"Доставь его мертвым" - читать интересную книгу автора (Кин Дей)

Глава 7

Латур заставил себя рассуждать логически. Само собой, если он умрет, у Ольги будут развязаны руки и она не преминет снова выйти замуж. И все же он временами думал, что Джорджи никак не мог быть тем человеком, который в него стрелял: тот, кто вчера скрывался в зарослях кустов за домом Лакосты, должен был превосходно знать окрестности Френч-Байю. И кроме того, он должен бы быть уверен, что на обратном пути с винокурни Тернера Латур непременно проедет мимо дома Лакосты. Следовательно, убийца должен знать, зачем его послали к Тернеру.

Латур оставил машину неподалеку от гостиницы “Отель плантаторов”, на соседней улице, и по застланной ковром лестнице поднялся на второй этаж. Как он и ожидал. Том Муллен был здесь. Закрывшись в номере, играл в покер по-крупному.

Игроки настолько погрузились в расчеты, что даже не удосужились поднять головы от карт, когда вошел Латур. Пришлось ждать, пока Муллен, не ожидавший, что ставки так взлетят, оторвался от игры. Воспользовавшись этим, Латур спросил, не могут ли они переговорить наедине.

Первый помощник шерифа поднялся из-за стола, отпихнув от себя стул. Конечно, поговорить можно было только в пустующей спальне — туда и направился Муллен.

— Что это у тебя на уме, Энди? — проворчал он и ткнул пальцем в стул. — Ну, садись и выкладывай.

Латур уселся и пристально взглянул на первого помощника шерифа.

— Мне бы хотелось узнать одну вещь. Вчера, когда я взял ордер и отправился к Тернеру, меня никто не спрашивал? Никто не интересовался, куда я поехал?

Муллен принялся раскуривать погасшую сигару:

— Если честно, не помню. У нас было дел по горло. А почему ты спрашиваешь?

— Да все гадаю, кому это понадобилось в меня стрелять.

Муллен нетерпеливо вздохнул:

— Ради всего святого, Энди, да выкини ты все это из головы! Ну, скажи на милость, а ты чего хотел? Нельзя же прижимать людей так, как ты, а потом надеяться, что они будут посылать тебе вслед благословения, а не пули?!

— О чем ты, Муллен? Я ведь просто делаю то, за что мне платят!

— Да, да, конечно, но зачем же так надрываться? Ну вот, возьми, к примеру, Ланта Тернера. Для чего я послал тебя к нему, как ты думаешь? Хотел, чтобы ты разжился парой лишних долларов. Я ведь тебе сказал тогда — тебе решать, что с ним делать, помнишь? Дал понять, что нужно только прикрыть его лавочку, верно? Или дело обстояло не так?

— Нет, ты прав, так.

— А ты что сделал? Поволок его в кутузку! Ну и что дальше? А дальше вот что, Энди. Только ты ушел, как появился один из молодых щелкоперов, которых полным-полно в офисе Джина Эверта. Один из тех, что он вывез из Нового Орлеана, чтобы переложить на них часть бумажной работы. И мигом вытащил Тернера. Потребовал освободить его под залог. Две сотни зеленых наличными — и Тернер на свободе. Да и Джин в накладе не остался, уж ты мне поверь — скорее всего, ему тоже перепало не меньше сотни. Вот так-то, парень! И десять против одного, что дельце это так и не дойдет до суда. Все выиграли, верно? Кроме тебя, простофиля! — Тут изборожденное морщинами, обветренное лицо Муллена неожиданно смягчилось. — Послушай меня, парень. Послушай старика, который собаку съел на этом деле. Притормози немного, слышишь? Полегче, помягче… вот и все. В конце концов, Френч-Байю — не единственный открытый город, верно? И не последний. Ну что, кумекаешь, о чем я толкую? Эх, молодость, молодость! Небось, презираешь старика?

Латур молча уставился в пол.

— О'кей, — вздохнул Муллен. — Не стану водить тебя за нос. Да, да, мы с шерифом Белушем — просто пара грязных старых мошенников. Мы увязли по самые уши. Конечно, когда-нибудь этому придет конец. Но пока что мы с ним намерены выдоить из этого городишки сколько можно. Хочешь знать, почему? Вот уже давно мы с ним чувствуем, как это приближается. Белуш отслужил почти тридцать лет, я — двадцать пять, и все эти годы мы с ним честно пытались навести хоть какой-то порядок в этом вонючем болоте под названием Френч-Байю, Ей-ей, с аллигаторами и то легче! Мы каждый день рисковали головой, работали как проклятые, а платили нам не больше, чем обычным поденщикам. Ты говорил, что был в Корее, парень, верно? Так вот, ты уж мне поверь — уцелеть здесь так же непросто, как и там. Любой подонок может всадить в тебя пулю — ты и глазом моргнуть не успеешь. Поверь, я знаю, о чем говорю, — знаешь, сколько раз стреляли в меня самого?

— Но ведь это было давно!

— Ну, не так уж давно. Сколько тебе лет, Энди? Двадцать семь, угадал?

— Двадцать восемь.

— А мне пятьдесят. И большую часть этих лет я провел, стараясь, чтобы у меня не поехала крыша от вечных воплей ночных жаб да жалобного воя ветра. Впрочем, чего скрывать, я уже давно привык ко всему этому. Мне нравится испытывать возбуждение. Мне нравится, когда у меня в карманах похрустывают новенькие доллары. Да, у нас открытый город, так что с того? Кому от этого плохо? Ты когда-нибудь видел, чтобы я или старик взяли деньги от толкача наркотиков?

— Никогда.

— Что у нас в городе делают с убийцами?

— Отправляют за решетку.

— А что случилось с тем негодяем, который пару лет назад пытался насильно овладеть девушкой?

— Вы со стариком и остальными ребятами раскрутили это дело.

— Верно. А теперь взгляни на все это по-другому. Порок, на который мы тут закрываем глаза, стар как мир. Человеческую натуру переделать нельзя. Мужчины испокон веков стремились переспать с женщинами, предпочтительно не с законными женами, и было это задолго до того, как Моисей, смешав солому с болотным илом, вылепил первый кирпич. Римские солдаты играли в кости у подножия Святого Распятия. А первое, что сделал человек после того, как сбросил с себя шкуру, — это принялся ломать себе голову, как превратить… ну, не знаю, что они тогда пили!., в то самое пойло, которое всегда можно налить в фляжку и сделать под шумок глоток-другой, чтобы жизнь не казалась такой мрачной. В конце концов, мы не делаем ничего такого, что бы не делали до нас сотни раз в любом другом городе или деревне в этой проклятой стране. Разница только в том, что здесь мы делаем это открыто. Так что успокойся, малыш. Поутихни немного. Заработай немножко деньжат для себя и своей хорошенькой жены. Держу пари, бедняжка заслуживает лучшей доли! — Мул-лен тяжело поднялся с постели. — Не знаю, что тебя гложет, паренек. Конечно, твоя семейная жизнь — не мое собачье дело. Но с того самого дня, как ты вернулся домой, вернулся только для того, чтобы узнать, что на твоем проклятом участке нет ни капли нефти, ты как будто только и ищешь повода, чтобы ввязаться в драку. И это беспокоит не только меня, но и остальных ребят. Хочешь — верь, хочешь — не верь, но мы со стариком оба тебя любим. И отца твоего любили. Ведь ты — потомок одной из самых старинных семей в городе. И что же? Вот уже два года, как ты бродишь с таким видом, будто зол на весь мир, будто вокруг тебя одни лишь враги. Но это не так. Почти все тут тебя любят… или любили бы, дай ты им только шанс.

— Кроме того парня, — сухо перебил Латур, — который уже четыре раза пытался всадить в меня пулю. Причем в один и тот же день.

Муллен тяжело задумался.

— Это-то меня и тревожит! Ладно, давай подождем до завтра, а утром обсудим все со стариком. Глядишь, и придумаем, как прижучить этого сукиного сына! И учти — я забочусь не только о том, чтобы уцелела твоя шкура! — добавил Муллен, тяжело вздохнув. — Нет, парень, я забочусь и о своей. Одному Богу известно, что тут начнется, случись что с тобой! Герой войны, весь в орденах, как майский шест, жена — русская дворянка… то ли графиня, то ли княгиня из бывших… да если тебя прикончат, представляешь, что будет?! Любая, даже самая паршивая газетенка, не говоря уже о крупных, любая студия в тот же день пришлет сюда своих репортеров! — Муллен вытащил скомканный платок и промокнул им взмокший лоб. — А стоит им появиться — фью-у! — свистнул он безнадежно. — Прости-прощай, Френч-Байю! Тут же, того и гляди, увидишь небо в крупную клетку! — Он скривился. — Но, будь я проклят, дело того стоило!

Он вернулся в ту гостиную, где шла игра, и мимоходом ущипнул за грудь одну из девушек, сидевших возле стола.

— На счастье, милочка! — хохотнул он. — Ну, ребята, я готов! Черт, у меня предчувствие, что сегодня мне повезет. Не иначе как придут сразу четыре туза.

Пару минут Латур рассеянно следил за игрой, потом вышел из номера, спустился по лестнице и оказался на улице. Увы, разговор с Томом Мулленом ничего ему не дал. Латуру так и не удалось выяснить, кто был тот человек, который знал, куда он поехал и когда вернется назад, и который к тому же должен был быть уверен, что Латур на обратном пути непременно проедет мимо дома Лакосты. Да, тут есть над чем поломать голову.

Вместо того чтобы забраться в машину, он уселся на ступеньках большого собора, который стоял наискосок от гостиницы.

Да, Муллен не ошибся — он и в самом деле горел желанием ввязаться в драку. И все вокруг казались ему врагами. В том, что у них с Ольгой такие странные, натянутые отношения, вполне возможно, была немалой и его вина.

Мысленно он снова вернулся в Сингапур, в те дни, когда ухаживал за Ольгой. Конечно, она была всего лишь скромной секретаршей британского посольства, но благодаря красоте, образованности и к тому же голубой крови, которая текла в ее жилах, девушка вращалась в самых высоких кругах — как раз в таких, к которым, надеялась, сможет принадлежать, когда выйдет замуж.

И вот именно тогда он, уверенный, что на его земле полно нефти, пообещал бросить к ее ногам весь мир. Он поклялся, что у нее будет большой дом, целый штат слуг, машины и яхты. Господи, да разве можно перечислить, чего он ей только не обещал!

В доме, в котором она жила, было больше тридцати комнат, но только пять из них оставались пригодными для жилья. Весь штат прислуги состоял из молодой негритянки, приходившей раз в неделю помочь с уборкой. Из машин им принадлежал двухлетней давности “кадиллак”, за руль которого ей никак не удавалось сесть, потому что машина вечно нужна была самому Латуру. Что же касается яхты, то в ее распоряжении был двенадцатифутовый ялик с мотором в три с половиной лошадиных силы.

Да, надо признаться, что у Ольги было чертовски много причин быть недовольной.

Латур попытался спрятать раздражение и честно во всем разобраться. Да, конечно, она была недовольна, но выбивалась из сил, стараясь поддерживать в доме порядок: чистила, скребла, мыла, готовила, и не ее вина, что он вечно где-то пропадал и ужин сиротливо остывал на плите.

Но больше всего его раздражало неясное подозрение, что она старается исподволь управлять им. Впрочем, не исключено, что все это — не более чем вздорные выдумки. В конце концов, он ни разу не слышал, чтобы она упоминала о том, что ее семья принадлежала к сливкам аристократии. Ну хорошо, но ведь одним из главных составляющих каждого удачного брака является секс. Пыталась Ольга взять над ним верх или нет, но, честно признался себе Латур, она ни разу не сделала попытки отвергнуть его. Всегда, когда бы он ни захотел ее — днем или ночью, в любой час, — она была счастлива принадлежать ему.

Он вдруг вспомнил, как еще совсем недавно они с женой занимались любовью, и теплая волна окатила его. Нет, ни одна женщина в мире не позволила бы ему то, что позволяла Ольга, если бы была к нему совершенно равнодушна!

И та страсть, с которой она всегда ему отдавалась, не была наигранной. Горевший в ней огонь питала нежность и желание сделать его счастливым. Она никогда не скрывала, что жаждет его ласк и только мечтает быта тем сладостным сосудом, в который он изливал свою любовь.

Латур вдруг почувствовал, как у него загорелись щеки. Черт, а ведь ему и в голову никогда не приходило хотя бы поблагодарить ее или сказать, что он ее любит. Он брал ее мимоходом, торопливо ласкал и уходил. С таким же успехом на ее месте могла бы оказаться одна из девочек по вызову, что сейчас, как жадные мухи, облепили стол, за которым в гостинице играли в покер. Латура просто скрутило от презрения к самому себе. Ну еще бы! Где уж ему вспомнить о жене! Он ведь был так занят, жалея самого себя, что ему и в голову не приходило подумать, а каково приходится ей?

Насколько ему известно, в минуты наивысшего экстаза она иногда называла его русским именем. Может быть, она до сих пор любила другого? Тогда, значит, не он, а сама Ольга воздвигла ту стену, что сейчас стояла между ними.

Он вновь мысленно вернулся к тому дню, когда ему пришлось повторить ей, что он узнал от Джина Эверта о своих сухих скважинах. Как ни странно, она не упрекала его ни в Чем. Ольга не пришла в ярость, не кричала, не устраивала сцен. Насколько он помнил, она даже не плакала. Просто прошептала: “Ох, Энди! Как это ужасно для тебя!” Для него!

Вдруг он почувствовал слабый запах духов и поднял голову. Перед ним на нижней ступеньке лестницы, улыбаясь, стояла девушка.

— Что, одиноко, милый? — спросила она.

— Нет, — мягко усмехнулся Латур. — Надеюсь, очень надеюсь, что уже нет.

Он сел за руль и медленно тронул машину с места. Латур миновал перекресток, откуда брала начало окружная дорога, вилявшая между болот и низин, вплоть до самого участка Лакосты.

Теперь он чувствовал себя намного лучше. Впервые за последние два года в груди его слабо теплилась надежда на лучшее будущее, и Латур поклялся, что, как только убедится, что с Ритой все в порядке, тут же вернется домой и поговорит с Ольгой. Сегодня же. Этой же ночью. Пусть даже ему придется разбудить ее. Они откровенно поговорят, и, может быть, им удастся сломать ту стену непонимания, что стояла между ними.

И он скажет, как сильно любит ее.

Может быть, ослепший от гнева и разочарования, он видел злобную суку там, где была сказочная принцесса?!