"Москва, 1937 год" - читать интересную книгу автора (Фейхтвангер Лион)Глава I БУДНИ И ПРАЗДНИКИВ Советский Союз я приехал из стран, в которых мы привыкли слышать вокруг себя жалобы. Население не было довольно ни своим внешним, ни своим внутренним положением и жаждало перемен. Отовсюду неслись бесчисленные вопли отчаяния, особенно из стран фашистской диктатуры, несмотря на то, что критика там каралась, как государственная измена, гнев и отчаяние побеждали страх перед тюрьмой и концентрационным лагерем. Я замечал с удивлением и вначале скептически, что в Советском Союзе все люди, с которыми я сталкивался — притом и случайные собеседники, которые ни в коем случае не могли быть подготовлены к разговору со мной, — хотя иной раз и критиковали отдельные недостатки, были, по-видимому, вполне согласны с существующим порядком в целом. Да, весь громадный город Москва дышал удовлетворением и согласием к более того — счастьем. В течение нескольких недель я думал, что источником этих проявлений был страх. Они вызывали у меня недоверие уже только потому, что в Москве все еще ощущается недостаток во многом, что нам на Западе кажется необходимым. Жизнь в Москве никоим образом не является такой легкой, как этого хотелось бы руководителям. Годы голода остались позади, это правда. В многочисленных магазинах можно в любое время и в большом выборе получить продукты питания по ценам, вполне доступным среднему гражданину Союза — рабочему и крестьянину. Особенно дешевы и весьма хороши по качеству консервы всех видов. Статистика показывает, что на одного жителя Советского Союза приходится больше продуктов питания и лучшего качества, чем, например, в Германской империи или в Италии, и, судя по тому, что я видел во время небольшой поездки по Союзу, эта статистика не лжет. Бросается в глаза изобилие угощения, с которым люди даже с ограниченными средствами принимают нежданного гостя. Правда, эта обильная и доброкачественная пища приготовляется часто без любви к делу и без искусства. Но москвичу нравится его еда — ведь его стол так хорошо обставлен только с недавних пор. В течение двух лет, с 1934 по 1936 год, потребление пищевых продуктов в Москве увеличилось на 28, 8% на душу населения, а если взять статистику довоенного времени, то с 1913 по 1937 год потребление мяса и жиров выросло на 95%, сахара — на 250%, хлеба — на 150%, картофеля — на 65%. Неудивительно, что после стольких лет голода и лишений москвичу его питание кажется идеальным. Тех, кто знает прежнюю Москву, удивляет также заметное улучшение в одежде. В одном лишь 1936 году затраты населения на одежду увеличились на 50, 8%. Однако тому, кто видит Москву впервые, одежда кажется довольно неприглядной. Правда, достать необходимое можно, притом некоторые вещи, как, например, овчины или галоши, поразительно дешевы, остальные большей частью довольно дороги. Но что абсолютно отсутствует — это комфорт. Если кто-либо, женщина или мужчина, хочет быть хорошо и со вкусом одет, он должен затратить на это много труда, и все же своей цели он никогда вполне не достигнет. Однажды у меня собралось несколько человек, среди них была одна очень хорошо одетая актриса. Хвалили ее платье. «Это я одолжила в театре»", — призналась она. Когда приезжаешь с Запада, бросается в глаза также недостаток в других вещах повседневного обихода. Например, очень ограничен выбор бумаги всякого рода, и в магазинах можно получить ее только в небольших количествах; ощущается также недостаток в косметических и медицинских товарах. При посещении магазинов бросается в глаза некоторая безвкусность отдельных товаров. Многое, правда, опять-таки радует своей красивой формой, целесообразностью и дешевизной, например настольные лампы, деревянные коробки, фотоаппараты, граммофоны. Очевидно, что с возрастающей зажиточностью повышаются и потребности, и если в годы нужды люди довольствовались только самым необходимым, то теперь начал расти спрос и на излишества. Спрос этот растет настолько быстро, что производство не поспевает за ним и у магазинов можно часто увидеть очереди. Существуют еще другие неудобства, осложняющие быт москвичей. Правда, средства сообщения работают хорошо, и наивная гордость местных патриотов по отношению к их метрополитену вполне обоснованна: он действительно самый красивый и самый удобный в мире. Но трамваи зачастую еще переполнены, а получить такси очень трудно. Один мой знакомый, проживающий в сорока километрах от Москвы, опоздал на поезд, отходящий за границу, только потому, что, несмотря на многочасовые поиски, не мог достать автомобиля для перевозки своего багажа. Бюрократизм тоже способствует осложнению московского быта. На въезд в квартиру, на путешествие, на приобретение горючего для автомобиля, на вход в некоторые общественные здания и во многих других случаях требуются удостоверения. «Пропуск» — разрешение — это одно из первых русских слов, которые должен запомнить иностранец. Поездка за город тоже нелегкое дело для иностранца. В окрестностях Москвы очень мало гостиниц и ресторанов, а бесчисленные дома отдыха доступны только членам профессиональных организаций. Аккредитованный посланник одного иностранного государства рассказывал мне, — при этом только полушутя, — с какой тоской он стоит в праздничные дни перед рабочими бассейнами для плавания; он никуда не имеет доступа. Однако тяжелее всего ощущается жилищная нужда. Значительная часть населения живет скученно, в крохотных убогих комнатушках, трудно проветриваемых зимой. Приходится становиться в очередь в уборную и к водопроводу. Видные политические деятели, писатели, ученые с высокими окладами живут примитивнее, чем некоторые мелкие буржуа на Западе. Я часто спрашивал себя, особенно в первые недели своего пребывания, не должны ли эти неудобства повседневной жизни подействовать отрицательно на то удовлетворенное настроение советских граждан, о котором я говорил выше. Нет, не действуют. Советские люди в течение многих лет переносили крайние лишения и еще не забыли то время, когда постоянно недоставало света и воды и приходилось стоять в очередях за хлебом и селедкой. Их хозяйственные планы оказались правильными и устранили эти крупные недочеты; в ближайшем будущем исчезнут и мелкие недочеты, мешающие им сегодня. Москвичи острят над этими мелкими неполадками, их остроты добродушны, а иногда и злобны, но эти мелкие неудобства не заслоняют от них того большого, которое может дать только жизнь в Советском Союзе, и если слишком долго останавливаешься на этих небольших бытовых неудобствах, то москвичи переходят в наступление, в свою очередь задавая вопрос: как можно жить в капиталистической стране? «Как вы можете жить, — спрашивают они меня, — в таком морально скверном воздухе, которым вам приходится там дышать? Даже если вы лично и имеете возможность работать там в комфорте и тишине, то неужели вас не беспокоит окружающая вас нужда, которую можно было бы устранить разумным урегулированием вещей? Неужели вас не раздражает явная бессмыслица, окружающая вас? Как можете вы выносить жизнь в стране, экономика которой определяется не разумным планированием, а жаждой одиночек к наживе? Неужели вас не беспокоит ощущение неуверенности, временности, упадка? Статистика Германской империи отмечает пятьдесят два самоубийства в день при населении в шестьдесят пять миллионов; у нас сто восемьдесят миллионов, и у нас на день приходится тридцать четыре самоубийства. А посмотрите на молодежь капиталистических стран и сравните ее с нашей. Многие ли из молодых людей на Западе имеют возможность выбрать себе профессию, соответствующую их желаниям и способностям; а кто у нас не имеет этой возможности? Многие ли из молодых людей свободны там от заботы: что будет со мной, за что мне бороться, разве будущее, лежащее предо мной, не пусто, разве не является оно для меня скорее угрозой, чем надеждой?» Такие рассуждения вовсе не приводятся только в целях пропаганды; они явно основаны на внутреннем убеждении. Очевидная планомерность хозяйства и всей государственной структуры компенсирует отдельное лицо за неудобства, испытываемые им в личной жизни, если оно эти неудобства вообще замечает; яркий контраст между прошлым и настоящим заставляет забывать об этих лишениях. У кого есть глаза, умеющие видеть, у кого есть уши, умеющие отличать искреннюю человеческую речь от фальшивой, тот должен чувствовать на каждом шагу, что люди, рассказывающие в каждом углу страны о своей счастливой жизни, говорят не пустые фразы. И эти люди знают, что их процветание является не следствием благоприятной конъюнктуры, могущей измениться, а результатом разумного планирования. Каждый понимал, что, прежде чем заняться внутренним устройством дома, необходимо было заложить его фундамент. Сначала нужно было наладить добычу сырья, построить тяжелую промышленность, изготовить машины, а затем уже перейти к производству предметов потребления, готовых изделий. Советские граждане понимали это и с терпением переносили лишения в своей частной жизни. Теперь становится очевидным, что план был намечен правильно, что посев был проведен рационально и может принести богатый, счастливый урожай. И с чувством огромного удовлетворения советские граждане наблюдают теперь за началом этого урожая. Они видят, что ныне именно так, как им было обещано, они располагают множеством вещей, о которых еще два года тому назад они едва осмеливались мечтать. И москвич идет в свои универмаги, подобно садовнику, посадившему самые разнообразные растения и желающему теперь взглянуть, что же взошло сегодня. Он с удовлетворением констатирует: смотри-ка, сегодня имеются в продаже шапки, ведра, фотоаппараты. И тот факт, что руководящие лица сдержали свое слово, служит для населения залогом дальнейшего осуществления плана улучшения жизни с каждым месяцем. Так же, как москвичи знают, что поезд в Ленинград отходит в таком-то часу, так же точно знают они, что через два года у них будет одежда в любом количестве и любого качества, а через десять лет и квартиры в любом количестве и любого качества. Больше всех разницу между беспросветным прошлым и счастливым настоящим чувствуют крестьяне, составляющие огромное большинство населения. Они не жалеют красок для изображения этого контраста. Отцы рассказывают детям о тяжелом прошлом, о нищей и темной жизни при царе. Мы знаем эту жизнь по произведениям русских классиков. Большую часть года крестьяне питались черствым, трудно перевариваемым хлебом и горячей водой, чуть подкрашенной чаем. Они не умели ни читать, ни писать, весь их умственный багаж состоял из убогого запаса слов, служивших для обозначения окружающих их предметов, плюс немного сведений из мифологии, которые они получили от попа. Теперь у этих людей обильная еда, они ведут свое сельское хозяйство разумно и с возрастающим успехом, они имеют одежду, кино, радио, театры, газеты, они научились читать и писать, и их дети получили возможность избрать специальность, которая их привлекает. Сознание того, что государство не отрывает у большинства потребительские блага в пользу незначительного меньшинства, а, наоборот, действенно помогает самыми разумными методами всему обществу, это сознание, подкрепленное двадцатилетним опытом, вошло в плоть и кровь всего населения и породило такое доверие к руководству, какого мне нигде до сих пор не приходилось наблюдать. В то время как на Западе общество, наученное печальным опытом, питает к заверениям и обещаниям своих правительств недоверие — недоверие настолько сильное, что иногда считают, что определенный факт должен совершиться именно потому, что правительство утверждает обратное, в Советском Союзе твердо верят, что обещания властей будут выполнены в точности и к назначенному сроку. Известно, каких трудов и приготовлений стоит фашистским государствам инсценировка «добровольных демонстраций» сопротивляющихся масс, я наблюдал на сотне мелких примеров, с какой детской радостью устремляются москвичи на свои демонстрации. Да, гарантии и преимущества, которые имеет советский гражданин по сравнению с гражданами западных государств, представляются ему настолько огромными, что перед ними бледнеют неудобства его быта. Социалистическое плановое хозяйство гарантирует каждому гражданину возможность получения в любое время осмысленной работы и беззаботную старость. Безработица действительно ликвидирована, а также ликвидирована в полном смысле слова и эксплуатация. Количество работы, которое государство требует от каждого своего гражданина, не лишает последнего возможности тратить значительную часть своих сил по своему личному усмотрению. Каждый шестой день они свободны; семичасовой рабочий день проведен; каждый работающий располагает месячным оплачиваемым отпуском. Насколько бедны частные жилища, настолько светлы, просторны и уютны многочисленные дома отдыха, предоставляемые советским гражданам по самым дешевым ценам на время их отпусков. Чувство безусловной обеспеченности, спокойная уверенность каждого человека в том, что государство действительно существует для него, а не только он существует для государства, объясняет наивную гордость, с которой москвичи говорят о своих фабриках, своем сельском хозяйстве, своем строительстве, своих театрах, своей армии. Но больше всего они гордятся своей молодежью. Эта молодежь является поистине сильнейшей статьей актива Советского Союза. Для молодежи делается все, что вообще возможно. Повсюду имеется бесчисленное множество превосходно организованных яслей, детских садов, большая сеть школ, число которых растет с невероятной быстротой. Дети имеют свои стадионы, кино, кафе и прекрасные театры. Для более зрелых имеются университеты, бесчисленные курсы на отдельных производствах и в крестьянских коллективных хозяйствах, культурные организации Красной Армии. Условия, в которых растет советская молодежь, более благоприятны, чем где бы то ни было. Большинство писем, получаемых мною от молодых людей всех стран, за исключением писем молодых людей Советского Союза, содержит призывы о помощи. Огромные массы молодых людей Запада не знают, куда им податься ни в смысле физическом, ни в смысле духовном; у них не только нет надежды получить работу, которая смогла бы доставить им радость, у них вообще нет надежды на получение работы. Они не знают, что им делать, они не знают, в чем смысл их существования, все пути, лежащие перед ними, кажутся им лишенными цели. Какая радость после всего этого встретить молодых людей, которым посчастливилось сорвать первые плоды советского образования, — молодых интеллигентов из рабочих и крестьян' Как крепко, уверенно, спокойно стоят они в жизни: они чувствуют себя органической частью мудрого целого. Будущее расстилается перед ними, как ровный путь, пересекающий прекрасный ландшафт. Выступают ли они на собраниях, беседуют ли с кем-нибудь, наивная гордость, с которой они рассказывают о своей счастливой жизни, не наиграна, из уст их действительно рвется то, чем переполнены их сердца. Когда, к примеру, молодая студентка высшего технического училища, которая всего несколько лет тому назад была фабричной работницей, говорит мне: «Несколько лет тому назад я не могла правильно написать русской фразы, а теперь я могу дискутировать с вами на немецком языке об организации автомобильной фабрики в Америке», или, когда девушка из деревни, пышущая радостью, докладывает собранию: «Четыре года тому назад я не умела ни читать, ни писать, а сегодня я беседую с Фейхтвангером о его книгах», — то радость их законна. Она вытекает из такого глубокого признания советского мира и понимания их собственного места в этом мире, что чувство испытываемого ими счастья передается и слушателям. По статистике западных стран, процентная норма студентов, выходцев из крестьян или рабочих, чрезвычайно низка. Отсюда само собой напрашивается вывод, что в западных странах огромное количество способных людей обречено на невежество только потому, что их родители не имеют имущества, в то время как множество неспособных, родители которых имеют деньги, принуждаются к учению. С воодушевлением смотришь, как миллионы людей Советского Союза, которые при существовавших еще двадцать лет тому назад условиях должны были бы прозябать в крайнем невежестве, ныне, когда перед ними открылись двери, с восторгом устремляются в учебные заведения. Советский Союз, поднявший огромные массы лежавших до того втуне полезных ископаемых, обратил себе на пользу также дремавший под спудом могучий пласт интеллигенции. Успех на этом участке был не меньший, чем на первом. С радостной жадностью эти пролетарии и крестьяне с молодыми и свежими мозгами принимаются за изучение новых для них наук, глотают и переваривают их, и непосредственность, с которой их юные глаза впитывают накопленные тремя тысячелетиями знания, с которой они открывают в них новые, неожиданные стороны, подбодряет того, кто после всего пережитого со времени войны был уже готов отчаяться в будущем человеческой цивилизации. Андре Жид рассказывает о самомнении этого молодого поколения. Он описывает, как его спрашивали о том, имеется ли и в Париже метро, как ему не хотели верить, что во Франции русские фильмы допущены к демонстрации, как ему надменно и пренебрежительно заявили, что совершенно излишне утруждать себя изучением иностранных языков, потому что все равно у заграницы учиться больше нечему. Так как советские газеты очень часто, говоря о московском метро, сравнивают его с заграничными, так как они постоянно выражают свою радость по поводу успеха советских фильмов именно во Франции, то очевидно, что Андре Жид имел дело с несколькими глупыми и дерзкими юнцами, представляющими в своей среде исключение. Мне, во всяком случае, такие вопросы никогда не задавались, хотя я провел с советской молодежью очень большое количество бесед. Я был приятно удивлен, увидев, сколько студентов знают немецкий, английский или французский языки или даже два и три из этих языков. Писателю доставляет истинную радость сознание того, что его книги находятся в библиотеках этих молодых советских людей. Почти во всех странах мира имеются заинтересованные читатели, обращающиеся с любознательными вопросами к автору. Однако на Западе в большинстве случаев книги являются только культурным времяпрепровождением, роскошью. Но для читателя Советского Союза как будто не существует границ между действительностью, в которой он живет, и миром его книг. Он относится к персонажам своих книг, как к живым людям, окружающим его, спорит с ними, отчитывает их, видит реальность в событиях книги и в ее людях. Я неоднократно имел возможность обсуждать на фабриках с коллективами читателей свои книги. Там были инженеры, рабочие, служащие. Они прекрасно знали мои книги, некоторые места даже лучше, чем я сам. Отвечать им было не всегда легко. Они, эти молодые крестьянские и рабочие интеллигенты, задают весьма неожиданные вопросы, защищают свою точку зрения почтительно, но упорно и решительно. Они лишают автора возможности спрятаться за законы эстетики и рассуждений о литературной технике и поэтической свободе. Автор создал своих людей, он за них отвечает, и если он на вежливые, но решительные возражения и сомнения своих молодых читателей дает не вполне правдивые ответы, то читатели немедленно дают ему почувствовать свое неудовольствие. Очень полезно беседовать с такой аудиторией. Да, эта молодежь распространяет вокруг себя заражающее чувство силы и счастья. Глядя на нее, понимаешь веру советских граждан в свое будущее, веру, которая помогает им не замечать недостатков настоящего. Я хочу попытаться показать на отдельном примере, так сказать, технику перехода этой веры в будущее в довольство настоящим. Я уже говорил о том, в каких убогих и тесных жилищах, как скученно живут москвичи. Но москвичи понимают, что и жилищное строительство ведется по принципу: сначала для общества, а потом для одиночек, и представительный вид общественных зданий и учреждений их до известной степени за это компенсирует. Клубы рабочих и служащих, библиотеки, парки, стадионы — все это богато, красиво, просторно. Общественные здания монументальны, и благодаря электрификации Москва сияет ночью, как ни один город в мире. Жизнь москвича проходит в очень значительной части в общественных местах; он любит улицу, охотно проводит время в своих клубах или залах собраний, он страстный спорщик и любит больше дискутировать, чем молча предаваться размышлениям. Уютные помещения клуба помогают ему легче переносить непривлекательную домашнюю обстановку. Однако основное утешение в своей печали по поводу скверных жилищных условий он черпает в обещании: Москва будет прекрасной. То, что это обещание не является пустым лозунгом, доказывает та энергия, с которой за последние два года принялись за полную перестройку Москвы. Да, разумное начало, наложившее свою печать на всю жизнь Советского Союза, особенно ярко проявляется в величественном плане реконструкции Москвы. Пожалуй, нигде так полно и глубоко не раскрывается существо Советского Союза, как на модели будущей Москвы, установленной на строительной выставке. Правда, проекты отдельных архитекторов, которые можно увидеть на московской строительной выставке, кажутся мне не лучше и не хуже, чем во всяком другом месте, с точки зрения творчески-революционной мне понравились работы только трех архитекторов, в работах остальных много эклектизма и классицизма, мало меня трогающих. Однако совершенно иным предстает перед вами облик строительства Советского Союза, когда вы подходите к планам и моделям, показывающим, как советскими строителями были заново построены либо реконструированы города и как эти советские строители представляют себе в дальнейшем свою задачу. Самой грандиозной среди такого рода работ является реконструкция Москвы. Известно, что город с самого начала революции охвачен перестройкой; повсюду беспрерывно копают, шурфуют, стучат, строят, улицы исчезают и возникают; что сегодня казалось большим, завтра кажется маленьким, потому что внезапно рядом вырастает башня, — все течет, все меняется. Только в июле 1935 года Совет народных комиссаров решил внести порядок в это движение, то есть он решил так же планомерно изменить внешний облик города, как и всю структуру Советского Союза, и сделать это в десять лет. Вот то, что было осуществлено с июля 1935 года, и то, что должно быть осуществлено в ближайшие восемь лет, и показывает модель будущей Москвы на строительной выставке. Стоишь на маленькой эстраде перед гигантской моделью, представляющей Москву 1945 года, — Москву, относящуюся к сегодняшней Москве так же, как сегодняшняя относится к Москве царской, которая была большим селом. Модель электрифицирована, и все время меняющиеся голубые, зеленые, красные электрические линии указывают расположение улиц, метрополитена, автомобильных дорог, показывают, с какой планомерностью будут организованы жилищное хозяйство и движение большого города. Огромные диагонали, разделяющие город, кольцевые магистрали, расчленяющие его, бульвары, радиальные магистрали, главные и вспомогательные пути, учреждения и жилые корпуса, промышленные сооружения и парки, школы, правительственные здания, больницы, учебные заведения и места развлечений — все это распланировано и распределено с геометрической точностью. Никогда еще город с миллионным населением не строился так основательно по законам целесообразности и красоты, как новая Москва. Бесчисленные маленькие вспыхивающие точки и линии показывают: здесь будут школы, здесь больницы, здесь фабрики, здесь магазины, здесь театры. Москва-река будет проходить здесь, а здесь пройдет канал Волга — Москва. Тут будут мосты, а здесь под рекой пройдет тоннель, там протянутся пути для подвоза продовольствия, а вот здесь — для всякого рода другого транспорта, отсюда будем регулировать водоснабжение города, отсюда электроснабжение, а тут будет теплоцентраль. Все это так мудро увязано одно с другим, как нигде в мире. В других городах рост потребностей выявлялся с течением времени, и только потом делались попытки с помощью перестройки улиц и регулирования движения исправить обнаружившиеся недостатки. Все это носило неизбежно более или менее случайный характер и никогда не было ни разумным, ни законченным. Возникновение и развитие этих городов не только не было органическим, но даже дальнейшее урегулирование их потребностей затруднялось и обрекалось на неудачу вследствие того, что оно вступало в конфликт с бесчисленными частными интересами, причем не было авторитетной организации, которая могла бы, пренебрегая частными интересами, принести их в жертву общественному благу. Повсюду сопротивление алчных землевладельцев срывало разумное планирование города. Префект Оссман, перепланировавший в середине XIX века Париж, рассказывает: «Для приведения в исполнение проекта инженера Бельграна по водоснабжению Парижа городу необходимо было приобрести верховья рек Соммы и Суда. Однако частные владельцы не поддавались никаким уговорам, и дело это сорвалось». А когда в 1923 году заново отстраивали разрушенный землетрясением город Токио, то за сто двадцать гектаров земли, необходимых для расширения общей площади и составлявших только четвертую часть всего потребного количества, частным владельцам было уплачено сорок миллионов иен, и от первоначально запланированного расширения города пришлось отказаться. Будущая Москва не знает такого рода помех. Ее планирование не встречает таких препятствий, как необходимость приспосабливаться к уже существующему плохому. Наоборот, здесь с самого начала все строится целесообразно, планово, разумно, осмысленно. Проведение трех диагональных магистралей длиной от пятнадцати до двадцати километров каждая и трех новых радиальных магистралей, разбивка двух параллельных улиц, расширение Красной площади вдвое, размещение жилых корпусов, перенесение опасных в пожарном отношении и вредных производств, строительство широких набережных, одиннадцати новых мостов и новых железнодорожных путепроводов, распределение теплоцентралей, пятисот тридцати новых школьных зданий, семнадцати новых больших больниц и двадцати семи амбулаторий, девяти новых огромных универмагов, увеличение площади города на тридцать две тысячи гектаров, закладка мощного, шириною в десять километров, защитного поясного массива парков и лесов, который кольцом окружит город, расширение пятидесяти двух районных парков в пределах города и тринадцати парков на окраинах — все это так точно рассчитано, так мудро увязано, что даже самого трезвого наблюдателя должны взволновать размах и красота проекта. Инициаторами этого проекта являются Н.С.Хрущев, Л.М.Каганович и Иосиф Виссарионович Сталин. Да, испытываешь несравненное эстетическое наслаждение, рассматривая модель такого города, построенного с самого основания по правилам разума, — города первого в своем роде, с тех пор как люди пишут историю. Стоишь и смотришь на гигантскую модель, а архитекторы дают объяснения. В 1935/1936 г. мы намечали построить школы здесь и здесь — и в соответствующих местах вспыхивают электрические точки, — а вот сколько мы фактически построили — и точек вспыхивает больше. В первые полтора года мы хотели построить больницы здесь и здесь, а построили фактически — и опять точек вспыхивает больше, чем было запроектировано. Если хочешь рассмотреть модель подробнее, отдельные кварталы города, то модель автоматически раздвигается, проходишь туда, сюда, осматриваешь будущий город, выбираешь себе любимые места. Радостно сознавать, что эта модель не игрушка, не фантастическая утопия западного архитектора, но что через восемь лет она будет претворена в действительность. Эта уверенность основана на сознании того, сколько до сих пор уже сделано и насколько нынешняя Москва отличается от прежней. В Москве при последнем царе было заасфальтировано или вымощено булыжником 200000 квадратных метров улиц и площадей, теперь — 3200000 квадратных метров. В старой Москве потребление воды на душу населения составляло 60 литров в день, теперь — 160 литров (берлинец потребляет 130 литров ). Старая Москва располагала самыми отсталыми средствами сообщения в мире, — новая, со своей расширенной трамвайной сетью, со своими автобусами и троллейбусами и своим великолепным метро, стоит — с 550 поездками в среднем в год на каждого жителя — на первом месте среди городов мира. В первые два года, на которые падали труднейшие задачи, план строительства Москвы был осуществлен больше чем на сто процентов. Таким образом, не подлежит сомнению, что запланированное на следующие восемь лет будет также осуществлено. Но самым важным мне кажется не то, что в такой исключительно короткий срок были и будут построены дома, улицы, средства передвижения. Самым поразительным и новым является планомерность, разумность целого, тот факт, что во внимание принимались не только потребности отдельных лиц, а поистине потребности всего города, — нет, всего гигантского государства, ибо в плане Москвы предусмотрено, что число жителей не должно превышать пяти миллионов, и уже сейчас рассчитано, куда будет направлен излишек населения. В Америке в самом большом городе страны проживает девять процентов всего населения страны, во Франции — двенадцать, в Англии — свыше пятнадцати. Советский Союз по многим весьма понятным причинам не желает, чтобы число жителей столицы беспорядочно росло, поэтому он с самого начала ограничивает его 2, 5% всего населения страны. Как приятно рядом с расплывчатыми, пустыми обещаниями фашистских четырехлетних планов видеть точность, с которой здесь предусмотрена каждая деталь, осмотрительность, с которой учитываются возможности производства и доставки необходимых материалов, видеть реальность этих возможностей, доказанную осуществленной действительностью. В официальном изложении «Проекта реконструкции города Москвы» сказано: «Осуществление этого плана работ требует напряжения всех сил, но он будет осуществлен». Кто однажды был в Москве, знает, что план будет осуществлен. Некоторые основные права и обязанности граждан (из Конституции) Глава 10. Конституции Союза Советских Социалистических Республик — «Основные права и обязанности граждан»" — предусматривает в своих статьях 118 — 121: "Статья 118. Граждане СССР имеют право на труд, то есть право на получение гарантированной работы с оплатой их труда в соответствии с его количеством и качеством. Право на труд обеспечивается социалистической организацией народного хозяйства, неуклонным ростом производительных сил советского общества, устранением возможности хозяйственных кризисов и ликвидацией безработицы. Статья 119. Граждане СССР имеют право на отдых, Право на отдых обеспечивается сокращением рабочего дня для подавляющего большинства рабочих до 7 часов, установлением ежегодных отпусков рабочим и служащим с сохранением заработной платы, предоставлением для обслуживания трудящихся широкой сети санаториев, домов отдыха, клубов. Статья 120. Граждане СССР имеют право на материальное обеспечение в старости, а также — в случае болезни и потери трудоспособности. Это право обеспечивается широким развитием социального страхования рабочих и служащих за счет государства, бесплатной медицинской помощью трудящимся, предоставлением в пользование трудящимся широкой сети курортов. Статья 121. Граждане СССР имеют право на образование. Это право обеспечивается всеобще-обязательным начальным образованием, бесплатностью образования, включая высшее образование, системой государственных стипендий подавляющему большинству учащихся в высшей школе, обучением в школах на родном языке, организацией на заводах, в совхозах, машинно-тракторных станциях и колхозах бесплатного производственного, технического и агрономического обучения трудящихся". Как явствует из этого, разница между обычными конституциями демократических стран и Конституцией Советского Союза состоит в том, что хотя в других конституциях и объявлено о правах и свободах граждан, но средства, при помощи которых могли бы быть осуществлены эти права и свободы, не указаны, в то время как в Конституции Советского Союза перечислены даже факты, являющиеся предпосылками подлинной демократии; ведь без определенной экономической независимости невозможно свободное формирование мнения, а страх перед безработицей и нищей старостью и боязнь за будущность детей являются злейшими противниками свободы. Можно спорить о том, все ли 146 статей Советской конституции осуществлены или некоторые остались только на бумаге. Неоспоримо то, что приведенные четыре статьи — а они кажутся мне предпосылками осуществленной демократии — выражают не бумажные фразы, а настоящую реальность. Если обойти весь большой город Москву, то вряд ли удастся обнаружить в нем что-нибудь противоречащее этим статьям. Если сопоставить этот факт с тем, что я говорил выше, то можно прийти к следующему выводу: в настоящее время за пределами Советского Союза средний гражданин во многих странах живет пока все еще удобнее, чем средний гражданин в пределах СССР, но эта удобная жизнь построена на неустойчивой почве. Кроме того, зрелище окружающей неописуемой нужды мешает многим наслаждаться благами жизни: их тяготит сознание того, что при разумном урегулировании вещей эту нужду можно было бы устранить. Средний гражданин Союза живет пока еще хуже, чем средний гражданин в некоторых других странах, но он чувствует себя более спокойным, более довольным своей судьбой, более счастливым. |
||
|