Джейн Фэйзер Тщеславие

ПРОЛОГ

Три мальчугана карабкались по крутому травянистому склону к утесу, возвышавшемуся над Бичи-Хэд. Порыв ветра рванул парящего в ослепительно голубом небе змея. Подтянув бечевку, Филипп Уиндхэм намотал ее на руку и упрямо полез вверх.

Старший из троицы, Джервас, остановился, чтобы отдышаться. Он был астматиком, и дыхание с болезненным хрипом вырывалось из его груди. Каллум подхватил брата и потащил к вершине. Джервас был старше на два года, но для крепыша Каллума легкое тельце брата казалось пушинкой. Когда мальчики догнали Филиппа, оба уже весело хохотали.

Минуту все трое постояли, вглядываясь в стены утеса, обрывавшиеся далеко внизу, у бившего о зазубренные скалы прибоя.

Джервас сгорбился, и его худенькие плечи пронзила дрожь. Эта крутизна всегда завораживала мальчика. Казалось, она манила, звала его броситься в неумолимо суживающийся провал и полететь по нему в неистовом, стремительном водовороте ветра туда, на дно, прямо на покрытые пеной каменные зубья.

Мальчик отступил от края обрыва.

— Дай змея, теперь моя очередь. — Он схватил Филиппа за руку.

— А вот и нет. Договаривались на полчаса, — огрызнулся, вырываясь, Филипп.

— Полчаса уже прошло, — с привычной властностью возразил Джервас, потянувшись к бечевке.

Стараясь отобрать друг у друга змея, мальчики топтались на краю обрыва, а над ними тенью на фоне белых пушистых облаков парила чайка.

Поскользнувшись на траве, Каллум упал, а Джервас бросился к бечевке, которую держал насмешливо хихикающий Филипп. Синевато-серые глаза младшего из мальчиков внезапно сузились, и, когда Джервас подпрыгнул, чтобы схватить Филиппа за руку, тот сделал шаг в сторону.

Крик Джерваса продолжался бесконечно долго, и ему вторили пронзительные голоса чаек. Наконец все смолкло.

Двое ребят смотрели с утеса на то, что с высоты казалось неподвижно лежащим на плоской скале тряпичным кулем.

— Ты это сделал, — проговорил Филипп. — Ты подставил ему подножку.

Каллум взглянул на брата. На его лице отразились потрясение и ужас. Они были близнецами, но от Уиндхэмов унаследовали лишь единственную общую черту — необыкновенные серые глаза-. У — Филиппа была внешность ангелочка: его лицо обрамляли золотистые кудри; он был худощав, но не так болезненно хрупок, как Джервас. Каллум же, с копной темно-каштановых волос, был силен и широк в кости.

— Ты о чем? — затравленно прошептал он.

— Я все видел, — едва слышно сказал Филипп, глядя на брата по-прежнему суженными глазами. — Ты его сбил.

— Нет, — снова прошептал Каллум. — Не я. Я сам упал… А вот ты…

— Нет, ты! — перебил его Филлипп. — Я всем расскажу, что я видел, и мне поверят. Ты это прекрасно знаешь. — Он посмотрел на брата, и Каллум ощутил, как его охватывает леденящее чувство безысходности: в ангельских глазах брата горело злое торжество. Поверят ему. Так было всегда. Все верили Филиппу.

Он круто повернулся и побежал вдоль обрыва, пытаясь найти путь вниз, к безжизненному телу Джерваса. Филипп остался наверху и наблюдал за братом, пока тот не скрылся из виду. Последнее, что он увидел, были руки Каллума, хватавшиеся за дерн, когда мальчик начал предательски крутой спуск к скале у моря.

Филипп недобро засмеялся и направился к полого спускающейся вниз тропинке, которая вела к имению Уиндхэмов. С его губ уже готов был сорваться рассказ о гибели старшего сына графа, на глаза послушно навернулись слезы.

Он по-прежнему сжимал в руке бечеву змея, высоко и весело вившегося над ним.