"Сумерки эльфов" - читать интересную книгу автора (Фетжен Жан-Луи)

Глава 4 Отъезд

Когда экспедиция покинула замок, направляясь в Каб-Баг, торговую столицу гномов, дождь уже перестал. Король Пеллегун приказал, чтобы отъезд посланцев Великого Совета прошел без всяких торжеств, но, несмотря на это, все жители Лота высыпали на крепостную стену — настолько необычное зрелище представляла собой странная компания, выехавшая из городских ворот.

Тилль-следопыт смог быстро избавиться от назойливого любопытства толпы, уйдя далеко вперед. Одежда эльфа, меняющая цвет, была уже неразличима на фоне пожухлой травы и листвы в бледно-сером свете зимнего утра. Он всегда ходил пешком, в сопровождении своей собаки и летящего над головой сокола. Тилль мало с кем разговаривал, кроме них, и даже обедал всегда в некотором отдалении от остальных спутников. Вооруженный только луком и длинным острым эльфийским кинжалом, он ничем не отличался от большинства эльфов-путешественников или торговцев, которые почти ежедневно прибывали в Лот, поэтому толпа не обратила на него особого внимания.

Всадники, возглавлявшие процессию, выглядели, напротив, воистину роскошно. Утер Бурый, ехавший впереди, гордо выпрямился на своем вороном коне, и девицы, хихикая, подталкивали друг друга локтями, когда он проезжал мимо — такой юный и такой воинственный, со светло-каштановыми волосами, ниспадающими на матово-стальные доспехи.

Королева Ллиэн ехала следом за ним. На сей раз уже мужчины вытягивали шеи, чтобы полюбоваться на нее. Голова Ллиэн была непокрыта, волосы, по обыкновению, заплетены в косы. На ней был длинный муаровый плащ, заколотый у шеи двойной серебряной застежкой, струящийся до самого крупа ее лошади. Ильра, лошадь королевы светло-рыжей масти, с белой звездочкой на лбу, была одной из подруг Лама, коня короля Ллэндона. На Ллиэн было также муаровое платье с разрезами, под которым была надета тонкая серебряная кольчуга работы гномов — очевидно, такую же Гаэль украл у короля Черной Горы. Голубоватый оттенок ее кожи был особенно заметен по контрасту с мягкими замшевыми сапожками, доходившими до колен. Руки ее были обнажены и от запястий до локтей украшены серебряными браслетами, которые могли служить и защитой — не хуже рыцарских железных перчаток. Оркомиэла, легендарный кинжал, висел у нее на поясе, а лук и колчан со стрелами Кевина-лучника были приторочены к седлу. В толпе раздавались восхищенные возгласы, на которые королева Высоких эльфов отвечала сердечной улыбкой. Но многие при виде ее крестились, особенно богомольные кумушки, боявшиеся эльфов, считая их язычниками, поклоняющимися Луне, и, конечно же, злыми чародеями.

Хмурые и мрачные, с надвинутыми на лоб капюшонами плащей, за ней ехали Цимми и Мьольнир. Приветственные крики, которыми народ встречал Ллиэн, заставляли их лишь еще больше хмуриться. В утреннем тумане они, сидевшие верхом на своих мощных пони, казались каменными глыбами, почти одинаковыми в ширину и в высоту. Внушительное воинское снаряжение Мьольнира тускло поблескивало в сером свете дня, и это выглядело угрожающе.

Родерик, один из стражей Великого Совета, и Фрейр-варвар замыкали шествие. Они были явно довольны такой неожиданной популярностью.

Ноги Фрейра свешивались почти до земли, и казалось, что конь приседает под его тяжестью. Это забавляло горожан, и они не могли удержаться от того, чтобы не бросать ему вслед насмешек (тем более что сами ничем не рисковали, оставаясь под защитой надежных укреплений города), но Фрейр, казалось, их не слышал. С тех пор как он уехал из своей деревни, ему впервые предоставился случай с кем-то поговорить, пусть даже на общем для всех племен языке, который он плохо знал, и он уже успел смертельно надоесть Родерику своими бесконечными историями.

За ними ехали на мулах трое пажей и шли несколько лошадей без всадников, нагруженные багажом, оружием и провизией. Паж-гном, выделяющийся на фоне остальных своим красным плащом, казался таким же высоким, как люди, но всем, кто его видел, это представлялось обманом зрения.

Об этой необычной экспедиции в Лоте с самого утра распространялись самые фантастически слухи. Некоторые считали, что объединение трех из Свободных народов может означать только одно: возобновление войны против Безымянного. Кроме того, разве присутствие в числе прочих варвара с Границ не означает, что именно туда все и направляются? Другие говорили об охоте на дракона (но кто во всем Лоте еще верил в драконов, кроме детей?) и об обугленном трупе, найденном неподалеку от озера, к западу от города. Всего этого было вполне достаточно, чтобы жители предпочитали не покидать городских стен…

Когда последний мул выехал за городские ворота, горожане, стоявшие у крепостных бойниц, устроили отъезжающим прощальную овацию, а затем начали спускаться и, перекрикивая друг друга, обмениваться самыми противоречивыми догадками. Настала очередь других — теперь работники, пришедшие в город устраиваться на службу, нищие и попрошайки, клянчившие милостыню, торговцы и путешественники принялись глазеть на необычную кавалькаду уже за городскими стенами. Затем крестьяне окрестных деревень, от зажиточных до самых бедных, высыпали из своих саманных или глинобитных домов и, разинув рты, таращились на невиданное зрелище. На пути всадников встречались также эльфы, которые склонялись в глубоком поклоне перед королевой, гномы, с трудом бредущие по дороге под грузом купленных товаров, целые гномовские семьи, путешествующие в повозках, чинно и неторопливо. Потом мало-помалу такие встречи стали все более редкими.

Утренний туман сменился мелким дождем, почти таким же неощутимым, но земля на ухабистой дороге размокла, и копыта лошадей скользили по ней.

Ллиэн спешилась и нежно провела рукой по гриве лошади. Внезапно ее лицо исказилось. Она остановилась и поднесла руку к горлу, сжавшемуся от непонятной тревоги.

Потом она увидела его.

Мужчина-ребенок в синем плаще сидел на склоне холма, возле купы наполовину облетевших берез — улыбающийся и молчаливый, как всегда. И смотрел на нее.

— Сердце дракона, я буду тебя ждать.

Ллиэн попятилась и прижалась к боку лошади.

— Ты видишь кого-нибудь? — спросила она, указывая в сторону склона.

Рыжая Ильра повернула голову, навострила уши, фыркнула и снова отвернулась.

— Никого…

Ллиэн отпустила поводья и, быстро взбежав по склону, подошла к купе берез. Никого.

— Что произошло?

Ничего, кроме кустов и деревьев, сверху видна равнина и разбросанные по ней деревушки, а вдалеке — смутные очертания стен Лота.

— Что случилось? — повторил Родерик, который подбежал к ней запыхавшись, сжимая в руке меч.

Ллиэн взглянула на него как сомнамбула, но потом, вернув себе самообладание, ответила:

— Нет, ничего… Мне показалось, что здесь кто-то был.

Город, словно улей, гудел от нескончаемых разговоров. Это было в обычае у горожан, и, хотя обсуждать было особенно нечего, каждый считал своим долгом громко высказать свое мнение — само собой, противное мнениям всех остальных. Это еще сильнее распа-ляло собеседников.

Но по крайней мере один человек в общем шуме и гаме оставался молчаливым. Он улыбался, точно так же, как и все зеваки и праздношатающиеся, мимо которых он торопливо проходил, но не принимал никакого участия в их болтовне. Вооруженный острым как бритва ножом, он ловко потрошил кошельки горожан, слегка толкая их локтем в тот момент, когда лезвие перерезало кожаный шнурок, чтобы те ничего не заметили. Они никогда ничего не замечали. Блейд был одним из лучших воров в королевстве.

Самых неумелых ловили за руку спустя несколько месяцев и незамедлительно вздергивали на городской виселице. Те, что половчей, могли продержаться по два-три года, но в конце концов их находили в темных переулках с перерезанными кем-то из более удачливых воров глотками. Самого Блейда тоже пытались убить. Но его противник не прикончил его, потому что слишком поспешил воспользоваться кошельком жертвы. Три месяца спустя Блейд разыскал его в одной из таверн Тентажеля, портового города, и на следующее утро тот был найден городскими стражниками прибитым гвоздями к собственной двери.

От этой встречи у Блейда остались ужасный шрам на шее и привычка никому не доверять. С тех пор он и стал лучшим.

Осторожно скользя в начинавшей редеть толпе, он углубился в нижнюю часть города и зашел в трактир, чтобы подсчитать дневную выручку.

— Пива! — крикнул он, садясь.

Кошельки оказались тощими. Двадцать медных монет, две серебряные. Достаточно, чтобы прожить неделю, но явно мало, чтобы стоило рисковать жизнью…

— Что они затеяли, все эти эльфы, гномы и рыцари? — спросил кто-то рядом с ним.

— Говорили, они собираются убить дракона, живущего в Северных Землях, — ответил другой голос.

— Единственные драконы в Северных Землях — это гоблины! — перебил третий посетитель, пожимая плечами. — Нет, они отправились искать сокровища! Я знаю, потому что говорил с одним из гномов из свиты Болдуина!

— А почему не с самим Болдуином? — хохоча спрашивали собеседники.

— Да я же вам говорю…

— Пусть их смеются, — сказал Блейд, поворачиваясь к рассказчику. — Садись со мной. Я угощу тебя пивом, но только если твой рассказ будет того стоить.

Человек, моложе остальных, но уже с внушительным брюшком, широко улыбнулся, обнажив редкие почерневшие обломки зубов.

— Так гони пиво, приятель, и раскрывай пошире уши! — заявил он, усаживаясь напротив вора. — Эту историю я слышал от одного из стражников Болдуина, Тиллиона — он из знатных гномов Красной Горы.

— Принесите эля моему приятелю! — крикнул Блейд трактирщику.

Толстяк осторожно взял кружку, подождал, пока осядет пена, отхлебнул и начал рассказ:

— Тиллион мне сказал, что какой-то эльф убил короля Черной Горы и украл у него сокровище. Поэтому, я так думаю, они поехали отомстить за его смерть и забрать сокровище обратно!

— Сокровище, говоришь…

— Вот именно! Кажется, это какое-то оружие, украшенное драгоценными камнями.

Человек одним глотком допил пиво и поспешно встал из-за стола, опасаясь, что Блейд передумает и заставит его платить. Но вор сидел неподвижно. Оперевшись подбородком на руку, он рассеянно поигрывал серебряной монетой, и мысли его, казалось, были далеко. Что ж, может быть, это тот самый случай, которого он ждал так долго… Провернуть хорошее дельце, а потом оставить ремесло, купить землю и зажить как знатный господин где-нибудь подальше, где люди не задают лишних вопросов… У Границ, например. Он прекрасно сумеет защитить себя от диких гоблинов, и никто не сможет оспорить у него его владения.

Тут он вздрогнул: какой-то человек уселся напротив него с глиняным стаканом вина в руке.

— Не стоит верить тому, что рассказывает этот пьяница, мессир. Он пьет с утра до вечера.

— Да, вы правы, — ответил вор. — Но я об этом не думал. Его рассказ меня позабавил и, в конце концов, стоил кружки пива.

— Это точно, — подтвердил новый собеседник с сухим смешком. — Однако…

Блейд почувствовал себя немного не в своей тарелке. Незнакомец, закутанный в бесформенный плащ, не был похож на остальных выпивох. По его щеке тянулся ужасный шрам, доходя до пустой правой глазницы, а своими мускулистыми руками он, казалось, мог разорвать пополам тролля — даже несмотря на то что был невысокого роста и уже в годах.

Он пристально разглядывал Блейда.

— Однако есть и доля правды в этой истории, — продолжал он.

— В самом деле? — спросил вор, поднимаясь. — Ну что ж, рад был познакомиться. Но теперь мне нужно идти.

Одноглазый схватил Блейда за руку и сильно стиснул ее, заставляя того снова сесть на место.

— Выпей со мной!

Он разлил на двоих вино из кувшина и, чокнувшись с Блейдом, залпом опрокинул свой стакан. Блейд заколебался, но тоже выпил. После пива у вина был неприятный привкус…

— Смотри, — сказал человек, отпуская его руку. — Узнаешь это кольцо?

Вор быстро взглянул на кольцо. Оно было золотое, украшенное красным камнем внушительных размеров. Дорогая игрушка… очень неосмотрительно было нести такую в Нижний город… Но тут его собеседник нажал на камень, и тот сдвинулся в сторону, открывая странный узор. Сердце Блейда тут же заколотилось быстрее. На кольце была вырезана руна Беорна — дерево с тремя ветвями,- на общепринятом языке означавшая человека благородного или богатого. Но лишь для немногих посвященных это был знак одного из самых тайных сообществ в королевстве — Гильдии.

Блейд невольно бросил взгляд на свое собственное кольцо, украшенное точно таким же знаком, но медное.

— Снаружи, — прошептал его собеседник, — королевские солдаты. У них есть приказ задержать вора Блейда, как только он выйдет на улицу. У преступника волосы черные, короткие, ни бороды, ни усов, одевается неброско, ни украшений, ни особых примет… Ах да, шрам на шее… но его под воротником не видно. Я вот и думаю: узнают ли они тебя…

Вор вздрогнул, но собеседник продолжал мирно улыбаться. Он скинул надвинутый на лоб капюшон плаща, и Блейд отпрянул — теперь он видел, что это был дворцовый сенешаль Горлуа собственный персоной. Соседние столы мигом опустели — Блейд оказался не единственным, кто узнал герцога.

Горлуа с невозмутимым видом отхлебнул из стакана и снова посмотрел на вора. Теперь Блейду показалось, что в единственном глазу светится насмешка.

— Чего вы хотите?

Сенешаль принялся поигрывать одной из своих косиц, перевязанных красной кожаной лентой, — очевидно, это был привычный для него жест.

— Думаю, ты тот человек, который мне нужен, Блейд… Впрочем, у тебя, кажется, нет выбора…

В течение двух дней кавалькада быстро продвигалась к северу, преодолевая по пятнадцать лье в день. Было холодно, но дождь перестал. На третий день к полудню ледяной пронизывающий туман заволок, казалось, все пространство между землей и небом мутно-серой пеленой. Люди, эльфы, гномы и даже лошади втянули головы в плечи и ехали молча. Уже давно остались позади последние фермы, и теперь кругом простирались лишь пустынные равнины, в это время года казавшиеся особенно унылыми. Снег в Логре выпадал редко и ненадолго — самое большое на несколько недель в году,- но земля и трава становились почти одинакового бурого цвета и раскисали под дождем, что придавало пейзажу какую-то безнадежность.

Крестьяне, живущие на фермах — низкорослые люди с грубыми руками,- все-таки ухитрялись с каждым годом обрабатывать для своих посевов все больше земли и постепенно продвигались все дальше вглубь неосвоенных равнин. Сердца их были более суровыми, чем земля, которую они обрабатывали, и мечтали они о том, чтобы настали наконец времена, когда человек победил бы природу с ее чередованием холода и жары и стал бы хозяином земли, скал и деревьев…

Ласса — эльфийская лошадь, на которой ехал Ллевелин, паж королевы, — вдруг протяжно заржала.

— Я боюсь дождя, ветра, зимы и этих унылых пастбищ! — жаловалась она.

Ллевелин ее не понял. Он не знал языка животные но, как и все эльфы, мог почувствовать, что у них на ду- ше. Он склонился к шее Лассы и тихо запел ей на ухо какую-то песенку.

Черный жеребец Утера насмешливо фыркнул.

— А я-то думал, эльфийские лошади более выносливые, — сказал он.

— Никто не любит дождя и холода, — возразила Ласса. — Но что ты можешь знать о холоде и голоде, если спишь в конюшне и идешь туда, куда тебе велят?

Конь Утеря резко взвился на дыбы, что очень удивило всадника. Ллиэн, ехавшая перед ним, обернулась и, словно для того, чтобы усилить замешательство рыцаря, произнесла что-то непонятное.

Словно повинуясь зову, конь рыцаря подбежал к ней, так что всадник против своей воли оказался бок о бок с королевой.

— Вы… говорите с лошадьми? — спросил Утер, даже не осознав в первый момент, насколько глупо прозвучал его вопрос.

— С лошадьми, собаками, волками и птицами, — ответила Ллиэн без всякого удивления. — Но я знаю лишь по нескольку фраз. А вот Тилль-следопыт знает языки всех животных.

Утер покраснел. В этот момент ему захотелось, чтобы на нем был шлем с глухим забралом, позволивший бы скрыть смущение.

Ллиэн негромко рассмеялась. Мелкие капельки дождя поблескивали на ее лице и черных волосах, отчего она, больше чем когда-либо, казалась сотканной из серебристого тумана, нереальной и почти бесплотной — настолько ее кожа и муаровая одежда сливались с дождевой завесой. А светло-зеленые глаза блестели еще ярче, чем всегда.

— Что-то не так?

Рыцарь вздрогнул и снова покраснел — оказывается, уже больше минуты он, сам не сознавая того, молча смотрел на королеву Высоких эльфов. Ллиэн рассмеялась уже более откровенно, забавляясь его замешательством.

— Кажется, любезный рыцарь, ваш конь успокоился. Может быть, вы доскачете до Тилля и попросите его сделать остановку, чтобы подкрепиться?

Утер Бурый ответил резким кивком и пришпорил коня. Ллевелин, подъехав к королеве, занял его место.

— Красота вашего величества не оставляет равнодушным никого из людей, — заметил он, улыбаясь.

— Так говорят, — ответила Ллиэн, возвращая ему улыбку.

— Тем лучше. Может быть, их будет легче привлечь на нашу сторону, если дело примет скверныйоборот.

Королева Высоких эльфов нахмурилась.

— Утер — один из двенадцати стражей Великого Совета. Он друг эльфов, но также и гномов. И это очень хорошо. Я бы не хотела сделать ничего, что могло бы изменить такое положение.

— Простите меня, королева, — прошептал Ллевелин.

Он придержал своего коня, чтобы между ним и Ллиэн осталась прежняя дистанция. Однако в глубине души он понимал, что прав. Мало кто из людей-мужчин мог устоять перед красотой эльфийских женщин. Поэтому большинство знатных дам Логра издавна старались, чтобы больше нравиться своим мужьям, подражать бледности, изяществу и безмятежному спокойствию тех, кого человеческие легенды порой называли феями, порой — ундинами, сильфидами, белыми дамами или духами леса. Отсюда в королевстве повелась мода на батистовые сорочки, покрывала из тонкого льна, закрывающие голову и шею и делающие лица более узкими, на длинные рукава, полностью скрывающие руки и доходившие до кончиков пальцев, или высокие остроконечные шляпы с вуалями,- одним словом, на все, что помогало казаться выше, тоньше и бледнее. Девушки пудрили лица и почти ничего не ели — вплоть до голодных обмороков, и страдали в тесных узких платьях, в которых невозможно было свободно дышать. И все только для того, чтобы походить на эльфиек…

Ллевелин пожал плечами. Что бы там ни говорила королева, ни один молодой человек не устоял бы перед эльфийкой — если только не боялся эльфийских чар… А такое тоже нередко бывало.

Окрик, раздавшийся впереди, отвлек Ллевелина от его мыслей. Утер и Тилль-следопыт нашли убежище, где можно было остановиться на отдых.

Это оказалась пастушья хижина, где зимой никто не жил, сложенная из грубых камней и почти не защищавшая от ветра и дождя. Однако на короткое время она могла бы дать иллюзию тепла и уюта.

Поскольку хижина была совсем маленькой, эльфы, для которых дождь совершенно не был помехой, остались снаружи вместе с лошадьми.

Гуирр — паж рыцарей — пытался разжечь в хижине огонь, что, учитывая окружающую сырость, было настоящим подвигом, и когда ему наконец это удалось, все собравшиеся наградили его аплодисментами. Мьольнир сменил промокшую одежду, но продолжал ворчать до тех пор, пока высокий паж гномов в красной ливрее не принес первый кувшин вина из съестных припасов.

Вскоре из хижины послышался смех и веселые возгласы. От небольшого костра вовсю валил дым. К нему примешивался дымок от трубки Цимми. Легкий медовый запах табака был приятным и успокаивающим. Эльфы, сидя у порога хижины, тоже ели и перебрасывались шутками, явно желая развеселить гномов; потом королева Ллиэн и сама рассмеялась, услышав смешную историю, рассказанную мастером-каменщиком Цимми, а следом за ней расхохотались и остальные.

Все еще улыбаясь, Ллиэн протянула длинную изящную руку к Родерику, сидевшему недалеко от нее, по другую сторону порога, и прикоснулась к его руке, обтянутой прочным кожаным нарукавником.

— Могу я попросить у вас, рыцарь, серебряную монетку?

Родерик и другие участники экспедиции удивленно взглянули на нее, но королева, продолжая улыбаться (при этом в уголке ее губ появлялась легкая складочка, которую Утер находил очаровательной), повторила:

— Пожалуйста, дайте мне серебряную монетку, мессир.

— Да, конечно, — пробормотал Родерик.

Он начал рыться в своей сумке, ища кошелек, но Утер, опередив его, протянул королеве свою монету.

— Пожалуйста, мадам.

Ллиэн поблагодарила его изящным кивком, взяла монету кончиками пальцев и показала ее всем собравшимся.

— Вы видите ее, мессиры? Серебряная монетка, совсем новая!

Она позвала в свидетели Фрейра, и варвар с довольным смешком подтвердил, что монета настоящая. Он даже попробовал ее на зуб.

— Благодарю вас, господин Фрейр, — сказала Ллиэн, забирая монету и сжимая ее в правой руке. — Значит, она не фальшивая? Настоящая королевская монета?

— Да, будьте уверены!

Королева с легкой усмешкой подмигнула Утеру, потом подняла левую руку и щелкнула пальцами. Когда она разжала правую руку, на ее лице появилось разочарование.

— Ах, какое несчастье, мессир Утер! Ваша монетка… прекрасная серебряная монетка…

На ее ладони лежал обычный медный грош.

— Ну и ну! — воскликнул Фрейр. — Вы это видели? Видели?

Ллиэн улыбнулась, но тут же укоризненно нахмурилась.

— Господин Фрейр! Как вам не стыдно! Вы забрали монетку мессира Утера?

— Я?

Эльфийка обошла вокруг костра, приблизилась к варвару-гиганту и запустила руку в его густую шевелюру.

— Вот она! — воскликнула Ллиэн, снова держа в руках монету из серебра.

Фрейр, как громом пораженный, посмотрел на нее, но потом оглушительно расхохотался, а к нему присоединились и остальные.

Цимми улыбался уголками губ — он был слишком ошеломлен, чтобы смеяться во весь голос. Конечно, это был нехитрый трюк, из тех, что показывают детям бродячие фокусники, но, однако, он не мог понять, как эльфийке это удалось. Он набивал трубку, продолжая размышлять над этим вопросом, не обращая внимания на смех и возгласы остальных.

Тилль-следопыт тоже не смеялся.

Он молча встал, принюхиваясь к запахам, принесенным ветром, словно гончая, и пристально вглядываясь в затянутый тучами горизонт.

Здесь кто-то был.

Еще со вчерашнего дня он ощущал чье-то чужое присутствие. Кто-то следовал за ними, держась на достаточно большом расстоянии, чтобы его не было видно сквозь туман, но все же был здесь, скрытый и молчаливый.

Следопыт вернулся к хижине и слегка дотронулся до плеча королевы Ллиэн.

— Нас кто-то преследует, — сказал он. — Скорее всего, человек. Он один, едет верхом на лошади.

— Ты уверен?

Следопыт улыбнулся, и Ллиэн пожалела о своем вопросе. Тилль никогда не ошибался.

— Убить его? — спросил он.

— Зачем? Может быть, это просто совпадение. Какой-то путешественник едет той же дорогой, что и мы. И потом, раз уж речь идет о человеке, то пусть решение принимают люди. Мы докажем, что не собираемся ничего предпринимать втайне от них… Мессиры!

Королева обернулась к людям и гномам, сгрудившимся вокруг костра, чтобы захватить последние ускользающие крохи тепла. Они, улыбаясь, смотрели на нее в предвкушении нового фокуса, но при виде ее серьезного лица их улыбки исчезли.

Кажется, какой-то человек верхом на лошади едет по нашему следу, принимая все предосторожности, чтобы мы его не заметили.

Утер и Родерик переглянулись. Слова, произнесенные королевой, разом положили конец веселью. Взаимная подозрительность сгустилась в воздухе, словно темная туча.

Мьольнир с наигранной улыбкой поднял указательный палец.

— Кажется, вас и так трое, — сказал он, обращаясь к рыцарям. — Разве этого недостаточно?

— Если даже за нами едет человек, он явно не собирается иметь с нами дела, — ответил Родерик, вставая.

Юный рыцарь передернул плечами, и от этого движения по его доспехам заструились дождевые капли. Ему было не по себе.

— Я пойду попрошу этого человека присоединиться к нам и разделить с нами трапезу, перед тем как он отправится своей дорогой.

— Хочешь, Фрейр пойдет вместе с тобой? — спросил варвар, не находивший никаких поводов для тревоги и больше занятый содержимым своей миски, но все же считавший своим долгом составить компанию товарищу, с которым несколько дней ехал бок о бок.

— Благодарю тебя, Фрейр, — ответил Родерик, улыбаясь. — Но я думаю, нет ничего опасного в том, чтобы позвать одинокого путешественника на ужин.

Варвар пожал плечами и попросил пажа налить ему пива, чтобы не отстать от гномов, опустошавших свои глиняные кружки одним глотком.

Родерик покинул хижину и скрылся в тумане. Утер вышел следом и опустился на землю рядом с королевой Высоких эльфов.

— Вы ведь не подумали, что…

— Я ни о чем не подумала, дорогой рыцарь, — прервала Ллиэн. — Но Тилль никогда не ошибается. Сле дом за нами едет человек, и он прячется. Почему, как вы думаете?

Утер попытался улыбнуться, затем встал и сделал несколько шагов в том же направлении, где только что скрылся его друг за пеленой дождя. Он встряхнул головой, и с волос его полетели брызги, как с мокрой отряхивающейся собаки. Вокруг расстилалась пустынная равнина, на которой, если не считать пастушьей хижины, не было ни единого человеческого жилища, ни пригорка, ни дерева. Дождь не переставал ни на минуту вот уже много часов — мелкий, еле-еле моросящий, но холодный и проникающий, казалось, до самой глубины души, не оставляя места для тепла и веселья. Из хижины донесся раскатистый хохот Фрейра, и Утер обернулся. Эльфы сидели снаружи, прислонившись, к каменным стенам, бледные и неподвижные в своих муаровых одеждах переменчивых цветов. Ему показалось, что Ллиэн смотрит на него, но было слишком далеко, чтобы сказать об этом с уверенностью.

— Утер! Ко мне!

Рыцарь мгновенно повернулся и бросился на зов. Он узнал голос Родерика, звучавший, однако, как-то странно: одновременно яростно и слабо, клокочуще и сдавленно.

Несмотря на тяжелые железные пластины, укреп ленные на его кожаных доспехах, рыцарь бежал быстро и еще успел услышать удаляющийся лошадиный топот, когда оказался рядом со своим другом.

Тот стоял к нему спиной, пошатываясь, одной рукой схватившись за горло.

— Родерик! — воскликнул Утер.

Рыцарь попытался повернуться, но вместо этого резко покачнулся, выронил меч и рухнул на землю. Послышался глухой металлический лязг доспехов. Утер опустился на колени рядом с ним и увидел ужасную рану на его шее. Длинный кинжал проткнул ее насквозь, и конец лезвия, покрасневший от крови, торчал с другой стороны над погнувшимся металлическим отворотом кольчуги.

Родерик открыл глаза и попытался заговорить, но изо рта у него хлынул поток крови. Он захрипел, его тело выгнулось в мучительной судороге, продолжавшейся несколько секунд, а затем он неподвижно застыл на руках Утера.

Утер, окаменев от неожиданности, смотрел на тонкую струйку крови, скользящую по матово поблескивающим металлическим доспехам. Дыхание у него перехватило, и он поднял глаза к небу, не в силах, однако, ни молиться, ни позвать на помощь, ни сделать что-то еще. Ветер переменился, и теперь дождь хлестал прямо ему в лицо. Капли струились по доспехам Родерика, смывая с них кровь, и его тело почти полностью сливалось с землей и побуревшей травой, на которых он лежал. Утер опустил голову, подставляя затылок под холодные струи.

Он впервые видел, как умирает человек. Его друг. Они с Родериком родились в соседних владениях, примыкающих к Стране Дюн, и вместе ходили в школу. Их благородное происхождение, сила и умение владеть оружием сделали их достойными того, чтобы оказаться среди двенадцати рыцарей — стражей Великого Совета, но они родились слишком поздно, чтобы принять участие в Десятилетней войне. А в последую- щие годы королевство Пеллегуна жило в мире… Спо- собности Родерика при отсутствии должного опыта не смогли ему помочь…

Не поднимаясь с колен, Утер подобрал меч друга и положил между его скрещенных рук. Стоит ли прочесть молитву? Монахи всегда молятся, погребая усопших. Но Утер не знал ни одной молитвы и к тому же не был уверен, что Родерик придерживался новой религии…

Он схватил рукоять кинжала и осторожно вытащил его из раны. Лезвие было длинным и тонким, как у стилета. Легкое, не самое опасное оружие. Простая рукоятка, без резьбы и каких-либо украшений. Оружие убийцы, а не воина, предназначенное для того, чтобы его легко можно было спрятать за отворотом сапога или в складках плаща, а не носить открыто на поясе… Утер резко вогнал кинжал в землю и осторожно опустил тело Родерика на траву.

Поднявшись, он увидел, что все его спутники тоже здесь. Фрейр, возвышаясь над остальными на две головы, неотрывно смотрел на тело Родерика, и в его глазах отражалась глубокая скорбь, отягощенная угрызениями совести.

Утер отстранил гномов, стоявших в первом ряду, и, опустив голову, направился к хижине.

— Утер, — прошептала Ллиэн, когда он проходил мимо нее.

Но рыцарь даже не обернулся.

— Утер, я хотела бы…

Тилль удержал королеву за руку. Рыцарь не слушал, что ему говорили, и ее слова тоже оказались бы бесполезными. Следопыт указал Ллиэн на тело Родерика и на кошелек, висевший у того на поясе.

— Посмотри, — сказал он. — Его убили не затем, чтобы ограбить. Я был прав, королева. Этот человека преследовал нас. Хочешь, чтобы я его разыскал?

Ллиэн не успела ответить, потому что Фрейр, проходя мимо, едва не опрокинул ее в грязь. Варвар-гигант взвалил на плечо тело рыцаря, несмотря на тяжелые доспехи, и отправился к хижине следом за Утером.

Путники двинулись дальше, оставив позади Утера и Гуирра, его пажа. Тело Родерика погрузили на мула, освобожденного от поклажи. Убитого рыцаря предстояло отвезти обратно в Лот.

Положив руку на холодные железные доспехи товарища, Утер погрузился в размышления, и паж не смел его окликнуть. Его конь пофыркивал, роя землю копытом. Эльфы, без сомнения, поняли бы, что он хотел сказать, но паж думал о своем: скоро настанет ночь — зимой темнеет рано,- и он останется один, вооруженный лишь луком и кинжалом, и в течение двух дней ему предстоит ехать в Лот с трупом убитого ры-царя, и мало того что в такую собачью погоду, но ведь впридачу убийца несчастного Родерика мог затаиться где-то поблизости и поджидать наступления ночи, чтобы убить и его!..

— Не бойся, — вдруг сказал Утер, словно услышал его мысли. — Тому, кто убил Родерика, не нужны были его деньги. Ему нужны мы. Он пойдет за нами… Но почему?. .

Прервав себя на полуслове, рыцарь взглянул на пажа с вымученной улыбкой.

— Что ж, поезжай… Когда прибудешь в Лот, пойди к сенешалю Горлуа и расскажи ему, как все произошло.

С этими словами Утер схватил поводья своего коня и вскочил в седло.

— Сегодня вечером мы будем в Каб-Баге, — про бормотал он про себя.

Затем пришпорил коня, и тот галопом поскакал на север.