"Жизнь Мухаммеда" - читать интересную книгу автора (Панова Вера Федоровна, Вахтин Юрий...)

Глава 10 «ГЛАГОЛОМ ЖГИ СЕРДЦА ЛЮДЕЙ!»

— Первая проповедь с холма ас-Сафа

— Неудача проповеди

— Мухаммед обращается к хашимитам

— Годы творческого подъема

— Высокая поэзия Корана

— Клятвы Бога

— Мухаммед предвещает воскресение из мертвых и загробную жизнь

— Описание ада и рая

Тайная проповедь Мухаммеда, собственно, не являлась ни для кого секретом. Совместные собрания и ночные молитвы в окрестностях города, постоянное общение верующих между собой не могли остаться не замеченными в маленькой, тесно застроенной Мекке. Соплеменники Мухаммеда, несомненно, знали, что он и его сторонники то ли ханифствуют, то ли ударились в сабейство, но жизнь новой секты была окутана интригующим покровом таинственности, возбуждающим естественное любопытство, порождающим самые невероятные толки, подогревающим интерес к Мухаммеду и его деятельности. Тем самым трехлетняя тайная проповедь позволила Мухаммеду не только создать сплоченную общину, не только уточнить кое-какие детали созданной им религиозной системы, но и подготовить общественное мнение Мекки к своему выступлению в роли пророка и посланника Бога.

В вольном городе Мекке не было ни правителя, ни правительства как такового. Город представлял собой федерацию кланов, на которые раздробилось славное племя курайшитов. Порядок надежно поддерживался обычаем кровной мести, свои внутренние дела каждый клан решал самостоятельно, а общегородские вопросы обсуждали сообща главы всех кланов, встречавшиеся по мере надобности в Доме собраний, расположенном поблизости от Каабы. Но и каждый житель города имел право созвать своих сограждан — на деле к этому праву прибегали только тогда, когда возникала острая необходимость срочно оповестить весь город о каком-нибудь событии чрезвычайной важности, например о внезапном появлении в окрестностях города враждебно настроенных кочевников.

Этим правом и решил воспользоваться Мухаммед, чтобы собрать всех курайшитов на свою первую публичную проповедь.

Ранним утром, когда город еще только проснулся и жители не успели разбрестись по своим делам, Мухаммед поднялся на вершину невысокого холма ас-Сафа, расположенного почти в центре Мекки, и стал выкрикивать оттуда традиционный призыв к общему собранию.

— Сыны Абд аль-Мутталиба! Сыны Абд Манафа! Сыны Курайша! — кричал Мухаммед с вершины ас-Сафы так громко, что голос его в утренней тишине разносился по всему городу; он перечислил все кланы и вызвал полный переполох среди ничего не подозревающих мекканцев.

Поспешно выбегали курайшиты из своих домов и спешили на его призыв; некоторые захватывали с собой оружие и на ходу перепоясывались мечами. Вместе с мужчинами к холму ас-Сафа-направились и многие женщины, горя желанием поскорее узнать о грозящей городу опасности.

Лишь немногочисленные единоверцы Мухаммеда знали, что под видом чрезвычайного сообщения посланник Бога намерен перед всем племенем курайшитов произнести проповедь, и, наверное, они верили, что с помощью всемогущего Бога в этот исторический день произойдет чудо: закосневшие в невежестве и идолопоклонстве, сердца курайшитов очистятся, и они здесь же, у подножия холма ас-Сафа, предадут себя единому истинному Богу, станут мусульманами. Однако те из курайшитов, которым были хорошо известны религиозные увлечения Мухаммеда, увидев его на вершине ас-Сафы, прекрасно поняли, что никакая опасность городу не грозит и речь пойдет, по-видимому, о вещах не столь уж важных.

Впрочем, всеобщее внимание было велико, и собравшаяся огромная толпа стала внимать Мухаммеду в напряженном молчании.

Мухаммед говорил о едином Боге. Он называл его всемогущим, Аллахом это имя курайшиты хорошо знали, они даже почитали Аллаха наряду с другими богами, в некотором смысле и Кааба была домом в том числе и этого самого Аллаха, которому, кстати сказать, весьма полезно было молиться во время путешествий по морю, здесь же, на суше, особого проку от Аллаха не было. Мухаммед называл своего единого Бога также рахманом, милосердным, — это слово было совершенно незнакомо курайшитам. «Что такое рахман?» — в недоумении спрашивали они друг друга. В целом то, что Мухаммед говорил о Боге, страшном суде и бессмертии в загробном мире, не было неожиданным, все это сильно напоминало местами учение сабиев, местами — учение христиан и иудеев. Курайшиты, широко, хотя и поверхностно знакомые с различными религиями, не усмотрели в словах Мухаммеда о Боге ничего нового и оригинального: Мухаммед ударился в сабейство — был почти единодушный вывод курайшитов.

Чисто теоретическая часть проповеди Мухаммеда показалась собравшимся малоинтересной. Внимание толпы стало рассеиваться уже после первых же его слов, то тут, то там стали раздаваться возмущенные голоса — мол, нечестно и неблагородно ради подобной болтовни созывать весь город, воспользовавшись сигналом тревоги. Когда же Мухаммед сообщил курайшитам, покрывая шум толпы, что он является не кем иным, как посланником и пророком всемогущего Аллаха, общее раздражение и негодование нашло наконец выход — на Мухаммеда посыпались насмешки, каждый наперебой изощрялся в остроумии, толпа стала свистеть и улюлюкать, голос Мухаммеда потонул в общем шуме.

Возмущение курайшитов, обманным путем собранных на проповедь, было вполне оправданным, и все же следует отметить, что взрыв народного негодования произошел не совсем стихийно. Богатые мекканские купцы, по-видимому, хорошо знали, что за невинной теоретической частью должна последовать часть, так сказать, практическая, отнюдь для них не безразличная — всеобщее равенство и братство всех людей, восхваление бедности и осуждение богатства, идущее от Бога требование освобождать рабов, принявших новую веру, и творить милостыню — жертвовать значительную часть своего богатства в пользу бедняков. И богатые мекканские негоцианты сделали, конечно, все от них зависящее, чтобы сорвать проповедь Мухаммеда и натравить на него толпу, и так уже достаточно недоброжелательно настроенную по отношению к нему. Особенно усердствовал, по словам преданий, родной дядя Мухаммеда, надменный Абд аль-Узза: вместе со своей женой Ум Джамиль он первый под бурное одобрение толпы начал выкрикивать в адрес Мухаммеда насмешки и оскорбления. В ответ Мухаммед, лишенный возможности продолжать проповедь, также перешел к личным выпадам и угрозам, Абд аль-Уззе, в частности, он пообещал вечные и ужасные мучения в аду — его будут жечь на костре, а его любимая жена Ум Джамиль своими руками будет подкладывать в костер дрова. Из-за этого Абд аль-Уззу мусульмане прозвали Абу Лахабом («Тот, кому уготовано место в аду»), и это прозвище утвердилось в истории.

Так, довольно-таки безобразно, окончилось историческое выступление Мухаммеда перед курайшитами. Никакого чуда не произошло, истина не проникла в черствые языческие сердца, с болью и возмущением расходились немногочисленные мусульмане, ставшие свидетелями унижения посланца Бога и своей веры перед лицом идолопоклонников.

Как бы то ни было, публичной проповеди начало было положено, на немедленный успех сам Мухаммед вряд ли мог рассчитывать, хотя такого провала он, несомненно, не ожидал. И здравый смысл, и приказания, посылаемые Мухаммеду в откровениях, настоятельно требовали продолжать борьбу.

— Встань и увещевай! — требовал от Мухаммеда всемогущий, милосердный и грозный Бог. — Увещевай твою ближайшую родню. И склоняй свои крылья пред тем, кто следует за тобой из верующих. — Аллах накажет меня, если я ослушаюсь его приказаний, — объяснял Мухаммед тем из своих сторонников, которые пытались отговорить его от дальнейших попыток обратиться с проповедью к многолюдным собраниям курайшитов и советовали вернуться к испытанным методам пропаганды.

Курайшиты знали и любили ораторское искусство, в котором Мухаммед был дилетантом. Мухаммед, очевидно, понял, что он переоценил свои силы, когда дерзнул выступить с проповедью под открытым небом, при ярком свете жаркого солнца, перед случайной и неподготовленной аудиторией. Поэтому от дальнейших выступлений перед огромными толпами соплеменников он отказался и решил следующую встречу с идолопоклонниками провести в более подходящих условиях. Вскоре он разослал приглашение влиятельным представителям своего клана. Обедневшие и утратившие прежнее влияние хашимиты, организаторы и вдохновители Конфедераций Добродетельных, уже давно находились в сильной оппозиции к мекканским верхам; и у Мухаммеда были основания рассчитывать, что ему удастся убедить их не только в превосходстве единобожия над язычеством, но и в целесообразности примкнуть к начатому им религиозному движению.

Около сорока хашимитов, все взрослые мужчины клана, откликнулись на приглашение Мухаммеда и пожаловали к нему в дом. Среди них были и дяди Мухаммеда — Абу Талиб, Аббас, Хамза, — и враждебно настроенный Абу Лахаб, один из виновников провала публичной проповеди.

Сперва гости и хозяин не говорили о делах, они обменивались традиционными приветствиями, взаимными пожеланиями мира и успеха. Потом был пир, во время которого прислуживал Али. Мухаммед потчевал собравшихся родственников бараниной. Когда гости наелись до отвала, так, что никто уже больше не в состоянии был есть, Али подал чашу с вином, и эту чашу наполняли до тех пор, пока все не были удовлетворены.

Только после такого щедрого угощения Мухаммед заговорил о деле, ради которого он собрал сородичей. Но и тут злобный и надменный Абу Лахаб помешал ему довести разговор до конца.

— Наш хозяин околдует нас, — сказал он якобы хашимитам, и по его сигналу все они поспешно простились и разошлись по домам.

Тогда Мухаммед вторично пригласил всех хашимитов к себе и опять обильно кормил и поил их. Опять блюдо с мясом наполнялось до тех пор, пока кто-нибудь еще мог есть, а кубок доливался, пока кто-нибудь изъявлял желание пить. Потом Мухаммед, на сей раз никем не перебиваемый, подробно разъяснил хашимитам и суть новой религии, открытой ему Богом, и свою собственную миссию как пророка и посланника Бога, а стало быть, первого, в глазах Бога, человека на земле, избранника, духовного главы всех, кто встанет на путь предания себя Богу, примет ислам. В глазах всевышнего и милосердного Бога те, кто последует за Мухаммедом, заслуживают всяческой награды не только в загробной жизни, но и здесь, на земле. С помощью всемогущего Аллаха победа истинной веры над жалким идолопоклонством обеспечена, а вместе с тем обеспечена и победа Мухаммеда и его соратников над всеми противниками, сколько бы их ни было, каким бы могуществом они ни обладали в настоящее время. Для него, Мухаммеда, хашимиты — самые близкие на земле люди, это просто удача и перст Божий, что именно из среды хашимитов избран пророк; если хашимиты последуют за ним, торжество и слава Мухаммеда и новой веры станут и их торжеством и славой.

Внимательно слушали хашимиты вдохновенную, дышащую полным убеждением и искренностью речь Мухаммеда. В божественные откровения, в то, что Мухаммед пророк, они не поверили. Но у Мухаммеда уже было несколько десятков последователей, и среди них мужчин почти столько же, сколько во всем клане хашимитов, а это была немалая сила. Движение, начатое Мухаммедом, явно было направлено против мекканских верхов, давних врагов большинства хашимитов и их союзников по Конфедерации Добродетельных, в этом отношении, каким бы провалом ни кончилось начинание Мухаммеда, особого вреда хашимитам оно не принесет. Но в том, что начинание Мухаммеда, несмотря на все его пророческое вдохновение и на временный успех среди людей незначительных, непременно окончится провалом, сомнений у хашимитов не было. И если они, хашимиты, примкнут в открытую к Мухаммеду, его неизбежное поражение обернется и для них окончательным крахом.

— Бог повелел мне призвать вас на истинный путь, — закончил Мухаммед, по свидетельству преданий, свое обращение к хашимитам. — Кто же из вас последует за мной, кто станет моим братом, моим душеприказчиком и моим наследником?

Хашимиты ответили на призыв Мухаммеда полным молчанием, никто из них не захотел связать свою судьбу с судьбой начатого им религиозного движения. Тогда вперед выступил Али, самый младший среди присутствовавших, и, по его собственным словам, пылко воскликнул:

— О пророк Бога! Я буду твоим помощником! — а Мухаммед обнял его и, обращаясь к собравшимся, сказал:

— Вот мой брат, мой душеприказчик и мой наследник! Слушайтесь его и повинуйтесь ему!

Таким эпизодом закончилась якобы вторая встреча с хашимитами, вторая, заметим, и последняя, ибо, несмотря на всю любовь преданий к троекратному повторению важных событий, о третьей встрече Мухаммеда с хашимитами не упоминается. Уходя, гости посмеивались над Абу Талибом — не забыл ли он, что теперь ему следует повиноваться не только племяннику, но и малолетнему сыну?

Тем не менее встреча имела важные и благоприятные для Мухаммеда последствия — хашимиты убедились, что его проповедь не вредит их клану, и обещали не лишать Мухаммеда покровительства. Об этом ему вскоре сообщил Абу Талиб. Таким образом, Мухаммеду была обеспечена личная безопасность, он заручился косвенной, но чрезвычайно действенной и важной поддержкой своего клана и мог безбоязненно идти на риск обострения отношений со своими потенциальными противниками.

Впрочем, на первых порах открытая проповедь новой веры никакой опасной реакции со стороны курайшитов не вызывала — в Мекке господствовала широкая веротерпимость, и никому не возбранялось, в сущности, призывать в том числе и к единобожию. Мухаммед прославлял всемогущего и милосердного Аллаха и призывал курайшитов порвать с идолопоклонством; он «увещевал» их, как ему было приказано самим Богом, и напоминал им о вечных мучениях, которые ждут в загробной жизни всех идолопоклонников, всех, кто не повинуется божественным заповедям, требующим молиться, творить милостыню, относиться с братской любовью друг к другу, быть справедливым и очиститься от скверны греха, и признавать Мухаммеда пророком и посланником Бога, ибо «свидетельствую, что нет никакого божества, кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммед посланник Аллаха». Материал для своих проповедей Мухаммед черпал из разных источников — из древних арабских преданий, из христианских апокрифических текстов, из ветхозаветных легенд, из персидских, близких к зороастризму, сказаний.

Но весь этот пестрый материал Мухаммед часто переосмысливал до неузнаваемости, он брал из него лишь то, что соответствовало и отвечало своеобразной религиозной системе, созданной им самим. Главную же основу проповедей Мухаммеда составляли послания самого Бога, получаемые им в откровениях, послания частые и поэтически вдохновенные.

Для самого Мухаммеда, как мы уже говорили, эти послания не являлись плодом его собственного творчества, он, Мухаммед, не имел к их созданию никакого отношения, это были отрывки небесной, написанной самим Богом книги — Корана. Поэтому в них все время говорит Бог, и только Бог, художественное и религиозное новаторство, которого не знали ни священные книги яхуди, ни писания насара. Все изложение ведется от лица Бога, и нигде, ни разу монолог Бога не прерывается словами Мухаммеда. Трудности, создаваемые подобным литературным приемом, были, конечно, громадными, зато верующие могли, что называется, из первых рук получить все сведения о Боге и его законах — неизвращенные, изложенные на чистом арабском языке, ясные и понятные, как считал Мухаммед, для каждого, чьи ум и сердце не уклонялись безнадежно ко злу. Но над стихами Корана до сих пор ломают головы почтенные арабисты и не менее почтенные мусульманские богословы — увы, многие, очень многие места темны и непонятны, и были они темными и загадочными, допускающими различное толкование, по-видимому, уже тогда, в самый момент своего создания. Не стоит забывать, однако, что у поэзии свои законы, и там, где исламоведам и биографам пророка трудно докопаться до точного смысла коранических текстов, нередко ощущается наиболее мощный подъем поэтического вдохновения Мухаммеда.

В годы создания первых по времени сур Корана Мухаммед не обладал никакой властью, он никого не мог заставить поверить себе, он мог только убеждать, и этим страстным желанием убедить своих слушателей, в том числе и таких, которые к его словам относились враждебно, проникнуты в этот период и обращения Бога к людям. Чтобы заставить людей поверить себе, Бог постоянно клянется, вдохновенными и страшными клятвами подтверждает истинность своего бытия и основные положения новой веры.

Клятвы, пожалуй, представляют собой едва ли не самые поэтичные места Корана, во всяком случае, они и в переводе сохраняют многие достоинства подлинника и позволяют нам понять, почему созданный Мухаммедом Коран заслуженно почитается как один из прекраснейших литературных памятников древности. Клятвы Бога, которыми часто начинаются отдельные суры, разнообразны.

Вот некоторые из них.

— Клянусь местом заката звезд! Клянусь тем, что вы видите, и тем, чего не видите! Клянусь Господом востоков и западов! Клянусь месяцем! И ночью, когда она повертывается, и зарей, когда она показывается! Нет, клянусь днем воскресения и клянусь душой порицающей! Клянусь посылаемым поочередно, и веющими сильно, и распространяющими бурно, и различающими твердо, и передающими напоминание, извинение или внушение! Клянусь движущимися обратно — текущими и скрывающими, и ночью, когда она темнеет, и зарей, когда она дышит! Но нет, клянусь зарею, и ночью, и тем, что она собирает, и луной, когда она полнеет! Клянусь небом — обладателем башен, и днем обещанным, и свидетелем, и тем, о ком он свидетельствует! Клянусь небом, обладателем возврата. И землей, обладательницей раскалывания. Клянусь зарею, и десятью ночами, и четом и нечетом, и ночью, когда она движется! Клянусь солнцем и его сиянием, и месяцем, когда он за ним следует, и днем, когда он его обнаруживает, и ночью, когда она его покрывает, и небом, и тем, что его построило, и землей, и тем, что ее распростерло, и всякой душой, и тем, что ее устроило и внушило ей распущенность ее и богобоязненность! Клянусь ночью, когда она покрывает, и днем, когда он засиял. Клянусь утром и ночью, когда она густеет! Клянусь мчащимися, задыхаясь, и выбивающими искры, и нападающими на заре!

— Клянусь горой, и книгой, начертанной на свитке развернутом, и домом посещаемым, и кровлей вознесенной, и морем вздутым…

Такой клятвой начитает Бог суру, которая впоследствии получила название «Гора». Для современников Мухаммеда было, очевидно, понятно, чем клянется Бог:

«Гора», по всей вероятности, — это гора Синай, на вершине которой пророк Муса некогда получил от Бога откровения; «книга» — божественная небесная книга деяний людских либо сам Коран; «дом посещаемый» — Кааба; «вознесенная кровля» — скорее всего, горные вершины.

— Клянусь звездой, когда она закатывается! — восклицает Бог, и курайшиты в те далекие времена, несомненно, знали, что подразумевается под этой звездой; нам же остается гадать — что же это: Сириус? Венера? Но что бы ни понимал сам Мухаммед под закатывающейся звездой, этот поэтический образ, созданный почти полторы тысячи лет назад, продолжает жить, может быть, именно потому, что он утратил ненужную конкретность: ведь для нас ни на Сириусе, ни на Венере не обитают никакие боги, а сами эти образы иначе используются в нашей поэтической символике.

Бог, по словам Мухаммеда, «един, вечен, нерождающий и нерожденный, не знающий себе равных»; он всемогущ и милосерден. «Поистине, мощь твоего Господа сильна! — увещевал сам Бог в суре „Башни“. — Ведь Он начинает и возвращает. И Он — прощающ и любвеобилен, владыка трона, славный, совершитель того, что пожелает».

— Просят его те, кто в небесах и на земле, каждый день Он за делом.

— Аллах — податель надела, обладатель силы, мощный; ему принадлежит то, что на небесах, и то, что на земле. Господь обоих востоков и обоих западов, он сотворил человека из звучащей глины, и сотворил джиннов из чистого огня, и создал ангелов, и сделал их властителями огня. И всех ныне живущих людей создал всемогущий Аллах — из воды ничтожной, помещенной в прочном месте до известного срока, из капли семени, из воды изливающейся, которая выходит из хребта и грудных костей, создал в заботе, устроил и соразмерил. Я извел вас из земли и когда вы были зародышами в утробах ваших матерей — это ли не доказательство моего всемогущества, — спрашивал Бог, — вы творите или Мы творцы? Мы создали вас парами, и дали ночь для отдыха, и за добро всегда воздаем добром, почему же вам не поверить? И разве это не благодеяние и не милосердие? И на земле есть знамения для убежденных и в ваших душах. Разве вы не видите? Какое из благодеяний вашего Господа вы сочтете ложным?

— И небо Мы воздвигли руками, и солнце, и луну, ведь Мы — расширители. И землю Мы разостлали, и прекрасные устроили Мы! Из всякой вещи Мы устроили пару — может, вы задумаетесь! У Господа твоего конечный предел.

Это Он, который заставляет плакать и смеяться, который распределяет смерть и оживляет, обогащает и наделяет!

…Землю Он положил для тварей, на ней плоды, и пальмы, и злаки, и благоуханные травы. Он разъединил моря, готовые встретиться, и положил между ними преграды, через которые они не устремятся. Выходят из морей жемчуг и коралл, и бегут по ним корабли, высоко поднятые на море, как горы.

…Разве Мы не сделали землю вместилищем для живых и мертвых, и устроили на ней прочно стоящие, гордые, и напоили вас водой пресной? Разве Мы не сделали землю подстилкой и горы — опорами; и создали вас парами, и сделали ваш сон отдыхом, — ночь — покровом, а день — временем жизни; и построили над вами семь твердей, и сделали пылающий светильник, и низвели из выжимающих дождь воду обильную, чтобы произвести ею зерна и растения и сады густые?

Всякий, кто на земле, исчезнет, останется лишь лик Господа со славой и достоинством — какое же из благодеяний Господа вашего вы сочтете ложным?

…Видите ли вы, что возделываете, — вы ли это сеете, или Мы сеем? Что стоит Нам обратить посевы ваши в сухой мусор? Видите ли вы воду, которую пьете, — разве вы ее низвели из облаков или Мы низводим? Ведь Мы могли сделать ее горькой, отчего же вы неблагодарны?

…Вы ли труднее для создания или небо? Он его построил, и воздвиг свод его, и омрачил ночь его, и вывел зарю; и землю после этого распростер, и вывел из нее воды и пастбища, и горы — Он утвердил их на пользу вам и вашим скотам. Какое же из благодеяний Господа вашего вы сочтете ложным?

…Пусть же посмотрит человек на свою пищу, как Мы пролили воду ливнем, потом рассекли землю трещинами и взрастили на ней зерна, и виноград, и траву, и маслины, и пальмы, и сады густые, и фрукты, и растения — на пользу вам и вашим животным. Пусть посмотрит на верблюдов, как они созданы, и на небо, как оно возвышено, и на горы, как они водружены, и на землю, как она распростерта. Хвали же имя Господа твоего высочайшего!

Такими словами и образами воспевал Мухаммед своего всемогущего и милосердного Бога, обращаясь к курайшитам, погрязшим в идолопоклонстве. В задачу Мухаммеда вовсе не входило доказывать, что Бог есть. Каждый ребенок в Мекке, едва научившийся говорить, знал, что боги существуют, — весь вопрос заключался в том, один Бог или много, а если один — то какими свойствами он обладает. Описывая всемогущего Бога на все лады и с помощью доводов, действовавших на умы и чувства курайшитов, Мухаммед, по существу, косвенно опровергал многобожие — при таком всесильном Боге в мире просто не оставалось никакого места для других богов; если всем распоряжается один Бог, многочисленные боги курайшитов оказывались ни при чем; они — никчемные истуканы, от которых ровно ничего не зависит и которым не только греховно, но и совершенно бессмысленно поклоняться.

Боги курайшитов не давали людям бессмертия в потустороннем мире — если представления о бессмертии и бытовали среди арабов, то в самом неопределенном виде, и общим признанием они не пользовались. Идея же телесного воскресения была чужда арабам, в нее они не верили совершенно. Утверждая всемогущество Бога, Мухаммед не только ниспровергал идолопоклонство и многобожие, но и подготавливал своих слушателей к тому, чтобы они уверовали в телесное воскресение и последующее бессмертие в загробном мире.

— Разве можно сомневаться, — спрашивал Мухаммед, — что Бог при таком безмерном всемогуществе не способен собрать человеческих костей? Разве думает человек, что он оставлен без призора? Разве не был он каплей семени источаемого? Потом он был сгустком, и сотворил его Бог, и устроил, и сделал из него пару — мужчину и женщину; так разве Бог не может оживить мертвых? Пусть же посмотрит человек, из чего он создан, — поистине Бог в силах вернуть его в прежнее состояние, после того как он станет костями истлевающими. Воскресит в тот день, когда пожелает, только одно сотрясение и вот уже люди навеки бодрствующие.

Когда наступит воскресение из мертвых, Мухаммед никогда не говорил, так как Бог ему об этом не счел нужным сообщить. Но похоже, что в первые годы своей проповеди он нередко намекал, что этот страшный и великий день не за горами. Для тех же, кто воскреснет, время не будет ощущаться долгим, когда бы ни наступил день воскресения — в этот день они предстанут перед Богом так, как будто отлучились от жизни всего на один вечер или утро, обещал Мухаммед в своих сурах.

Да, день воскресения будет великим и ужасным днем, ибо он будет последним днем этого мира и этой жизни, днем страшного суда. Мухаммед в Коране не жалел поэтических красок, чтобы нарисовать картину фантастической катастрофы, которую переживет вся вселенная в день встречи божьих тварей со своим владыкой и творцом.

— В тот день небо заколеблется и горы придут в движение, и горе в тот день обвиняющим его (Мухаммеда) во лжи! Земля сотрясется сотрясением, и горы сокрушатся и станут рассыпаться прахом!

…В тот день дунут в трубу единым дуновением, и спасена будет земля, а горы раздроблены: небо расколется, и будет оно в тот день слабым. А по краям него ангелы, которые понесут трон Господа…

…В тот день небо будет как медь расплавленная, и горы будут, как шерсть.

…Он спрашивает, когда день воскресения. Вот когда ослепится взор, и затмится луна, и сольются солнце и луна, скажет человек в тот день: «Где бегство?» Так нет! Нет убежища! Только к Господу твоему в тот день прибежище!..

…То, что вам обещано, готово случиться. И тогда звезды померкнут, и тогда небо расколется, и горы развеются… Горе в тот день обвиняющим во лжи! А считает день суда ложью лишь преступник грешный.

…В тот день — день разделения — подуют в трубу, и придете вы толпами. И небо откроется и станет вратами, и горы задвигаются и станут миражем.

…Когда солнце будет скручено, звезды осыплются, горы сдвинутся с мест, и десять месяцев беременные верблюдицы будут без присмотра; когда звери соберутся, и души соединятся, и моря перельются; когда зарытая живьем спросит, за какой грех она была убита, когда свитки развернутся, небо будет содрано, ад разожжен и рай приближен — узнает тогда душа, что она себе уготовила! Уготовила вперед и отложила!

…Сотрясется земля сотрясением великим, и извергнет земля то, что в ней, и опустеет, и скажет человек: «Что с нею?» — в тот день расскажет она, по велению Господа, свои вести. В тот день выйдут люди толпами, чтобы им показаны были их деяния; и кто сделал добра на вес пылинки — увидит его, и кто сделал зла на вес пылинки — увидит его… Вспомнит в тот день человек, но к чему ему воспоминание? Люди будут в тот день как разогнанные мотыльки… И не будет дано позволения, чтобы им оправдаться.

На суде, который совершит Бог в этот страшный день, оправдания будут не нужны — каждая душа будет видеть все, что она уготовила себе вперед и отложила, и будет обнаружено то, что в груди, самое скрытое и потаенное; и каждая душа будет знать, что Господь обо всем осведомлен. В полном одиночестве предстанет человек в день суда перед всевышним, и ни родные, ни друзья, ни племя не будут ему в тот день защитниками. И судить его будут не как курайшита, и не как араба или представителя какого-нибудь клана — все эти пережитки племенного и родового строя, несовместимые с единобожием, Мухаммед решительно убрал — в день суда предстанет человек в своем истинном виде — просто как личность, один на один amp; Богом — ведь и на земле в первую очередь он связан с Богом, все же остальные его связи — второстепенные и опосредованные тем же Богом.

Каждый понесет только свою ношу, и каждому будет воздано воздаяние справедливо: грешники пойдут в ад, а праведники — в рай.

Но кого Бог сочтет грешником, а кого если и не праведником, то хотя бы заслуживающим милосердного отношения — ведь не надо забывать, что Господь полон всепрощения, любви и милосердия. Мухаммед не оставил без ответа этот важный вопрос, в своих поэтических сурах он нарисовал образ нечестивого грешника; и в противовес ему — образ человека богобоязненного, предавшего себя Богу, человека, который может смело рассчитывать на прощение и милосердие.

Грешники — это в первую очередь те, кто не уверовал в ясные знамения Бога, кто считает ложью день суда, кто обвиняет Мухаммеда, а тем самым Бога, во лжи. Этим грешникам нет прощения и нет спасения от ада. Отрицание Бога и страшного суда для них закономерно, ибо, влюбленные в жизнь ближнюю, в богатство, избалованные успехом, они возгордились и думают, что на них не найдется никакой управы даже в загробной жизни.

Не ведая страха перед загробной жизнью, они ведут себя отвратительно. По словам Мухаммеда, они грубы, препятствуют добру, не заботятся о том, чтобы накормить бедняка; они собирают и копят; когда их коснется зло — они печалятся, а когда их коснется добро — становятся недоступными и надменными; они смеются над теми, кто уверовал, считая их заблудшими; они не почитают сироту, пожирают наследство едой настойчивой, любят богатство любовью упорной; они обвешивают и обмеривают — для себя взвешивают на всех весах тяжелых, а беднякам отвешивают на весах легких.

В день воскресения «выйдут (грешники) из гробниц поспешно, как будто они устремляются к жертвенникам, с потупленными взорами». Они — люди левой стороны, и в левую руку будет дана им книга, в которой записаны все их деяния.

«А они ведь лживо считали ложью Наши знамения, — говорится в одной из сур, в которой дается описание страшного суда, — но каждую вещь Мы сочли, записав — вкусите же, Мы не прибавим вам ничего, кроме наказания!» И тот, кому дана книга в левую руку, воскликнет: «О, если бы мне не дана была моя книга! И я бы не знал, каков мой расчет! О, если бы это было кончающим! Не избавило меня мое достояние. Погибла у меня моя власть!» И еще воскликнут они: «Мы не были среди молящихся, и не кормили мы бедняка, и мы погрязли с погрязшими, и мы объявили ложью день суда, пока не пришла к нам достоверность».

Ничто не сможет спасти этих закоренелых грешников, увлекавшихся страстью к умножению богатств, хулителей — поносителей истинной веры, собиравших богатство в надежде, что оно их увековечит. Горе им, горе! И паки горе им, горе! Не будет им позволено оправдываться, ибо это — день, когда не заговорят. Грешник хотел бы откупиться от наказания того дня своими сынами, и под ругой своей, и братом, и родом своим, который даст ему убежище, и всеми, кто на земле, — лишь бы его спасли. Так нет! Не будет ему спасения, и не найдется ему заступника. И не сможет он даже в этот день преклониться перед Господом — поздно!

Схватят его за длинную прядь волос, служившую ему при жизни знаком того, что он свободный, а не раб, — за этот почетный знак свободы схватят его, ибо он всегда был и всегда останется только рабом Бога, что бы он некогда о себе ни возомнил, схватят и низвергнут в ад. Или Бог скажет: «Возьмите его и свяжите! Потом в огне адском сожгите! Потом в цепь, длина которой семьдесят локтей, его поместите! Ведь он не верил в Аллаха великого, и не побуждал накормить бедняка. И нет для него сегодня здесь друга, и нет пищи, кроме помоев. Не ест ее никто, кроме грешников!»

…В тот день будут они ввергнуты в огонь геенны, тот самый огонь, который они считали ложью, — горите в нем! Терпите или не терпите-все равно для вас: вы только награждаетесь за то, что совершили.

…Грешники, владыки левой стороны, как постоянно называет их Мухаммед, будут мучиться в самуме и кипятке, в тени черного дыма, не прохладной и не благой. Они будут есть с дерева заккум, и наполнять его плодами животы, и пить за этим кипяток, как пьют истомленные жаждой. А дерево заккум, пояснил позднее Мухаммед, — это ведь дерево, которое выходит из корня геенны, плоды его точно головы дьяволов, а грешники едят их и наполняют ими животы.

И опять — огонь, искры которого разлетаются как желтые верблюдицы, и кипяток, не утоляющий жажды, и испепеляющий самум, и удушающая еда, и тень черного дыма, не спасающая от огня и не приносящая облегчения. Иногда в качестве питья для грешников добавляется гной — в этом аду грешники и пробудут века, не вкушая там ни прохлады, ни питья — и получат, как учил Мухаммед, воздаяние соответствующее.

В описании грешников Мухаммед в самых общих чертах набросал портрет тех, кого он и его сторонники считали своими главными противниками, характерно, что это богачи, притеснители сирот, поедающие наследства «едой настойчивой», вместо того чтобы поделиться богатством с бедняками, гордящиеся своей силой и властью на земле; они-то и не хотят верить в посланничество Мухаммеда, они-то и объявляют ложью день суда, их сердца глухи к проповеди истинной веры, и никакие знамения убедить их не могут. Богатым и влиятельным мекканцам, конечно, нетрудно было догадаться, против кого направлены эти Богом ниспосылаемые Мухаммеду стихи небесной книги.

В день суда, в день различения, предстанут перед Богом и люди правой стороны, для которых уготован рай. Это, собственно, не праведники в точном смысле слова — безгрешных людей нет, просто они не совершили в своей жизни непростительных грехов, а Аллах потому и называет себя милосердным и любвеобильным, что он готов простить прегрешения мелкие, совершенные по слабости человеческой, прегрешения, так сказать, непринципиальные.

Эти люди правой стороны — прежде всего верующие во всемогущего Бога и его посланника, и книга, в которой записаны все их деяния, будет дана им в правую руку — ведь они были творящими добро; была малая часть ночи, что они спали, и на заре они взывали о прощении, и в достоянии их была доля для просящего и лишенного. Они терпели решения своего Господа, прославляли его и утром, когда вставали, и ночью, и при обратном движении звезд. Они простирались перед Аллахом и поклонялись ему. И они не нарушали весов, устанавливали вес справедливо, то есть не обвешивали и не обмеривали, а торговали честно, — Мухаммед сам был торговцем и со своей проповедью обращался к торговцам, неудивительно, что и Бог высоко ценил купеческую честность и почитал ее как крупную заслугу, достойную того, чтобы учесть ее в день страшного суда.

Основные черты этого образа «людей правой стороны» неоднократно повторяются во многих сурах. Праведных людей Мухаммед называет молящимися, которые в своей молитве постоянны, верующими в день суда, страшащимися наказания своего Господа — ведь наказание Господа небезопасно; теми, которые соблюдают договоры и доверенное, которые прямо стоят со своими свидетельствами. Праведные не забывали очищать свою душу, они отпускали на свободу рабов, кормили в дни голода сироту из родственников или бедняка оскудневшего; они из тех, кто уверовал, и заповедал терпение, и заповедал милосердие. Стремления их различны, но они давали и страшились, и считали истиной прекраснейшее, и Бог облегчит их к легчайшему и удалит от них богобоязненных, приносивших свое достояние, чтобы очиститься, — пылающий, сводчатый огонь ада.

Награда праведным, предавшим себя Богу, — рай, ибо есть ли воздаяние за добро, кроме добра? Рай Мухаммед описал тогда в семи сурах, описал ярко и вдохновенно.

…Лица праведных в день суда благостные, своим стремлением довольные, в саду возвышенном. Не услышишь ты в нем болтовни. Там источник проточный, там седалища воздвигнуты, и чаши поставлены, и подушки разложены, и ковры разостланы…

…Поистине, ведь праведники в благоденствии на ложах созерцают! Ты узнаешь в их лицах блеск благоденствия. Поят их вином запечатанным, оставляющим после себя не тяжкое похмелье, а лишь аромат, и водой из специального источника, из которого пьют только приближенные, — таснима… Ведь для богобоязненных есть место спасения, и сады, и виноградники, и полногрудые сверстницы, и кубок полный. Не услышат они там ни болтовни, ни обвинений во лжи… А если он из приближенных, из владык правой руки, то покой, и аромат, и сад благодати, и «мир тебе!» от владык правой руки!

…Воистину, богобоязненные — среди садов и благодати, забавляясь тем, что дал им Господь. Ешьте и пейте во здравие за то, что совершили, возлежа на ложах, расставленных рядами. И Мы сочетаем их с черноглазыми, большеокими. Мы приведем к ним потомство их. И снабдим Мы их плодами и мясом из того, что пожелают. Они передают друг другу кубок — нет пустословия там и побуждения к греху. И обходят их юноши, подобные сокровенному жемчугу.

…А тому, кто боится Господа своего, — два сада густых.

В них два источника протекают. В них — всяких плодов два сорта. Опираются они на парчовые ложа, а сорвать плоды — близко. Там скромноокие, которых не касался до них ни человек, ни джинн, они — точно яхонт и жемчуг. Есть ли воздаяние за добро, кроме добра?

И помимо этих двух садов — еще два сада, темно-зеленые. В них два источника, бьющие водой, и плоды, и пальмы, и гранаты. В них — добротные, прекрасные, черноокие, скрытые в шатрах, опирающиеся на зеленые подушки и прекрасные ковры… Благословенно имя Господа твоего, обладателя славы и почета!

…Владыки правой стороны, те, которые будут приближены, — в садах благодати; на ложах расшитых, облокотившись на них друг против друга: толпа первых и немного последних. Обходят их мальчики вечно юные с чашами, сосудами и кубками из источника текущего — от него не страдают головной болью и ослаблением, и с плодами, из тех, что они выберут, и с мясом птиц из тех, что пожелают. А черноокие, большеглазые, подобные жемчугу хранимому, в воздаяние за то, что они делали. Не услышат они там пустословия и укоров в грехе, а лишь слова: «Мир, мир!..» В тени протянутой, у воды текучей, среди плодов обильных, неистощаемых и незапретных и ковров разостланных. Мы ведь создали их творением и сделали их девственницами, мужа любящими, сверстницами, — для владык правой стороны.

Таким видел и воспевал Мухаммед рай — место торжества праведных, полного духовного блаженства и совершенной полноты чувственной жизни. Ведь воскресение, по представлениям Мухаммеда, есть реальное, телесное возвращение к вечной жизни, и вполне логично было оснастить эту реальную, а не чисто духовную и призрачную жизнь соответствующими, вытекающими из ее природы атрибутами. Впоследствии Мухаммед неоднократно возвращался к темам воскресения, страшного суда, ада и рая, вносил некоторые уточнения, добавлял новые детали, важные с точки зрения чисто богословской, часто высокопоэтические, но существенно не меняющие общей картины.

Христианские моралисты вот уже почти полторы тысячи лет яростно нападают на представления. Мухаммеда — и воскресение, и страшный суд, и картины ада, в целом близкие христианскому вероучению, кажутся им вполне совместимыми с высокодуховной монотеистической религией, рай же Мухаммеда приводит их и поныне в праведное негодование. Не тенистые сады и источники, не изобилие плодов и всевозможных других кушаний смущают их, и даже не вино — все эти блага, отнюдь не духовные, поместили христиане и в свой рай. Целомудренные полногрудые небесные девы-гурии делают для них рай Мухаммеда оскорбительным и мерзким, явным свидетельством недостаточной чистоты и возвышенности веры мусульман. Под влиянием такой критики даже среди мусульманских писателей, стремящихся примирить несовместимые религиозные концепции — ислам и христианство, — иногда раздавались голоса, что, дескать, гурии и все прочее в раю Мухаммеда — чистая аллегория, иносказание, попытки для людей неразвитых сделать зримой и понятной картину чисто духовного блаженства. Нечто вроде кипящей смолы и раскаленных сковород, на которых будут поджаривать в христианском аду грешников, — ведь и они для просвещенного христианина наших дней лишь символ невыносимых духовных и нравственных страданий, а отнюдь не реальные орудия пыток.

Подобные рассуждения — явная натяжка. Все говорит за то, что и для Мухаммеда, и для его современников прекрасные гурии, населяющие рай, были такой же реальностью, как джинны и ангелы, и вовсе не какой-то аллегорией. И пробрались в рай эти сладостные небесные девы, родные сестры пери персидской мифологии, не случайно и не потому только, что Мухаммед, в отличие от основоположника христианства, никогда не скрывал своей любви к женской красоте. Религиозным представлениям Мухаммеда изначально была чужда ненависть к реальным проявлениям человеческой природы, ненависть, порожденная в христианстве отчаянием городских трущоб рабовладельческого мира. Дисциплина и самоограничение, готовность отречься от некоторых благ «ближней жизни» ради вечного блаженства в раю — это было, были и колебания в сторону то меньшего, то большего аскетизма, но ненависти и презрения к земной жизни у Мухаммеда не было никогда, как не было, по-видимому, и ожидания близкого конца света — день различения, день страшного суда грядет, но когда это произойдет — знает один Бог, и этот Бог требовал не отречения от жизни земной, а осмысленного ее переустройства в соответствии со своими божественными законами.

Подобное отношение к человеку не могло не сказаться и на представлениях о рае — туда перенесены все блага земной жизни, недоступные бедняку, все мечты человека эпохи Мухаммеда о ничем не омраченной радости. Черноокие гурии, хранимые в шатрах от жгучих лучей солнца подобно жемчужинам, не лишают рай Мухаммеда духовности, а тем более не делают его грубо-чувственным — Мухаммед недаром называет гурий «мужа любящими», они тоже часть несбыточной на земле мечты мечты об абсолютной взаимной любви, не омраченной сомнением и не оскверненной нравственными и физическими уродствами.

Но где же в раю место для праведных женщин, предавших себя Богу и уверовавших в то, что Мухаммед его посланник? Женщины в движении, начатом Мухаммедом, не играли существенной роли, не на них в первую очередь была рассчитана его проповедь, очевидно, поэтому в нарисованных им картинах рая о них ничего не говорится. Правда, правильнее было бы сказать «почти ничего», так как в одном месте Бог упоминает, что «Мы приведем их (мужчин) с потомством их», что можно понимать и расширительно, в смысле «с чадами и домочадцами», в число которых входят и женщины, отдельно от семьи и рода, по представлениям арабов, не существующие и существовать не могущие. Много лет спустя Бог уточнил картину рая, добавив, что не только с потомством, но и с женами, — возможно, что и жены самого Мухаммеда и жены его сподвижников немало потрудились над тем, чтобы картина рая стала более справедливой. Как они там уживались с гуриями и каким образом получалось для всех вечное блаженство — вопрос явно праздный, и не только праздный, но и продиктованный неверием во всемогущего Бога, эдакой попыткой протащить в рай с его высшими божественными законами примитивную человеческую психологию. Раз сказано будут блаженствовать, — значит, будут! Для Бога, творца вселенной, рая и ада, который может воскресить человека, право же, это задача пустяковая.

Что касается верной Хадиджи, то, по словам преданий, Мухаммеду было сообщено, что ей за добродетели Господь уготовил на небе прекрасный дом кассаб, дом из полой жемчужины, в котором тишина и покой. Тишина и покой что может быть прекрасней?