"Темные изумрудные волны" - читать интересную книгу автора (Московцев Федор)

Глава 29

Она лежала на мокрой гальке, и прозрачные струи набегавшей волны омывали её, лаская разомлевшее тело.

— Ты чего стоишь такой, как истукан? — спросила она, приподнявшись на локте. — Иди ко мне.

На рейде стояли две яхты. Андрей смотрел на них, представляя себе беззаботную жизнь на паруснике, который никуда не спешит. Тропические острова, ослепительно белый песок, склонившиеся над водой пальмы. И Она рядом с ним. Какой-то яхто-бред.

Он перевел на неё свой мечтательный взгляд. На её запястье блеснула цепь с крестом, надетая как браслет.

— Пойдем поплаваем, — сказал Андрей.

Легко взяв Катю на руки, он вошёл в воду. Зайдя по грудь, отпустил её. В блеске заходящего солнца море играло тихой волной. Безбрежная синева впереди, и лёгкая дымка на горизонте — там, где морские просторы смыкались с небом. Поверх этой золотисто-синей дымки смутное палевое небо нависало беспредельной глубиной.

Он медленно плыл вслед за ней, наблюдая за движением её ног в прозрачной воде. Браслет с таким же крестиком, как на цепочке, поблескивал на её правой лодыжке, то приближаясь, то исчезая в глубине. Как завороженный, следил Андрей за этими движениями.

— Андрюша… ты всегда смотришь на определённые части тела, — протянула она, не оборачиваясь. — Плыви рядом со мной!

Он догнал её, и поплыл с ней вровень. Впереди, как два одиноких креста, покачивались мачты яхт.

«Как я заработаю на яхту, находясь на перманентном отдыхе?» — думал Андрей.

Неожиданный и столь приятный отпуск длился уже больше месяца. Что будет дальше? Андрей намекал ей на то, что нужно думать о работе. Отдых — это прекрасно, но… денег остался последний мешок, когда-нибудь и он закончится. Катя отвечала, что её деньги остались нетронутыми — расходуя свои, он не позволял их тратить. Так что пока можно ни о чём не беспокоиться.

Андрей всё равно беспокоился. Не может он полагаться на деньги своей девушки. Это нонсенс. Он разве нетрудоспособный инвалид?! У него возникло множество идей. Он рвался их осуществлять. Но его устремления были встречены непониманием.

«Тебе что, здесь плохо? Море, солнце, горы… и наша огромная, как небо, любовь!» — весело щебетала она. Праздное времяпровождение казалось ей осмысленным, деятельным, устремлённым к какой-то цели, как будто это совершался особый творческий акт.

Когда просьбы Андрея вернуться в Волгоград стали более настойчивыми, Катя заявила, что не хочет туда возвращаться. Этот город ей не нравится. «Тогда что? — спросил он. — Оставаться здесь? Устраиваться к Анзору пастухом?»

Так ни до чего не договорились.

И сейчас, в этой безмятежной стихии, беспокойные мысли вновь одолели его.

— Катюша, рыбка, — обратился он к ней, когда они остановились, и повернулись друг к другу. — Почему ты не хочешь возвращаться в Волгоград?

Она задорно улыбнулась.

— Такого нет города. Ты что, забыл?

— Катя! — сказал он строго.

И тут же улыбнулся. Хотя ему было не до смеха, но на неё он не мог долго сердиться. Он посмотрел на яхты, и снова мечты о путешествиях овладели им. Ему даже показалось, что он видит тени под водой — следы проплывающих акул.

— Давай всерьёз обсудим этот вопрос!

Она плавала вокруг него, и ему приходилось крутиться на месте, чтобы не выпустить её из виду. Наконец, она ответила:

— А разве есть на свете что-то, что можно было бы назвать серьёзным?

Он снова хотел разозлиться, но передумал, засмотревшись на её ноги, то появлявшиеся из влажных недр, то погружавшиеся обратно.

Она наслаждалась своей властью над его настроением. Дразнила, брызгала водой, ныряла, уплывала от него. Ему во что бы то ни стало захотелось выяснить этот вопрос: что делать дальше? Но ей, очевидно, это было параллельно.

Она подплыла к нему. Её глаза озорно блестели.

— Что, милый… внутри себя… заскрежетал зубами?!

— Такое даже Шавликов не смог бы придумать!

— Тот самый — ходячий словарь речевых ошибок?

Он кивнул. Потом заразительно рассмеялся. Она растерянно улыбалась, не понимая причины такого веселья.

— Скоро ты тоже будешь внутри себя скрежетать зубами, — сказал он. — Кто у нас любит кушать мороженое… с кальцием?!

— Ну… знаешь! Такого хамства я давно не испытывала!

Она развернулась и поплыла от него. Андрей нырнул, и, проплыв под Катей, вынырнул прямо перед ней.

— Прости, Катюша!

Она обняла его за шею.

— Ты стоишь?

— Где ж мне тут стоять? Тут глубина — три моих роста!

Она прислонила ладонь к его губам:

— Прикрути немного звук. Ты так уверенно держался на воде, я подумала, что ты стоишь.

Засмеявшись, она провела пальцем по его лбу, носу, губам, подбородку.

— Солнце моё… ты меня спрашивал…

Глаза её вдруг стали серьёзными.

— Ты спрашивал. Скажу тебе. Я не хочу в Волгоград просто потому, что не вижу там для себя перспектив. Тут…

Она бросила быстрый взгляд на берег.

— Я вообще не представляю, чем тут можно заниматься… кроме как отдыхать. Мы можем поехать в Москву. Василий тебя устроит на работу. Или в Питер. Там у папусика знакомые.

— Но в Волгограде…

— Делать нечего, — резко перебила она.

— У меня уже начало что-то получаться…

— Заедем туда… буквально на несколько дней.

Мысли его путались. Первый раз он услышал от неё эти повелительные нотки. По-другому он представлял их отношения. Андрей всегда думал, что верховодить будет он. К тому же, ощущение невысказанности не покидало его. Ему казалось — Катя что-то недоговаривает. Существует некая тайна, которую она пока что держит при себе. И эта неизвестность злила его. Он не хотел быть игрушкой, пусть даже в этих чудесных ручках.

Она провела ладонью по его щеке.

— Андрюша… Доверься мне. Я всё сделаю так, как надо. У нас всё будет хорошо. Поверь мне.

— Скажи, что ты моя девчонка!

— Я твоя девчонка. Доволен?

— Скажи, что навсегда!

Она задумалась. Ласковые прозрачные волны быстрой, гибкой полосой бежали к берегу. В её изумрудных глазах, тёмных в предвечернем сумраке, замерцали и вдруг затерялись таинственные искорки.

Он обхватил её за плечи. Расслабился, и перестал удерживаться в воде. Они ушли под воду. Она стала царапаться, вырываться из его объятий. Он отпустил её, и они вынырнули. Она тяжело дышала.

— Дикарь! Ты меня чуть не утопил.

И она попыталась его ударить, но он увернулся.

— Говори!

И он сделал вид, что снова собирается утащить её на глубину.

— Да, чудовище! Навсегда!

— Не понимаю, о чём ты. Что навсегда?

— Твоя навсегда! — громко крикнула она.

— Не надо так кричать. Я же не глухой.

«Не следуй за правдой, она истощает зрение», — шептал ему внутренний голос. И тут же, перекрывая голос разума, другой, более мощный голос, кричал: «Узнай всё!» Андрею безумно захотелось всё у неё выпытать. Он спросил:

— Тебе в Волгограде просто не нравится? Не видишь перспектив? Других нет причин туда не возвращаться?

Она держалась за его плечи. Отдышавшись, сказала:

— Поплыли уже. Устала я тут висеть на тебе.

И, легонько оттолкнувшись от него, она поплыла к берегу.

Колесница солнца скатывалась за горизонт, роняя в море огненные спицы. Поднимался бледно-серебряный щит луны. Белело сонливое облако, как лебедь над синей водой. Лёгкий ветерок нехотя теребил листву, опалённую жарким солнцем.

Андрей размышлял над тем, что сказала ему Катя. Равнодушно сыплется песок в часах из верхнего шара в нижний. Время безжалостно, и как-то не улыбается очутиться внизу.

Они выбрались на дорогу, и пошли по посёлку, мимо кирпичных, деревянных, и бамбуковых оград, за которыми зеленели сады, высились разноцветные дома, и раздавалось пёстрое многоголосье.

— Ты не хочешь надеть майку? — спросила Катя, прервав его задумчивость.

— Мне не холодно.

— Ты что, решил соблазнить всех местных женщин?… своим торсом… преувеличенно сексуальным…

Он послушно надел майку. И обратил внимание на то, что Катино коротенькое платье, открывая на всеобщее обозрение её преувеличенно сексуальные прелести, само по себе выглядит вызывающе.

Она шла рядом с ним. Весело цокали каблучки её туфелек. Мерно покачивался серебряный крестик на её лодыжке. Она спросила:

— Я всё думаю: у нас что-то было утром, или это мне приснилось?

— Да, было. Я пробрался в твои сны.

— Ты пробрался… Ты нагло вошёл! В мирно спящую девушку…

Она взяла его за руку.

— И это не первый раз. Я смотрю, это вошло у тебя в систему — врываться без предупреждения!

Он ответил наугад и с трудом улыбнулся, чтобы скрыть своё грубое и вполне определенное желание. Надо хотя бы дойти до подножия горы. Катя заметила его горячий взгляд. Она казалась довольной.

— Дикарь!

Она сообщила, что проголодалась, и, когда они придут, первым делом надо поужинать, потом… отведать десерт, потом… есть, есть, есть без остановки. Что касается остальных услад — это уже было утром, и на сегодня достаточно.

Её грудной голос, заволакиваясь и замирая, ласкал его помимо его воли. Она, так же как и он, говорила ничего не значащие слова:

— Какие красивые дома! Какой прекрасный вечер!

— Знаешь, дружочек, — сказала она, размахивая пляжной сумочкой, — с тобой я стала совсем глупенькой! Несу всякий вздор, коверкаю фразы. То, что сейчас в моей голове, нет больше ни у кого. Ты во всём виноват!

Он соглашался со всем, что она говорила.

— Как! — воскликнула она возмущенно. — Ты считаешь меня глупенькой? Считаешь, что я несу всякий вздор?!

И он отрёкся от своих слов. Но было уже поздно.

— Думала, что окажу милость, и может… уступлю. Теперь всё — границы на замке. Замки на границах. Не прорвёшься.

Но вскоре, поймав его очередной взгляд, скользивший по «определенным частям тела», она сказала, что, возможно, откроет границы.

— Наверное, всё-таки попристаю к тебе. Надо пользоваться моментом, ведь после свадьбы этого не будет.

— Понятное дело, — согласился он. — Разве у законных супругов могут быть интимные отношения?!

— Нет, конечно. Это ископаемый взгляд на вещи — интимные отношения после свадьбы.

Стемнело, когда они пришли. Андрей зажег светильник. Милый, спокойный свет шёл от лампы — маленького полупрозрачного тюльпана. Убирая днём комнату, Нина Алексеевна поставила в вазу букет белых роз. Кувшин вина и ваза с фруктами стояли на столе. Несколько пар Катиных туфель, в беспорядке разбросанных с утра, аккуратно выстроились у стены. На малиновом покрывале лежало чистое полотенце.

— Пахнет любовью! — сказала она, медленно расстегивая пуговки на своём платье.

Опустившись на пол, Андрей стал рыться в сумке. Нужно было найти записную книжку и положить на видное место. Иначе с утра он опять забудет, и снова не позвонит из посёлка в Волгоград.

Забравшись на подоконник, она наблюдала за Андреем. Ваза с фруктами стояла рядом с ней. Взяв оттуда персик, Катя надкусила его. Сладкая капелька упала ей на грудь. Туфелька, соскользнув с её левой ноги, упала на пол, опустившись рядом с небрежно брошенным платьем.

Бросая взгляды на покачивавшуюся ножку в туфельке, которая вот-вот соскочит вслед за своим близнецом, Андрей продолжал рыться в сумке. Тут розовая туфелька, описав дугу, опустилась прямо в раскрытую сумку, прикрыв собою записную книжку, которую он наконец-то нашёл.

Отложив персик, Катя принялась стягивать с себя трусики — последнее, что осталось на ней из одежды. Поднявшись с пола, Андрей подошёл к ней. Перед его глазами всё еще была двигавшаяся по полу тень от сброшенной с ноги туфельки.

Он целовал Катины плечи, её губы, её грудь. Она его обняла за шею, и её волосы, точно теплая вода, коснулись его лба, щёк, и в полумраке этих тёмных, рассыпавшихся волос он увидел её глаза.

Её шепот заглушил в нём голос разума и тот, другой, более властный голос, требовавший во что бы то ни стало докопаться до правды.

— Давай же… Чего ты ждёшь? Почему нигде не сказано, что делать с медлительными?…

Биение сердец, этот ритм жизни, горячее дыхание, страстный шепот, приглушенные стоны — всё это слилось в одну мелодию.

— Помедленнее… не так быстро… Да, солнце…

И эти повторявшиеся мелодии, уходя по спирали в вечность, теряясь в завывании горных ветров, в ударах волн о берег, рождали магическую музыку любви.

В динамичном ритме повторявшихся движений двигался, работал любовный метроном.

— Только не останавливайся… Пока не надо глубже…

Луна залила комнату серебристо-синим светом. В открытые окна пробиралась ночная свежесть. Белые розы казались льдисто-голубыми.

А за окнами шумели и шумели листья. И сквозь жалобу леса пробивались жаркие слова:

— Люби меня! Сильнее…