"Слуга Империи" - читать интересную книгу автора (Фейст Раймонд)

Глава 2. УМЫСЕЛ

Десио Минванаби восседал за низким письменным столом в кабинете покойного отца, уставившись на стопку счетов и расписок. Хотя солнце стояло в зените, у его локтя горела масляная лампа. Кабинет больше походил на мрачное логово: все перегородки и прочные ставни были наглухо задраены, хотя ветерок с близлежащего озера мог бы принести немалое облегчение. Казалось, Десио не замечает духоты. У него над головой кружил назойливый овод, явно выбирая место поудобнее на челе молодого правителя. Десио рассеянно шевельнул рукой. Возможно, он хотел отогнать коварное насекомое, но раб, обмахивающий господина опахалом и уже одуревший от духоты, на мгновение сбился с ритма, подумав, что хозяин приказывает ему остановиться.

Из неосвещенного угла рабу дали сигнал продолжать. Инкомо, первый советник дома Минванаби, терпеливо ждал, пока правитель соблаговолит вникнуть в расчетные обязательства. Десио был мрачнее тучи. Подвинув лампу еще ближе, он попытался сосредоточиться, но буквы и цифры плыли у него перед глазами. В конце концов он с досадой откинулся на подушки.

— С меня хватит!

Инкомо попытался спрятать озабоченность под маской подобострастия.

— Господин… — выдохнул он.

Но Десио резко отодвинул лампу и важно поднялся. Он никогда не отличался стройностью телосложения, а теперь даже просторный домашний халат не мог скрыть огромного обвисшего живота. Пухлая рука отерла сбегавшие по щекам ручейки пота и отвела со лба слипшиеся волосы.

Первый советник знал, почему Десио пребывает в дурном расположении духа. Виной тому была не только небывалая влажность, принесенная с юга несвоевременным тропическим ливнем. Кому-то могло показаться, что властитель Минванаби приказал задвинуть все засовы и запереть замки, чтобы просто побыть в уединении, но старика советника было не так-то легко провести: он понимал, что за этим нелепым приказом скрывается одна-единственная причина — страх. Даже у себя дома Десио пребывал в постоянном страхе. Важные цуранские господа, а тем более представители Пяти Великих Семей, никогда не признавались в своей слабости, поэтому первый советник предпочитал помалкивать.

Десио тяжелой поступью зашагал из угла в угол, постепенно закипая бешенством. Он тяжело дышал и сжимал кулаки; это было верным признаком неминуемой расправы над любым, кто попадется ему под руку. Старший сын и наследник, он с детства подражал отцу, мелочно-злобному самодуру, но со смертью Джингу эти фамильные черты расцвели пышным цветом в характере Десио. А уж после того, как овдовевшая мать удалилась в обитель святой Лашимы, он и вовсе не знал удержу. Раб с опахалом следовал по пятам за своим повелителем, всеми силами стараясь не попадаться ему на глаза.

Опасаясь, что этого раба, как и прочих, засекут до смерти, а обучение нового потребует времени, первый советник решился:

— Мой господин, смею думать, тебя взбодрит прохладительный шербет. Торговые дела не терпят отлагательства.

Десио, как заведенный, мерил шагами комнату. Его внешность выдавала многие пороки и излишества. Испещренные багровыми жилками щеки, мясистый нос, темные припухлости под воспаленными глазами, сальные волосы до плеч, давно не стриженные ногти с черными ободками — все это наводило первого советника на мысль о том, что молодой господин после ритуального самоубийства отца уподобился быку, который валяется в грязи, почесывая бока, и держит при себе дюжину самок. Казалось бы, наследник мог более достойно выразить скорбь, но старый советник знавал подобные случаи и пришел к выводу: кто впервые увидел смерть, тот нередко спешит утвердить свое право на жизнь. Итак, Десио дни и ночи напролет пьянствовал с наложницами у себя в покоях и совершенно забросил дела дома Минванаби.

После ночных игрищ девушки появлялись чуть живые, в синяках и ссадинах; им на смену тут же поставляли других. Так продолжалось до тех пор, пока новый глава рода не дал выход своей печали. За эти дни он постарел на десять лет.

Теперь Десио пытался сделать вид, будто с толком распоряжается доставшимися ему богатствами, но ежедневные возлияния не проходили бесследно. Став во главе одной из Пяти Великих Семей, он так и не осознал огромную ответственность, без которой не бывает власти. Раздираемый внутренними противоречиями, он хотел найти утешение в женских объятиях и утопить все заботы в море вина. Будь у Инкомо побольше решимости, он бы вызвал к своему хозяину целителя, жреца, знахаря — кого угодно, кто внушил бы молодому господину мысль о тех обязанностях, которые ложатся на плечи человека вместе с мантией властителя. Но достаточно было встретиться с Десио взглядом, чтобы заметить угнездившуюся в его душе ярость, — и первый советник отказался от своих безнадежных замыслов. Такую ярость мог укротить только сам Красный бог.

Инкомо сделал последнюю попытку вернуть Десио к деловым бумагам:

— Мой повелитель, осмелюсь доложить, мы упускаем драгоценное время, пока наши суда простаивают в джамарской гавани. Если направить их прямиком…

— Молчать!

Кулак Десио врезался в ширму, прорвав тонкий расписной шелк и сокрушив раму. Он пнул ногой упавшие обломки, резко развернулся и увидел перед собой раба с опахалом. В бешенстве правитель Минванаби обрушил на несчастного могучий кулак. Раб рухнул на колени; из сломанного носа и разбитой губы фонтаном брызнула кровь. Каким-то чудом он удержал опахало и даже не задел своего господина, хотя обезумел и почти ослеп от ужаса и боли. Но Десио тут же выкинул его из головы. Теперь он обернулся к советнику и заявил:

— Я не могу думать ни о чем другом, пока она ходит по земле!

Разъяснений не потребовалось: Инкомо знал, о ком идет речь. Наученный горьким опытом, он ожидал, что за этой вспышкой бешенства последует новая.

— Мой повелитель, — осторожно начал он, — если все твои богатства пойдут прахом, мы даже не сможем ей отомстить. Коль тебе сейчас недосуг принимать срочные решения, позволь это сделать хадонре.

Десио пропустил его воззвание мимо ушей. Устремив взгляд в пространство, он перешел на хриплый шепот:

— Мара из рода Акома должна умереть!

Инкомо благодарил судьбу, что в покоях темно и хозяин не видит его испуга. Он поспешил согласиться:

— Разумеется, мой господин, — но тут же добавил:

— Однако время еще не настало.

— А когда?.. — заорал Десио, да так, что от его крика Инкомо едва не оглох. Десио пнул ногой подушку и слегка понизил голос. — Когда? Мой отец — и тот не смог поймать ее в капкан. Да что там говорить: она обрекла его на бесчестье, когда по ее милости он нарушил закон неприкосновенности гостя и вынужден был покончить с собой, чтобы смыть позор кровью. — Десио все больше распалялся, перечисляя нанесенные Марой оскорбления. — Эта… бестия не просто одержала над нами верх, она нас унизила… нет, втоптала в грязь? — Он с силой придавил ногой подушку и пронзил советника колючим взглядом.

Едва опомнившийся раб содрогнулся: этот взгляд напомнил ему разъяренного Джингу Минванаби. Обливаясь кровью, он мужественно пытался охладить пыл не в меру разгорячившегося хозяина и продолжал поднимать и опускать опахало. Между тем в голосе Десио зазвучали заговорщические нотки:

— Имперский Стратег оказывает ей покровительство… Не удивлюсь, если он спит с этой потаскушкой, а мы перемазаны навозом с головы до ног! И с каждым ее вздохом увязаем все глубже!

Десио огляделся, словно присматривая новую жертву, но тут в его взоре мелькнул едва уловимый проблеск разума. Со дня смерти Джингу такое произошло впервые. Инкомо едва сдержал вздох облегчения.

— Более того, — продолжал Десио с подчеркнутой осторожностью, словно перед ним свернулась ядовитая змея, — теперь от нее исходит угроза и моей безопасности!

С этим Инкомо не мог не согласиться. Он знал, что Десио живет в постоянном страхе. Сына Джингу преследовала мысль, что Мара будет продолжать кровавую вражду с династией Минванаби. Получив титул властителя, Десио сделался следующей мишенью ее козней; его жизнь и честь висели на волоске.

От духоты и напряжения Инкомо едва стоял на ногах, и все же он попытался успокоить своего повелителя, потому что это признание, пусть даже услышанное им одним, было первым шагом к преодолению страха, а может быть, и к победе над Акомой.

— О господин, вот увидишь, девчонка рано или поздно сломает себе шею. Надо выиграть время, дождаться…

Над головой Десио снова зажужжал овод. Раб хотел его отогнать, но правитель нетерпеливым жестом приказал опустить опахало.

— Ну нет, дожидаться — это не по мне, — сверкнул глазами Десио. — Какая-то козявка забрала неслыханную власть и с каждым днем поднимается все выше. Отец был не чета мне: ему оставался один шаг до золотого трона Имперского Стратега! И что же? Его прах покоится в земле, а бывших сторонников, не предавших общее дело, можно пересчитать по пальцам одной руки. Мы оглянуться не успеем, как окажемся у ног… этой девки.

Здесь не было и тени преувеличения. Инкомо понимал, почему его господин не решается даже произнести имя своей противницы. Почти ребенком она лишилась отца и брата, оставшись с горсткой солдат и без единого союзника, но не прошло и трех лет, как ей удалось возродить и значительно приумножить былую славу Акомы. Напрасно Инкомо подыскивал слова ободрения: страхи правителя были не напрасны. Мару и впрямь следовало бояться, тем более что ее могущество достигло таких вершин, где она могла не только обезопасить себя, но и угрожать дому Минванаби.

Наконец первый советник негромко подсказал:

— Призови к себе Тасайо.

Десио заморгал глазами, и его лицо приняло глуповатое выражение, какого никто не видал у его покойного отца. Потом на него снизошло озарение. Обведя глазами комнату, он заметил, что окровавленный раб все еще держит наготове опахало, невзирая на сломанный нос и разбитую губу. Непонятно почему сжалившись, Десио отпустил беднягу. Оставшись наедине с советником, он спросил:

— Разумно ли будет отзывать моего двоюродного брата с войны? Ты же знаешь, он спит и видит, как бы напялить мою мантию. Пока у меня нет сыновей, он мой наследник. К тому же он — правая рука Имперского Стратега. Что ни говори, редкую дальновидность проявил мой отец, когда отослал его попытать удачи в войне с чужими мирами.

— Господин Джингу проявил дальновидность и тогда, когда поручил племяннику отправить на тот свет властителя Седзу и его сына Ланокоту. — Засунув руки в широкие рукава, Инкомо сделал шаг вперед. — Тасайо мог бы столь же успешно разделаться и с девчонкой. Где отец с сыном, там и дочь.

Десио вспомнил, как обстояло дело. Дождавшись отсутствия Имперского Стратега, Тасайо поставил перед властителем Седзу и его сыном невыполнимую боевую задачу. Посылая их на верную смерть, он действовал так изощренно, что сам остался незапятнанным. Он точно рассчитал все до мелочей и получил в награду богатый земельный надел в провинции Хонсони.

Почесывая щеку, Десио не спешил с ответом.

— Право, не знаю, как быть. Тасайо — страшный человек. Пострашнее, чем… эта юбка.

Инкомо отрицательно покачал головой:

— Твой сородич защитит честь Минванаби. Что же до посягательств на твою мантию — это ему не по зубам. При жизни господина Джингу тебе и впрямь нужно было остерегаться Тасайо. Только одно дело — обойти соперника-кузена, и совсем другое — замахнуться на законного властителя. — Помолчав, Инкомо убежденно добавил:

— При всех своих амбициях Тасайо не посмеет нарушить присягу. Он не пошел против твоего отца, не пойдет и против тебя, властитель Десио. — Последние слова он произнес со значением.

Десио даже не заметил, как неугомонный овод опустился ему на воротник.

— И то правда, — со вздохом согласился молодой правитель, уставившись в одну точку. — Нужно призвать Тасайо и заставить его прилюдно дать клятву верности. Тогда он будет меня защищать до последней капли крови — или навсегда обесчестит имя Минванаби.

Инкомо почтительно слушал. Хотя Десио не блистал красноречием, его иногда посещали весьма хитроумные мысли, пусть даже он не унаследовал отцовской проницательности и не мог помериться талантами с кузеном.

— Соберу-ка я всех наших верных вассалов и союзников, — решил он. — Да, надо устроить совет. — С этими словами он повернулся к старику Инкомо:

— Никто не усомнится, что я призываю родственника лишь для того, чтобы он служил поближе к дому.

Десио хлопнул в ладоши. На зов тотчас же явились двое слуг в оранжевых ливреях.

— Раздвиньте эти проклятые двери, — скомандовал он, — уберите ширмы, распахните ставни. Да пошевеливайтесь, от такой жары недолго и сдохнуть! — Словно сбросив с души тяжкий груз, он повторял:

— Во имя богов, впустите сюда свежий воздух!

Слуги засуетились, отпирая замки и засовы. Вскоре в кабинет хлынули солнечные лучи и благодатная прохлада. Овод у Десио на воротнике расправил крылышки и полетел на волю, к озеру. Водная гладь отливала серебром; на ней черными точками выделялись рыбацкие лодчонки. Десио отбросил маску самодовольства. Он приблизился к первому советнику, не отводя взгляда. Теперь в его глазах читалась обретенная уверенность; леденящий душу страх, вызванный смертью отца, отступил перед дерзким замыслом.

— Я буду держать речь, стоя у родового камня натами, посреди священной долины предков, в окружении близких. Мы покажем всему свету, что дом Минванаби уже поднимает голову. Хотя и со скрипом, — добавил он с неожиданным сарказмом.

Потом Десио кликнул управляющего, чтобы отдать распоряжения:

— Устроим грандиозное празднество. Пусть торжества будут еще пышнее, чем в ту злополучную ночь, когда погиб мой отец. Проследи, чтобы все родственники до единого получили приглашения, да не забудь тех, кто сейчас далеко от дома, кто сражается за Бездной.

— Все будет исполнено, мой повелитель. Инкомо снарядил гонца, дав ему поручения для офицеров, старших советников, слуг и рабов. Не прошло и двух минут, как писцы уже строчили копии приказов, а хранитель печати стоял наготове с расплавленным воском.

Десио взирал на эту суматоху с ледяной улыбкой. Он пару раз повторил свои распоряжения; коварные замыслы пьянили его не хуже вина. Вдруг он умолк, а потом во всеуслышание объявил:

— Приказываю отправить послание в Большой храм Туракаму. Я построю жертвенные врата, чтобы каждый путник взывал к милости Красного бога и тем самым склонял его принять сторону Минванаби. Так пусть прольется море крови, но акомской ведьме не сносить головы!

Инкомо согнулся в поклоне, чтобы скрыть беспокойство. Клятва, данная богу Туракаму, могла помочь в военное время, но в остальных случаях к ней следовало прибегать с большой осторожностью: бог смерти не щадил клятвопреступников. Случись осечка — на снисходительность небес рассчитывать не приходилось. Инкомо поплотнее запахнул халат: у него начался озноб. Оставалось успокаивать себя тем, что виной тому был свежий ветер с озера, а не предчувствие страшного суда.

Большой сад Акомы был залит солнцем. Яркий свет пробивался сквозь густые кроны деревьев и рисовал причудливые кружевные узоры на земле. Над головой шуршала листва, а фонтан пел нескончаемую песнь падающей воды. Однако каждому из членов Совета, находившихся в этом благодатном уголке, передалась тревога властительницы.

Мара сидела в окружении старших советников. Одетая в тончайшее свободное платье, которое украшал зеленый резной камень на нефритовой цепочке работы чо-джайнов, она казалась рассеянной, и только самые доверенные приближенные могли заметить ее озабоченность.

Внимательный взгляд госпожи поочередно останавливался на каждом из присутствующих. Они составляли костяк власти в Акоме. Хадонра Джайкен, невысокого роста, беспокойный человек, наделенный редкостной деловой хваткой, старался, как всегда, держаться незаметно. Под его умелым руководством Акома неизменно приумножала свои богатства, но он отдавал предпочтение осторожным, постепенным действиям и трезвому расчету, тогда как Мару чаще всего влекло к рискованным предприятиям. Сегодня Джайкен ерзал меньше обычного; властительница Акомы объясняла это тем, что от чо-джайнов пришло известие о начале шелкопрядного сезона. Это означало, что к зиме уже могли поступить первые рулоны ткани. Стало быть, хозяйство шло в гору. Для Джайкена это было делом первостепенной важности. Но Мара понимала: одно лишь богатство еще не дает могущества.

Об этом без устали твердила ее первая советница Накойя. Недавняя победа Мары над Минванаби серьезно обеспокоила эту умудренную жизнью старуху.

— Я согласна с Джайкеном, госпожа. Преуспевание, когда оно слишком бросается в глаза, может оказаться опасным. — Она со значением посмотрела на Мару. — Бывает, что в Игре Совета некоторые семьи добиваются стремительного возвышения. Однако прочные победы — это те, которые не слишком заметны и потому не раздражают соперников. Вне всякого сомнения, Минванаби постараются нанести ответный удар, но зачем же вызывать злобу и зависть остальных?

Мара пропустила эти слова мимо ушей.

— Мне нужно опасаться только Минванаби и никого больше. Сейчас у нас нет других врагов; надеюсь, положение не изменится. Надо готовиться к отражению удара с той стороны, откуда он не замедлит последовать. Вопрос лишь в том, когда именно и в каком месте. — В голосе Мары зазвучали неуверенные нотки. — Я ожидала скорого покушения или хотя бы разведывательной вылазки сразу после смерти Джингу.

Однако прошел уже месяц, а в доме Минванаби не было замечено никаких перемен. Осведомители донесли, что Десио погряз в пьянстве и разврате. А зоркий взгляд Джайкена отметил еще кое-что: на рынках Империи почти не стало товаров, поставляемых семейством Минванаби. Цены сразу подскочили, и другие властители сумели изрядно нагреть руки. Должно быть, это больно ударило по властолюбцам Минванаби, особенно после того, как их престижу был нанесен непоправимый ущерб.

Никаких приготовлений к войне наблюдатели не замечали. В казармах Минванаби шла рутинная муштра, а войска, сражавшиеся с варварами за Бездной, не получали приказа о возвращении домой.

Военачальник Кейок не особенно доверял сообщениям осведомителей. Поскольку дело касалось безопасности Мары, он пропадал в войсках днем и ночью: проверял состояние доспехов и оружия, наблюдал за проведением военных учений. Люджан, командир авангарда, так же остро чувствовал свою ответственность. Как и положено солдату Акомы, он всегда был подтянут и собран, замечал все, что творится вокруг, и держал ладонь на рукояти меча.

— Не нравится мне это затишье, — проговорил Кейок под шорох листвы. — Со стороны и впрямь может показаться, что во владениях Минванаби царит хаос, но не исключено, что это просто ширма, за которой скрывается подготовка к выступлению. Если даже Десио оплакивает отца, то его военачальник Ирриланди, могу поручиться, не сидит сложа руки. Мне ли не знать — мы с ним вместе выросли. Его солдаты обучены по последнему слову боевого искусства. — Сильные руки стиснули лежащий на коленях шлем. Всегда невозмутимый, Кейок повел плечами. — Я понимаю, что наша армия должна готовиться к отражению возможного удара, но разведка не принесла никаких сведений, и мы не знаем, чего ожидать. Пойми, госпожа, армия не может до бесконечности оставаться в состоянии полной боевой готовности.

Люджан согласно кивнул:

— В лесах не замечено передвижений серых воинов. Нигде не видно разбойничьих скопищ. Отсюда можно заключить, что Минванаби не готовят прикрытия для тайной атаки, как было перед покушением на властителя Бантокапи.

— Похоже, что так, — подтвердил Кейок. — Господин Бантокапи внял нашим предостережениям. — Заговорив о покойном муже Мары, он с горечью вспомнил и ее отца. — А для господина Седзу предостережение пришло слишком поздно. В тот раз не обошлось без злодея Тасайо; в изощренности и коварстве с ним может тягаться разве что ядовитый морской змей. Если нам донесут, что Тасайо приказано вернуться домой, я даже на ночь не буду снимать доспехи.

Мара кивнула Накойе, предоставляя ей слово. Старая советница, как всегда, не потрудилась поправить торчащие из волос шпильки, но ее ворчливая манера сменилась непривычной задумчивостью.

— Твой мастер тайного знания велел своим людям докладывать о важных событиях в доме Минванаби. Но он мужчина, госпожа. Что для него самое важное? Увеличение численности войска, пополнение арсеналов, передвижения офицеров, связь с союзниками. Послушай моего совета: прикажи, чтобы твой осведомитель не спускал глаз с господской спальни. Если у человека есть цель, он не валяется в постели с наложницами. Когда Десио прекратит наливаться вином и развратничать — жди нападения.

Мара не восприняла эти слова всерьез. Ее губы тронула едва заметная улыбка, придававшая лицу особую прелесть. Сама она этого не осознавала, зато верный Люджан преисполнился восхищения и даже позволил себе рискованную шутку:

— О госпожа, о первая советница, — он перевел глаза с Мары на старую Накойю, — отныне сигналом для наших воинов станет детородный орган Десио. Как только сей могучий жезл опустится, мы займем круговую оборону.

Мара вспыхнула и укоризненно посмотрела на командира авангарда:

— Люджан, ты, как всегда, зришь в корень, но позволяешь себе лишнее. — После первой брачной ночи Мара не выносила непристойностей.

Люджан поклонился:

— Госпожа, если я оскорбил твой слух… Властительница отмахнулась от его извинений — все равно на Люджана невозможно было долго сердиться — и повернулась к гонцу, согнувшемуся в поклоне сбоку от нее.

— Что у тебя, Тамму? — мягко спросила она, зная, что юноша еще не освоился в новой должности.

Не решаясь выпрямиться в присутствии столь высокого собрания, он коснулся лбом земли.

— Госпожа, у тебя в кабинете ожидает мастер тайного знания. Он передает, что получены известия из провинции Хокани, точнее, из северных поместий.

— Ну наконец-то.

У Мары вырвался вздох облегчения. Она уже поняла, что именно собирается сообщить ей Аракаси, мастер тайного знания. В провинции Хокани было только одно поместье, которое их интересовало. Но вслух она лишь произнесла:

— Мне необходимо срочно поговорить с Аракаси. Заседание Совета откладывается до вечера.

Ветер играл листьями уло, струи фонтана пели свою нескончаемую песню. Первыми встали Кейок и Люджан. Джайкен, собрав грифельные доски, испросил у правительницы разрешения наведаться к чо-джайнам.

Накойя поднялась позже всех. Ее мучила боль в суставах, и Мара с горечью отметила, как неумолимо время. Накойя служила ей верой и правдой, но всегда считала, что не достойна ранга первой советницы. Однако она с честью исполняла свои обязанности. Вот уже тридцать лет она состояла при дочерях и женах властителей; никто лучше нее не разбирался в тонкостях Игры Совета.

При взгляде на Накойю у Мары сжималось сердце. Невозможно было представить жизнь в Акоме без этой сильной, преданной натуры. Никто не мог знать, сколько ей отпущено судьбой, но у Мары по спине вдруг пробежал холодок: она поняла, что Накойя долго не протянет. Госпожа давно считала старую советницу своей родней. Только Накойя и маленький сын — больше у Мары не осталось никого из близких.

Властительница отправила посыльного передать Аракаси, что с минуты на минуту прибудет в кабинет, а сама хлопнула в ладоши и приказала слуге подать угощение. Если Аракаси не изменил своим привычкам, он поспешил к ней на прием прямо с дороги.

В кабинете стоял прохладный полумрак. Посреди ковра располагался низкий черный стол, а вокруг него лежали шелковые подушки тончайшей работы. За раздвижной стеной, затянутой расписным шелком, начиналась аллея, обрамленная живой изгородью из цветущего кустарника. Когда створки бывали разведены в стороны, открывался прекрасный вид на владения Акомы — луга, где паслись нидры, и болотистые низины, куда на закате устремлялись птицы шетра. Но сегодня плотный шелк стенных перегородок, меж которых оставили только узкую щель для доступа воздуха, не позволял насладиться окрестной красотой. Зато снаружи невозможно было рассмотреть тех, кто находился внутри. Поначалу даже Мара обманулась, подумав, что в кабинете никого нет, и вздрогнула, когда из темного угла раздался знакомый голос:

— Я сдвинул створки, госпожа, поскольку в аллее садовники подстригали живую изгородь. — Из полумрака неслышно выступила темная фигура. — Никто не подвергает сомнению честность надсмотрщика, а мидкемийцы едва ли способны шпионить, но осторожность у меня в крови. — Посетитель опустился на колени.

— Эта привычка не раз и не два спасала мне жизнь. Приветствую тебя, госпожа.

Она жестом предложила ему чувствовать себя свободно.

— С возвращением в родные края, Аракаси. Мара не отрываясь смотрела на этого загадочного человека. Он еще не успел принять ванну, только ополоснул тело и голову да переоделся в свежую тунику — на волосах поблескивали капли воды. В его душе таилась жгучая ненависть к Минванаби. Он отдал бы все на свете, лишь бы увидеть, как этот род, принадлежащий к Пяти Великим Семьям, будет стерт с лица земли.

— Странно: почему не слышно щелканья садовых ножниц? — встрепенулась Мара.

— Потому, госпожа, что рабов прогнали назад в бараки. Они донимали надсмотрщика жалобами на солнечные ожоги, пока ему не надоело махать хлыстом, вот он и решил, что проще будет перенести работы на более позднее время.

— Одно слово — мидкемийцы, — презрительно бросила Мара. С Аракаси она могла вести себя без церемоний. Поскольку день выдался невыносимо жарким, она ослабила пояс и подставила тело прохладному сквозняку. — Упрямы, как нидры в брачный сезон. Джайкен отговаривал меня их покупать; зря я его не послушалась.

Аракаси склонил голову набок:

— Джайкен рассуждает как эконом, а не как правитель.

— Именно это от него и требуется, — заметила Мара. — Однако тебе эти строптивые рабы небезынтересны.

— В данный момент — пожалуй, да. — Аракаси повернул голову в сторону коридора, откуда послышались легкие шаги, но, увидев слугу с подносом яств, вернулся к беседе. — Их обычаи разительно отличаются от наших, госпожа. Однако я уклоняюсь от главного. — Его глаза сверкнули колючим блеском. — Десио Минванаби начинает показывать зубы.

Аракаси молча выжидал, пока слуга не расставил на столе тарелки с фруктами и холодной дичью.

— Должно быть, ты голоден, — сказала Мара. — Тебе нужно поесть с дороги.

Слуга бесшумно исчез, однако ни Мара, ни ее посетитель не прикоснулись к яствам. Властительница Акомы прервала затянувшееся молчание:

— Итак, расскажи, что ты узнал про Десио.

Аракаси застыл в неподвижности. Его глаза смотрели холодно и равнодушно, но руки вопреки обыкновению сжались в кулаки.

— Молодой правитель — не такой искушенный участник Великой Игры, каким был его отец, — начал он. — Впрочем, от этого он для нас не менее опасен. Когда был жив Джингу, мои люди хорошо знали, где нужно смотреть в оба и когда держать ухо востро. Теперь все не так. Опытный противник во многом предсказуем, а вот новичок может оказаться… весьма изобретательным. — Он слегка улыбнулся и кивнул в сторону Мары, словно подтверждая справедливость своих наблюдений. — У Десио не родится ни одной мудрой мысли, но у кого мало ума, тому частенько выпадает удача.

Мастер тайного знания осторожно пригубил сок из высокого бокала. Нельзя сказать, что во владениях госпожи он опасался быть отравленным, но при любом упоминании о Минванаби его охватывали смутные подозрения. Чтобы понапрасну не тревожить госпожу, он постарался говорить без излишней серьезности:

— А уж у кого такая армия, как у Десио, тому и подавно сопутствует везенье. Сам по себе Десио слаб; его сила — в тех, кто ему служит. — Аракаси опустил бокал на стол. — Он перенял низменные страсти отца, но не унаследовал твердую волю. Если бы не бдительность военачальника Ирриланди, враги сразу слетелись бы на богатства Десио, как зубастые джаггуны на падаль. — Соединив кончики пальцев, Аракаси продолжал. — Военачальник Ирриланди самолично проверял все сторожевые посты. После смерти Джингу нашлось множество охотников испытать на прочность рубежи его владений, но мало кто ушел живым от солдат Минванаби.

— Среди нападавших были и Ксакатекасы, — напомнила Мара.

Аракаси кивнул:

— Они терпеть не могут семейство Минванаби. Мой тайный агент, внедрившийся во владения правителя Чипино, сообщает, что первый советник дома Ксакатекасов высказывался о возможности союза с Акомой. Другие члены совета пока против; они говорят, что ты уже достигла своей вершины и вскоре потеряешь почву под ногами. Что же до Чипино Ксакатекаса, он выслушивает каждого, но не спешит принимать решения.

Мара удивленно подняла брови. Ксакатекасы принадлежали к Пяти Великим Семьям. Победа над Джингу укрепила влияние Акомы; если бы советники Чипино пошли на переговоры о возможном союзе, это было бы равносильно объявлению войны дому Минванаби. Впрочем, даже Шиндзаваи, дружески расположенные к Маре, тщательно обходили вопрос о заключении альянса, до поры до времени сохраняя нейтралитет.

— Однако оставим Ксакатекаса, — продолжил Аракаси. — Десио не способен принимать самостоятельные политические решения: он обратится за поддержкой к советникам и сородичам. Власть распределится между несколькими персонами, что весьма затруднит работу моих осведомителей. Поэтому наши политические прогнозы станут менее надежными, а о ближайших планах Минванаби мы рискуем и вовсе ничего не узнать.

Мара смотрела, как по тарелке с фруктами медленно ползет муха, пробуя сок каждого плода. Вот так и Десио будет двигаться от одного властолюбца к другому, питаясь чужими соками и готовясь к уничтожению рода Акома. Муха впилась в ломтик йомаха, и вдруг откуда-то налетело с десяток таких же насекомых.

— Нам еще повезло, что Тасайо отправлен на войну с Мидкемией, — вслух подумала Мара.

Аракаси подался вперед:

— Наше везение кончилось, госпожа. Виновник гибели твоего отца и брата сегодня возвращается из-за Бездны. Через две недели Десио собирает своих родных и сторонников, чтобы привести их к присяге на верность. Но и это еще не все. Он заплатил металлом за возведение жертвенника в честь Красного бога.

Властительница Акомы замерла.

— Тасайо очень опасен.

— И столь же честолюбив, — добавил Аракаси. — Если Десио движим низменными плотскими страстями, то его двоюродного брата интересуют только война и власть. Пока Десио остается главой дома Минванаби, Тасайо будет удовлетворять свои амбиции, командуя имперскими войсками и числясь на службе у кузена — хотя втихомолку будет мечтать о том, чтобы двоюродный братец подавился костью. Не исключено, что Тасайо воспользуется имперской армией, чтобы отомстить за падение своего рода. Если он нанесет сокрушительное поражение Акоме. и ударит по другим Великим Семьям, то Десио займет в Совете место рядом с Имперским Стратегом.

Мара задумалась. Со смертью Джингу династия Минванаби потеряла славу, лишилась сторонников, утратила политическое влияние, но при этом ее гарнизоны не пошатнулись и боевое искусство армии ничуть не померкло. С другой стороны, вооруженные силы Акомы только-только поднимали голову после гибели отца и брата Мары. Однако главную ударную силу по-прежнему составляла гвардия чо-джайнов. В случае вооруженного столкновения за пределами поместья Акома не смогла бы тягаться с силами Десио.

— Надо разузнать, что они собираются делать, — сухо сказала Мара. — Пусть твои люди проникнут на это сборище Минванаби и подслушают, что советники будут нашептывать на ухо Десио.

Аракаси печально улыбнулся:

— Госпожа, ты переоцениваешь их возможности. Помни, что наш осведомитель был очень близок к Джингу. Он и по сей день занимает ту же должность, но где уверенность, что сын сохранит рядом с собой всех приближенных отца? Конечно, я готовлю ему замену на случай неудачи, но мы должны досконально изучить нрав Десио. Новому человеку потребуется не один год, чтобы войти в доверие к молодому правителю.

Мара угадала следующую мысль Аракаси:

— А от Тасайо можно ожидать чего угодно.

Мастер тайного знания кивнул.

— Поверь, госпожа, я сделаю все возможное, чтобы получить подробные донесения об этом сборище. Если молодой властитель и вправду так глуп, как нам кажется, то Тасайо будет для нас не опаснее остальных врагов. Если же у Десио вдруг появятся проблески разума и он поручит Тасайо вести против нас войну, то опасность возрастет стократ. — Он отложил едва надкушенный ломтик лепешки. — Впрочем, от домыслов прок невелик. Прикажи, чтобы на базарах твои приказчики и слуги держали ухо востро. Помни: в знании наша сила. Акома восторжествует.

Аракаси легко поднялся; властительница не стала его удерживать. Он словно растворился в воздухе, и Мара с тревогой отметила, что предложенные ему яства впервые остались почти нетронутыми. В гнетущей тишине перед ней возник образ Тасайо. Чтобы разогнать это наваждение, Мара хлопнула в ладоши и приказала вбежавшим слугам:

— Принесите сюда моего сына.

Она понимала, что у Айяки сейчас время дневного сна, но у нее возникло неодолимое желание услышать заливистый детский смех, прижать к груди теплое и упругое родное тельце.