"Безжалостное обольщение" - читать интересную книгу автора (Фэйзер Джейн)

Глава 2

— Но, Доминик, ты же обещал! — Анжелика мило надула губки и обвилась вокруг лежавшего рядом мускулистого гибкого тела.

Луч вечернего солнца лег поперек кровати, согрев последним дневным теплом два обнаженных тела. Женщина прижималась к мужчине, а он лениво поглаживал ее длинную золотисто-сливочную спину.

— Я обещал раньше, чем возникло это неотложное дело, — объяснил Доминик по-прежнему терпеливо, хотя Анжелика за последний час делала уже вторую попытку изменить его планы на вечер.

— Но почему ты не можешь заняться этим в другое время? Ты уже несколько месяцев не возил меня в теа… — Еще не закончив фразы, Анжелика поняла, что зашла слишком далеко.

В бирюзовых глазах Доминика появился холодный блеск, и в следующее же мгновение он вскочил с постели.

— Ну хватит. Ты еще не усвоила, что я терпеть не могу нытья? Я прихожу сюда не за тем, чтобы мне докучали и надоедали, а если я не удовлетворяю твоим требованиям, дорогая, оглянись вокруг и поищи себе другого…

Анжелика задрожала при звуке этого холодного, лишенного каких-либо эмоций голоса. Она знала, что этот человек слов на ветер не бросает и без тени сожаления порвет их отношения.

Доминик Делакруа сделает это изящно и проявит известную щедрость при расставании, но уйдет от нее без колебаний. В квартеронках, не менее прекрасных и нежных, чем Анжелика, недостатка не было, и любая была бы счастлива заполучить Доминика Делакруа.

Она быстро встала и, умело лаская его тело сверху донизу, сыпала льстивыми словами и извинениями, потом наполнила таз теплой водой и стала обтирать Доминика губкой, в то время как он неподвижно стоял с маской полного равнодушия на лице. Анжелика порхала вокруг него, помогая надеть рубашку, панталоны, вставала на колени, чтобы натянуть ему носки и надеть на ноги туфли. После этого он подошел к трельяжу, тщательно повязал галстук, заколол его булавкой с бриллиантом и наконец надел голубой сюртук из тончайшей ткани, в котором был с утра, когда встретил сестер Латур и их кузена.

Анжелика жадно смотрела Доминику в лицо, надеясь увидеть улыбку, свидетельствующую о том, что он ее простил, но увы… Взбив белоснежные кружева на манжетах, Доминик молча пошел к двери. Никто не мог бы сказать, сердился ли он все еще или, как это часто случалось, просто задумался о чем-то своем и, внезапно прервав плотские удовольствия, которые всегда ждали его в этом прелестном домике на Рэмпарт-стрит, углубился в составление нового плана или распутывание какой-нибудь сложной проблемы, омрачавшей его жизнь за пределами этого шелкового рая.

Анжелику он в ту, другую, свою жизнь никогда не допускал, да она туда и не стремилась. У нее были очаровательные друзья, она вела праздную жизнь, не испытывая недостатка ни в предметах роскоши, ни в модной одежде, ни в слугах. От этой женщины требовалось лишь одно — всегда быть к услугам покровителя, никогда не докучать и не причинять никаких хлопот. Сегодня Анжелика нарушила два последних правила, и по горькому своему опыту знала, что это не останется безнаказанным: возможно, она не увидит Доминика в течение нескольких недель — он продемонстрирует ей, как легко без нее обходится. И все эти недели Анжелика будет жить словно на лезвии ножа, сходя с ума от тревоги: вернется Доминик или просто перешлет уведомление о том, что разрывает контракт, выплачивая ей солидную компенсацию, которая все равно не возместит ей более существенной потери — великолепного любовника.

Женщина бросилась вперед, чтобы открыть дверь, и, приподнявшись на цыпочках, прильнула к его губам, прижалась грудью к его груди, кожей ощущая прохладный, гладкий шелк дорогой сорочки и нежное плетение кружев. Анжелика не решалась спросить, когда он придет снова, но, когда посторонилась, чтобы пропустить его, губы у нее слегка дрожали, а в карих глазах стояли слезы. Доминик задержался на пороге, затем с почти отсутствующим видом протянул указательный палец и притронулся к копчику ее носа.

— Возьми с собой в Сен-Чарлз кого-нибудь из друзей. И можешь воспользоваться моим экипажем, мне он сегодня не понадобится, Анж.

— Я провожу тебя до выхода, Доминик. — Лицо Анжелики расцвело в радостной улыбке.

— Нет, мне некогда ждать, пока ты что-нибудь на себя наденешь.

Делакруа стал спускаться по лестнице — не спеша, однако на Рэмпарт-стрит вышел раньше, чем Анжелика успела запахнуть шелковый пеньюар.

Солнце уже садилось, когда Доминик подходил к собственному дому на Чартрес-стрит. Сегодняшний визит к Анжелике был незапланированным, но полуудача в деле с Элизой Латур и ее родственниками несколько обескуражила Делакруа, а он не любил оставаться с носом: это злило и расслабляло его, чего в том деле, каким он занимался, никак нельзя было допускать. Анжелика была прекрасна, но, чтобы вновь обрести уверенность и ясность мысли, ему понадобится время. Ведь он хочет произвести впечатление своим появлением в резиденции Латуров. Значит, следует поторопиться с переодеванием и ужином. Торопиться Доминик Делакруа не любил почти так же, как быть обескураженным.

Сайлас ждал его в прохладной с высоченным потолком комнате, выходящей на заднюю веранду третьего этажа.

— Бриджи до колен, месье? — спросил он, аккуратно проводя одежной щеткой по серебристо-серому сюртуку.

— Да, пожалуй. — Уже знакомая сардоническая улыбка снова тронула губы Доминика. — Пред светлые очи мадам Латур нужно являться только неотразимым, и ей не останется ничего иного, кроме как любезно приветствовать гостя, хотя и нежеланного.

Сайлас, который не был посвящен в план своего хозяина, ограничился ухмылкой и начал править бритву на кожаном ремне. Это был дородный детина с матросским хвостиком на затылке и руками, загрубевшими и покрывшимися мозолями за долгие годы лазанья по мачтам. Однако брил он Доминика с предельной осторожностью и деликатностью, столь удивительными при его грубой внешности. Сайлас помог хозяину облачиться в вечерний костюм из тончайшего шелка с восхитительными кружевами и снимал с него пылинки до тех пор, пока не счел вид хозяина безукоризненным.

— Я позволил себе сказать на кухне, что вы будете ужинать во дворе, месье. Вечер уж больно хорош, свежий воздух вам не помешает. — В его голосе слышалась тоска, и Доминик усмехнулся.

— Мы скоро снова выйдем в море, Сайлас. Вот только проверну это дельце — и пустимся на поиски удачи.

— А потом снова станем на якорь, месье? — Сайлас задал свой вопрос как бы невзначай, словно ответ был ему в высшей степени безразличен.

— А вот над этим, Сайлас, я как раз сейчас и тружусь. Доминик вышел на веранду и спустился по внешней лестнице во двор, где под густой магнолией, усыпанной душистыми, похожими на восковые цветами, стоял столик с зажженными свечами. Предупредительный слуга пододвинул хозяину стул, налил вина в бокал и накладывал в тарелку еду, которую приносили из кухни на больших блюдах и оставляли рядом на сервировочном столике.

Вечер был действительно восхитителен: небо освещала полная луна, а воздух благоухал вербеной, жасмином и магнолией. Доминик ел не спеша, сдерживая свое нетерпение и запрещая себе думать о главном деле этого вечера. Он переключил свое внимание на красоту пейзажа, на прекрасный букет бургундского вина и утонченный вкус соуса, которым было приправлено главное блюдо ужина. В результате этих усилий Доминик был сыт, спокоен и уверен в себе. В этот момент у входной двери звякнул колокольчик, и спустя несколько минут доложили о прибытии Сен-Дени.

— О, Николас, какой приятный сюрприз! Не хотите ли выпить со мной бокал вина?

— Благодарю. — В присутствии этого взрослого мужчины Николас всегда чувствовал себя словно ленивый школьник, которому нужно постоянно следить за своими манерами — Надеюсь, вы простите меня за вторжение, но я подумал, что будет более вежливо, если вы придете на званый вечер вместе со мной.

Молодой человек покраснел. Кому приятно думать, что приглашенный им гость не будет приятен хозяевам? Доминик, вполне понимая смущение приятеля, улыбнулся.

— Хорошая идея, Николас. Я вам очень благодарен. Было бы весьма неприятно, если бы мне дали от ворот поворот. — Он улыбнулся, мягко, по-доброму, давая понять, что даже представить Доминика Делакруа в подобной ситуации просто невозможно. — Надеюсь, мадемуазель Латур пребывает в добром здравии и украсит вечер своим присутствием?

— Наверняка, — успокоил Николас.

Ему хотелось добавить, что Элиза с большим нетерпением ждет Доминика. И хотя такое замечание было бы лишь каплей в море уже совершенного им предательства, Сен-Дени не смог нарушить строгие правила своего креольского воспитания настолько, чтобы говорить о даме в подобном тоне.

— Неудачно вышло сегодня днем, — невозмутимо продолжил Доминик, наполняя бокал своего гостя. — Надеюсь, вы позаботитесь о том, чтобы в момент нашей встречи на балу с мадемуазель Латур теперь уже не было никого, кроме вас.

Николас поежился, уловив в любезной интонации упрек, а в улыбке Доминика скрытую угрозу.

— Да, я должен извиниться перед вами, Доминик, но Женевьева… она… она…

— Надоедливое дитя. А также очень настойчивое, — закончил за него Доминик, не переставая холодно улыбаться. — Я это уже понял. Вам трудно было ей противоречить. — Улыбка Делакруа вдруг погасла, как догоревшая свеча, и Николас почувствовал, что кровь приливает к его щекам.

— Но не мог же я позволить ей возвратиться домой без сопровождения, — возразил Николас.

— Нет, разумеется, нет, — охотно подхватил Доминик, — однако разве не было другого выбора? Разве малышка не обязана считаться с вашими планами и планами сестры?

— Женевьева, как правило, с планами других людей не считается, — вздохнул Сен-Дени. — Но вам не следует беспокоиться: уж сегодня вечером она вам не помешает.

— Какое облегчение услышать это! — Доминик встал из-за стола. — Полагаю, пора представить меня вашей тетушке. Я сгораю от нетерпения возобновить знакомство с мадемуазель Латур и обменяться несколькими словами с вашим дядюшкой. Пошли? — Темные брови вразлет выжидательно приподнялись, и Николас поторопился встать.

До дома Латуров на Ройял-стрит было недалеко. Мужчины неторопливо шагали по улице, наполненной ароматами мягкого весеннего вечера. Каждый был погружен в собственные мысли. Но если Доминик мог достаточно точно сказать, о чем мучительно размышляет его спутник, то Николас понятия не имел о том, какие мысли скрываются за этим гладким лбом и спокойным взглядом.

Прием был в разгаре. Экипажи въезжали в распахнутые ворота усадьбы и высаживали гостей в конце широкой подъездной аллеи. Отсюда приглашенные шли через освещенный лампами двор под живым куполом из вьющейся по подвесным решеткам нежной зелени в благоухающем цвету к задней террасе, где их встречала хозяйка.

Из открытой двери, возле, которой стояла Элен, доносились звуки французского рожка, скрипки и фортепьяно. Музыканты были хитроумно спрятаны в дальнем конце бального зала, где подальше от сплетничающих стариков танцевала молодежь.

Элиза была освобождена от обязанности стоять рядом с мачехой и принимать гостей сразу после того, как приехал дон Лоренцо Биас. Она скользила в танце по отполированному до блеска полу вместе со своим женихом, когда ее кузен и Доминик Делакруа, как и другие гости, пришедшие пешком, вошли в дом через центральную веранду, выходящую на Ройял-стрит. Девушка увидела их поверх плеча Лоренцо, и ресницы ее затрепетали.

Доминик улыбнулся и едва заметно поднял бровь. Элиза тут же скромно, но не без кокетства опустила глаза, и улыбка на лице Доминика стала обаятельнее и многозначительнее.

Элиза Латур знала, что заткнет за пояс любую девушку в этом зале. Знала она также, что здесь сегодня был только один мужчина, достойный ее красоты. «И этот мужчина, увы, не мой жених. Разумеется, Лоренцо — прекрасная партия: богатый, аристократического происхождения, и я стану хозяйкой Виллафранка — имения Биасов неподалеку от Нового Орлеана, равно как и великолепного городского дома, почти не уступающего нашей усадьбе». Обо всем этом Элиза Латур мечтала так же страстно, как ее отец мечтал породниться с Биасом. Но она также знала и то, что как только станет мадам Биас, ей придется распрощаться со всеми удовольствиями, с волнующим флиртом, с теми минутами, когда сердце девушки начинает биться сильнее при взгляде на красивого мужчину и заставляет ее воображать… О, всего лишь воображать!

Это было, конечно, неблагоразумно, но Доминик Делакруа во время трех случайных встреч не скрывал, как Элиза ему нравится. И было в нем нечто бесконечно волнующее; вот человек, в котором все нуждаются, хотя и не желают открыто этого признавать. Сам же Доминик не делал секрета из того, что презирает своих «покупателей», равно как и все строгие правила домостроя в креольских семьях.

В его взгляде Элиза видела лишь чарующее восхищение, из его уст слышала лишь комплименты. Насколько ей было известно, он никогда не удостаивал своим вниманием ни одну даму-креолку, хотя среди них было немало готовых рискнуть. Так почему же ей не позволить себе легкий, совсем невинный и безобидный флирт? А кроме того, не мешало бы и с Лоренцо чуточку сбить спесь. Его любовь и восхищение красотой Элизы сильно поубавились с тех пор, как они были официально помолвлены, и порой Лоренцо вел себя так, словно они уже давно женаты и Элиза — его собственность. Нет, будущему мужу явно пойдет на пользу, если он поймет, что даже Доминик Делакруа, которого считают неподдающимся женским чарам, не устоял перед красотой мадемуазель Элизы Латур.

Тем временем Доминик вместе с Николасом протискивались сквозь толпу в зале, направляясь к хозяйке. Казалось, Делакруа и не заметил тишины, воцарившейся вокруг него па какое-то мгновение, не заметил встревоженных, стыдливо отведенных взглядов. Зато Сен-Дени прекрасно видел все это и в который уж раз за последние несколько недель подумал: «Как было бы хорошо, если бы я никогда не имел дела с этим месье Делакруа!"

Николас так и не придумал, как объяснить Виктору Латуру приглашение столь странного гостя на прием своей тетушки. Ничего, кроме «оригинального», что он познакомился со своим новым другом на Биржевой аллее в зале для фехтования, на ум не приходило, тем более что это было правдой. И в конце концов, Доминик принадлежал к роду Делакруа, и, если один из Делакруа случайно встречает тебя на улице и приглашает выпить бокал вина, а ты в этот момент направляешься на семейное торжество, просто невежливо не пригласить его.

Конечно, малоубедительно, но Виктор все равно считал его идиотом, и, быть может, усмотрит в этом лишь еще одно доказательство глупости племянника.

— Элен, — с сияющей улыбкой обратился Николас к своей юной тетке, — позвольте представить вам моего друга. Я встретил его по дороге сюда и уверен, что вы ему обрадуетесь, — и, слегка касаясь бархатного рукава Доминика, объявил:

— Доминик Делакруа.

Несмотря на «тонкость» нервной системы и страх перед мужем, Элен — сказалась строгая креольская школа, которую она прошла — скорее откусила бы себе язык, чем прилюдно невежливо чем-то выдала свое удивление. Не моргнув глазом, она приветствовала гостя, одарила его улыбкой, предложила бокал холодного шампанского и представила стоявшим рядом гостям. Все они проявили такую же безупречную вежливость, и Доминику пришлось очень постараться, чтобы сохранить невозмутимый вид. Уж капер-то прекрасно знал, какие сплетни, какое бурное негодование поднимутся здесь, как только он выйдет из зала. Делакруа кланялся, потягивал шампанское и дружелюбно беседовал с гостями, пока не заметил даму в пурпурном тюрбане, поглощавшую конфеты из серебряной вазы филигранной работы.

— Прошу простить меня, — извинился он, — я должен засвидетельствовать почтение своей тетушке.

Это брошенное как бы невзначай напоминание о том, что он — Делакруа и, значит, имеет такое же право быть принятым в салонах высшего общества, как и любой другой представитель своего рода, несколько успокоило Элен и смутило тех, кто только и ждал, когда Доминик уйдет, чтобы дать волю возмущению. Однако капер напомнил всем, что никому не позволено игнорировать Делакруа.

— Тетя Луиза, как приятно вас видеть! — Доминик поклонился почтенной матроне.

— Какого черта ты тут делаешь, негодяй? — Ничуть не заботясь о политесе, матрона подняла к глазам лорнет и внимательно оглядела племянника.

— Я знаком с Николасом Сен-Дени, тетушка, и он был настолько любезен, что пригласил меня.

— Чушь! — Луиза отмела подобное объяснение со всем презрением, какого оно заслуживало. — Какие у тебя могут быть дела с Латуром?

— В настоящий момент никаких других, кроме тех, что есть у меня с большинством присутствующих здесь людей, — невозмутимо ответил Доминик.

— В настоящий момент? — Пожилая дама пристально посмотрела на него. — Значит, на будущее ты снова замыслил нечто зловредное?

— Как вы могли такое подумать! — с мягким упреком возразил Доминик. — У меня никогда и в мыслях нет ничего плохого, мадам. Я всегда руководствуюсь только практической необходимостью.

— А-а, — тетушка понимающе кивнула и хихикнула:

— Тебе, стало быть, что-то нужно от Латура. Тогда желаю удачи, племянничек. Он такой же жук, как и ты. Из вас выйдет прекрасная пара. — Луиза Делакруа взяла из вазы еще одну конфету и махнула рукой, давая понять, что разговор окончен.

Доминик еще раз поклонился ей на прощание и снова обратил свое внимание на присутствующих.

Виктор Латур стоял на террасе и, с трудом сдерживая раздражение, старался гостеприимно болтать с окружавшими его дамами. Этот человек не был создан для светских салонов, гораздо вольготнее он чувствовал себя в клубе среди закадычных друзей, или в седле, объезжая свои необъятные плантации сахарного тростника, или занимаясь делами на собственных верфях у озера Борн.

"По виду состояние у него сегодня более чем холерическое, — подумал Доминик, хладнокровно изучая Виктора. — Видимо, случилось нечто, что донельзя разозлило этого скорого на расправу типа. Ну да, конечно! Эта настырная мадемуазель Женевьева, проявившая неуместный интерес к продаже рабов». Доминик снова окинул взглядом гостей. Миниатюрной девушки с тигриными глазами нигде не видно. Делакруа был уверен, что ее присутствие не осталось бы незамеченным любым, кто видел ее хоть раз.

А вот мадемуазель Элиза Латур блистала во всей своей красе. Разумеется, если бы ему легко удалось достичь понимания с ее отцом, не было бы никакой необходимости прибегать к помощи этой мадемуазель. Но такое казалось маловероятным, а Доминик привык играть наверняка.

Он направился в зал для танцев и, к своему удовольствию, увидел, как Элиза тут же сказала что-то своему партнеру. Дон Лоренцо, оставив невесту, пересек зал и направился в буфет на противоположной веранде.

— Добрый вечер, мадемуазель Латур. Прелестный бал, не правда ли?

— Мне приятно, что вы нашли возможность принять в нем участие, месье. — Элиза одарила его сиянием своих восхитительных глаз.

— Это мне, чрезвычайно приятно, — любезно ответил Доминик. — Но, боюсь, в столь переполненном зале почти нет возможности остаться наедине.

Элиза слегка прищурилась, размышляя, не слишком ли рискованно подобное высказывание. Ни один мужчина из тех, с кем она была знакома, не посмел бы сделать ей столь откровенное предложение. Если бы Лоренцо это услышал, то скорее всего потребовал бы у Доминика сатисфакции на шпагах. Мысль показалась чрезвычайно забавной, но Элиза проглотила усмешку, поскольку в этот момент появился сам Лоренцо с бокалом сока, за которым она его посылала.

— Спасибо, Лоренцо, — Элиза очаровательно улыбнулась. — Вы знакомы с месье Делакруа?

— Не имел удовольствия, — ответил ее жених тоном, не оставлявшим никаких сомнений в том, что подобное знакомство ему малоприятно; на его кастильском лице с орлиным профилем отразилось крайнее раздражение.

Доминик взял из позолоченной табакерки щепотку табака и с легкой насмешкой взглянул на молодого испанца, — Я видел, как вы фехтовали у Арпо, дон Лоренцо. И, насколько я помню, оказались достойным противником учителя фехтования. Быть может, когда-нибудь и мы с вами встретимся на турнире?

В этом вежливом предложении почему-то почувствовался скрытый вызов. Неужели месье Делакруа намекает на то, что мог бы сразиться на шпагах с ее женихом да нее? Идея, конечно, безумная, но, взглянув на Доминика, Элиза увидела, что уголки его губ растянулись в улыбке, которую можно было, без сомнения, счесть заговорщической и полной обещания. Поглощенная столь обнадеживающими размышлениями, девушка и не заметила, что глаза ее поклонника вовсе не улыбались: в них затаилось выражение усталости и скуки.

"Тщеславная дурочка, — равнодушно подумал Доминик, — такая же, как и все в этом стаде. Она поможет обтяпать мне дела, а этот тупой кастилец лишь ускорит ход событий, если я не сбавлю темп».

— Не позволите ли мне ангажировать вашу невесту на следующий танец? — Он поклонился Лоренцо, и тому не оставалось ничего другого, как дать разрешение, возвращая Доминику довольно высокомерный поклон.

— Боюсь, ваш жених не одобряет меня. — заметил Доминик со смешком, обнимая Элизу легко, однако не без интимности, которая Элизу не только не шокировала, но и восхитила.

— О, Лоренцо не одобряет ничего такого, чего не понимает, — беззаботно отозвалась она.

— А разве он меня не понимает? — Брови Доминика удивленно взметнулись вверх, и Элиза смущенно захихикала, понимая, что неприлично обсуждать таким образом своего жениха. — А вы понимаете меня, мадемуазель Латур?

— Я недостаточно хорошо знаю вас, месье, — прошептала она.

— Надеюсь, это поправимо, — невозмутимо заметил Доминик, в глубине души надеясь, что девушка все же не настолько глупа и хотя бы чуть-чуть затруднит ему выполнение этой задачи.

Делакруа не мог жить без риска, он не любил выигрывать без борьбы.

— Вам не следует так говорить, месье Делакруа, — с упреком ответила Элиза, — я обручена.

— Да, конечно, — согласился он, — но это вовсе не означает, что мы не можем познакомиться поближе, не так ли?

— Нет… нет, думаю, не означает. — Элиза почувствовала, как кровь приливает к ее лицу: разговор приобретал слишком опасный оборот, но не было сил противиться воле этого властного взгляда.

— Не хотите ли пройтись по саду? Такой прекрасный вечер. Мы могли бы романтично продолжить наше знакомство при лунном свете.

— Не думаю, что Лоренцо позволит мне это, — наконец возразила Элиза. — Даже в сопровождении спутника это будет выглядеть… несколько необычно.

Доминик с минуту молчал, затем мягко произнес:

— Я не имел в виду, что мы будем спрашивать разрешения дона Лоренцо, к тому же я не привык сопровождать дам.

— Думаю, мы могли бы поговорить о чем-нибудь другом, — пробормотала Элиза.

— Разумеется, — согласился он и завел речь об опере. Элиза с трудом улавливала смысл его высказываний: в голове у нее был полный сумбур. Что в этом страшного? Ну погуляют немного, ну поговорят о чем-нибудь, чуть-чуть выходящем за рамки светских приличий, ну, может, поцелуются разок… О нет, только не это! Даже Лоренцо не целовал ее, разве что чисто символически, в щечку или лобик.

Женевьева, например, утверждает, что темперамент у Лоренцо определенно холодный, поэтому ему совсем не трудно держать себя в рамках строгих условностей. Она также говорит, что не смогла бы выйти замуж без страстной любви. Правда, Женевьева вечно стремится шокировать и говорит о том, о чем по молодости своей понятия не имеет. Но мысль, что ее сестра может накануне свадьбы флиртовать с Домиником Делакруа, несомненно, ошеломила бы даже Женевьеву. Это дало бы Элизе шанс, какого она никогда прежде не имела, — достойно ответить на все выпады младшей сестры. А больше никто и не узнает, ведь Женевьева ее никогда не выдаст.

— Я иногда перед сном немного прогуливаюсь в саду, — прерывающимся голосом наконец сообщила Элиза. — Это помогает мне уснуть после подобных шумных приемов.

Доминик, решивший, что для одного вечера заронил достаточно семян, и готовившийся уже покинуть красотку, чтобы возобновить атаку при следующей возможности, постарался скрыть удивление. Он на мгновение, будто в порыве сдерживаемых чувств, крепче сжал ее талию, отчего у Элизы и вовсе перехватило дыхание. Тут музыка смолкла, и Делакруа вернул Элизу дону Лоренцо, рассыпавшись в церемонных благодарностях, адресованных им обоим.

Наблюдая, как он направляется на террасу, Элиза размышляла: «Понял ли Доминик меня именно так, как я хотела быть понятой?» Хотя, если говорить начистоту, последние слова сорвались с губ помимо ее воли. Даже воспоминание о том, что она вела себя так фривольно, заставило Элизу покраснеть, от стыда у нее даже ладони взмокли. Доминик теперь считает ее просто развратницей и, вероятно, презирает за то, что чужая невеста ответила на ни к чему не обязывающий флирт столь откровенным приглашением. Узнай об этом искренняя Женевьева, она была бы не только удивлена, но и возмущена.

— Здесь слишком жарко, Лоренцо, — сказала Элиза неожиданно раздраженно. — Проводите меня, пожалуйста, на воздух.

Лоренцо был сама любезность. Вполне понятно, что нежным дамам становится жарко, когда они так долго и неустанно предаются танцам.

— Какого черта здесь делает Делакруа? — зашипел Латур на своего племянника.

Виктор злобно смотрел на элегантного Доминика, увлеченного оживленным разговором с мадам Фурше. У этого дьявола вполне достойный вид. Глядя на него, никто бы не сказал, что он мошенник — самая черная овца, когда-либо водившаяся в клане Делакруа или в любой другой орлеанской семье. Однако никто не мог обойтись без тех услуг, которые оказывал этот не робкого десятка капер, находя лазейки в британской блокаде.

— Он мой друг, дядя, — начал заготовленную речь Николас. — Я познакомился с ним в зале для фехтования, и мы немного поупражнялись. Он великолепный фехтовальщик.

— Не сомневаюсь! — оборвал его Виктор. — Для него ведь это не игра! Шпага для такого мошенника — оружие, а не светская забава. Но почему в моем доме — незваный гость?

— Простите, сэр. — Николас лихорадочно пытался сосредоточиться, что ему всегда давалось очень трудно, когда Латур выражал ему свое недовольство. — Я считал, что будет в высшей степени невежливо не пригласить его, поскольку он знал, куда я направляюсь. Понимаете, мы встретились на улице, и в прошлом мы всегда приятно проводили с ним время. Сегодня же Делакруа пригласил меня выпить с ним по бокалу вина, чего я, разумеется, не мог сделать, потому что у Элен прием и…

— Ладно, хватит юлить, парень, — нетерпеливо перебил его Виктор. — Делакруа не мог ожидать, что его сюда пригласят. Он не какой-нибудь наивный простачок, — укоризненный взгляд, коим Виктор сопроводил это замечание, не оставлял никакого сомнения в том, кто именно заслуживает последнего определения. — Ты прекрасно знаешь, что мне совершенно безразлично, как ты проводишь время в городе. Можешь якшаться с кем хочешь, но ты обязан четко разделять, кого можно представлять моей жене и твоим кузинам, а кого — нет. У Женевьевы и так нет никакого уважения к условностям, а тут еще ты подаешь дурной пример.

При воспоминании о скандальном поведении дочери и о том, как беззастенчиво откровенно она сообщила, что управляющий мстит Амелии за то, что рабыня посмела отказать ему, а муж даже попытался ее защитить, лицо Латура стало наливаться кровью. В отличие от большинства таких же плантаторов, как он, Виктор был решительным противником связей между своими служащими и рабами. Только потому, что это вело к вражде и беспорядкам. В результате мистеру Кингу Придется искать себе другую работу, а Виктору — нового управляющего. Конечно, Латуру не пришлось бы этим заниматься, если бы его дочь не совала свой нос в дела, которые не касаются молоденьких девушек.

От этих неприятных размышлений его отвлекло нечто не менее неприятное. Доминик Делакруа имел наглость засвидетельствовать почтение хозяину, и Латур был вынужден ему любезно отвечать. Николас воспользовался случаем и незаметно улизнул, сделав все, что от него требовалось: Доминик больше не нуждался в его помощи.