Джилли Купер Наездники

1

В субботу был тяжелый день и ночью Джейк Ловелл все время просыпался в холодном поту, разбуженный кошмарами о том, как он опаздывает. В первый раз ему снилось, что называют его номер, а он никак не может найти собственную задницу. Во втором не получается поймать школьную лошадку, чтобы оседлать ее и поехать на представление. В третьем – Африка выскользнула из уздечки и сбежала. Но четвертый был сущим ужасом: он вернулся в детство, в свой детский дом; захлебываясь слезами, молотил по запертым железным воротам, в то время как Руперт Кэмпбелл-Блэк, уводя Африку вдоль по Хай Стрит, повернулся, сверкнул ненавистной глумливой ухмылкой и прокричал:

– Ты никогда не сможешь отсюда выбраться, бегемотик, ты – раб этого дома.

Джейк проснулся весь в слезах и поте с сердцем, готовым вот-вот вырваться из груди. Страх сковал тело. Только спустя полминуты он смог дотянуться до настольной лампы и включить ее. Трясущимися руками он прикурил сигарету. Постепенно предметы в комнате приобрели знакомые очертания: репродукция картины Лайонела Эдвардса на стене, рваные ошметки журнала «Конь и Пес», книги по показательным прыжкам толпились на полках, бассейн, пожелтевшие фотографии отца и матери, в гардеробе красовался грубый костюм для верховой езды, который ему подарила миссис Уилтон в день совершеннолетия, чем была весьма недовольна. Под костюмом стояла пара потрепаных, но до блеска вычищенных коричневых сапога, которые Джейк купил на днях в магазине подержаных вещей.

Он слышал, как в стойле на первом этаже фыркают лошади и звенит упавшее ведро с водой.

Мало по малу разбудившая его паника затихала. Подготовительная школа и мистер Руперт Кэмпбел-Блэк остались в прошлом. На дворе 1970 и он уже четыре года, как ушел из детского дома. С течением дня он и думать забывал о тех событиях своей жизни, но по ночам они представали перед ним во снах и мучили. Джейка трясло, простыни еще не высохли от пота. Часы показывали 4. 30 утра и свет уже пробивал своими пальцами легкую желтоватую завесу тумана. Еще целых пол часа. Но он был слишком напуган, чтобы позволить себе вновь предаться сну. Он слышал, как барабанит по крыше дождь и стекает по водостокам, заглушая чириканье ранних воробьев.

Джейк попробовал собраться с мыслями о предстоящем дне, что не сделало его более спокойным и веселым. Одной из самых поганых вещей в работе в школе скаковой езды была обязанность таскать на лошадиные представления учеников. Многие из них не справлялись с управлением даже скучных давно прирученных пони. Из одних вообще ничего уже нельзя было сделать, другие могли только испуганно кататься и то только потому, что встревоженные карьерой собственных чад мамаши использовали лошадей, чтобы поймать миг удачи и вскарабкаться по социальной лестнице, что заставит других прощать им такие мелочи, как дорогая шляпа под задним стеклом «Ягуара» и налепленная эмблемка престижного спортивного клуба на ветровом стекле.

Что больше всего нервировало Джейка и чего не знала его босс, миссис Уилтон, так это то, что именно ему судилось вывести на поле Африку и включить ее в открытые скачки. Но миссис Уилтон не позволила Джейку самому принять участия в соревновании. Он был слишком большим для собственных сапог. Его работа – быть нянькой ученикам, а не строить жокея за ее спиной.

Обычно миссис Уилтон появлялась на представлениях по полудню и важно разлагольствовала с мамашами. Но сегодня она отправилась в Брайтон для беседы с неким богатым дядюшкой, у которого не было детей. Так что ее не должно быть на скачках. И если сегодня Джейк не испробует Африку, то ожидание следующего подходящего случая сожет затянуться на недели. Африка была лошадью на содержании, за которой присматривали в школе. Но принадлежала она одному артисту по имени Бобби Коттерел. Актер купил лошадь из голого энтузиазма после удачной роли в «Дике Турпене». Но через шесть недель он так же спокойно приобрел «Феррари» и, однако не преставая платить за ее содержание, забыл Африку. Что и дало Джейку прекрасную возможность в спокойной обстановке обучать лошадь скачкам.

Ей было всего шесть, но Джейк все сильнее и сильнее убеждался в том, что у Африки большое будущее как у скаковой лошади. Не столько из-за ее смелости и способности брать препятствия, сколько из-за ее скоростных возможностей и гигантских прыжков. А еще у нее была потрясающая способность не поддаваться беспокойству, что уравновешивало ее запальчивость.

Джейк обожал ее больше всех людей и животных. Если миссис Уилтон узнает, что он выводил Африку на скачки, она, вероятнее всего, просто выгонит его с работы. Джейк боялся потерять работу, которая впервые за многие годы вселяла в нем чувство безопасности, но перспектива потерять Африку была неизмеримо худшей вещью.

Звонок будильника заставил его вскочить на ноги. Во дворе все еще шел дождь. Ночной кошмар вновь охватил его. Что, если Африка ускользнет во время преодоления препятствия? Джейк оделся, поднял раздвижную дверь над кроватью и спустился по лестнице в конюшню, наполненную запахами лошадиной кожи, седельной смазки и навоза. Эти запахи никогда его не беспокоили. Лошади, едва заслышав, как они начал замешивать пищу для них, выставли головы из стойла, призывно зафыркали, заржали и застучали копытами.

Пегий Данделион, самый жадный во всей конюшне – грива и спина вся в соломе от долгого лежания – настойчиво взывал, требуя, что бы его накормили первым. Джейк еще подбавил витаминов, орехов и овса в ведро Африки и подумал, что едва ли можна удивиться, что его лошадь выглядит столь здоровой и ухоженной. Миссис Уилтон хватил бы удар, прознай она про это.

На часах не было еще и семи тридцати, когда Джейк закончил кормить лошадей, извозившись в навозе. Африка закончила есть, моргнула своими большими темноголубыми глазищами на еще низкое солнце и вывесила голову из бокса, хватая рукава Джейкса своими губами, когда он проходил мимо, и нежно дергая, но не цепляясь зубами за руку. Миссис Уилтон вчера вернулась поздно и вряд ли выползет на поверхность раньше половины девятого. Стало быть, у Джейка целый час, чтобы поухаживать за Африкой.

Закатив рукава и бессмысленно бормоча что-то ей под нос, Джейк принялся за работу. Африка была красивой лошадью. Ее темнокоричневая шкура в полусумраке отливала индиго. Ноги украшали два белых носка. На лбу тоже белое пятнышко. Грудь – мощный трубопровод. Огромадные плечи и стройная четверка ног довершали картину. Ее уши непристанно дергались и вращались, словно два сверхчувствительных радара.

Внезапно Африка дернула головой и прислушалась. Джейк нервно выглянул наружу. Занавески в доме миссис Уилтон еще были опущены. Он захотел было заплести гриву Африки в красивую косу, но не осмелился. Слишком явной будет волнистость волос после расплетения. Лучше держаться от такого соблазна подальше.

– Надеюсь, ты не собираешся брать Африку на скачки? – раздался резкий голос.

Душа Джейка бухнулась в пятки. Африка замотала головой, от неожиданности ткнувшись в него носом. Это была одна из его учениц, Фенелла Максвелл. Она едва достигала верхней кромки полудвери бокса. Лицо покрытое веснушками напоминало яйцо малиновки, волосы-кудряшки выбивались из-под охватывающей голову ленты.

– Какого черта ты сдесь делаешь? – яростно вопросил Джейк, чувствуя как увлажняются его глаза. – Я сказал, что никто не имеет права появлятся здесь раньше десяти утра. А сейчас нет еще и восьми. Убирайся домой.

– Я всего лишь пришла помочь, – ответствовала Фенелла, уставившись в его лицо своими огромадными кэмбриджскими голубыми глазами, увенчанными густыми золотыми ресницами.

Без тени смущения она перебросила на языке леденец.

– Я понимаю, что у тебя есть право на собственное свободное время, пока не придет Элисон. Я хотела бы подготовить Данделиона… Ну, пожалуйста, – добавила она. – Я бы очень хотела, чтобы он выглядел ничуть не хуже Африки.

– Заткнись, – прошипел Джейк. – Мотай отсюда.

– Ну, пожалуйста, разреши мне остаться. Мне совершенно нечем занятся дома. Спать я не хочу. А хочу всего лишь помочь. О, это Дымчатый там под пледом? Ты что, на самом деле собираешся взять с собой Африку?

– Не твое дело, – сказал Джейк.

Фен – сокращенное имя Фенеллы – выплюнула на ладонь леденец, преподнесла его Данделиону, пускающему слюни за соседней полудверью и цемнула коня в нос. Теперь уже и ее рубашка выбивалась из джинсов, повторяя подвиг волос.

– А миссис Уилтон знает? – поинтересовалась она.

– Нет, – ответил Джейк.

– Я ей не скажу, – произнесла Фен, раскачиваясь на дверце бокса Африки.

– Но Петти Бисли может, или Салли-Энн – та всегда ябедничает.

Джейк тут же взмок, взвесив эту возможность.

– Они слишком заняты своими делами и не заметят, – сказала Фен. – Чай сделать? Четыре ложечки сахара, да?

Джейк тут же смягчился. В конце концов, она чудный ребенок, веселый и приветливый. И она чувствует лошадей и обладает хорошим опытом обращения с ними для своих девяти лет.

– Можешь оставаться, если обещаешь не цявкать, – сказал он. – Мне совсем ни к чему будить раньше времени миссис Уилтон.

Фен приготовила чай. После чего отвела Данделиона в сторонку, привязала и принялась отмывать его белые пятна. При этом, она больше обливалась сама.

Джейк в пол-уха слушал ее бормотание по поводу своей сестры Тори, которую тоже привезли сюда, но которая совсем не выносила вечеринки и по утрам выставляла на показ свои заплаканные глазенки.

– Она немного опоздает на скачки, но обязательно придет.

– А твоя мать знает, что ты здесь? – поинтересовался Джейк.

– Она и не заметила бы. У нее новый ухажер, полковник Картер. Полковник Кар-тыррр, как он сам себя называет. Он все время смеется, когда разговаривает с мамой, и у него такие же большие и желтые зубы, как у Данделиона; хотя у коня она смотрятся лучше.

– Они тоже будут на скачках. Полковник Картер притащит с собой кучу солдат и ружей и хочет сделать свое шоу после церемонии открытия. Он с мамой и Тори будут обедать в «Холле». Мама специально по такому случаю купила ей новое синее платье. Красивое такое, но Тори говорила, что через чур дорогое. Так что я могу даже и не мечтать, что она купит мне лошадку. Во всяком случае, мама утверждает, что, поскольку это первый выход Тори, то можно немного и раскошелиться.

– Еще немного шампуня, мой дорогой, и все, – сказала Фен Данделиону через двадцать минут и ополоснула коня теплой водой с мылом. – Глянь-ка, Африка корчит рожи. Неужели не нравиться?

В следующий же момент Данделион завращал торсом, растряхивая мыльную воду на Фен, на покрывало Африки и жирного кота у входа; впрочем, тот тут же сбежал.

– Ради Бога, прекрати! – возопил Джейк.

– На этой неделе снова мамина фотография появилась в «Сплетнице», – сказала Фен. – Она попадает туда много чаще, чем бедняжка Тори. Она говорит, что Тори со следующей недели должна уйти на диету, дабы выглядеть достаточно стройной на следующей вечеринке через месяц… Ну вот, миссис Уилтон раздвигает занавески на кухне.

Джейк торопливо сменил Африке подстилку и вышел из ее бокса.

За изгородью из жимолости он смог разглядеть в кухне миссис Уилтон, ее кирпично красное лицо – признак вчерашней попойки. Она наливала в стакан зельтерскую. Боже, как он надеялся, что она уедет в Брайтон и не будет нависать. Он взял щетку и совок и занялся другим пони.

Миссис Уилтон вышла из дома и проследовала к своему болезненного желтого цвета лабрадору, который пытался дорваться до жирного кота.

Она никогда в жизни не садилась верхом на лошадь. Приземистая, с бульдожьим лицом и волосами цвета черного перца, посыпанного солью, с пятнистой кожей, больше походившей на салями и басом. Тем не менее, она пользовалась неизменным успехом у противоположного пола, что несколько расстраивало ее более удачно сложеных соперниц.

– Джейк, – пробасила она.

Он вышел на свет – совок в одной руке, щетка в другой.

– Да, миссис Уилтон.

Она в который раз настоятельно попросила называть ее Джойс. Они посмотрели друг на друга так, словно терпеть друг друга не могли, но мирились, ибо друг от друга зависели. Миссис Уилтон прекрасно сознавала, что Джейк, потерявший родителей и большую часть жизни проведший в детском доме, дорожит своей работой у нее. Муж ее отправился куда-то далеко по делам и она все время предлагала Джейку переселиться в дом. Но он опасался, что ему придется делить с ней не только ванную, но и спальню, и с таким же постоянством отклонял это предложение. По возрасту она годилась ему в матери. Несмотря на то, что она находила его угрюмым и несколько высокомерным, миссис Уилтон ценила его как работника и видела, что под его уходом лошади выглядят так хорошо, как вряд ли будут выглядеть, выгони она Джейка. Результатом его энциклопедических знаний о травах и диких цветах, его невероятных почти шаманских лекарственных средств, ей не приходилось вызывать ветеринара с тех пор, как он появился на хозяйстве. Он так боялся потерять это свое пристанище, что миссис Уилтон не платила ему даже скудного жалования. До того, дела ее шли не важно. А теперь она совсем не желала возвращаться к прежним временам, когда ей приходилось просыпаться в шесть утра и выгребать навоз из-под дюжины лошадей. Теперь она могла себе позволить, как сегодня, спокойно куда-нибудь отправиться и ни о чем не беспокоится.

С другой стороны Джейк творил чудеса с животными, но был сущим адом для родителей учеников. Он вел себя вызывающе, грубил, когда считал кого-то глупцом – так прямо и заявлял. Он вовсе не собирался к ним подлизываться, как от него требовалось. Кто-то не на шутку оскорблялся и вел своих чад через долину к миссис Холи, которая, правда, брала за обучение вдвое больше.

– Сколько лошадей ты сегодня выводишь? – требовательно спросила миссис Уилтон.

– Шесть, – ответил Джейк, возвращаясь в конюшню и молясь, чтобы она последовала за ним.

– Надеюсь, ты не заставишь миссис Томсон носить уздечки и ведра в машину. Хоть раз будь вежлив. Хотя я знаю, как трудно тебе это дается.

Джейк уставился на нее. У него было совершенно не выразительное лицо – вроде все на своем месте, но по нему нельзя было прочесть мысли и чувства. А сегодня смуглые черты лица были бледны, полные губы сжаты в тонкую линию. Роскосые скрытные глаза выглядывали из-под нахмуренных бровей, частичные скрытых прядями густых почти черных волос. Не высокий – пять и три четверти футов – и очень тонок, почти строен – имел отличный жокейский вес. Единственное, что выдавало его легкомысленность – это два золотых кольца в ушах. Но было в нем что-то настороженное, подчиненное жесткому контролю, что не вязалось с его еще юным возрастом. Несмотря на жаркий день, его рубашка была плотно затянута ремнем, как будто ее обладатель приготовился выдержать мощный воображаемый шторм.

– Я буду завтра, – сказала миссис Уилтон, глянув вдоль рядов боксов.

Внезапно ее глаза высветили Африку.

– А чего это она там делает?

– Я выводил ее рано утром, – не моргнув глазом соврал Джейк. – Она всю свою голову извела бы на пронзительное ржание, если разделить ее и Данделиона. Так я и подумал, почему бы не устроить лежбище и для нее.

– Ну, хорошо. Только не забудь ее выставить, когда будешь уходить. Мне совсем ни к чему, чтобы она бесилась.

«Ага. Это не смотря на хорошие деньги, которые тебе платит Бобби Коттерел», – подумал Джейк.

Миссис Уилтон заглянула в бокс. На какой-то кошмарный момент Джейк подумал, что она вот-вот поднимет край покрывала.

– Доброе утро, миссис Уилтон, – прокричала Фен. – Подойдите и взгляните на Данделиона. Он выглядит просто чудесно, вы согласны?

Миссис Уилтон рассеяно отвернулась от Африки.

– Доброе утро, Фен, дорогуша. Ты сегодня ранняя пташка. Данделион действительно выглядет прекрасно. О, ты даже смазала маслом его копыта. Пожалуй я награжу тебя розочкой.

– Я даже не смела мечтать, – как то тоскливо произнесла Фен. – Последний раз он съел всю картошку на картофельных бегах.

– Ффух, тяжко было, – сказала Фен, когда машина миссис Уилтон с мордой лабрадора в заднем окне исчезла за поворотом.

– Давай сюда, – сказал Джейк. – Я сооружу что-то типа завтрака.

Перед тем как одется для скачек, Джейк переместил желтый увядший и раздавленный цветок пижмы с верха своего левого резинового сапога на левый же сапог для верховой езды. Пижма предохраняла от зла. Джейк был очень суеверным. Королевская кровь бродяг Ловеллов не зря текла по его венам.[1]