"Как я охранял Третьяковку" - читать интересную книгу автора (Кулаков Феликс)

3. «Погодите, граф! Снимите сначала сапоги»

Но я был бы не я, если бы так легко сдался. Мою мрачную решимость укреплял целый ворох соображений. Во-первых, о том, что я поступаю на службу в Третьяковскую галерею было известно, образно выражаясь, уже каждой собаке в Орехово-Борисово. Во-вторых, многие из этих собак мне откровенно завидовали. Неудача стала бы для них роскошным, но вряд ли заслуженным подарком. В-третьих, как неожиданно выяснилось, всякая девушка была только рада завести знакомство с таким культурным и перспективным чемоданом (некоторые, представьте себе только, вообще напрямую заявляли о своем желании иметь от меня детей!). В-четвертых, только-только успокоились домочадцы, перестали наконец-то вздыхать, охать и жаловаться равнодушным богам на своего родственничка – асоциального разгильдяя и бездельника. И тут вдруг что-то типа фиаско. Немыслимо…

Все мосты за спиной дымились обугленными головешками, отступать было некуда.

Хвала небу, оно проявило благосклонность к скромным чаяниям простого паренька. Когда я сидел вечером за бутылкой молдавского красного и рассеянно пытался обдумывать ситуацию, неожиданно раздался телефонный звонок. Это оказался Кулагин.

Я, немного расстроенный давешней неудачей, тут же высказал ему некоторые претензии. Куда, говорю, ты привел меня, подлец? Их же там всех необходимо срочно показать врачу!

Кулагин не стал ввязываться в дискуссии. Он лишь слегка пожурил меня за поспешное бегство, после чего передал трубку Сергею Львовичу. Начальник смены был краток. На Упорного внимания не обращать, как будто и нет того Упорного в природе – это раз. Завтра непременно явиться повторно для представления ко двору Его Императорского Величества (рыло побрить, свежие трусцы-носцы на всякий случай) – это два. Хвост держать пистолетом ТТ с глушителем – это три. Все.

Благодарный порыв задушил во мне слова признательности.

Назавтра я с самого утра торчал у Третьяковки. Любезный Сергей Львович свел меня с неким Орленко, которому было поручено мое сопровождение до офиса ЗАО ЧОП «Курант» на «Дмитровской». В дороге мы мило беседовали о многочисленных недомоганиях упомянутого Орленко, а также немного о моем прошлом. Старик Орленко был сражен в самое сердце известием о том, что я до сих пор не женат, а также фактом моей неслужбы в армии. Он все покачивал седой головой, и приговаривал: «Ну ты, как я погляжу, и прохиндей, распиздячь тебя злоебуче в трехомудь!». Орленко был мудрый старик, он видел меня насквозь.

Так незаметно, за приятной беседой, мы подошли к типовой многоэтажной башне, украшенной пожухлой вывеской «Арктика». В ней, стало быть, и располагалась штаб-квартира загадочного человека Побегалова – Генерального директора, духовного лидера, и верховного божества ЗОА ЧОП «Курант». Впрочем, мне предстояло беседовать не самим Зевсом, а с его заместителем по кадровой части Насадным А. А.

Насадный А. А. оказался важным пареньком небольшого роста с непропорциональной его телосложению золотой цепью на шее и двухлитровой бутылью «Фанты» в руках. Он был утомлен солнцем и никак не выказал своей радости от встречи со мной. «Фанты», по крайней мере, не предложил. Мы поднялись на лифте в маленький номер, служивший пресловутым «офисом», где, сидя на кухне, я заполнил полагающиеся в таких случаях анкеты. Насадный очень внимательно прочитал про полное отсутствие моих родственников на оккупированных территориях, и вдруг серьезно промолвил:

– А вы знаете, как у нас строго с дисциплиной?

– Знаю, – ответил я, привстав со стула, и предано помахивая хвостом. – Меня это нисколько не пугает. Я люблю дисциплину!

Полностью удовлетворившись моим ответом, Насадный сгреб все заполненные мной бумажки в стол и заключил:

– Так. Поезжайте к Шныреву, он вам разъяснит ваши дальнейшие действия.

При этих его словах как будто какие-то крылья выросли у меня за спиной. И, казалось, вокруг звучала прекрасная мелодичная музыка. И прохожие были все как на подбор – милые и добрые красавцы с одухотворенными лицами. И вообще, все было прекрасно в тот исторический момент.

Одним духом домчавшись до Третьяковки, я побежал в дежурку. Сергей Львович опять кушал лапшу. В глазах его при моем появлении явственно обозначился вопрос. Он так посмотрел на меня, что сразу вспомнился пожилой волк из мультика: «Шо, опять?!». Я сбивчиво передал ему наставления заместителя Зевса.

Против моего ожидания, Сергей Львович не проявил сколько-нибудь заметного энтузиазма. Он не бросился ко мне на грудь в счастливом помешательстве, и мы не стали, взявшись за руки, подпрыгивая и восклицая «Ай-на-нэй!», кружиться в гуцульском чардаше.

Он только переспросил:

– Да? И что же я должен вам разъяснить?

Причем, блять, таким скептическим тоном, будто не сомневался в том, что всю эту дичь про разъяснения я сам только что придумал по дороге!

Однако, наблюдая мое искреннее замешательство, начальник смены смягчился. Мне было наказано ехать домой, терпеливо сидеть на копчике и ждать условленного сигнала. Ну я и поехал себе. А что мне еще оставалось делать? Ночью мне снился ЧП и Сергей Львович. ЧП летал вокруг меня на чугунной скамейке и, строго грозя пальцем, все повторял: «Смотри у меня, говнюк!».

Ждал я две недели. Как дурак, право слово. Подлый Кулагин, совершенно самоустранившись от решения моих проблем, укатил с увеселительными намерениями в Петроград. Мне удалось поймать его буквально за минуту до отъезда. Кулагин, не дав и слова вставить, с ходу наврал, якобы Сергей Львович с нетерпением ждет моего звонка в ближайший четверг. После чего немедленно повесил трубку. На повторные вызовы никто уже не откликался

В четверг я, раздираемый самыми противоречивыми чувствами, с самого утра яростно названивал по заветному номеру телефона.

Востребованный мной к аппарату Сергей Львович, был даже как будто немного раздосадован, вновь услышав мой голос…

Точно не помню о чем мы говорили, помню только, что разговор закончился небольшим препирательством насчет даты моего выхода на службу. Я предлагал понедельник, Сергей Львович настаивал на пятнице. Мол, с корабля да на бал, нечего там хвостом крутить! Поломавшись для вида, но все же, сообразив, что сейчас не время показывать гонор, я уступил.

Спустя какое-то время я узнал, что любезному Сергею Львовичу стоило немалых трудов пропихнуть мою кандидатуру. Что, невзирая на протесты ЧП, он лично ходатайствовал за меня перед высшим курантовским руководством. Тогда же, летом 1996 года я все лавры самонадеянно приписал только лишь своей настырности, да превратностям судьбы.

Так завершилась эпопея моего внедрения в слаженный, работавший как единый механизм коллектив ЗАО ЧОПа.

Неожиданно выяснилось, что мне не в чем нести службу. Буквально нечем прикрыть наготу! Лишь порывшись в шкафу, я откопал некий костюмчик, который почистил и даже в меру своего разумения погладил. Штаны оказались мне длинноваты, а пиджак теснил в плечах. Пришлось карнать порты на швеймашине. Сморенный этими хлопотами, я уснул далеко за полночь. Наутро, напялив это изделие немецкой швейной промышленности и какие-то коричневые полуботинки, я, внутренне робея, покатил на свою новую работу.