"Шарады любви" - читать интересную книгу автора (Фэйзер Джейн)

Глава 16

— Как вам нравится эта маленькая де Сан-Варенн, мадам Верини? — спросила Мария Антуанетта одну из своих фрейлин.

— Она столь же очаровательна, сколь и молода, — ответила та, бросив взгляд через огромный, заполненный гостями зал Тюильрийского дворца на дальнюю стену, у которой сидела в окружении поклонников Даниэль. — Но она отлично знает себе цену, — добавила фрейлина. — И ее мужу надо быть начеку. Особенно сейчас. Весенний воздух особенно опасен.

— В ваших словах есть некоторая доля истины, — возразила королева. — Но мне кажется, что брак вознес их прямехонько на небеса. Они ни на кого не обращают внимания и смотрят только друг на друга. Вы заметили, как блестят ее глаза в присутствии мужа?

Мария Антуанетта рассмеялась, что в последнее время с ней случалось крайне редко:

— Я надеюсь, эта девочка добавит атмосфере нашего мрачного и затхлого дворца немного свежести и тепла.

Мадам Верини с готовностью согласилась. Запущенный, промозглый дворец Тюильри с его темными высокими потолками, узкими окнами и заросшим садом действительно выглядел уныло по сравнению с Версалем, откуда минувшим октябрем королевскую семью со всем двором выдворила восставшая толпа. Теперь весь двор короля Людовика XVI и его августейшей супруги был вынужден изнывать в заточении в стенах Лувра и Тюильри, опасаясь показываться на площадях и улицах города. Основным развлечением не только женской, но и мужской его половины стали сплетни и распространение за спиной друг друга всевозможных грязных слухов. Неудивительно, что всякая новая фигура воспринималась здесь с большим облегчением.

Уже на четвертый день своего пребывания во дворце Даниэль почувствовала себя совершенно усталой и больной от запаха непромытых тел и ночных горшков, спрятанных чуть ли не за каждым гобеленом. Мужчины и женщины постоянно почесывались и ловили вшей, падавших из их роскошных причесок на плечи, спины или такую нежную часть женского тела, как декольтированная грудь.

Даниэль волей-неволей тоже приходилось припудривать свою прическу, иначе здешнее общество ее бы не поняло. Но вши ей не доставляли беспокойства: каждый вечер и каждое утро Даниэль старательно промывала голову и вообще все тело холодной водой. Однако с клопами дело обстояло сложнее. Они донимали ее по ночам, весьма удобно пристроившись в щелях деревянной кровати и пуховых матрацах. К досаде юной графини, эти омерзительные твари, видимо, находили ее кровь более вкусной и свежей, нежели у графа Линтона. Его они мало беспокоили. Правда, уже после первой ночи Джастин в полном отчаянии бросился к аптекарю и накупил всяких антиклопиных снадобий. В том числе — лосьона, который, как говорили, надежно защищал от посягательств со стороны подобных насекомых. Кроме того, граф притащил целый ворох простыней из грубой материи, которыми плотно закутал матрацы. Только тогда клопы оставили его светлость в покое. Однако Даниэль вскакивала каждую ночь по десять — двенадцать раз и, вооружившись свечой, тщетно пыталась поймать подлых животных, которые тут же исчезали в щелях кровати и в перьях матраца.

Сейчас она сидела у себя в комнате и ждала возвращения мужа с заседания Национального собрания. После переезда двора из Версаля Собрание проводило их в зДанни, находившемся у северной границы сада между Тюильри и Пале-Роялем. Когда-то там располагалась школа верховой езды Людовика XV. Сейчас все три здания сообщались между собой крытыми переходами, один из которых вел на Вандомскую площадь. Все это было очень удобно для депутатов Собрания: в Тюильри кипели страсти фракции роялистов, в Пале-Рояле с не меньшим энтузиазмом дебатировали их соперники, а в одном из отелей на Вандомской площади находилось большинство административных помещений.

Джастин обещал провести Даниэль на заседание Национального собрания во второй половине дня. Поскольку стрелки часов уже приближались к четырем, граф поспешил в зал королевы. Сделав почтительный реверанс Марии Антуанетте, он хотел было тут же подойти к жене, но королева легким движением руки его задержала:

— Я только сейчас сказала мадам Верини, что очень приятно видеть при нашем дворе новых гостей, лорд. Но вы, к сожалению, не принадлежите к категории придворных льстецов и так редко у нас появляетесь.

И королева шутливо слегка ударила Джастина по руке веером.

— Прошу ваше величество извинить меня за кажущуюся невнимательность. Это далеко не так. Мы с Даниэль глубоко благодарны вам за гостеприимство. Но у моей супруги есть большие проблемы с имением, которые мне приходится решать.

— Какое счастье, что во время нашей «жакерии» она была в Англии! Но бедное дитя, наверное, в полнейшей прострации после того, как потеряла всю свою семью.

— Даниэль было нелегко, — согласился Линтон. — Но я уверен, что ваш сердечный прием значительно поднимет ее настроение.

— Она отнюдь не выглядит удрученной или даже просто грустной, милорд, — кисло сказала мадам Верини. Но по холодному взгляду, брошенному на нее королевой, тут же поняла свой промах. Кровь бросилась в лицо фрейлины, и она поспешно склонилась над вышиванием. Граф же чинно раскланялся перед Марией Антуанеттой и пошел через зал к жене.

Даниэль встретила супруга без обычного энтузиазма и, извинившись перед окружавшими ее молодыми людьми, вышла с ним в коридор.

— Боже мой, Джастин, я вот-вот умру здесь от скуки! Мама всегда говорила, что ничего зануднее двора короля Людовика на свете быть не может. Но я никогда не думала, что все это до такой степени правда! Вы должны дать мне передышку. Иначе я могу не выдержать и наделать каких-нибудь ужасных глупостей.

— Завтра вы переоденетесь в платье бюргерши и совершите обход местных лавок. Возьмите с собой Молли.

— У Молли страшно разболелся живот. Она винит здешнюю еду. Откровенно говоря, с непривычки это вполне вероятно. Но во всяком случае, было бы жестоко завтра тащить ее с собой. Как вы думаете?

— Я думаю, любовь моя, что Молли даже не вспомнит об этом недуге, когда будет услаждать уши детей и внуков рассказами о своих приключениях во Франции.

— Что ж, возможно, вы и правы. Я зайду к ней перед тем, как мы пойдем в Собрание.

Даниэль нашла Молли лежащей на кровати в проходной комнатке между спальнями. Лицо девушки было серым, но главный приступ, видимо, уже миновал. Пока Даниэль обтирала ей лоб мокрым полотенцем, Молли смотрела на свою молодую хозяйку со слабой, но полной глубокой благодарности улыбкой.

— Когда мы вернемся, я приготовлю вам хороший бульон, — пообещала Даниэль.

Правда, она плохо себе представляла, как это сделать в сумрачном общежитии, которое сейчас представлял собой дворец с его тесными клетушками вместо комнат и коридорами, переполненными какими-то странными, безликими тенями. Но Даниэль решила, что с помощью Джастина все же сумеет прилично накормить свою разболевшуюся горничную.

— Завтра, если вы сможете встать, мы постараемся прогуляться. Здешний воздух очень вреден для здоровья, Молли. Я попрошу милорда купить уксусу и духов. Надо разбрызгать их по комнатам. Здесь сразу же станет не так затхло. Как я не догадалась сделать это раньше!

Даниэль прошла в комнату мужа и поделилась с ним своими соображениями по поводу ароматных эссенций. Джастин с сожалением заметил, что мог бы и сам догадаться об этом, и пообещал на ночь сделать элементарную профилактику в своей комнате и в спальне жены.

В зале заседаний парламента они появились во время самого разгара ожесточенных дебатов. Длинное, узкое здание было слишком маленьким и плохо приспособленным для соревнований в ораторском искусстве. Джастин и Даниэль с трудом протиснулись на галерею для публики, рассчитанную человек на триста, но уже набитую сверх меры.

Даниэль пристроилась у барьера и посмотрела в зал. То, что там происходило, повергло ее в полное недоумение. В Лондоне при протекции Питта она успела побывать на заседаниях обеих палат парламента — палаты лордов и палаты общин. Спокойная атмосфера, хорошо управляемая и логично выстроенная процедура дебатов произвели на Даниэль большое впечатление, и не в последнюю очередь своей серьезностью. Здесь же все обстояло совершенно по-другому. Начать с того, что одновременно говорили сразу три депутата. При этом они старались перекричать друг друга. Председатель, избираемый на этот пост всего на две недели, тщетно старался поддержать хотя бы видимость порядка. Возгласы и крики неслись прямо с мест, слов ни одного из ораторов разобрать было решительно невозможно.

— Это какой-то сумасшедший дом, — прошептала Даниэль на ухо Линтону.

— Похоже. Но только не говорите этого вслух. У них не всегда так бывает. Иногда здесь принимают очень стоящие законы.

Даниэль покорно снесла полученный от супруга мягкий выговор и погрузилась в созерцание происходящего, стараясь услышать каждое слово, понять его и сделать собственные выводы. Одновременно до ее ушей долетали реплики сидевших рядом молодых людей. Порой они были достаточно рассудительными, едкими и остроумными. Даниэль подумала и решила сосредоточиться как раз на них. Сбором информации такого рода она давно привыкла заниматься, и это у нее очень неплохо получалось. В конце концов, именно этого и хотел от нее Уильям Питт…

Когда дебаты закончились, Даниэль и Джастин вернулись к себе и долго обменивались впечатлениями. Незаметно подошло время идти на устраиваемый королевским двором ужин. Но прежде Даниэль все-таки сумела приготовить бульон и накормить Молли.

Ужин был неимоверно длинным и не менее утомительным. Еду, скверно приготовленную в оборудованных еще до переезда короля Людовика XVI в Версаль и с тех пор не использовавшихся кухнях, слугам приходилось долго тащить по запутанным коридорам. В результате на стол она попадала уже совсем холодной. Гости ели без аппетита, восполняя несостоявшееся пиршество разговорами, в чем очень повезло Линтону, так как политикой интересовались если не все, то многие. Даниэль же пришлось долго выслушивать злобные сплетни скучающих дам и их сетования на неудобства Тюильрийского дворца. Среди подобных собеседниц мало кого интересовало положение в стране.

Когда уже стали подносить последние блюда, Даниэль почувствовала на себе чей-то взгляд. Она обернулась и увидела смотревшего на нее незнакомого человека с бесцветными глазами. Незнакомец улыбнулся ей и что-то вполголоса сказал своему соседу. Даниэль ответила ему вежливой улыбкой и наклонилась к плечу сидевшей рядом мадам Клаври.

— Кто этот джентльмен в синем бархатном камзоле? — спросила она. — Я никогда его не видела раньше.

— Тот, который сидит через стол лицом к нам? Это граф де Сан-Эстэф. Он редко удостаивает нас своим посещением. И вообще очень серьезный человек. Его жена несколько лет назад умерла при родах. Говорили, что он с ней ужасно обращался, и, глядя на нее, я в это верила. А два года назад его любовница перерезала себе вены и отправилась на тот свет. Был страшный скандал, но никто не решился обвинить в ее смерти Сан-Эстэфа. Вы же понимаете… Но с тех пор он почти не появляется при дворе, а любовниц предпочитает находить в салонах полусвета. Тем более что для них он выгодная партия.

Несмотря на столь убийственную характеристику, Даниэль заинтриговал этот незнакомец. Выглядел он вполне прилично, правда, глаза у него напоминали рыбьи, но он не был виноват, что получил их при рождении. По годам Сан-Эстэф был, пожалуй, ровесником Линтона или на год-два старше, одет — со вкусом, но просто; особенно на фоне здешней раззолоченной и расфуфыренной знати. Из драгоценностей Даниэль заметила лишь кольцо с роскошным сапфиром на указательном пальце. Впрочем, к числу украшений вполне можно было причислить и густые волосы, аккуратно завитые и в меру напудренные.

Все это, вместе взятое, и вдобавок сплетня, рассказанная мадам Клаври, вызывало у Даниэль интерес. Она подумала, что было бы неплохо, если бы кто-нибудь представил ее Сан-Эстэфу. Однако в этот момент королева поднялась из-за стола. Это означало, что дамам надлежит покинуть зал. Волей-неволей Даниэль пришлось последовать за всеми.

Граф Ролан д'Эстэф долго смотрел вслед Даниэль, пока она не скрылась за дверями. Затем повернулся к столу, за которым сидел Линтон, потягивая из бокала портвейн.

— Если не ошибаюсь, вы — лорд Линтон? — спросил он, садясь на стул рядом с Джастином.

— Да, это действительно я, — спокойно ответил граф, делая еще глоток портвейна.

— Сан-Эстэф к вашим услугам, сэр.

Он слегка склонил голову, продолжая внимательно смотреть в лицо Линтона и надеясь убедиться, что тот его узнал. Но на лице Джастина не дрогнул ни один мускул. Граф Линтон либо был прекрасным актером, либо действительно не представлял себе, с кем имел дело.

— Мой отец часто рассказывал о вашем батюшке, — не отставал де Сан-Эстэф. — Они, насколько я понимаю, были хорошими друзьями.

Лицо Джастина оставалось бесстрастным.

— Извините меня, граф, — бесцветным голосом ответил он, — но мой отец умер почти восемнадцать лет назад. А у меня память несколько прихрамывает. Так что я не помню многих подробностей.

Эстэф пожал плечами, подумав, что у человека со столь умными глазами просто не может хромать память. Но Линтон смотрел на него с самым невинным видом.

— Ах да, — вроде бы вспомнил Эстэф, — с тех пор, как наши родители дружили, прошло очень много лет. Меня самого тогда, если не ошибаюсь, еще не было на свете. И все же я очень рад с вами познакомиться, милорд.

— Я также, — машинально ответил Линтон, не совсем понимая, почему этот незнакомый человек сразу же стал ему неприятен. Может быть, виной тому был его очень холодный расчетливый взгляд.

Между тем д'Эстэф удовлетворенно улыбнулся и, извинившись перед Джастином, отошел к другим своим знакомым. Несколько позже он в числе первых присоединился к дамам в соседнем зале. Эстэф подошел к королеве и низко ей поклонился. Мария Антуанетта слегка пожурила его за то, что он редко бывает при дворе. Эстэф также выразил сожаление по этому поводу и тотчас же постарался перевести разговор на графиню Линтон.

— Совершенно очаровательное миниатюрное создание, — улыбнулась королева. — Очень свеженькая, наивная. Нам она доставила большое удовольствие своим приездом. Они с мужем намерены уладить кое-какие дела с имением, оставшимся после той страшной резни. Ладно, не будем говорить о столь грустных вещах. Они только еще более омрачают здешнюю и без того унылую атмосферу. Вы хотите быть представленным?

— Ваше величество читает мои мысли.

— Но предупреждаю: не вздумайте оказывать ей чрезмерного внимания, иначе вам придется иметь дело с Линтоном. Даниэль очень молода, и граф ревниво ее оберегает.

— Я буду очень осторожен, ваше величество, — пообещал Эстэф. Но при этом известии сердце у него забилось от радости. В подобных обстоятельствах чем труднее окажется задача, тем слаще будет месть.

Когда ливрейный лакей склонился в поклоне перед графиней Линтон и передал желание королевы с ней говорить, Даниэль уже была к этому готова, поскольку видела, как ее величество о чем-то беседовала с д'Эстэфом и при этом несколько раз взглянула в ее сторону.

Даниэль подошла к королеве и низко присела:

— Ваше величество хотели меня видеть?

— Да. Даниэль, позвольте вам представить графа д'Эстэфа. Он жаждет с вами познакомиться.

— Вы оказываете мне слишком большую честь, граф.

Даниэль сделала еще один реверанс и протянула Эстэфу руку. Он наклонился и поцеловал пальцы графини несколько более пылко, нежели того требовал ритуал.

Входивший в это время в салон Линтон не мог этого не заметить и сурово сдвинул брови. Он подумал, что вовсе не следует какому-то прощелыге так старательно слюнявить пальцы его жены. Но Даниэль это, похоже, нравится! Во всяком случае, судя по румянцу на ее щеках и звонкому, как колокольчик, смеху! Сам по себе невинный флирт жены никогда не отравлял Линтону настроения, он не видел ничего предосудительного, а тем более опасного для себя в том, что Даниэль везде сопровождали толпы поклонников. Но только, если они не преступали обусловленных границ приличия. Однако этот граф д'Эстэф вызывал его явное раздражение. Так же, как до этого и шевалье д'Эврон. Сознаваясь самому себе, что в последнем случае был не прав, Джастин все же был категорически против участия своей жены в какой-то новой авантюре с еще одним соотечественником, пусть даже из очень аристократических кругов. Но сейчас он не мог увести Даниэль с половины зала королевы, пока та ее сама не отпустит. А Мария Антуанетта, казалось, и сама получала удовольствие от разговора с его супругой.

Королева действительно была в восхищении от графини Линтон. Кроме того, ее забавляло, как искушенный и уставший от жизни повеса средних лет играет с этой невинной и премило кокетничающей девочкой. Сегодня он вскружит ей голову, завтра будет с ней холоден и всего лишь учтив, потом все повторится сначала. И так далее. Все у него в конце концов пойдет как по маслу…

— Ваше величество…

Это был глубокий и суровый голос Линтона.

— А, Линтон! Вы знакомы с графом д'Эстэфом? Он очень удачно все это время развлекал вашу супругу.

— Поистине, я очень признателен вам, Сан-Эстэф, — холодно сказал Линтон, почувствовав, как ручка Даниэль проскользнула в его ладонь, и улыбнувшись жене.

Эстэф перехватил эту улыбку, ставшую для него холодным душем. Он подумал, что сильно ошибся. Нет, это не было похоже на брак по расчету между мужчиной средних лет, вынужденно исполняющего фамильный долг, и подходящей для этого юной аристократкой, имеющей впереди длинный запас лет для рождения детей.

Эстэф решил, что от тактики кавалерийского наскока придется отказаться, как от совершенно бесперспективной. Здесь потребуются время и терпение. Что ж, он был даже рад такому обороту дела. Сан-Эстэф ждал без малого сорок лет, чтобы отомстить дому Линтонов за поругание чести своей семьи. И вот час мести близился. Надо только еще немного подождать. Совсем немного…

— Мне хочется музыки, — заявила Мария Антуанетта, вдруг почувствовавшая скуку, как только вмешательство супруга столь очаровательного юного создания положило конец флирту Эстэфа. — Даниэль, вы поиграете для нас, не правда ли?

— Я очень посредственно играю, ваше величество, — негромко ответила Даниэль, но тут же заметила, как королева недовольно нахмурилась.

— Позвольте мне самой быть в этом судьей, — холодно сказала Мария Антуанетта.

— Как прикажете, ваше величество.

Даниэль сделала очередной реверанс и села за клавесин.

Джастин подошел и встал рядом:

— Вы разрешите мне перелистывать ноты?

— Спасибо, милорд, я буду играть наизусть.

Джастин с трудом скрыл усмешку. Ведь это полное условностей общество не поймет репертуара Даниэль, состоявшего — он это знал — из простых народных песен. Особенно если она решит импровизировать на темы мелодий, слышанных когда-то в раннем детстве. Граф помнил, в каком шоке был его кузен Джулиан с друзьями, когда Даниэль однажды вечером «угостила» их подобным концертом.

Линтон отошел от клавесина и сел так, чтобы видеть лицо жены.

Даниэль на мгновение задумалась. Потом она подняла голову, и пальцы ее побежали по клавишам. Полились простые, трогательные мелодии. Через несколько секунд к клавесину присоединился голос. Это запела Даниэль, продолжая себе аккомпанировать. Сначала она пела тихо, мягко, задумчиво. Это были песни ее матери… Но постепенно голос становился все громче, в нем послышались драматические ноты. И вот — трагический, чудовищный финал. Перед глазами Даниэль вновь встали ужасные картины того последнего дня в Лангедоке. Громовыми аккордами она обрушила их на всех людей, сидевших в этом неприветливом огромном зале и еще не распознавших в нем свою тюрьму… Пауза… Даниэль заиграла снова. Это были песни рыбаков Корнуолла, крестьян Лангедока. Иногда задумчивые и горестные. Иногда веселые и задорные…

Эстэф как зачарованный смотрел на Даниэль и задавал себе вопрос: что она такое? Эта женщина пела сохранившиеся в ее памяти слова, рожденные культурой, о существовании которой вряд ли кто-то из сидевших здесь даже слышал. И как все было просто! Ни в голосе Даниэль, ни в том, как она играла, не чувствовалось ничего искусственного или насмешливого.

Но каков зал! Обычно развлечь эту публику было делом крайне трудным. Разговоры во время выступлений известных музыкантов почти не стихали, и даже сама Мария Антуанетта теряла к их игре всякий интерес уже после первых тактов. Сейчас же стояла гробовая тишина.

Когда Даниэль кончила играть, раздались приглушенные аплодисменты. Она встала, с достоинством поклонилась и хотела уйти, но, посмотрев на королеву, увидела, что та манит ее к себе.

— Где вы научились этим прекрасным песням? — спросила августейшая дама, когда Даниэль приблизилась к ней и сделала положенный реверанс.

— Я слышала их от своей матери. Очень рада, что вам они понравились.

— От них веет приятной свежестью. Конечно, немного наивно, но в наше время это даже неплохо. Завтра вы нам опять поиграете.

Даниэль поклонилась королеве, чувствуя огромное облегчение. Теперь ничто не мешало ей уйти отсюда, что она тут же и сделала, бросив многозначительный взгляд на Линтона. Джастин понял, что ему неплохо было бы последовать за женой.

Вернувшись через полчаса в апартаменты, Линтон застал Даниэль, расхаживающей из угла в угол по комнате, подобно тигру в клетке.

— Джастин, если вы не заберете меня отсюда хотя бы на несколько часов, я просто сойду с ума. Думаю, вас не очень устроит перспектива сдать жену в сумасшедший дом.

— Мне кажется, что такого все-таки не случится, — мрачным тоном ответил Линтон.

— Джастин, я говорю совершенно серьезно, продолжать в том же духе без отдыха я не смогу!

— Извините, любовь моя, но не к этому ли вы сами стремились? Причем героически преодолевая любые препятствия.

Граф тут же поплатился за эти слова. В него полетели подушки, ботинки, книжки и все, что оказалось под рукой у разгневанной супруги.

— Данни, перестаньте же! — взмолился Джастин, успев увернуться от тяжелой щетки для волос, попавшей вместо его головы в стену совсем рядом с зеркалом.

— Как у вас только язык повернулся говорить такое после всего, что мне пришлось

пережить! Эти дамы при дворе беспрерывно болтают и стрекочут. А эта грязь и зловоние! Сами-то вы ходите только туда, куда захотите, встречаетесь и беседуете с теми, кто вам нужен. Заодно и развлекаетесь…

— Данни, я не развлекаюсь. Просто выполняю свою половину поставленной перед нами задачи. А вы — свою.

— Это очень легко говорить! Как хотите, но завтра вы останетесь здесь, а я надену бриджи и пойду в Пале-Рояль.

— Нет, вы туда не пойдете!

— Это почему же? Разве я не обязана, как и вы, выполнять свой долг? Осмелюсь предположить, что делаю это даже лучше вас. Хотя бы потому, что французский — мой родной язык.

— Возможно, что все это так. Но я вам не разрешаю туда ходить.

Граф не успел докончить фразы, как Даниэль перегнулась через кровать, вытащила из-под нее большой ночной горшок и занесла его над головой, целясь в графа.

— Данни, сейчас же поставьте горшок на место! — завопил Джастин, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. — Иначе я буду вынужден использовать не по назначению вашу щетку для волос.

— Вы не посмеете!

— Только попробуйте бросить в меня эту мерзость — увидите!

Он отступил на шаг и с облегчением вздохнул, заметив прыгающих в больших карих глазах жены веселых чертиков. Даниэль тоже поняла по лицу супруга, что ее игра разгадана, и громко расхохоталась.

— Ну вот, — сказала она, отсмеявшись, — вы опять меня рассмешили. Это нечестно! Мне хотелось немного разозлиться…

— Хорошо. В следующий раз я доставлю вам такое удовольствие. А сейчас надевайте ваши бриджи и пойдемте вместе в Пале-Рояль. Но отсюда выйдем порознь. Я уже иду. Встретимся через пять минут под третьим от входа в парк деревом.

Граф и графиня Линтон переходили из кафе в кафе и из клуба в клуб Пале-Рояля, слушая жаркие споры и рассудительные беседы о ситуации в столице, вообще в стране. При этом они старались оставаться в тени. Лишь иногда Даниэль включалась в какой-нибудь диспут с энтузиазмом уличного простолюдина, провоцируя оппонентов на откровенность.

Тем временем Ролан д'Эстэф сидел в своей затемненной шторами комнате и вспоминал слова своего отца, сказанные на смертном одре.

В свой последний час старый граф, всю жизнь отличавшийся на редкость злобным нравом, не сделался ни на йоту добрее. Все его слова были проникнуты смертельным ядом, отнимавшим у умиравшего последние силы. Но все же он сумел выжать из сына обещание отомстить за нанесенное когда-то отцу оскорбление. Оно заключалось в супружеской измене жены старшего д'Эстэфа с юным английским графом по фамилии Линтон много лет назад. Эстэф-старший вызвал на дуэль обидчика. Тот проколол ему шпагой плечо, воздержавшись от завершающего, смертельного удара, поскольку считал себя неправым. Но никому не позволено безнаказанно соблазнять чужих жен! Поэтому старый Эстэф завещал своему единственному наследнику отомстить за этот семейный позор.

Ролан еще с детства привык к издевательствам отца над матерью и хорошо усвоил эти уроки. Сам он еще в двенадцать лет стал проявлять несвойственную своему возрасту сексуальную активность. Его жертвами становились молоденькие служанки, которым из-за своего зависимого положения не оставалось ничего другого, как уступать похоти несовершеннолетнего господина.

Пример зверского отношения отца к матери и доступность домашней прислуги развили в молодом Эстэфе глубокое презрение к женской половине человечества. Это чувство еще больше обострилось после признания, сделанного старым графом на смертном одре. Ролан не задумывался над тем, что мать могла решиться на такой шаг, отчаявшись, смертельно устав, подобно Луизе де Сан-Варенн, от выпавшей ей страшной доли. Но молодой Эстэф видел в поступке своей матери лишь предательство, поэтому после смерти отца тоже принялся издеваться над его вдовой. Впрочем, не лучше относился он и к другим женщинам, считая их недостойными более мягкого обращения. Неудивительно, что Эстэф решил использовать именно женщину орудием своей мести дому Линтонов. План его был прост: соблазнить юную графиню, а когда Линтон вызовет обидчика на дуэль, заколоть графа.

Но как соблазнить Даниэль, когда она смотрит на мужа такими обожающими глазами? Да и Линтон явно был без ума от жены. С другой стороны, это еще больше склоняло Эстэфа к выполнению задуманного. В том, что его план в конце концов непременно осуществится, он не сомневался, надеясь на свой богатый опыт соблазнителя. Даниэль не сможет ему долго сопротивляться. А потом граф Линтон получит свою супругу назад. И тогда…

Утром Эстэф занял наблюдательный пост за шторой окна напротив апартаментов Линтонов. Ждать пришлось недолго. Дверь открылась, и в коридор вышел Джастин в элегантном светло-сером камзоле и бриджах до колен. Похоже, он собрался куда-то по важным делам, каким именно, Эстэфа не слишком заботило.

То, что его действительно очень интересовало, произошло минут через десять. Вновь открылась дверь, и на пороге появилась графиня. Эстэф в крайнем изумлении уставился на нее. Узнать Даниэль в простом широком платье коричневого цвета, маленькой шляпке с плотной вуалью и больших башмаках было трудно; к тому же в руках она держала большую корзину, с которыми хозяйки из семей лавочников, мелких ремесленников и тех, кого принято называть средними буржуа, ходят на базар. За графиней следовала служанка в еще более скромном наряде и с такой же корзинкой.

— Поспешим, Молли, — обернулась Даниэль к горничной, — я не хотела бы здесь попадаться кому-нибудь на глаза. Спустимся вниз. Там, в темных коридорах, нас никто не заметит.

Эстэф подождал, пока обе женщины скрылись за углом, и пошел вслед за ними, стараясь держаться на почтительном расстоянии.

Действительно, респектабельная французская матрона, шествующая со своей служанкой на базар, не привлекла внимания ни одного из двух с лишним тысяч обитателей Тюильри. Даниэль шла уверенной, независимой походкой, улыбаясь направо и налево встречным знакомым и даже незнакомым людям, иногда перебрасываясь с ними двумя-тремя фразами. Эстэф, внимательно наблюдая за ней, не переставал удивляться. Что это за женщина? Кто она? Куда делись ее аристократические манеры, светский лоск, изысканный французский язык?

Даниэль с Молли вышли на улицу. В эти дни в Париже было суетно и шумно. Стены угловых зданий пестрели расклеенными плакатами, лозунгами, листовками с текстами последних законов и указаний муниципалитета. Бойко торговали газетные лавки. Чуть ли не из каждой подворотни неслись крики разносчиков, рекламировавших свои издания.

Намеченная и преследуемая Эстэфом жертва, казалось, не замечала всей этой суеты, боя барабанов на площадях, тревожных ударов колокола, цокота копыт от проезжавшего неподалеку патруля народного ополчения. Даниэль входила в лавки и долго там торговалась за каждый метр какого-нибудь материала или сантиметр ленты на шляпку, затем выходила и тут же исчезала в дверях другой лавки или кафе. На открытом рынке Сен-Андре дез'Ар Данни покупала хлеб, вино, фрукты и снова торговалась, со знанием дела рассматривая каждую бутылку или яблоко, которые торговцы старались ей всучить. Она настолько вошла в свою роль матроны, что те уже почитали ее за свою. И никакой шпион, шныряющий в толпе, никогда бы не заметил в ней ничего необычного, а стало быть, подозрительного.

«Но как это ей удается?» — удивлялся Эстэф. В нем начинала расти уверенность, что есть еще много такого в графине Линтон, чего он пока не знает. Нет, она умеет не только носить маску и петь народные песни! Значит, еще до того как приступить к выполнению своего плана, он должен побольше разузнать об этой женщине. Конечно, лучше всего попытаться сделать это в Лондоне, но сейчас Эстэф не мог уехать из Парижа. Прежде надо было убедиться, в какую сторону здесь в ближайшее время будут дуть политические ветры; на сегодняшний день он стоял левой ногой в одном лагере, а правой — в другом…

Сан-Эстэф был человеком осторожным и практичным, поэтому он старался установить контакты с революционными фракциями, одновременно играя роль убежденного монархиста при дворе. Когда Франция наконец решит, в какую сторону сделать решающий шаг, он должен сделать правильный выбор. Такая тактика означала, что граф де Сан-Эстэф будет ставить лишь на стабильное правительство; только таким образом он сможет остаться «на плаву», сохранив свое положение и благосостояние. А пока требовалось занять позицию стороннего наблюдателя, не отдавая видимого предпочтения никому. Эстэф не собирался следовать примеру этого дурака Мирабо, который своими непомерными амбициями и открытым стремлением к власти настроил против себя и тех и других. В результате король уже начал отвергать его советы, доверенные монарха перестали прислушиваться к его предостережениям, а в Национальном собрании он окончательно потерял всякое к себе уважение. И это при том, что Мирабо был одним из самых способных и опытных политиков!

Нет, Эстэф пока заляжет на дно. Ему все равно, кто в конечном счете выиграет — король или народ, но в любом случае политика лавирования и компромиссов — не его дело! Он выложит свои карты только тогда, когда для этого настанет время, а до тех пор нужно оставаться в Париже и внимательно следить за событиями. Месть Даниэль и ее супругу может еще немного подождать.

Через четыре дня, убедившись в неизбежности скорых кровавых событий, Джастин и Даниэль покинули Париж. Сделали они это с чувством огромного облегчения/ и еще больше радовалась отъезду на родину Молли.

В сельской тишине Корнуолла соединенные брачными узами любовники провели чудесное лето. В эти месяцы Даниэль обнаружила невиданную доселе изобретательность в любовных утехах, которая привела в полнейший восторг ее супруга: тот, по наблюдениям Лавинии и Чарльза, молодел с каждым днем.