"Смятение сердца" - читать интересную книгу автора (Фетцер Эми)

Глава 17

«Не забывай о том, что ты — леди, образованная и хорошо воспитанная».

С каждым разом это испытанное средство работало все слабее. Сэйбл хотелось кричать во весь голос, топать ногами, биться в истерике — делать все то, о чем и помыслить не может благовоспитанная молодая особа.

Уму непостижимо, как быстро она превращается в женщину с низкими побуждениями и чувствами! Это все его вина, его одного!

Она обернулась, бросила на Хантера ненавидящий взгляд и до боли сжала кулаки. Ничего, в следующий раз, когда он протянет свои жадные руки, она его пристрелит, как бешеную собаку! Чтоб ему гореть в аду! Чтоб ему мучиться до скончания времен!

Кое-как промыв в ручье распухшие запястья, Сэйбл побрела назад к лагерю. Не заботясь о том, что ее могут услышать — в сущности, даже не замечая этого, она рыдала взахлеб. Она не знала, как болезненно отдавались в ушах Хантера звуки ее рыданий, каким раскаянием было переполнено его сердце.

Мало интересуясь тем, что делает, Сэйбл прислонилась к дереву, вытащила из волос веточки и колючки, которые смогла нащупать, и пальцами попыталась расчесать перепутавшиеся пряди. Это ей не слишком удалось, а боль, которую причинила грубая процедура, только добавила свежей закваски в обиду на весь мир. Осев на землю, Сэйбл плакала и плакала, сколько хватило слез.

Однако постепенно ситуация представилась ей в совершенно ином свете. Каждое слово Хантера было правдой. Он чувствовал к замужней женщине влечение, с которым не мог справиться. И без того он был сам себе противен, да еще она поощряла его недостойное поведение. Его злая насмешка была не столько над ней, сколько над самим собой. Но как же больно он уязвил ее! Почему? Почему было так обидно слышать от него оскорбления? Разве не достаточно она наслушалась их со дня бегства из дому? Но обида, нанесенная Хантером, была в сотни, в тысячи раз больнее.

Может быть, как-нибудь испортить свой внешний вид, чтобы стать ему противной? Сэйбл обвела взглядом рваную одежду, всю в пятнах грязи и крови, пыльные пряди волос, распухшие руки в синяках. Что же может быть хуже этого? Ей пришло в голову, что Хантер как раз и имел дело с грязными, вонючими особами, отдающимися всем мужчинам без разбора. Возможно, именно теперь она была наиболее привлекательным для него образчиком женщины.

Конечно, она могла вымыться и переодеться, могла принять неприступный вид. Но язва в душе уже существовала, разложение шло полным ходом. Этому человеку достаточно было коснуться ее — и она не могла думать ни о чем другом, кроме его поцелуев, не желала ничего, кроме его объятий. В его руках с ней происходило нечто странное, идущее вразрез с заложенными с детства правилами и понятиями. Его едва прикрытая дикость и даже жестокость, его горячая неукрощенная натура волновали ее безмерно, превращали в женщину из плоти и крови. Этот новый образ с одинаковой легкостью перечеркивал образы любящей сестры, индейской скво и избалованной дочери полковника.

Ей хотелось броситься к Хантеру и крикнуть: «Я не мать Маленькому Ястребу! Я вообще не замужем! Я свободна, понимаешь!» — но это было бы не только глупо, но и опасно. «Не доверяй никому», — сказал Сальваторе Ваккарелло, и она поклялась ему в этом. Феба была не в счет, Феба сама прошла через ад. Хантер был темной лошадкой, и о доверии не могло быть и речи.

Подобный ход мысли неминуемо должен был привести Сэйбл к воспоминаниям о ребенке. Никогда еще чувство одиночества не было таким мощным, и скоро слезы опять покатились по щекам, оставляя новые грязные дорожки рядом с уже подсохшими. Как давно она не держала малыша на руках, не прижимала его к груди в порыве нежности! Его присутствие приносило ощущение нужности, полезности и пригодности, даже если все это отдавалось сердечной болью.

— Будь ты проклят, отец! — вырвалось у Сэйбл сквозь стиснутые зубы. — Если бы не твое бездушие, мне бы не пришлось пройти через все это!

Но какой смысл в том, чтобы оглядываться назад?

Там, в Вашингтоне, навсегда осталась жизнь, которую прежняя Сэйбл считала прекрасной, но которая была бессмысленной и бесполезной. Даже думать о прошлом здесь, в диких лесах Небраски, было смешно и противно. Прежняя Сэйбл отдалялась все больше и больше и вскоре должна была стать неясным, размытым образом. Этот образ был ненужным, обременительным скарбом, брошенным на краю тропы, ведущей к новой жизни, к волнующим приключениям, к неизвестному, но полному событий будущему.

Отерев щеки, Сэйбл повернулась в сторону костра. Лейтенант все еще спал. Она пылко пожелала, чтобы он поскорее собрался с силами и отправился в свой полк. Но еще больше — чтобы он уехал один.

Потому что форт Макферсон был последним местом на земле, где она хотела бы оказаться.

— Я вполне способен ехать верхом.

— Вы сейчас слабее новорожденного щенка.

Ной выпрямился (насколько это удалось ему, чтобы не потревожить едва зажившие раны), водрузил головной убор и натянул перчатки.

— Я только выгляжу слабым, сэр, но, поверьте, я достаточно вынослив.

— Возможно, возможно, — рассеянно кивнул Хантер, думая: парень во что бы то ни стало хочет показать себя молодцом. — И все же я поеду с вами. Мы все поедем.

Не то, что эта идея улыбалась Хантеру. Во-первых, он и сам не жаждал снова оказаться в лоне цивилизации. Во-вторых, он не знал, как отреагирует Сэйбл на предложение повернуть в форт. Вчерашняя ссора была еще слишком свежа в памяти обоих.

— Сэр, я ценю вашу заботу, но прошу вас не утруждать себя.

— Не забывайте, лейтенант, что вы один остались в живых. В таких случаях всегда лучше, если ваш рассказ подтвердят.

Хантер не смотрел на Кирквуда, но знал, что на лицо Ноя набежала тень. Кто мог знать, как будет принят его рассказ об атаке краснокожих, как будут оценены его дальнейшие действия? Что, если кто-нибудь усомнится в его храбрости? В этом случае свидетельство знаменитого капитана Мак-Кракена навсегда избавит его от ярлыка труса.

Ной признал, что это разумный подход.

— Благодарю вас, сэр.

— Не за что, — усмехнулся Хантер и пошел к лошади.

Когда он поднимал с земли седло, боль полоснула правый бок с новой силой, заставив крякнуть и тут же прикусить губу. Он чувствовал, что Сэйбл приблизилась — чувствовал всей кожей.

— Мы едем в форт Макферсон, — бросил он через плечо.

— Нет! — послышалось сдавленное восклицание. Он повернулся и встретил полный ужаса взгляд. — Это невозможно!

У нее такой вид, словно она вот-вот хлопнется в обморок, думал Хантер, мрачно изучая искаженные черты своей подопечной. Перед ее теперешним испугом и в счет не шел страх выдать лейтенанту свое имя.

— Я могу понадобиться Кирквуду, поэтому мы едем, хочешь ты этого или нет, — отрезал он, рванув подпругу.

— А то, что вы можете понадобиться мне? Это не важно?

Хантер медленно повернулся. Сэйбл тотчас отвела взгляд. Он молча ждал продолжения, и ей ничего не оставалось, как собраться с духом.

— Я заплатила вам за то, чтобы вы вели меня на север, мистер Мак-Кракен. Я не могу себе позволить отклоняться от маршрута.

— Я хочу знать, что, черт возьми, такого в форте Макферсон пугает тебя чуть ли не до потери сознания, — сказал Хантер с обдуманной резкостью. — Или это очередная бессмыслица из тех, которые ты время от времени отмачиваешь?

— Нам придется сделать крюк во много миль, — не поддаваясь на провокацию, ответила Сэйбл достаточно ровно. — Наш путь лежит на север, я плачу вам за путь к северу, а все остальное как раз и есть полная бессмыслица. Кроме того, я должна поскорее забрать ребенка.

— Ага, теперь ты о нем вспомнила! — с едкой иронией заметил Хантер.

Ему показалось, что она вдруг стала выше на несколько дюймов, почти достигнув его роста и напрягшись струной.

— Вы не можете знать, что я думаю или чувствую, мистер Мак-Кракен. С самой первой минуты плена я сходила с ума от тревоги за Маленького Ястреба. Я не настолько глупа, чтобы не понять, что он находится под присмотром Быстрой Стрелы. Однако это вовсе не значит, что мой крохотный сын в безопасности, что он сыт, что ему тепло! — Она смахнула набежавшую слезу и больно ткнула пальцем в грудь Хантеру. — Вы можете думать обо мне все, что угодно, но, если в вас есть хоть немного простого человеческого сострадания, ваша первейшая обязанность — вернуть ребенка матери. Мы сейчас же едем на поиски Быстрой Стрелы!

— Поезжай, никто тебя не держит, — отрезал он злобно. — А я еду в форт.

— Вы хотите сказать… вы хотите сказать, что бросите меня на произвол судьбы?

От нее исходили почти видимые волны страха. Хантер чувствовал их, но что-то темное, жестокое заставляло его продолжать эту пытку. Он отвернулся, с деланным равнодушием поправляя седельные мешки.

— Именно так я и поступлю.

— Я знала, что вам нельзя доверять! — воскликнула Сэйбл, и взгляды их встретились — сверкающие, полные нарастающей ярости. — Даже высокая цена, которую вы назначили за свое пресловутое слово, не помешала вам нарушить его!

Рука Хантера метнулась вперед, с силой вцепившись в руку Сэйбл повыше локтя. Ной покосился через плечо и благоразумно отошел подальше.

— Мое слово не оценивается в золоте! — Бешенство заставило зрачки Хантера расшириться, сделав глаза совсем черными, грозовыми.

— Да ну? — прошипела Сэйбл, вырывая руку. — Тогда верните мне немедленно тысячу долларов в золотых слитках, мистер Мак-Кракен!

Она ткнула ладонью чуть ли ему не в глаза. Исцарапанные пальцы подергивались, словно она мысленно нащупывала его горло. Хантеру было плевать на золото, но он понимал, что, вернув его сейчас, он никогда больше не увидит эту женщину, независимо от того, найдет она проводника или уйдет на север в одиночку. Он изнемогал от желания швырнуть проклятые слитки ей в лицо, знал, что она еще сильнее запрезирает его, если он этого не сделает. Но он даже не дотронулся до кармана, где лежал мешочек с золотом.

— И кому же, черт возьми, ты отдашь это золото? Другой банде пауни? Думаешь, они доставят тебя к сиу в целости и сохранности?

— Если надо, я пойду одна!

— Ты не пройдешь и мили, — хмыкнул он, постаравшись придать этому звуку издевательский оттенок.

— Очень может быть, — огрызнулась Сэйбл (она все еще не оправилась от удара, нанесенного неожиданным бездушием Хантера, и хотела ранить его в ответ), — но вас, мистер Мак-Кракен, это уже никак не будет касаться. Ваша совесть позволит вам спать спокойно.

—  — Совесть? — расхохотался он каркающим смехом. — Я думал, ты уже поняла, что у меня нет совести.

Она побледнела под его взглядом, откровенно грубым и плотоядным. Хантер открыл было рот для какой-нибудь непристойности, но вдруг захлопнул его. Он вел себя ничем не лучше Барлоу! Зачем, ради чего он так мучает ее? Неужели ошибки прошлого так его изменили, позволили пасть так низко? Сэйбл ничего не ответила на его последние слова, просто смотрела с упреком, и это лучше всяких слов давало понять, во что он превратился за несколько минут.

Еще месяц назад он даже не задумался бы над своим поступком. Мало-помалу чувство собственного достоинства возвращалось. Но оно же диктовало ему и поездку в форт Макферсон: он был в долгу перед Кирквудом и другими, чьих имен он не знал, но знал о том, что они мертвы, — и этого было достаточно. Нужно было как-то выпутываться из ситуации.

— Я отведу тебя к ребенку и твоему растреклятому муженьку, — сказал Хантер, понизив голос. — Как раз поэтому я и предлагаю тебе поехать в форт. Быстрая Стрела собирался пополнить там запасы продовольствия.

— Продовольствия у меня хватало, и все оно досталось ему. А чтобы избавить его от забот о молоке, есть коза. По-вашему, я так неопытна, мистер Мак-Кракен, что проглочу вашу ложь и не поморщусь? Такой человек, как Быстрая Стрела, прекрасно обойдется без контактов с цивилизацией. А теперь верните мне золото, — повторила она, понятия не имея, что будет делать, если Хантер выполнит ее требование.

— Это в одиночку он выживет где угодно, — возразил тот.

Подумать только, она безоговорочно верила в Криса и даже на маковое зернышко не верила в него, Хантера! Окинув место лагеря внимательным взглядом на случай, если что-то упущено, он вскочил в седло, заставив Сэйбл отступить. Он лихорадочно подыскивал какой-нибудь способ переломить ее упрямство.

— Ладно, допустим, я солгал, но пройдет не меньше недели, прежде чем мы догоним Криса. Мне не привыкать к полуголодному существованию, а вот тебе придется туго. Так что запасы пополнить придется.

— Ах вот как вы повернули! — усмехнулась Сэйбл, не обращая внимания на его руку, протянутую, чтобы помочь ей вскочить на лошадь.

И Хантер понял, что ошибается. Она могла обойтись без припасов. Ради того не известного ему, безликого и безымянного индейского воина она могла голодать, мерзнуть, идти босиком по камням и колючкам. И это было не важно, муж он ей или любовник. Главное, она готова была на все, чтобы оказаться рядом с ним. Именно поэтому она так досадовала на задержку: задержка удлиняла разлуку. Чувствуя себя одиноким и никому не нужным, Хантер пустил в ход единственное оружие, которым обладал:

— У тебя нет выбора, женщина. Ребенок с Быстрой Стрелой, и только я знаю, где именно.

Сэйбл судорожно вцепилась пальцами в мягкую кожу юбки. С каким удовольствием она выцарапала бы эти серебряные глаза! Она была полностью во власти этого человека. Ее крошка-племянник фактически был заложником в его руках. Закусив губу, она оттолкнула руку Хантера, ткнула ногу в стремя и вскочила на лошадь, намеренно позади него.

— Вы настоящий варвар, мистер Мак-Кракен, беспринципный, злобный, бесчувственный. Я ненавижу вас!

— Я так и понял.

Он щелкнул языком и направил лошадь прочь с поляны. Ной молча вскочил в седло и последовал за ним. Вид у него был смущенный.

— Ноги моей не будет внутри форта, — прошипела Сэйбл на ухо Хантеру, намереваясь любой ценой сохранить инкогнито.

Он повернулся и оглядел ее через плечо взглядом, лишенным даже искры тепла. Она встретила его мужественно, высоко вскинув подбородок — старая привычка, только укрепившаяся с течением времени. Хантер отвернулся, пожав плечами с деланным безразличием.

— Поступай, как сочтешь нужным.

— Так я обычно и делаю, мистер Мак-Кракен.