"Шарады любви" - читать интересную книгу автора (Фэйзер Джейн)

Глава 11

— Ваше лицо в тот момент было достойно кисти художника, — со смехом вспоминала Маргарет Мейнеринг сцену в театре, сидя вечером несколько дней спустя в своей маленькой гостиной и наливая Линтону бокал портвейна. — И все же не таким смешным, как у леди Брахам.

— Мне потом сказали, что бедняжка чуть не упала в обморок, — сухо заметил Джастин.

— А ваша девочка-жена просто очаровательна. Но вы уверены, что сможете держать ее в руках?

— Мне это не так часто требуется. Даниэль очень редко позволяет себе бесцельное озорство. Вот ваш сын…

Линтон откинулся на спинку глубокого кресла и пригубил бокал. Это очевидное нежелание графа обсуждать свою жену Маргарет восприняла со смешанным чувством уважения и досады. Даниэль уже давно заинтриговала ее, когда же она увидела вместе мужа и жену, этот интерес значительно возрос. Но теперь разговор зашел об Эдварде.

— Дела совсем плохи? — глухо спросила она. — Я этого так боялась!

— Я бы не приписывал все только пристрастию к азартным играм, — осторожно ответил граф. — Тем не менее вчера я побывал в «Голубом ангеле» и застал там Эдварда все в таком же подавленном состоянии. Но для этой компании такие детали, как чувства или настроение, не имеют никакого значения: им нужно лишь обобрать простака. Когда же негодяи убедятся, что с вашего сына взять больше нечего, они тут же перестанут иметь с ним дело. И все же он связался с шайкой Шелби…

Граф замолчал и пожал плечами.

— Что мне делать, Джастин? — прошептала Маргарет с отчаянием во взгляде.

— Если Эдвард не захочет прислушаться к голосу разума, то вам не останется ничего другого, как пустить все на самотек. Поверьте, Маргарет, очень скоро у вашего сына в кармане не останется ни гроша, и двери всех злачных заведений будут тут же для него закрыты.

— Но прежде мы оба разоримся! Джастин, неужели вы ничем не можете помочь?

— Если вы согласитесь, я мог бы сделать его финансовое положение достоянием гласности. Но это будет унизительным не только для него, но и для вас.

— Вы не хотели бы сначала поговорить с ним? И во время разговора сообщить, какие шаги намерены предпринять? Может быть, это на него подействует?

— Я не пользуюсь авторитетом у вашего сына, Маргарет, — со вздохом произнес Линтон и встал. — Извините, дорогая, мне пора. Конечно, я скажу Эдварду пару слов, но не больше. Если это не подействует, то, с вашего разрешения, я организую небольшую утечку информации. Уверен, что после этого он сам запросится в армию. Командиром полка вашего сына вряд ли назначат, но я постараюсь выхлопотать для него мало-мальски приличное звание.

— Спасибо вам, друг мой, — сказала Маргарет, провожая Линтона. — До скорого свидания. Вы ведь не забудете меня? Умоляю вас: сразу же сообщите мне, если вам что-нибудь удастся узнать или сделать.

— Непременно. Доброй ночи, Маргарет.

Он взял ее руки и наклонился, чтобы поцеловать в щеку, затем открыл дверь и шагнул в темноту ночной улицы. Как раз в эту минуту мимо проезжал чей-то экипаж. Граф не обратил на него никакого внимания: мог ли он знать, что стал объектом чьего-то пристального внимания…

…Даниэль дома не было. Она поехала на какой-то прием и еще не вернулась. Выслушав доклад дворецкого, Джастин прошел в библиотеку с намерением тут же написать короткую записку Эдварду Мейнерингу.

На столе он увидел официальное послание на имя Даниэль, написанное смелым неровным почерком. Джастин взял конверт и прочел обратный адрес. Почерк был явно мужской. Но по правилам хорошего тона, послания должны ложиться на стол его супруги вместе с утренней чашкой горячего шоколада, а не около полуночи. Граф поймал себя на мысли, что его реакция на этот конверт мало чем отличается от реакции его жены на письмо Маргарет. Действительно, он испытывал некоторое любопытство. Возможно, даже нечто, большее, чем просто любопытство. Но Джастин не сомневался, что Даниэль со свойственной ей прямотой откажется познакомить его с содержанием письма.

Прошло минут пятнадцать, и из прихожей донесся голос Даниэль, желавший доброй ночи швейцару. Джастин тут же вышел из библиотеки и направился навстречу жене.

— Милорд, сегодня вы меня опередили, — приветствовала его Даниэль, расцветая улыбкой. — Я провела замечательный вечер. Вы просто не поверите, что рассказывают сейчас о леди Мейси! Она, несомненно, беременна, несмотря на свои уже тридцать три с лишним года. Ее муж — совсем старик: ему шестьдесят, если не больше. Так вот. У нее есть любовник, очень молодой. И все говорят, что…

— Могу себе представить, что все говорят.

Джастин решил не посвящать стоявшего рядом швейцара в светские сплетни и, осторожно обняв жену за плечи, провел ее в библиотеку. На Даниэль было вечернее платье золотистого цвета, на шее красовалось бриллиантовое ожерелье мадам де Сан-Варенн. Однако сияние камней бледнело перед блеском глаз молодой графини и таинственным мягким свечением, струившимся от ее кожи матового цвета.

— У вас появился еще один поклонник, любовь моя, — вкрадчиво проговорил граф, передавая жене конверт и следя чуть прищуренными глазами за ее реакцией. Ему вдруг показалось, что во время чтения письма оголенные плечи Даниэль слегка вздрогнули…

— Это всего лишь от шевалье д'Эврона, — сказала она совершенно спокойно. — Он пишет, что хотел бы завтра утром прокатиться со мной в своем экипаже.

Даниэль разорвала письмо на мелкие кусочки и небрежно бросила обрывки в корзину для мусора.

— И вы поедете?

— Почему бы и нет? — с вызовом ответила она, слегка прикусив нижнюю губку. — Мы с ним говорим по-французски, вспоминаем родину и… прошлое. Неужели вы не можете понять, что встреча с соотечественником приносит мне удовольствие?

— О, Даниэль, я отлично все понимаю!

Граф направился было к двери, но Даниэль его остановила:

— Джастин, я хотела бы с вами кое о чем поговорить.

— К вашим услугам, миледи.

— Видите ли, мне пришлось снять значительную сумму с вашего счета для помощи французским эмигрантам, попавшим в тяжелое положение. Я, наверное, должна была сказать вам об этом раньше, но по некоторым причинам не могла так поступить.

Она замолчала и печально улыбнулась. Джастин же неожиданно для себя самого облегченно вздохнул:

— И почему вы решились на это теперь, любовь моя?

— Потому что в ближайшем будущем мне, возможно, придется истратить гораздо больше.

— Понятно, — кивнул головой граф, заправляя левую ноздрю табаком. — Скажите, Данни, вы спрашиваете моего разрешения или просто ставите меня перед фактом?

— Последнее, сэр, — мрачно ответила Даниэль. — Я не могу отказать этим людям в помощи. Положение, в котором они очутились, можно назвать просто ужасным. Почти все, что у них было, пришлось оставить во Франции. Здесь им очень трудно найти работу. А дети… Дети в полном смысле этого слова голодают.

Линтон понял, что в этой истории не было даже намека на игру или какое-нибудь озорство, столь привычное для его супруги. Все выглядело очень серьезно. Даниэль, подобно бесценному бриллианту, вновь открылась ему своей новой, ранее неизвестной гранью.

— Д'Эврон тоже в этом участвует?

— Он первым забил тревогу и всеми силами старался помочь этим людям. Помимо нас, есть и другие люди, согласившиеся ссужать несчастных деньгами и оказывать им разные услуги. Сейчас шевалье пытается создать целую организацию для помощи французским эмигрантам. Ведь один человек мало, что может сделать, Джастин. Все ваше огромное состояние в этом деле — капля в океане.

— Я верю, Данни, что вы все же воздержитесь от того, чтобы бросить все мое состояние в океан, — пошутил граф, не без лукавства посмотрев на жену.

Та в ответ тихо засмеялась:

— Первым делом, милорд, я продам свои драгоценности.

— Будем считать, что вы тоже пошутили, Данни. Но я честно признаюсь, что не нахожу в этом деле ничего забавного.

— Я понимаю, милорд, — проговорила Даниэль, опустив глаза.

— Возмутительно, — беззлобно проворчал Линтон. — Конечно, Данни, вы можете поступать, как найдете нужным, но все же не переходите границ разумного в своей филантропической деятельности. Решено?

— Решено, — эхом откликнулась Даниэль и лучезарно улыбнулась мужу. — Я все очень аккуратно записываю, Джастин. Не хотите посмотреть?

Она подошла к столу, выдвинула один из ящиков и извлекла из его дальнего угла лист бумаги, сплошь испещренный цифрами. Джастин внимательно изучил записи, и лицо его расплылось в довольной улыбке: итоговая сумма расходов Даниэль не превышала размеров проигрышей, которые многие увлекающиеся фараоном ветреные жены позволяли себе каждый вечер. Вдруг Джастин неожиданно резко спросил:

— Даниэль, а вы доверяете д'Эврону? Ведь, насколько я понимаю, он часто действует от вашего имени.

Даниэль вспыхнула от возмущения:

— Вы считаете меня совсем безмозглой дурой, сэр? Неужели я предоставила бы этому человеку карт-бланш в пользовании вашими деньгами, если бы ему не доверяла?

— Нет, конечно, нет! Извините меня, Даниэль. Я вовсе не хотел поставить под сомнение честность шевалье или ваше умение разбираться в людях. Хорошо. Будем считать этот разговор законченным. По крайней мере, на сегодня. Но прошу вас информировать меня о том, как идут дела, в той мере, какую сочтете необходимой.

— Хорошо. И еще одна проблема. Среди этих эмигрантов есть семья Дюкло. О ней мне также рассказал шевалье д'Эврон. Я хотела бы объяснить вам, милорд, как именно собираюсь им помогать…

Даниэль не спала почти всю ночь, терзаясь чувством вины: впервые она солгала Джастину. Попытки успокоить свою совесть тем, что это был не прямой обман, а просто умолчание о некоторых деталях, успеха не имели. Факт оставался фактом: Даниэль намеренно сказала мужу полуправду и сделала это для того, чтобы иметь возможность участвовать в работе группы д'Эврона, а также устранить подозрения Джастина в отношении остальных ее дел.

Линтон же спал безмятежным сном рядом с супругой, положив руку на ее обнаженное бедро. Когда же он проснулся, то обнаружил, что Даниэль все еще спит, причем очень крепко. Джастин осторожно сполз с кровати, прикрыл одеялом плечи жены и долго всматривался в ее почему-то нахмуренное лицо. Видимо, даже во сне Даниэль не отпускало чувство внутреннего напряжения, о чем говорила тоненькая морщинка между густыми бровями. Такое выражение лица часто бывало у нее в Париже, когда она изображала из себя уличного забияку. Линтон подумал, что, возможно, горестное положение соотечественников пробудило в Даниэль трагические воспоминания из собственной жизни. Если это так, то все его попытки оградить жену от страшных дум о прошлом пропали даром. Но ведь есть пределы возможностей для человека, который задался целью вылечить другого. Многое зависит от «пациента», а в том, что Даниэль всегда умела крепко держать в руках свою судьбу, сомневаться не приходилось. Об этом говорила вся ее прошлая жизнь — сорванца и бездомного бродяги с живым, как ртуть, темпераментом и дерзким, порой даже злым языком.

Прошло еще около двух недель. Как-то раз филантропическая деятельность привела Даниэль на еще одну узкую и грязную улицу, но уже в другом конце города. На этот раз графиня ехала не в экипаже шевалье, а гордо плыла одна, сидя в кресле на носилках. Около Флит-Маркет она приказала носильщикам остановиться и сошла на землю.

Даниэль уже не в первый раз совершала подобные экскурсии без сопровождения д'Эврона, поэтому без малейшего колебания направилась к почерневшему от грязи и копоти дому, где, по ее сведениям, жила очередная эмигрантская семья. Повернув дверную ручку, Даниэль вошла в темную прихожую.

Из-за левой двери доносились приглушенные голоса.

Графиня решительно открыла ее и вошла.

Это была маленькая, очень холодная комната, в которую через единственное, покрытое толстым слоем грязи окно с трудом пробивался дневной свет. Кроме того, в углу мерцала полузаплывшая свеча. Сидевшие за длинным столом девочки-подростки что-то делали. Их руки напоминали тоненькие палочки, там и здесь просвечивавшие сквозь рваные рукава. Ни одна из них не подняла головы и даже не взглянула на вошедшую в комнату даму. Причина отсутствия у детей всякого интереса к происходящему стала для Даниэль понятной, как только она посмотрела в дальний угол. Там, на старом стуле, сидело существо, лишь отдаленно напоминавшее женщину. Каждая ее покрытая огромными коричневыми веснушками рука была толщиной с древесный ствол, одежда — если это можно было так назвать — состояла из бесформенного, серого от грязи тряпья, голову покрывала засаленная косынка, из-под которой выбивались грязные, свалявшиеся седые космы.

— Что вам угодно? — прохрипела женщина, с трудом преодолевая одышку. Даниэль в лицо повеяло таким запахом винного перегара, что она невольно отступила на шаг к двери.

— Почему вы разрешаете детям работать в темноте, — властным тоном начала Даниэль. — Вы хотите, чтобы они совсем ослепли?!

Миссис Бамбри — так звали женщину — опешила от столь неожиданной атаки. Нижняя ее губа отвисла, а усыпанные мелкими коричневыми крапинками глаза уставились на незваную гостью: ей еще никто и никогда не делал подобных выговоров. И уж конечно, миссис Бамбри не ожидала их услышать от молодой знатной дамы, неведомо откуда объявившейся в ее вертепе. Впрочем, ей еще не доводилось встречаться со сливками лондонского общества. Сидевшие за столом девочки занимались изготовлением предметов дамского туалета, а именно, нижнего белья для высокопоставленных леди. Бамбри имела дело лишь с агентом, дававшим ей заказы, снабжавшим материалом и торговавшимся по поводу цен.

За столом прошел легкий смешок. Рука миссис Бамбри мгновенно взметнулась вверх, и сидевшая с краю девочка оказалась на полу вместе со своей табуреткой. Даниэль стоило большого труда сдержаться и не кинуться на защиту несчастных детей. Но этого нельзя было делать: как только «знатная дама» уйдет, здесь начнется самая настоящая расправа.

— У вас есть официальный договор с этой девочкой?

— С Эстеллой Ланчон? А вам какое дело?

— Такое, что я хочу его расторгнуть. И прежде чем все эти девочки продолжат работу, нам придется с вами очень серьезно поговорить. Разумеется, не здесь.

Даниэль повернулась и пошла к двери, но тут же почувствовала, что кто-то схватил ее за юбку. Обернувшись, Даниэль увидела перед собой миссис Бамбри; лицо старой ведьмы выражало полную растерянность. Графиня брезгливо посмотрела на эту омерзительную тварь:

— Здесь есть еще какая-нибудь комната или чулан, где мы могли бы поговорить наедине? Пусть там будет так же грязно. Меня это уже не смущает.

Мадам Бамбри, давно свыкшаяся с грязью и следившая только за чистотой рук девочек, растерянно огляделась по сторонам. Казалось, она только теперь заметила, что комната мало чем отличается от самого запущенного свинарника. Бросив злобный взгляд на молодую, элегантно одетую даму, стоявшую посреди этой несусветной грязи, Бамбри кивнула в сторону маленькой двери, почти затерявшейся среди сваленных в кучу и покрытых толстым слоем пыли обломков старой мебели.

— Вон там.

Они вошли в малюсенькую темную комнатушку, и хозяйка подвинула графине полуразвалившееся кресло, от которого во все стороны расплылось густое облако пыли. Даниэль сморщилась и осталась стоять.

— У вас есть договор с Эстеллой, мадам? — повторила она.

— Есть. Сроком на три года.

— Тем не менее, мадам, я приехала, чтобы расторгнуть его уже сейчас. О цене мы договоримся.

Глаза Бамбри забегали. В голове у нее мелькнула мысль, что за приличную цену от услуг Эстеллы можно было бы и отказаться. Желающих получить работу кругом было хоть отбавляй. Пусть и не таких искусных, как Эстелла, но ведь научить можно кого угодно.

— Сколько? — односложно спросила она.

— Сто гиней.

Даниэль знала, что эта сумма гораздо больше той, которую Бамбри платит девочке за ее рабский труд. Понимала она и то, что называет всего лишь начальную сумму и хозяйка сейчас начнет торговаться.

— Я не могу расторгнуть договор за такую цену, — тут же запротестовала Бамбри. — Эстелла — одна из моих лучших работниц. На ее обучение ушел не один месяц.

При этом она, естественно, не упоминала о побоях, которыми награждала девочек, и об их полуголодном существовании.

— Я хотела бы посмотреть договор, — сказала Даниэль. — Согласитесь, что трудно вести переговоры, не видя самого документа.

Мягкий тон графини и ее очевидная осведомленность в такого рода делах убедили мадам Бамбри в том, что игра стоит свеч. Торговля возобновилась.

— Сто шестьдесят, — назвала она очередную цену, выкладывая на пыльный стол договор. — И ни пенни меньше. Я работала с этой девочкой много месяцев. Поначалу она даже не умела прилично говорить по-английски!

— Можно посмотреть договор?

Даниэль наклонилась над столом и выхватила документ из рук хозяйки. Прочитав его, она с

презрением посмотрела на миссис Бамбри:

— Сто гиней, это гораздо больше того, чего вы заслуживаете.

— Отдайте бумагу, слышите?!

Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге выросла фигура мужчины, рост и комплекция которого превышали размеры миссис Бамбри почти вдвое.

— Что здесь происходит? — гаркнула фигура оглушительным басом.

— Ничего особенного, — спокойно ответила Даниэль. — Скажите, эта… женщина — ваша жена? Если да, то я попросила бы вас принести нюхательной соли. Она немного не в себе, понимаете?

Пока муж и жена обменивались раздраженными и недоумевающими взглядами, Даниэль разорвала в клочки договор и выложила на стол сотню гиней.

— Если желаете, то можете пересчитать. Но уверена, что тут все правильно.

Она повернулась и вышла из комнаты. Сидевшие за столом девочки молча смотрели на нее.

— Эстелла, — обратилась Даниэль по-французски к девочке, которую несколько минут назад ударила мадам Бамбри, — пойдем со мной.

Эстелле было, наверное, лет десять. На ее худом бледном личике выделялись только глубоко запавшие, окруженные синевой глаза. Худенькое тельце сжалось в комок, как будто в ожиДанни побоев.

— Чего вы хотите от меня, мадам? — испуганно прошептала она.

— Не бойся, детка. Я пришла, чтобы забрать тебя отсюда. Мы поедем домой к маме. Она тебя очень ждет.

Эстелла неуверенно встала и со страхом посмотрела на дверь, за которой скрылась ее хозяйка.

— Пойдем, детка.

Даниэль взяла девочку за ручку, чувствуя, что каждая минута промедления работает против нее. Трудно было предположить, что сделают те двое, когда опомнятся. Вдобавок никто, даже шевалье д'Эврон, не знал, что графиня Линтон сейчас находится в этих трущобах. Конечно, у нее был пистолет, но к нему следует прибегнуть только в случае крайней необходимости.

Даниэль чуть ли не силой вытащила Эстеллу из дома. На улице дожидались носильщики. Увидев еще одну пассажирку, они запросили двойную плату, хотя Даниэль вместе с девочкой весили гораздо меньше одного здорового мужчины из числа тех, которых им обычно приходилось таскать каждый день. Но у Даниэль не было никакого желания спорить.

— Договорились, — сказала она по-французски и, подсадив сначала Эстеллу, взобралась на носилки.

Трудно сказать, знали ли носильщики французский язык, но они поняли, что получат все сполна. К тому же им самим хотелось поскорее выбраться из этих неприветливых мест.

Даниэль отодвинула кожаную занавеску паланкина, чтобы показывать носильщикам дорогу, и, усадив Эстеллу себе на колени, принялась объяснять девочке, что ее отец нашел работу при кухне студенческого общежития на окраине города, а мать устроилась работать на конюшенном дворе, где ей дали хорошую комнату на втором этаже. Сама Эстелла теперь станет помогать отцу на кухне или присматривать за своими младшими братьями и сестрами, пока мать будет занята на работе. Конечно, такие занятия вряд ли выглядели привлекательно для девочки, жившей раньше в благополучной семье с тремя слугами, но большего Даниэль сделать для нее просто не могла.

И все же семейству Ланчон такая перемена должна была показаться настоящим чудом. Ведь они так долго прозябали в жалкой лачуге на мизерную зарплату, которую Эстелла получала за свой тяжелый и унизительный труд в мастерской мадам Бамбри…

…Девочка с радостным криком бросилась в объятия матери. Даниэль, не слезая с носилок, посмотрела ей вслед и удовлетворенно улыбнулась. Затем она приказала отнести себя домой на Гросвенор-сквер. Даниэль понимала, что носильщики очень устали, но отпускать их ей не хотелось, так как трудно было в этих трущобах найти других. Даниэль решила с лихвой вознаградить всю команду в конце пути, успокаиваясь мыслью, что носильщики не захотят терять богатого клиента.

Рядом с Гросвенор-сквер Даниэль приказала остановиться и сообщила носильщикам, что отсюда сможет дойти сама. Она слезла с носилок, расплатилась и уже сделала несколько шагов по направлению к дому, до которого оставалось действительно не больше ста метров. Внезапно Даниэль остановилась и неуверенно осмотрелась по сторонам. Нет, она не испугалась чьего-либо нападения; юную герцогиню беспокоила опасность совсем другого рода, опасность, которая могла исходить от чьих-то завистливых или просто недружелюбных глаз. Подумать только! Графиня Линтон возвращалась домой пешком, одна, без сопровождения… Какая великолепная пища для сплетен!

Даниэль еще продолжала размышлять, когда услышала над самым ухом знакомый голос:

— Данни, черт побери, что все это значит?

— Джулиан! Сам Бог мне вас посылает! Пожалуйста, предложите мне руку и проводите до дома.

— Охотно. Но, кузина, вы понимаете, что делаете? Ездить на простых носилках по городу! Да если Джастин…

— Тише, кузен, — мягко прервала его Даниэль. — Нам нечего бояться, поскольку Джастин ничего не узнает.

Джулиан не был так уверен в этом, ибо хорошо знал своего двоюродного брата, от которого мало что могло укрыться.

— Данни, вы чем-то стали тайно заниматься, и я хотел бы знать, чем именно. Я даже настаиваю на этом!

— Настаиваете, Джулиан?

— Да, черт побери, настаиваю! И если вы сейчас же не скажете, куда и зачем только что ездили, то, честное слово, я расскажу Линтону обо всем, чему был здесь свидетелем!

— Джулиан, вы этого не сделаете!

— Почему?

— Потому что не родились шпионом!

— Что ж, мне придется вас разочаровать.

Неожиданно для самого себя Джулиан произнес эту фразу куда более жестким тоном, чем хотел, а Даниэль, как никогда, хотелось выговориться и хоть чуть-чуть облегчить душу. В умении кузена хранить тайны Данни ни минуты не сомневалась. Так же, как и в том, что он никогда не станет пересказывать ее мужу всякие сплетни и слухи. Итак, Даниэль намекнула Джулиану на особую конфиденциальность их разговора и предупредила, что кузен, возможно, сам не будет рад ее откровенности.

Джулиан вполне проникся ответственностью за сохранение в секрете того, что ему предстояло услышать. В его памяти еще не изгладился образ сорванца в таверне по дороге в Дувр, поэтому Джулиан мог себе представить, на что способна супруга его кузена при соответствующих обстоятельствах. Что ж, если Даниэль не решается рассказать свою тайну Джастину, то пусть поделится ею с ним; тогда хоть один член семьи будет посвящен в ее дела.

Они закрылись в личной гостиной Даниэль, и та рассказала Джулиану все. Тот пришел в ужас. Больше всего его возмутило, что человек, считающийся джентльменом, позволил себе вовлечь в подобную авантюру женщину. Вначале Даниэль восприняла подобную реакцию кузена с раздражением. Но затем принялась над ним смеяться:

— Джулиан, друг мой, шевалье ни в коем случае не принуждает меня оказывать услуги своим соотечественникам. Я пошла на это сама, по доброй воле. И уверяю вас, это вовсе не опасно.

Каким-то образом в руках Даниэль очутился тот самый пистолет с серебряной рукояткой. Джулиан на мгновение отшатнулся, затем почти испуганно попросил:

— Даниэль, умоляю, дайте его мне! У вас может случайно соскочить палец и…

— Мой палец может соскочить? — переспросила Даниэль и закатилась от смеха. — Да вы глупы! Джулиан, если вы сомневаетесь в моем умении обращаться с огнестрельным оружием, то спросите у Джастина. Он может за меня поручиться, уверяю вас!

— Возможно. Но я буду чувствовать себя спокойнее и комфортнее, если вы уберете эту штуку куда-нибудь подальше.

— Ну если так, будь по-вашему.

Даниэль пожала плечами и положила пистолет обратно в карман.

— Что ж, теперь вы знаете мою историю, Джулиан. Напоминаю, что вы дали слово молчать.

— Слова я не давал, Даниэль. И не мог дать. Если во время одной из своих поездок вы, не дай Бог, исчезнете, то ничто не заставит меня молчать.

— Согласна. Но столь экстраординарный случай вряд ли возможен. Джастину же я не хочу ничего говорить по одной простой причине: он тут же запретит мне этим заниматься, и все пойдет прахом. Ведь так?

— Несомненно, — мрачно ответил Джулиан.

Он подумал, что каким бы снисходительным ни был его кузен к чудачествам своей супруги, в конце концов, и его терпение может иссякнуть. Пока им удается избежать скандала, но любая неловкость в этой рискованной игре грозит обоим безвозвратной гибелью репутации. Линтон никогда не поймет и не поддержит филантропической деятельности Даниэль в отношении своих бывших соотечественников. И, скорее всего не потому, что она противоречит правилам приличий, а потому, что эта деятельность опасна.

— Я сделала вас хранителем своей тайны, Джулиан. И одновременно несчастным человеком.

Даниэль взяла руки Джулиана в свои и посмотрела ему в глаза. В это мгновение ее улыбка, казалось, могла растопить камень.

— Вы не будете проявлять излишнего беспокойства по поводу всех этих дел. Не правда ли, кузен?

— Я постараюсь. Но если вы окажетесь в трудном положении, то сейчас же известите меня. Даете слово?

— Даю, Джулиан. А сейчас мне пора одеваться. Мы сегодня вечером едем в оперу. Кроме того, к ужину, вероятно, приедут гости. Мама Джастина и несколько ее друзей. Все женщины — кошечки, а мужчины — ретрограды и ворчуны. Но все равно, я должна быть скромно одета и вести себя предельно вежливо. Прошу простить меня, кузен.

Джулиан ехал домой и размышлял о только что услышанном. Его терзало неприятное чувство вины. Он понимал, что обязан положить конец всем этим скитаниям графини Линтон по лондонским трущобам, но не мог этого сделать… В любом случае без графа Линтона никак не обойтись. А теперь Джулиан связан с кузиной честным словом, которое нельзя нарушить. Что же делать? Что?!

И тут его осенило. Есть путь! Может быть, даже единственный! Надо серьезно поговорить с шевалье д'Эвроном, убедить этого француза, что он не имеет права вовлекать графиню Линтон в столь опасную авантюру… Да, именно так и надо поступить!

Джулиан бросился искать д'Эврона и обнаружил его в клубе «Уайте» игравшим в карты с престарелым лордом Мофри. По счастью, в клубе не было Линтона, который намеревался в тот вечер вместе со всеми участниками своего домашнего ужина поехать в оперу.

Джулиан подошел к карточному столу, за которым сидели шевалье с партнером, и приветствовал обоих обаятельнейшей, обезоруживающей улыбкой:

— Месье, я не мог бы попросить вас на два слова после окончания партии? — обратился он к французу.

Может быть, д'Эврон и был удивлен подобным приглашением от почти незнакомого человека, но на его худом, вытянутом лице не отразилось ничего. Он лишь чуть-чуть наклонил голову и совершенно бесстрастно сказал:

— Я к вашим услугам, лорд Джулиан.

Чтобы как-то занять время, Джулиан подсел к другому карточному столу, за которым банк держал сэр Энтони Фэншоу.

— Не хотели бы вы занять мое место, Джулиан? — спросил молодой денди, с усталым вздохом поднимаясь из-за стола и бросая на зеленое сукно горсть гиней. — Мне сегодня просто дьявольски не везет!

— Спасибо, Маркхэм, но удача сегодня отвернулась и от меня. Я лучше просто понаблюдаю за игрой.

Сэр Энтони бросил на него быстрый и понимающий взгляд. Джулиан любил карточную игру и всегда делал ставки, но при этом никогда не терял головы. Вот и сегодня он был в высшей степени серьезен и лишь покачал головой на молчаливое приглашение банкомета включиться в игру.

Когда д'Эврон закончил партию, Джулиан все так же сидел у стола и внимательно следил за ходом игры. Заметив подходившего к столу шевалье, он слегка кивнул ему головой и встал. Оба вышли из зала.

— У вас ко мне дело? — вполголоса спросил француз.

— Вы не хотели бы поехать ко мне? У меня есть великолепный коньяк.

Шевалье поклонился в знак согласия. Не говоря ни слова, они спустились по лестнице и так же молча пошли по улице. Каждый думал о своем, но ни тот, ни другой не забывали об опасностях, таившихся в темных переулках ночного города. Их руки машинально сжимали набалдашники тростей с запрятанными внутри шпагами…

— Коньяку, д'Эврон? — предложил Джулиан, как только они опустились в кресла у камина. Апартаменты, которые занимал лорд Карлтон, были в меру просторными и очень уютными. Они как раз подходили для молодого холостяка, никогда не беспокоящегося о своих доходах.

Шевалье в очередной раз утвердительно кивнул головой, и Джулиан позвонил. Не прошло и полминуты, как дверь открылась и появился слуга преклонных лет. Он выразительно посмотрел на хозяина и, убедившись, что тот еще довольно трезв, удовлетворенно улыбнулся. Джулиан заметил взгляд слуги, и, рассмеявшись, объяснил д'Эврону, что помнит Грейвса еще с детства, когда сам бегал в коротких штанишках.

— Вы хотите поговорить со мной о Данни, лорд Джулиан?

Шевалье был лет на пятнадцать старше лорда и решил, что пришло время самому проявить инициативу.

— Да, месье, о леди Линтон, — ответил нарочито подчеркнутым тоном Джулиан.

Д'Эврон никак не отреагировал на эту шпильку. Джулиан вздохнул и приступил к исполнению своего долга:

— Даниэль уже почти все рассказала, д'Эврон. И все же мне этого недостаточно. Я знаю, что сегодня она на обыкновенных носилках нанесла визит кому-то в трущобах Ист-Гейта. Причем ее никто не сопровождал… И если бы Линтон об этом узнал, то… бр-р! — Джулиан нервно передернул плечами.

— Это действительно опасно, — согласился шевалье, потягивая коньяк. — Тем не менее, милорд, леди Даниэль знает, как избегать опасностей. Только поэтому я сегодня счел возможным отпустить графиню Линтон одну. И именно в паланкине.

Джулиан подумал о пистолете.

— Возможно, вы правы. Но согласитесь, что рыскать по лондонским трущобам и выручать из беды подростков, работающих где-то по контрактам, неподходящее занятие для графини Линтон.

— А вы не думаете, что это должна решать она сама?

— Она бы не стала этим заниматься, если бы вы не вовлекли ее в подобную авантюру.

— Напротив, сэр. Данни действительно уже очень глубоко вникла в суть этого опасного, но благородного дела. И пошла она на такой шаг сама, без чьего-либо принуждения. Я мало что могу сделать, дабы заставить ее отказаться от этого занятия. Не стану отрицать, что первая наша поездка была совместной. Но затем Даниэль работала уже самостоятельно. Конечно, мы поддерживаем постоянный контакт друг с другом и советуемся, но ее имя стало настолько широко известным в городе, что теперь многие попавшие в трудное положение французы выходят на миссис Линтон без всяких посредников. Часто я об этом даже не знаю. Теперь она поступает так, как считает нужным.

— А как же Линтон?

— Его настроения меня не волнуют. В этом деле Данни и я — равноправные партнеры. Она сознательно идет на риск и всю ответственность за возможные последствия берет на себя. Даниэль никогда не поступила бы иначе. Поверьте, я слишком высоко ценю ее помощь, чтобы превращаться в придворного льстеца. Даже если бы Данни мне это позволила. Вы, вероятно, не очень хорошо знаете эту женщину, милорд, если надеетесь, что я осмелюсь даже попытаться как-то ограничить ее деятельность.

— Осмелиться мог бы Линтон. И это, откровенно говоря, меня очень беспокоит, меня и саму Данни. Скажите, д'Эврон, вы считаете все мои попытки вытащить Даниэль из этой истории бесполезными?

— Поймите, милорд, Данни сама делает выбор. Она отлично знает, на что идет, и даже решилась ради этого на обман мужа. Графиня не наивный ребенок, Джулиан.

— Согласен, но все-таки она слишком молода, — возразил Джулиан, хотя и понимал уже, что игра проиграна.

— Может быть, только по возрасту, но не по жизненному опыту. Я понимаю вас, дорогой друг, но ничего не могу сделать. Данни открыла вам свою тайну, и теперь вам решать, как с этой тайной поступить.

— Черт побери, как я могу с ней поступить! — воскликнул юный лорд. — Я не стану доносить Линтону, хотя он наверняка спустит с меня шкуру, если узнает.

— Боюсь, что с меня тоже, — улыбнулся шевалье.

— Видит Бог, вы правы! — согласился Джулиан, с мрачным видом наполняя бокалы. — В таком случае, д'Эврон, давайте выпьем за то, чтобы все оставалось тайной.

Только под утро лорд Джулиан Карлтон лег спать. Он был глубоко разочарован. Если бы Данни согласилась принять его покровительство в своей филантропической деятельности, возможно, еще не все было бы потеряно. Но происшествия предыдущего дня говорили о том, что надежда на такое развитие событий весьма слаба. Слишком упрямой оказалась его новоявленная кузина…