечером праздновать Хэллоуин, да и сам не хотел пропускать удовольствие.

Если удастся отозвать мать в сторонку, чтобы отец не видел, то, может, она и даст сыну на карманные расходы. Вытащит из тайника какого-нибудь; она всегда так делает. Но Джим-то знает, как ей это тяжело. Хотя она и не станет жаловаться, от взгляда ее больших печальных глаз, от всего ее прибитого, разочарованного, выражающего скрытый упрек вида Джим почувствует себя попрошайкой, паразитом, кровопийцей, никчемным типом и самым паршивым из сыновей.

От ее молчания и тихих повадок ему было гораздо хуже, чем от воплей и проповедей отца. В сварах с отцом хотя бы можно было выпустить пар. Но ее нежелание бороться подрывало дух Джима. Так, наверно, чувствует себя термит, который жует-жует дерево, а потом раз – и наткнется на железо.

В доме было тихо, лишь порой слышались какие-то слабые стоны или шорохи. Это, наверно, потихоньку перемещается земля в туннелях и шахтах под домом. Предупреждение беззаботным людишкам наверху о грядущей катастрофе. А может, это, как в поэме Колриджа «Кубла Хан», «голоса предков, предвещающие войну»? Или тролли работают в заброшенных угольных шахтах, приближая разрушение Бельмонт-Сити?

Ну я и тип, подумал Джим. Мозг у меня, точно пуля, не попавшая в цель – отскакивает рикошетом от чего придется, создает сотню сценариев, только один из которых может быть реальным. Я скроен, чтобы быть писателем или поэтом, а не гаражным механиком.

Он сидел на стуле в гостиной, лицом к фальшивому камину, над которым на полке лежали два стеклянных шара с рождественскими сценами внутри (если перевернуть их вверх ногами, а потом опять поставить, то на домики и крохотные фигурки начнет падать снег),стояли статуэтки Девы Марии и св.Стефана, две ароматические свечи, жестянка с политурой, пепельница, полная окурков, и музыкальная шкатулка с кружком белых, но пожелтевших от никотина балеринок на крышке.

Над камином висела большая фотография Рагнара Фьялара Гримсона, любимого дедушки Джима, умершего пять лет назад. Рагнар, хотя и улыбался, выглядел так же свирепо, как его тезка – легендарный предводитель викингов Рагнар Лохматые Штаны; дед уверял, что происходит от него. Белая косматая борода падала деду на грудь. Белые брови были густые и грозные, как у Бога-Отца (если он есть), а голубые глаза не уступали остротой боевому топору пирата-норвежца.

Когда старик умер, его сын, Эрик, снял большую картину с Иисусом, несмотря на слабые протесты жены, и повесил на ее место портрет своего отца.

Достойная замена – так думал Джим.

Старый норвежец был настоящим мужчиной. Он путешествовал по морю и по суше, испытал много приключений, был крут, никогда не ныл, все ему удавалось, он приобрел самоучкой большое образование, много читал, цитировал Шекспира, Мильтона и древние скандинавские саги, но комиксы тоже любил и читал их Джиму, когда тот еще не умел читать; он был упрям и полагал, что его путь – единственно верный, но не терял при этом юмора, а еще считал, что нынешнее поколение – сплошь дегенераты.

Хорошо, что старый Рагнар умер. Какое отвращение внушал бы ему теперь его сын, а пуще того – его внук. Что до невестки, Евы, то Рагнар никогда ее не любил, хотя всегда был с ней вежлив. Она его боялась, а он презирал людей, которым внушал страх.

Деда поначалу обеспокоили видения, сны и стигматы Джима. Но вскоре он решил, что это совсем не обязательно признаки психического расстройства. Просто Джим – любимец судеб, это они дали ему второе зрение, дар, который шотландцы называют «фей». Джим видит то, что скрыто от других. Будучи атеистом, старик все же верил, или утверждал, что верит, в Норн, трех богинь судьбы языческой Скандинавии. «Даже и сегодня в захолустных лесных углах можно найти норвежцев, которые верят в судьбу больше, чем в своего лютеранского Бога». Дед брал ручонки Джима в свои огромные, искореженные работой руки и поворачивал так, чтобы белые пятнышки у Джима на ногтях блестели на свету. Джим хорошо знал о них и немного стеснялся, что другие их тоже видят. Но Рагнар говорил: «Эти знаки викинги называли норнаспорами. Их дали тебе Норны, чтобы показать свою благосклонность к тебе. Ты счастливец. Будь эти пятнышки темными, тебя всю жизнь преследовало бы злосчастье. Но они белые, а это значит, что тебе в жизни будет сопутствовать удача».

Судьба… Мистер Лам много раз говорил на уроках английского:

«Характер – это судьба». Это цитата из Гераклита, древнегреческого философа. Запомните это правило и живите согласно ему. «Характер – это судьба».

Это произвело на Джима глубокое впечатление. Дед, с другой стороны, полагал, что характер человеку дается судьбой. Где бы ни заключалась истина, Джим знал: он обречен быть вечным неудачником. Мало ли что говорил старый Рагнар о норнаспорах. Джим Гримсон – безнадежный случай, кто угодно, только не герой. Как сказал ему школьный психолог, у него заниженная самооценка, он способен общаться лишь с немногими из своих сверстников, такими же неблагополучными, как и он, не умеет вести себя с вышестоящими лицами, ненавидит власть в любой форме, не стремится к успеху – короче, шпарит без тормозов по крутой дорожке в ад. Сказав это, психолог добавил, что у Джима все-таки большой потенциал, хотя характер у него хаотический и пораженческий. Он вполне способен поднять себя за волосы. Ну уж это психик определенно лажу гнал.

Джим вздохнул и только теперь заметил, что вокруг что-то не так – точнее, чего-то не хватает. Только через минуту он понял, что окружен полной тишиной. Неудивительно, что он чувствовал себя не в своей тарелке.

Он пошел на кухню и включил радио. На ВИЭК был «Час золотого ретро», и они передавали «Долой с катушек», альбом 1966 года, в котором Фрэнк Заппа впервые выступил вместе с «Мазерс оф Инвеншен». Джиму тогда было четыре года – глубокая старина.

Не успел альбом кончиться, как вернулся Эрик Гримсон – и разверзлись врата ада.