"Безжалостное обольщение" - читать интересную книгу автора (Фэйзер Джейн)

Глава 5

Николас мерил шагами квартиру, которую занимал в холостяцком доме с тех пор, как достиг мужской зрелости. Пожалуй, никогда в жизни ему еще не доводилось испытывать такого унижения, как сегодня утром. Этот мерзкий капер с его поганым языком посмел так оскорбить достоинство Николаса! Это было хуже, чем презрительное отношение Латура.

По крайней мере что касается дядюшки, то ни для кого не было секретом, что Виктор презирает всех без разбора. Но почему ом, Николас Сен-Дени, должен отвечать за проклятую привычку своей младшей кузины повсюду совать свой нос? Он не виноват, что Женевьева прошлой ночью подслушала их разговор, хоть Доминик и считает, будто Николас знал, что она заперта в кладовке. И в том, что Женевьева настояла сопровождать их к бирже Масперо, кузен тоже не виноват. Какой предлог Николас мог придумать, чтобы не взять ее на предположительно невинную прогулку по городу? Женевьева сразу бы догадалась о чем-то подозрительном — у девчонки просто нюх на это, — а уж если она что вобьет себе в голову, то будет стоять насмерть. Так оно в конце концов и случилось.

И теперь Сен-Дени необходимо остановить кузину, придумать, как усыпить ее подозрения или вывести из игры. Инструкции Доминика на этот счет были предельно ясны, а чтобы оспаривать приказы Доминика Делакруа, требовался человек намного смелее Николаса. Распоряжение не сопровождалось никакими угрозами, но в холодных глазах капера Николас увидел такое, что у него мурашки по коже побежали.

Резкий стук в дверь прервал невеселые мысли молодого повесы.

— Войдите, — крикнул он, ничуть не пожалев, что его от них отвлекли; однако, увидев посетителя, который решительно закрыл за собой дверь, Сен-Дени огорчился.

— Николас, нам нужно поговорить, — тоном, не допускающим возражений, заявила Женевьева. — Что происходит между тобой и Домиником Делакруа? Что за долг ты обязан вернуть ему?

Николас был застигнут врасплох и даже не пытался отрицать существование долга. Однако чего она хочет? Ведь ему неизвестно, что именно слышала кузина.

— Это мое дело, — заявил Николас со всей твердостью, на какую был способен. — Личное. Имею я право на конфиденциальность?

— Это зависит от обстоятельств, — констатировала Женевьева, сев на подлокотник большого кресла и небрежно качая ногой. — Но полагаю, что в данном случае, поскольку в твои дела оказались невольно втянутыми другие, права на конфиденциальность у тебя нет. Почему этот разбойник охотится на Элизу? Зачем ему так нужно было, чтобы ты ввел его в наш дом?

Николас сжал пальцами виски, чувствуя себя словно загнанный зверь.

— Никому ничто дурное не грозит, — чуть слышно ответил он, — просто Доминик хотел бы иметь дела с твоим отцом, вот и все. Но, чтобы сделать соответствующее предложение, Делакруа нужно было познакомиться с ним, а это удобнее всего сделать па вечере.

Женевьева уставилась на кузена как на круглого идиота:

— Чтобы у Доминика Делакруа были общие дела с папа?! Николас, чем набита твоя голова, если ты мог подумать, что папа согласится на подобное предложение?

Николас, которому уже была известна реакция Латура на предложение Доминика, прикусил язык. Но его взбешенная кузина не отводила вопросительного взгляда и ждала ответа на свой первый вопрос.

— Элизе ничто не угрожает, — повторил он. — Не могу больше ничего сказать, но ты должна мне доверять.

— Большое спасибо! — презрительно бросила она. — Я вообще не смогу тебе больше доверять. Если ты не скажешь мне правды, я сейчас же все расскажу папа.

— Ты этого не сделаешь. — Николас стал белым как мел.

— Если ты меня вынудишь, сделаю, — заверила Женевьева. — Я не сплетница, как тебе известно, но что-то в этом деле уж очень смердит…

Бросив столь «неизящное» высказывание, она замолчала и стала наблюдать, как кузен снова нервно заходил по комнате. Наконец Николас, кажется, принял решение.

— Почему твой отец не желает иметь дела с Домиником? Если Латур, не моргнув глазом, покупает у него товары, то почему не может оказать Доминику услугу, за которую тот, кстати, щедро заплатит? Твой отец не всегда так щепетилен, когда дело касается денег, не так ли?

В голосе кузена послышались ядовито-гневные нотки, и Женевьеве стало понятно, почему Николас позволил втянуть себя в какую-то мерзкую авантюру. Он испытывал отвращение к своему опекуну, который, надо признать, никогда не давал юноше повода относиться к себе по-другому.

— Так, — безразлично согласилась она. — Но кто из креолов открыто станет сотрудничать с таким известным негодяем? Ты ведешь себя по крайней мере не по-джентльменски. Что нужно разбойнику от отца?

— Уединенный док на озере Борн, верфь, оборудованием которой он мог бы воспользоваться для ремонта своих кораблей. Женевьева удивленно поджала губы:

— Это означало бы, что отец причастен к его пиратству. Ты не можешь не понимать этого, Николас. Чтобы отец содействовал аферам, которые стали возможны только «благодаря» этой войне? Он ни за что не согласится.

— Ему придется, — скучным голосом сказал Николас.

— Почему? — в ожидании ответа она затаила дыхание.

— Потому, моя маленькая сестренка, что Доминик этого хочет и ничто иное его не устроит. — Николас издал короткий смешок. — Никто не может делать что-либо наперекор Делакруа.

— Ты-то уж во всяком случае, — резко заметила она, стараясь заглушить внутренний голос, подсказывавший, что Николас говорит чистую правду. — Он чем-то прижал тебе хвост?

— Да, — вздохнул Николас. — Но, поверь мне, Женевьева, я бы ни за что не согласился участвовать во всем этом, если бы не был уверен, что никто не пострадает, разве что гордость твоего отца.

Она вспомнила слова Доминика, произнесенные прошлым вечером: «Вы, Николас, не в таком положении, чтобы поступить иначе». Великодушно решив не спорить с утверждением кузена, Женевьева лишь спросила:

— Николас, какие у него есть рычаги?

— Я много проиграл, — признался он даже с некоторым облегчением, что поведал кому-то свою тайну. — Сам не знаю, как это случилось, но у меня долговых расписок не меньше чем па двадцать тысяч пиастров. Я был на грани безумия.

Женевьева даже задохнулась от ужаса, но взяла себя в руки и сухо сказала:

— Могу себе представить. Ты был пьян?

— Возможно. — Николас в смятении взъерошил волосы рукой. — У меня была эта женщина… Я даже толком не знаю… Я потерял голову. Сколько бы я ни тратил на нее, ей все было мало. Она повела меня в игорный дом… Я… А, ладно, забудь. Это история не для твоих ушей. Женевьева не могла удержаться от смешка:

— После того как я оказалась замешана во всей этой пакости, ты боишься, что со мной не подобает говорить о шлюхах?

— Это совсем не интересно, — сдавленным голосом возразил Николас. — Как бы то ни было, в один прекрасный день, когда я уже совсем не знал, что делать, в фехтовальном зале ко мне подошел Доминик. Он скупил все мои долговые расписки и пообещал порвать их в обмен на небольшую услугу. — Николас с мольбой посмотрел на кузину. — Ее так легко было оказать, Женевьева. Просто как бы случайно представить Доминика Элизе и организовать приглашение в наш дом, чтобы капер смог официально познакомиться с дядей. Как я мог отказать? И почему, собственно, я должен был отказываться?

— Ты знал, зачем ему это?

— Сначала не спросил, — неохотно признался Николас. — Я был так счастлив, что мне улыбнулась удача, и не стал испытывать судьбу.

— А потом ты это выяснил, — подсказала она.

— Да. — Николас снова вздохнул. — Но я все равно не видел причин, почему мне не согласиться, ведь никто бы от этого не пострадал.

— Ты все время повторяешь это. Прямо как заклинание, — задумчиво сказала Женевьева, — словно хочешь сам себя в этом убедить. Что касается отца, я могу тебя понять — с него действительно не убудет от разговора с капером. По правде говоря, мне так же, как и тебе, было бы приятно посмотреть на поражение Виктора, но что нужно пирату от Элизы?

— Она нужна ему, чтобы… чтобы надавить на Латура, если тот окажется несговорчивым, — признался Николас. — Но Доминик обещал мне, что она…

— ..никак не пострадает, — закончила за него Женевьева. — Это я уже слышала много раз. Но как Элиза может надавить на отца? У нее влияния не больше, чем у любого другого.

Николас долго молчал, размышляя, сможет ли провести Женевьеву, поведав лишь полуправду, которая удовлетворит ее настолько, что она покинет арену гладиаторов. Тогда и Доминик будет удовлетворен, и Николас снова вздохнет свободно. И хотя воображение не было сильной стороной Николаса, он понимал, что чем дольше мешкает под нервирующим его взглядом кузины, тем меньше остается шансов убедить ее в правдивости того, что собирался сообщить.

— Видимо, я могла бы помочь, — вдруг сказала Женевьева. — Элиза по непонятной мне причине почему-то находит этого самонадеянного негодяя привлекательным. Прости, если я шокировала тебя, — добавила она не без сарказма, — но это самое подходящее определение для твоего «друга».

Женевьева почувствовала, как жар приливает к ее щекам при воспоминании о том, что произошло на складе, и удивилась тому, как можно чувствовать столь сильное отвращение к человеку. Отвращение, и ничего более? Только это? Нет. Не только. Эта мысль заставила ее задуматься. Лишь после некоторого молчания Женевьева вернулась к проблеме, которую они обсуждали.

— Не думаю, что Делакруа поощряет Элизу просто ради забавы. Значит… Господи! Какой же дурой я была! Я пыталась не дать сестре скомпрометировать себя, но ведь это именно то, что ему нужно, понимаешь? Элиза Латур с запятнанной репутацией станет неподходящей парой для дона Лоренцо Биаса. Я же все видела, но почему-то не отнеслась к этому серьезно. Мы-то с тобой знаем, что для Элизы это просто глупая забава, но она может легко обернуться чем-то гораздо худшим. Дон Лоренцо вряд ли сразу узнает о нескромном поведении своей невесты. В первую очередь об этом сообщат папа, чтобы он успел замять дело, согласившись работать вместе с Делакруа. Что, не так?

Николас охотно согласился:

— Совсем не плохо придумано, правда? В конце концов во всем окажется виновата самовлюбленная Элиза, и твоему папаше просто придется быстренько исправить положение. Никто, кроме Виктора, который будет вынужден наступить на горло собственной гордости, не пострадает. Женевьева медленно покачала головой:

— Думаю, на самом деле придумано еще лучше, Николас. Случайная встреча наедине, нескромный подарок — все это безобидные глупости наивной дурочки. Наверняка поднимутся сплетни, которые дойдут до Лоренцо. Они будут ему неприятны, однако в целомудрии Элизы никто не усомнится, а папа не настолько глуп, чтобы сдаться, пока над ним не нависнет дамоклов меч. — Под проницательным взглядом Женевьевы Николас сжался. — Значит, нужно скомпрометировать мою сестру понадежнее, так, чтобы шея папа оказалась прямо под тем самым дамокловым мечом.

"Больше мне терять нечего, — с усталой безнадежностью подумал Николас. — Я оказался между молотом и наковальней. Женевьеву, если она что-то вбила себе в голову, так же невозможно переубедить, как и Доминика. Они друг друга стоят — капер и моя маленькая кузина». От этой мысли усталость у Николаса вдруг как рукой сняло. Он потер лоб, словно пытаясь отогнать от себя неожиданную догадку — точнее, правду, и искорка любопытства блеснула в его глазах.

Что ж, пусть Женевьева посоперничает в хитроумии и упрямстве с Домиником. Кто бы из них ни победил, Николасу хуже не будет, так что теперь он может спокойно и не без удовольствия наблюдать за их поединком.

— Думаю, Доминик собирается назначить ей тайное свидание, которое… которое, вероятно, продлится дольше, чем Элиза предполагает, — объяснил беспечно кузен, нисколько не сомневаясь, что Женевьева поймет его правильно.

— Всю ночь? — Золотисто-карие глаза вспыхнули гневом. — И ты еще говоришь, что сестре ничто не угрожает?!

— С ней ничего не случится, — возразил Николас. — Никто к Элизе и не прикоснется. Поверь, Доминик не насильник.

— Ты так страстно убеждаешь меня в этом, потому что сам отлично понимаешь, что подобная мысль прежде всего и приходит в голову, — парировала Женевьева. — Тот, кто мог заварить такую дьявольскую кашу только затем, чтобы достичь столь ничтожной цели, способен на все. А после сегодняшнего утра… — Впрочем, эту незаконченную мысль она оставила при себе.

— Цель не так уж и ничтожна, — возразил Николас. — Идеальное убежище для кораблей должно быть совершенно секретным, иметь выход к основным водным путям и располагаться близко от верфи, где можно сделать любой ремонт судам. Ты хоть понимаешь, как мало мест, отвечающих всем этим требованиям?

— А как же он обходился до сих пор?

— Место его последнего укрытия кто-то выдал британцам, те устроили засаду, — чуть ли не хвастаясь, поведал Николас. — Произошло сражение, и некоторые из судов Доминика теперь серьезно повреждены. В настоящий момент флот стоит на якоре в устье реки, но он не хочет ремонтировать его на виду у почтенной публики и вообще делать свои действия достоянием новоорлеанской общественности. Так что, пока не найдет себе другого убежища, капер вынужден бездействовать. — Губы Николаса искривились в нервной улыбке. — Но он нетерпелив, Женевьева, и ненавидит прозябать в праздности. Делакруа положил глаз на плантацию твоего отца и меньшим не удовлетворится.

— Мне безразлично, как он будет прятать свои корабли на нашей плантации, — объявила Женевьева, поднимаясь на ноги с той решимостью, которая всегда так пугала ее кузена. — И мне все равно, вынужден ли будет папа уступить желаниям капера. Но я не стану безучастно наблюдать, как Элиза болтается между ними, словно щепка на волнах. И я до сих пор не понимаю, как ты мог позволить вовлечь себя в подобную аферу. Ты не подумал, что папа сделает с Элизой, если из-за ее глупого тщеславия потерпит такое сокрушительное поражение? Да он твою кузину растерзает.

— Нет, не растерзает, — возразил Николас, довольный тем, что теперь ему не нужно врать, — ты забыла о Лоренцо. Твой отец не позволит, чтобы хоть намек на подозрение закрался в душу жениха. А выместить свой гнев на Элизе так, чтобы Лоренцо не захотел узнать, за что и почему он это сделал, Виктор не сможет. Нет, он просто станет подталкивать Лоренцо к тому, чтобы ускорить день свадьбы. А это, — сурово добавил Николас, — для всех будет лучше. На свободе Элиза небезопасна.

Женевьева молча обдумывала услышанное. Насчет реакции Виктора Николас скорее всего прав. Но Элиза, если ее похитят и запрут где-нибудь на ночь, независимо от того, посягнет ли при этом кто-то на ее честь или нет, сойдет с ума от страха.

— Мы должны этому помешать, Николас.

От ЭТОГО «мы» у Николаса упало сердце. Одно дело — наблюдать со стороны, как Женевьева сражается с капером, и совсем другое — быть вынужденным бороться с Делакруа, который вполне определенно велел ему любыми средствами сделать так, чтобы Женевьева не путалась у него под ногами.

— Что ты предлагаешь? — спросил кузен, оставляя пока в стороне вопрос об их сотрудничестве.

Женевьева нахмурилась, покусывая верхнюю губу.

— Элизе мы ничего не можем сказать, так ведь? — Николас автоматически затряс головой, вопрос и впрямь был риторический. — Можем мы придумать что-нибудь, дабы удалить ее из города? На плантацию? Или к кому-нибудь в гости?

— На это нужно время, а ты, боюсь, не можешь позволить себе роскоши действовать не спеша, — безразлично напомнил Николас. — Доминик торопится, и не забывай, что один раз он уже заставил Элизу прийти туда, куда ему было нужно.

Женевьева состроила гримасу и, кажется, не заметила, что всю ответственность за разрабатываемый план Николас с себя снял.

— Да, а после сегодняшнего дня Элиза будет еще покладистее, поскольку свидание прошло вовсе не так, как ей хотелось. Значит, она более чем созрела, чтобы принять следующее приглашение. — Не услышав комментария Николаса, она добавила:

— Есть только один выход. Мы должны перехватить приглашение. Тогда ты увезешь куда-нибудь Элизу, а я займу ее место.

Сен-Дени в изумлении воззрился на маленькую кузину:

— Ты?! Да ты хоть представляешь, во что впутываешься? Женевьева почувствовала холодок под ложечкой. Да, уж она-то без особого труда могла себе это представить. Встреча с Домиником Делакруа, которому помешали осуществить задуманное, — страшная перспектива. Но какой остается выбор? В ответ на вопрос Николаса она лишь небрежно пожала плечами:

— Не думаю, что он убьет меня и выбросит труп в залив.

— Я бы не был в этом так уверен, — мрачно ответил Сен-Дени. — Обидчики Делакруа на этом свете не задерживаются, и щепетильностью он не отличается. Я не могу тебе этого позволить.

— Хочу тебе напомнить, братец, что ты не в том положении, чтобы что-то разрешать или запрещать, — огрызнулась Женевьева. — Если помнишь, именно из-за тебя разгорелся сыр-бор. Что касается месье Делакруа, то какая ему разница? Я с удовольствием помогу ему добиться папиной капитуляции. Просто вместо безответной жертвы он получит добровольного помощника. Да и мне нужно поддерживать свою скандальную репутацию, разве нет? А папа плевать, если мое имя смешают с грязью.

— Да, конечно, ты не помолвлена с доном Лоренцо Биасом. Но ведь ты же знаешь, как важен этот брак для твоего отца, как страстно он желает соединить два этих рода. Ради этого он пойдет на все и ни минуты не станет возражать против любых условий Доминика.

— А если объектом торговли буду я, станет, — согласилась Женевьева, слегка улыбнувшись. — Да, ты, наверное, прав.

Отец всеми способами постарается избежать альянса с Делакруа. Но месье Делакруа этого не знает, а кроме того, я гораздо более изобретательна, чем моя сестра. Очень может быть, что мне самой удастся освободиться из плена.

Лицо Николаса выражало сомнение, однако он решил промолчать. Пока его воинственная кузина требует от него лишь пассивного участия, почему бы и не согласиться. Доминик не сможет вину за подмену свалить на него и, если добьется цели с помощью другого предложенного ему «объекта», скорее всего возражать не станет. Ну а если его план рухнет из-за уловок Женевьевы, это будет касаться только их двоих.

Конечно, Николас не мог не понимать, что обязан отвечать за безопасность младшей кузины, но если уж чувство долга не посетило его в отношении куда более беззащитной Элизы, то почему он должен заботиться о Женевьеве, которая все решает сама? Николас Сен-Дени порой сам себе был противен, но иллюзий на свой счет не питал и уже довольно давно научился жить в согласии с самим собой и предлагаемыми обстоятельствами.

— Если ты хочешь занять ее место, я позабочусь о том, чтобы Элиза не помешала, — сказал он. — Но если твой план против тебя же и обернется, от меня помощи не жди. Хватит мне и того, что придется самому защищаться от Доминика, если он догадается о моей роли в этой подмене. Капер велел убрать тебя с дороги, а не помогать тебе и дальше совать свой нос в это дело.

Тигриные глаза выразили полное удовлетворение:

— Даю слово, братец, дальше я тебя опасности подвергать не стану.

Николас густо покраснел, но никаких слов в свою защиту найти не смог, а вместо этого лишь пробормотал:

— Как мы узнаем, когда Элиза получит новое приглашение?

Женевьева сдвинула брови и минуту-другую размышляла над поставленным вопросом, затем хмурую гримасу сменила лучезарная улыбка:

— Амелия! Для меня она это сделает. Будет перехватывать всю корреспонденцию для Элизы. Я попрошу Амелию приносить письма мне, прежде чем передавать их сестре. А почерк месье Делакруа я узнаю, поскольку видела его на том, первом письме. Все же остальные послания Амелия будет исправно вручать Элизе, чтобы не насторожить ее.

Это случилось два дня спустя: в разгар дневной жары Амелия тихо постучала в дверь. Посыльный — мрачный тип из портового люда — только что принес письмо для мадемуазель Латур. Беглого взгляда на эти решительные буквы, написанные черными чернилами, Женевьеве было достаточно, чтобы понять: вот то, чего она ждала. Она ласково поблагодарила Амелию и отпустила ее. Женевьева нервно ходила по иссеченной длинными солнечными бликами комнате, похлопывая письмом по ладони. «Читать чужие письма, определенно, еще хуже, чем подслушивать, — со стыдом подумала она. — А если это послание совершенно невинно, как объяснить Элизе, почему печать на нем оказалась взломанной?"

Впрочем, свой выбор Женевьева сделала, и теперь не время проявлять излишнюю щепетильность. Результат должен оправдать средства. Успокоив таким образом свою совесть, она безо всяких сомнений взломала печать и развернула тонкий лист бумаги. Цветистость стиля явно противоречила твердости почерка: у Женевьевы создалось безошибочное впечатление, что месье Делакруа вообще чужды слащавые комплименты и изящные обороты речи.

Смысл записки был чрезвычайно прост. После неопределенного намека на их столь некстати прерванное свидание во дворе магазина месье Делакруа умолял мадемуазель Латур встретиться с ним всего на пару слов тет-а-тет. В послании также содержался намек на то, что автор его пал жертвой эмоций, куда более бурных и глубоких, чем те, какие ему приходилось испытывать до сих пор, и лишь возможность увидеть и услышать мадемуазель Латур подарит ему хоть какое-то временное успокоение.

Губы Женевьевы искривились в горькой усмешке. Этот Доминик целился прямо в яблочко. Элиза воспримет его слова за чистую монету, ведь она так часто слышала все это от своих одуревших от обожания ухажеров, что не усомнится в искренности и на этот раз. Элиза была слишком избалована вниманием, чтобы понимать: Доминик Делакруа — не юный креольский джентльмен, играющий с ней в галантную игру.

В конце записки содержалось конкретное предложение: не согласится ли мадемуазель Латур сегодня вечером без провожатых выйти на прогулку в тот самый окруженный стеной садик? Ее почтительный поклонник, будет ждать у ворот, выходящих на боковую улицу. Если понадобится, то прождет весь вечер в отчаянной надежде, что ему все же окажут честь и позволят хоть несколько минут полюбоваться дамой своего сердца.

"Неглупо, — складывая письмо, подумала Женевьева. — Сестра, конечно, увидит в этом лишь слегка выходящее за рамки приличий свидание: даже не придется выходить за пределы отцовской усадьбы!» Единственное, о чем просили Элизу, это несколько слов, может быть, робкое рукопожатие под аккомпанемент сладких речей поклонника. Но как Делакруа собирается потом выманить девушку из сада и увести подальше от безопасного родительского дома? Где намерен держать ее, пока не добьется согласия Виктора Латура?

Так или иначе, но Женевьеве предстоит это узнать. От дурных предчувствий холодок снова пробежал у нее по спине. Правда, к страху примешивалось и другое чувство, которое она по неопытности определила лишь как волнение.

Существование креольской девушки на выданье весьма бедно интересными событиями, и Женевьева Латур, высокомерно игнорируя всякие последствия, с самого детства упорно старалась привнести в свою жизнь недостающее разнообразие и столь желанную романтику.