"Паутина любви" - читать интересную книгу автора (Карр Филиппа)ОТКРЫТОЕ ОКНООтец был вне себя от горя и с трудом объяснялся. Все это казалось совершенно нереальным: Дорабелла, полная жизни, молодая, красивая… Я не могла поверить в то, что никогда больше не увижу ее. Она была частью моей жизни, частью меня самой. Она не могла умереть, это какая-то ошибка! Я не могла поверить в это, я не должна была верить в это! Все было похоже на какую-то неправдоподобную историю: сказали, что Дорабелла отправилась купаться и погибла при точно таких же обстоятельствах, что и ее предшественница, первая жена Дермота. Слишком уж все совпадало, и был в этом какой-то оттенок нереальности. Отец немногое мог сообщить нам. Думаю, он был слишком потрясен, чтобы воспринять все, что ему рассказали; наверняка он знал лишь одно — Дорабелла умерла! Позвонил Гордон Льюит и сказал, что у него настолько ужасные новости, что он не знает, как изложить их. Потом он рассказал, что Дорабелла отправилась купаться. Похоже, у нее сложилась привычка купаться рано утром. Вряд ли это было подходящее время года для таких купаний, но она заявляла, что холодная вода ее бодрит. Уже это не могло быть правдой: Дорабелла никогда не была любительницей плаванья, хотя в школе она плавала вместе с остальными. Что-то здесь было неладно… Гордон сумел связаться с Дермотом, который в это время был в отъезде, в одном из других имений. Тот был вне себя от горя, и весь дом был потрясен. Мать стояла неподвижно, сложив руки. Лицо ее было пепельно-бледным. Она смотрела на меня, безмолвно выражая свое горе и нежелание верить в случившееся. Потом она прижалась ко мне, как бы делясь своим горем и не веря в то, что случилось столь ужасное событие. — Это невозможно, этого не может быть! — настаивала я. — Я не верю в это! Мать воскликнула: — Мы немедленно отправляемся в Корнуолл! Я сама хочу узнать, как это случилось! В Корнуолл мы приехали поздно. Нас, конечно, никто не встречал, но мы сумели нанять автомобиль, который доставил нас на место. Никто не удивился, увидев нас. — Мы должны были приехать, — сказала мать Гордону и Матильде, встретившим нас в холле. — Это ужасно! — произнесла Матильда. — Я не верю в это! — Мы хотим точно знать, что здесь случилось? — заявил отец. Матильда настояла на том, чтобы мы поели, хотя никто из нас не мог и думать о еде. Разговор шел в гостиной. Матильда, похоже, была слишком потрясена, чтобы вести беседу, так что рассказывал в основном Гордон. — Все случилось так неожиданно, — начал он, — Она отправилась купаться, видимо, когда мы еще спали… — Кто-нибудь это видел? — спросила я. — Ну, в этом нет сомнений: она накануне говорила, что поняла всю прелесть утренних купаний… Мы убеждали ее, что еще слишком рано, что вода не прогреется до середины лета, но она настаивала на том, что ей это нравится… Когда Дермот уезжал, Дорабелла не спускалась обедать с нами, а он уехал в имение Брентон — в один день туда и обратно не обернуться… Накануне утром она тоже плавала: я встретил ее входящей в дом, и она сказала, что это великолепное ощущение — начинать день с купания в море! А потом… на следующее утро… — И что случилось тогда? — потребовала мать. — Ее в то утро вообще никто не видел? — Нет, с утра мы ее редко видели. Мы решили, что она уже позавтракала и отправилась в Полдери, но, когда она не вышла и к ужину, мы начали беспокоиться… Тут пришел один из садовников и сказал, что на берегу лежит одежда Дорабеллы — купальный халат и туфли… Сомнений в том, что они принадлежат ей, не было, так что… есть лишь одно объяснение случившемуся… Мы сообщили об этом в полицию: ее искали лодки, вызвали самолет, но нигде не нашли… Должно быть, ее унесло в море? Возможно, потом тело выбросит на берег? — он отвернулся, закусив губу. — Эти купания… очень не похожи на нее! — сказала я. Гордон кивнул. — Да… нам это тоже показалось странным, но она настаивала, на том, что ей нравится, а здесь сильное течение, и… — И ей об этом никто не говорил? — в отчаянии спросила я. Мое горе было так велико, что мне хотелось на кого-то возложить вину за ужасное несчастье. — Такое могло случиться с кем угодно, — сказал Гордон. — Люди здесь постоянно купаются, и время от времени… — Я не могу в это поверить… — На берегу была ее одежда, а Дорабелла исчезла… Я могла только сидеть, сжимаясь от горя и цепляясь за спасительное неверие. Только так я могла выдержать это. — Бедный Дермот! — вздохнула Матильда. — У него разбито сердце! Он осуждает себя за то, что уехал, и ужасно страдает… Это случилось так скоро после свадьбы, а как он гордится своим малышом!.. Мне невыносимо думать об этом! Больше сказать было нечего. Мы сидели в тупом безнадежном молчании. Я отправилась в детскую проведать Тристана! Он спал. Няня Крэбтри бросилась ко мне и, обняв, крепко прижала к груди, повторяя: — Какой ужас… моя мисс Дорабелла! — Няня, этого не может быть! Это же неправда, верно? Покачав головой, она отвернулась. Няня всегда стеснялась проявлять свои чувства открыто, но глаза у нее покраснели, и она сопела. Была у нее такая привычка, обычно это означало возмущение или недоверие. Она сказала: — А что же будет с осиротевшим малышом? Наверное, леди Денвер заберет его? — Об этом еще не было разговора. — Ну, так будет, и чем раньше, тем лучше! Надо нам уезжать отсюда, никогда мне здесь не нравилось! Отчего-то здесь в дрожь вгоняет: все эти разговоры насчет семейной вражды, насчет того, что с тобой будет, если ты сделаешь то-то и то-то… За всю жизнь столько чепухи не слышала! Да, так было бы лучше всего: мы отвезем мальчика в Кэддингтон, в нашу старую добрую детскую! Ее губы тут же задрожали, и я поняла — она вспомнила меня и Дорабеллу, когда мы были совсем маленькими. Я подошла к колыбели и взглянула на Тристана. — Он на вас смахивает, мисс Виолетта, — сказала няня. — Уж не знаю, почему, но мне он больше напоминает вас, чем его мать. Крэбтри взяла его, сонного, на руки. — Присядьте-ка, — предложила она. Я села, и она передала ребенка мне. Меня охватило чувство нежности: Тристан выглядел таким беззащитным. Мгновенно исчезло чувство отчаяния и безнадежности: у меня осталась частица Дорабеллы! Покинув детскую, я отправилась в комнату матери. Она сидела, уставившись невидящим взглядом в окно. Услышав, что я вошла, она повернулась. Я сказала: — Я была в детской… — Бедная няня! Она тоже разбита горем! — Она считает, что нам следует забрать Тристана и отвезти его в Кэддингтон. — Мы тоже так думаем, твой отец и я. Это — естественное решение… — Няне Крэбтри не нравится этот дом. — Думаю, никому из нас не захочется побывать здесь снова! — А что с Дермотом? Не забывай — Тристан и его сын! — Дермот, похоже, сам не знает, чего хочет! — в голосе матери появились сердитые нотки. Подобно мне, ей хотелось возложить на кого-нибудь вину за случившееся. Несомненно, она считала, что если бы Дермота не угораздило уехать, то всего этого не случилось бы. Почему он не смог позаботиться о своей жене? Почему не запретил ей купаться в том же самом месте, где погибла его первая жена? Но запретить Дорабелле, это значило — подтолкнуть ее продолжать то же самое… Бедняга Дермот! Он был так же потрясен, как и мы, и мог лишь замкнуться в своем горе. Я знала, о чем сейчас думала мать: если бы Дорабелла не познакомилась с Дермотом, если бы мы никогда не видели этого дома, сейчас она спокойно сидела бы в родном гнезде с обеими дочерьми! Я понимала ее: она хотела побыстрей уехать из этого дома, как и няня Крэбтри. Мы должны были возложить на кого-нибудь вину, хотя бы на сам дом. — Я хочу как можно быстрее уехать отсюда! — воскликнула мать. — А ты не думаешь, что произошла какая-то ошибка? У меня не выходит из головы, что она жива… Я понимаю, что говорю глупости, но мы с ней… временами чувствуем себя почти одной личностью. Частенько я читала ее мысли… и я никак не могу избавиться от чувства… это почти уверенность… что она где-то… что она вернется… — Я понимаю, понимаю, — нежно сказала мать. — Мне самой в это не верится, однако мы должны смотреть правде в лицо, и лучшее, что мы можем сделать — побыстрее уехать отсюда! У меня не хватало слов, чтобы объяснить матери, даго, несмотря на доказательства гибели Дорабеллы, у меня оставалось чувство, что она жива, что я еще увижу ее. Я не могла и не хотела смириться с фактом ее смерти! Мать сказала, что поговорит с Матильдой, заявит, что мы уезжаем и забираем с собой Тристана. Позже меня изумили ее слова о том, что Матильду потрясло это предложение. — Она взглянула на меня чуть ли не с отвращением, — сообщила мне мать, — и сказала: «Не знаю, согласится ли с этим мистер Трегарленд! Этот ребенок — его внук! Это крупное поместье, наследник которого — Дермот, а впоследствии — Тристан, и в семье существует традиция: наследник должен воспитываться здесь!» Я сказала, что мы не собираемся лишать ребенка семьи, просто сейчас более удобно воспитывать его в Кэддингтоне. В конце концов, мы тоже его дедушка и бабушка, а нам легче жить в своем доме. Я поняла, что Матильде очень не нравится эта идея. Она сказала, что изложит ее мистеру Трегарленду. Я спросила, имеет ли она в виду Дермота? «Дермота и его отца, разумеется», — таков был ее ответ, Я заметила, что, по моему мнению, Дермот не слишком разбирается в уходе за младенцами, а его отца, должно быть, этот вопрос не слишком интересует. К тому же я уверена, сама она так занята домашним хозяйством, что не сможет должным образом позаботиться о младенце. «У нас есть няня Крэбтри, — сказала она, — и она, конечно, останется». Я была поражена! Я-то думала, что они будут рады, если мы заберем Тристана с собой. — И что же теперь будет? — Не знаю, Матильда говорила так, будто против этого может возражать старик. Чего-то я, видимо, не понимаю? Ладно, думаю, все будет в порядке. Однако случилось по-иному: мистер Трегарленд был тверд. — Я понимаю ваши чувства и уверен в том, что мальчик получил бы у вас прекрасное воспитание, но он рожден Трегарлендом, он — мой внук! В свое время он станет владельцем поместья! Нет, нет, я очень благодарен вам за предложение, но я не могу позволить мальчику оставить родной дом! Мы с матерью были ошеломлены, а отец сказал: — Придется смириться с тем, чтобы ребенок остался здесь. Бедняга Дермот поддержит своего отца. Он сейчас слишком потрясен: он потерял жену, и полагаю естественным, что он не захочет терять и сына! Вопрос долго обсуждался, и, наконец, мать смирилась с тем, что ей не позволят забрать с собой Тристана. Я же была в нерешительности: поначалу мне хотелось как можно быстрее покинуть это место, но теперь я поняла, что не хочу уезжать. Меня не оставляло ощущение, что Дорабелла жива. Я была уверена в том, что еще увижусь с ней, что произошла какая-то ошибка. Я искала самых невероятных объяснений: скажем, ее унесло в море; она потеряла память; ее подобрало какое-то судно. Она где-то находится! Ее тело не было найдено, и до тех пор, пока этого не произойдет, я буду уверена в том, что она жива. Конечно, это было глупо, но мне следовало за что-то уцепиться. Мы были с ней так близки; мы были, по ее словам, одной личностью, между нами существовали узы, по ее словам, «невидимая паутинка». Я продолжала чувствовать наличие этих уз. Потом Дорабелла приснилась мне, и в этом сне она повторила то же, что говорила в свое время наяву: «Помни о своем обещании. Если меня не будет, ты должна позаботиться о моем ребенке! Поклянись…» Я же дала ей обещание. Это была священная клятва, и я должна была выполнить ее. Матери я рассказала: — Когда-то Дорабелла совершила странный поступок: она заставила меня поклясться в том, что если ее не станет, я должна позаботиться о ее ребенке… — Что? — воскликнула мать. — Она пришла ко мне ночью и сказала, что мы с ней всегда были одним целым и, если с ней что-то случится, позаботиться о ее ребенке должна я. Я поклялась в этом! Когда ты уедешь, я останусь здесь! — Виолетта, послушай меня, это звучит очень благородно, но ты не можешь остаться в этой глуши! Это несправедливо по отношению к тебе! Ах, если бы Трегарленды перестали упрямиться и отдали Тристана! Но я решила, что, несмотря на все препятствия, мне следует сдержать слово, данное Дорабелле. У меня появилась возможность поговорить с Дермотом. Выглядел он озабоченно, исчезла его живость, глаза покраснели, и пальцы рук дрожали. Я с трудом узнавала того веселого и беззаботного молодого человека, с которым мы когда-то познакомились в Баершиер Вальде. Он без конца повторял: — Я не могу поверить в это, Виолетта! Я просто не верю! В его глазах появилось безумное выражение. — И совершилось это так же… — пробормотал он. — Что это может значить? Я покачала головой. — Точно так же, как странно, как могли они обе, одинаково? — Ей не следовало ходить туда купаться. — Я понимаю, но я не думал, что такое может случиться! Ведь некоторые купаются по утрам, — он прикрыл глаза ладонями. — Она начала делать это неожиданно, примерно за неделю до этого: стала ходить на море рано утром. Я был удивлен, она всегда удивляла меня, именно это и делало ее такой привлекательной! — Да, я знаю. У Дорабеллы появлялась какая-нибудь идея, она с энтузиазмом воплощала ее, а потом совершенно о ней забывала! Он грустно покивал головой. Бедный Дермот, он, действительно, глубоко любил ее! Я, наконец, поняла, что он — слабый человек, передавший все в руки Гордона Льюита и не желающий ни за что отвечать. — Дермот, мне нужно поговорить с вами, по поводу Тристана. Он поднял на меня глаза, полные слез, а я продолжала: — Однажды у нас с Дорабеллой произошел очень серьезный разговор. Теперь мне думается, у нее было предчувствие того, что она недолго проживет. Это было незадолго до родов, и тогда я решила, что она просто боится умереть во время их. Мы с ней были исключительно близки, как это иногда бывает у близнецов. Она попросила меня позаботиться о Тристане, если ее не станет! Мы бы забрали его в Кэддингтон, но ваш отец против этого. Однако я дала слово Дорабелле и собираюсь сдержать его, я обязана сдержать его! Я хочу здесь пожить и присмотреть за Тристаном. — Я рад этому! Я чувствую, что это ей понравилось бы! — Дорабелла твердо требовала этого, даже заставила меня дать клятву. Дермот, можно ли мне пожить здесь… до тех пор, пока все не утрясется? Сейчас я в замешательстве и ни в чем не уверена, но если бы я могла остаться… Если бы вы сказали Матильде и своему отцу, что Дорабелла особенно подчеркивала, что в случае… — Я поговорю с отцом и Матильдой! — в голосе Дермота вдруг прозвучала решительность. — Я уверен, что Дорабелла хотела бы именно этого! Благодарю вас, Виолетта, я рад тому, что вы остаетесь здесь! Вскоре после этого родители уехали. Им не хотелось покидать меня, но все было пока неясно. Мать сказала, что я «загоняю себя в тупик». Она, должно быть, думала, что Ричард Доррингтон помог бы мне пережить это ужасное горе. В такое время, по её мнению, лучше было смотреть в будущее. Мальчик же был слишком мал, чтобы осознавать потерю матери, а к тому же возле него оставалась нянюшка Крэбтри. Мать считала, что в свое время Трегарленды поймут — Тристану лучше жить у родителей матери. После прощания с ними мне стало очень грустно, я отправилась в детскую, к Тристану. Взяв его на руки, я сразу ощутила умиротворенность. Нянюшка Крэбтри глядела на нас. Мы были ее детьми: и я, и Тристан, к она хорошо понимала, что значит для меня потеря Дорабеллы. Она сказала мне: — Он узнает вас: взгляните-ка на его личико! Мы с вами, мисс Виолетта, позаботимся, чтобы у него все было в порядке! Через несколько дней после отъезда родителей я получила письмо от Ричарда: Письмо очень утешило меня. Какой добрый и понимающий человек Ричард, но я удивилась тому, что с момента, когда разразилось это несчастье, я ни разу не вспомнила о нем. Меня удивило появление в доме Джоуэна Джермина. Одна из служанок сообщила мне, что он в холле и желает видеть меня. На ее лице я заметила выражение удивления и интереса. Конечно, было удивительно, что он набрался храбрости зайти сюда, а интерес был вызван тем, что она предвкушала возможность первой разнести такую потрясающую новость. Правда, однажды в этот дом его уже приглашали, но это было давно, и с тех пор должно было родиться множество новых слухов. Я не сомневалась в том, что смерть Дорабеллы будет объясняться таинственной связью с той давней враждой. Я спустилась в холл и увидела Джоуэна, стоящего спиной к камину, с руками, сложенными за спиной. Ступив вперед, он взял меня за руки и крепко сжал их. — Я очень соболезную вам! — искренне сказал он. Мне было трудно говорить, и он продолжал: — Я должен был зайти! Может быть, этого не следовало делать, но иного пути встретиться с вами я не видел. — Спасибо вам за это! — Мне хотелось поговорить с вами! Я слышал, что вы остаетесь здесь, хотя ваши родители уже уехали? — Да, дело в ребенке… — Может быть, мы съездим куда-нибудь вместе, если это возможно? Меня ждет автомобиль. Я заколебалась. При такой перспективе мое настроение поднялось. Я могла просто известить Матильду о том, что буду отсутствовать на обеде. Когда мы выехали на проселочную дорогу, Джоуэн сказал: — Я знаю тихое местечко возле пустоши, там можно уютно посидеть. — Полагаю, вы уже знаете о случившемся все? — Обо всем я не знаю, но в округе говорят лишь об этой трагедии. — Случившееся мне до сих пор кажется невероятным… И, глядя в пустоту, я вспоминала смеющееся лицо Дорабеллы, как она упрекает меня за какое-то только что высказанное самодовольное замечание. Я отдала бы все, чтобы услышать ее смех вновь! Сняв руку с руля, Джоуэн на мгновение положил ее на мою. — Итак, вы остались, хотя ваши родители уехали… — Да, я помогаю ухаживать за малышом. — Ага… вместе с нянюшкой, которую зовут Крэбтри… — Она нянчила мою сестру и меня. Мать вновь наняла ее, когда родился Тристан. — Ее имя часто упоминается. — Вы имеете в виду слухи? — О да, в них она выглядит настоящим драконом! Во всяком случае, она не общается с местными. — По-моему, она просто, презирает людей, не имевших чести родиться в Лондоне. Мы помолчали. Я чувствовала, что он хотел бы договорить о трагедии, но не знает, как это на меня подействует. Мы сидели за столиком небольшой таверны на краю пустоши, когда Джоуэн, печально взглянув на меня, сказал: — Вы не возражаете против разговора на эту тему? — Она все время занимает мои мысли, — призналась я. — Вам не кажется эта история несколько странной? Вы верите в необычайные совпадения? — Полагаю, такое случается. Вы имеете в виду то, как все это выглядело? — Да, двое — и погибли совершенно, одинаково! А вы знаете, что здесь об этом говорят? Что это месть Джерминов Трегарлендам! — Не может быть, чтобы в это верили! — Верят и считают это доказательством того, что вражда прочна, как никогда, и что попытка покончить с ней не понравилась моему несчастному предку! — Полагаю, все объясняется совершенно естественно: Дорабеллу никак нельзя было назвать хорошей пловчихой! Зато первая жена Дермота, если верить ее матери, плавала хорошо… Я не могу понять, почему Дорабелле пришло в голову купаться по утрам. Если бы я была здесь… Мне не следовало уезжать! Она не хотела отпускать меня, точнее, умоляла остаться. Я сказала, что вскоре вернусь, и что, когда ребенок чуть подрастет, она сможет приезжать к нам… и все это произошло в мое отсутствие… — Вам кажется, что если бы вы находились здесь, то смогли бы предотвратить несчастье? — У меня такое чувство, что этого не произошло бы! Некоторое время Джоуэн молчал. — Все это странно! — продолжил он. — Две женщины погибают при одинаковых обстоятельствах! Здешние, естественно, начинают строить свои предположения. Конечно, все это могло произойти естественным путем: моя прабабка не хотела жить и сама вошла в море с намерением не возвращаться; Аннетта… у нее мог случиться неожиданный приступ судороги; а ваша сестра… ну, с ней могло случиться то же самое. Необычным здесь кажется только одно совпадение — у мужчины были две жены, и обе утонули в одном и том же месте! — Так что же предполагают местные? — Я не знаю подробностей, но мне немного не по себе. Думаю, вам следует быть осторожной! — Что вы имеете в виду? Вы… что-то подозреваете? — Я не могу понять своих чувств, просто мне не нравится мысль о том, что вы там находитесь… в месте, где произошли два таких события! Я удивленно взглянула на Джоуэна. Он всегда казался мне человеком сугубо практичным, далеким от каких-либо фантазий. — Так что же, по-вашему, может произойти со мной? — Я не знаю, но считаю, что вы живете там, где происходят необычные события, вот почему я хочу, чтобы вы были осторожны! — И чего же все-таки я должна опасаться? — Я не знаю, просто у меня предчувствие, какие-то неприятные ощущения… Если бы это не касалось вас, я бы не обратил на них внимания. Я вопросительно взглянула на него, и Джоуэн посмотрел прямо мне в глаза. — Меня волнует ваша судьба, возможно, именно поэтому я так переживаю происходящее. — Очень мило с вашей стороны! Он покачал головой: — Это чувство, которое я не контролирую. Все это слишком затейливо для того, чтобы быть естественным… и мне неприятно, что вы находитесь в центре этих событий. — Вам было бы легче, если бы я уехала отсюда? Он грустно улыбнулся мне. — Меня вовсе не радовало ваше отсутствие, напротив, я воспринимал это безрадостно, но я предпочел бы, чтобы вы вернулись не из-за этого, а по иной причине! Обращайтесь ко мне… в любое время, когда вам что-нибудь понадобится, и звоните! Вы знаете мой номер телефона? Номера я не знала и под его диктовку записала в книжечку. Я чувствовала, что впервые с того момента, как я услышала о смерти Дорабеллы, мое настроение поднялось. Я была благодарна Джоуэну за заботу. Я рассказала ему о том, как обещала сестре заботиться о Тристане, если ее не станет. — Все это было очень странно, словно она знала, что вскоре умрет! Она заставила меня поклясться, потому что не хотела, чтобы ребенком занимался кто-то другой. В общем, я осталась здесь потому, что Трегарленды не разрешили нам забрать Тристана с собой. — Значит, я должен чувствовать к ним благодарность: если бы они позволили вам забрать ребенка, вы, видимо, никогда не вернулись бы сюда! — Очень может быть, во всяком случае, посещения не были бы частыми. Наклонившись над столом, Джоуэн взял меня за руку: — Я чувствовал необходимость встретиться с вами. Вы ведь знали, что я так поступлю, правда? — Пожалуй, нет! Я не думала, что вы решитесь. — Послушайте, я все время размышляю о случившемся. Если вы почувствуете, что нуждаетесь в ком-то, кому можно довериться… в помощи… Закрыв сумочку, я сказала: — У меня есть номер вашего телефона, и я могу теперь связаться с вами в любое время… Я так и сделаю! В конюшне я встретилась с Сетом. Когда он увидел меня, у него изменилось выражение лица, и он посмотрел на меня своим загадочным взглядом. — Я же говорил, мисс, — так оно и получилось! Я понимала, что он имеет в виду: он предупреждал меня о привидении, живущем в море, а я отнеслась к этому с недоверием. Теперь он указывал мне на то, что я ошибалась. — Бедная леди! Взяла и пропала… прямо как та, другая. Видать, ее заманила эта… которая другая! Слова он произносил неразборчиво, глотая окончания, и понять их было нелегко Я часто задумывалась — вполне ли он сам понимает, что хочет сказать, но какие-то рассуждения в его затуманенной голове, должно быть, все же выстраивались. Он неуклюже прислонился к стене конюшни. — Наверное, Звездочку мисс хочет? Я вдруг изменила первоначальное решение. — Нет, спасибо! Пожалуй, я пройдусь пешком. Кивнув, Сет пробормотал: — Я же ведь говорил, разве нет, мисс? А вы мне тогда не поверили, верно? Бедная леди, кто бы подумал. Она смеяться любила, эта леди, она была… ну, как та, другая! Они, конечно, не слушали, они смеялись… а их… — Ты видел, как моя сестра пошла купаться? — спросила я. Он покачал головой. — Нет, я этого не видел. — А видел ли ты, как уходила купаться первая миссис Трегарленд, Сет? В его глазах появилось хитрое выражение. — Нет… нет, я-то ничего не видел! Вы ее спросите… я не видел… — Кого спросить, Сет? Он отвернулся, мотая головой, но в его глазах я успела заметить страх. — Я вообще ничего не видел, — продолжал он. — Не видел я! Она, наверное, просто взяла и пошла в море, я тут ни при чем. Бедный Сет! Он действительно не знал, о чем говорил, он жил в мифическом мире. В его глазах все еще держалось беспокойство, бесформенный рот слегка приоткрылся. Он был озадачен, пытаясь, похоже, что-то понять, а мой вопрос явно разволновал его. Я вышла из конюшни. У меня был еще час времени. Нянюшка Крэбтри была занята в детской и не любила, чтобы в это время ее беспокоили. С моря дул легкий бодрящий ветер, пропитанный солью и запахом водорослей. Я выбрала дорогу мимо утёса на Полдери, но, как только добралась до городка, пожалела о том, что не пошла иным путем. Слишком много было здесь людей, а поскольку я была связана с трегарлендской трагедией, это делало меня объектом всеобщего внимания. Я проходила мимо лавки с шерстью. На пороге стояла миссис Полгени. — Добрый день вам, мисс Денвер! Как делишки? Денек сегодня неплохой выдался. В ее маленьких глазках виднелось любопытство. понимала, что у нее на уме: я была сестрой той, которая «пошла, значит, купаться, и ее утопили. Все из-за этой вражды!» Люди здесь большей частью верили в это. Вся их жизнь была пронизана предрассудками. — Приятно видеть вас, мисс! — это был один из рыбаков, чинящий свою сеть. Я знала, что, как только отойду на несколько шагов, он скажет своему приятелю: «Это та, что из Трегарленда, у которой сестру…» Спасения от этого не было. Я пересекла мост и направилась к западным утесам. Море было спокойным, только покрыто легкой рябью, а белые барашки видны лишь на волнах, ритмично набегавших на черные скалы. Волны накатывались и откатывались с равномерным спокойным рокотом. Я подошла к коттеджу на утесе и остановилась, чтобы заглянуть в сад. Там росло растение, которое я принесла из Трегарленда. Как я заметила, оно хорошо прижилось. Должно быть, меня увидели из-за аккуратных кружевных занавесок, потому что дверь открылась и хозяйка вышла на дорожку навстречу мне. — Здравствуйте, мисс Денвер! — Доброе утро, миссис Парделл. Подойдя поближе к забору, она произнесла, как мне показалось, озабоченным тоном: — Как у вас дела? — Все в порядке, спасибо, а у вас? — На цветочки смотрите? — спросила она, кивнув на них головой. — Так, значит, зайдете, может? Чуть-чуть поболтаем, чашечку чая? Я охотно согласилась. Вскоре я уже сидела в гостиной, глядя на портрет Аннетты, в то время как миссис Парделл на кухне готовила чай. Она вошла с подносом и, разлив по чашкам чай, сказала: — Это было просто ужасно! Представляю, что вы чувствуете: мне ли это не знать! — Да, конечно. — Все точно так же, правда? Мне это кажется немножко странным! Она пристально взглянула на меня. — Не нравится мне это, заставляет задуматься, верно? Она придвинулась поближе ко мне. — Вы, значит, решили здесь остаться? — Да, из-за ребенка. — Так есть ведь нянька… из Лондона, кажется? — Да, она вынянчила меня и сестру. Моя мать говорила ее приехать сюда, она ей полностью доверяет, а я пообещала сестре, что если… что-нибудь случится, я позабочусь о малыше. — Значит, вы здесь… Местные все время говорят о привидениях и прочем… Терпеть не могу такую болтовню! Надо же, привидение! Уж от моей Аннетты избавились не привидения! — Избавились? — Пусть мне никто не пытается втолковать, что она не знала, как себя вести в воде! А как плавала ваша сестра? — Вот ее никак не назовешь хорошей пловчихой! Но правде сказать, меня очень удивило, что она стала купаться по утрам. — Мне-то ясно… — Что вам ясно? — Ну, у мужчины было две жены, и обе погибли одинаково… Вам это ни о чем не говорит? — А о чем это говорит вам? — Что здесь дело нечисто, вот о чем! Он женится, лотом жена ему надоедает… и, прощай любимая, было очень приятно… только я считаю, что пора этому положить конец! — О, это невозможно! — А почему? Обе пропали одинаково! Море под рукой, так что очень удобно… Если сработало раз… почему бы не попробовать еще? — Вы не знаете Дермота Трегарленда! — Не знаю мужа своей дочери? Туда меня никогда не приглашали, но я его знаю! Уж в любом случае я знаю, как они погибли: моя дочь… ваша сестра… Ясно, что он избавился от них! — Миссис Парделл, это абсурдно! Если бы он избавлялся от них, то не стал бы убивать вторую жену точно так же, как первую. Это привлекает внимание… заставляет людей задуматься… — Послушайте, мисс Денвер, вы слишком наивны! Вы что, не помните дело Ландрю? Того мужчину, что убивал своих жен ради денег вскоре после свадьбы? Он заманивал их в ванну и топил, нескольких подряд — одним способом! — Я хорошо знаю Дермота Трегарленда: он не может совершить и одного убийства… не говоря уже о двух! — Слишком вы доверчивы, мисс Денвер! Если бы вы читали детективные романы, вы бы все поняли: убийца всегда тот, кого меньше всего подозревают! — Все это может быть случайностью! Она покачала головой: — В это вы меня не заставите поверить! Я представляю, как вы переживаете за сестру, а разве мне не пришлось пройти через это? Теперь вы здесь живете, мисс Денвер, и вам нужно следить в оба — вот в чем ваша задача! Наверняка в этом доме что-то очень неладно! Еще чашечку чая? — Нет, спасибо, я уверена — вы напрасно думаете так о Дермоте Трегарленде! — Господи, лучше бы дочь не выходила за него замуж! Наверняка сейчас она была бы жива. Я бы пережила, если бы она нагуляла ребенка… но этого мне не пережить! Теперь я хочу знать, если бы я точно знала… — Я понимаю, что вы имеете в виду: если что-то знаешь наверняка, то легче смириться с фактом. — Это верно, — она пристально взглянула на меня, — вы — разумная девушка, мисс Денвер. Смотрите в оба, смотрите, нет ли у него на уме подыскать жену номер третий? — О, что вы! Он совершенно разбит горем! Она недоверчиво глянула на меня: — Ну конечно, ему же нужно, чтобы мы так думали, да? — Я уверена, что он не притворяется! — Убийцы очень хитрые! Они ведь хотят, чтобы все сошло им с рук. — Только не две жены подряд и одинаково, миссис Парделл. — А Синяя Борода? Несмотря на всю серьезность разговора, я не могла не улыбнуться. — Послушайте, не будьте слишком доверчивы! — воскликнула она. — Глядите в оба! Я рада, что вы зашли. Я вас все время вспоминаю: очень мило, что вы подарили мне это растение. Не хотелось бы мне, чтобы с вами что-то случилось! — Со мной? — Ну, когда люди пытаются выяснить то, что другие хотели бы скрыть, они подвергают себя опасности. Вы следите, только так, чтобы он этого не заметил! С портрета мне улыбалась Аннетта. Она умерла, и ее тело выбросило на берег через несколько дней после того, как она утонула. А Дорабелла… Возможно, найдется и ее тело? Прощаясь с миссис Парделл, я пообещала ей вновь зайти. Я шла обратно в Трегарленд. «Бедная миссис Парделл! — думала я. — Мы с ней похожи: наше горе так велико, что мы хотим найти виновника, и она выбрала Дермота». Бедный, разбитый, бестолковый Дермот! Он менее всех годился на роль Синей Бороды. Мысль об этом была настолько абсурдна, что я даже улыбнулась ей, — такого со мной давно не случалось. Встретившись лицом к лицу с Дермотом, я припомнила слова миссис Парделл и вновь подумала, что она очень ошибается. Дермот сидел в саду, глядя вниз, где море мягко накатывалось на камни. Когда я, подойдя, села рядом, он слабо улыбнулся мне. — Дермот, хватит горевать! — А вы не горюете? — Нам обоим пора прекратить это… — Я не могу прекратить думать! Почему она сделала это? И почему меня здесь не было?Я положила ладонь на его руку. — Нам нужно постараться пережить это горе! — Вы на это способны? — чуть ли не со злостью спросил он. — Я все время думаю о ней! Вы помните, как я впервые встретил вас возле того коттеджа? Взглянув на Дорабеллу, я сразу понял, что это — та самая! Она отличалась от всех, кого я прежде знал: она была так полна жизни, радости… Вы понимаете, что я имею в виду? Она смеялась просто потому, что была счастлива, а не оттого, что видела нечто забавное!.. — Я понимаю, о чем вы говорите… — Она была единственной и несравненной… и ее не стало! Даже неизвестно, что с ней. Как вы думаете, может быть, она найдется? — У меня такое предчувствие, что это случится. Бедный Дермот, вам пришлось пережить это… дважды! Он сразу изменился. Казалось, он замкнулся, лицо его стало жестким. — Там. было другое дело! — Аннетта тоже утонула! — Это не то же самое: Дорабелла была для меня всем! — Аннетта… — Я не люблю о ней говорить, а ваша сестра… Я знаю, как вы относились к ней… так же, как я. Вы ведь были очень близки. Я боялся… всегда боялся потерять ее! Нет, я думал не об этом, просто я считал себя недостойным ее, боялся, что она найдет кого-то другого! Временами… — Она была вашей женой, Дермот! — Я понимаю, но… — А я не понимаю! — перебила я. Он нахмурился, а я продолжила: — Расскажите мне… — Ну, она была не из тех, кто поступает определенным образом только потому, что так принято. Она не питала уважения к общепринятым нормам, любила их нарушать… — Что вы имеете в виду? — спросила я. Дермот молчал и чувствовалось, уже жалел о только что сказанном. Наконец, он сказал: — Аннетта… она тоже была веселой, живой, добродушной, но если бы не будущий ребенок, свадьбы не произошло бы. С Дорабеллой все было по-иному… Меня ничто не интересует, все кажется пустым, не стоящим внимания… Я взвалил все дела на Гордона… В большей степени, чем когда-либо. — Но вы всегда так поступали, разве нет? Некоторое время Дермот пустым взглядом смотрел на море. — Я рад, что вы здесь, Виолетта! Рад, что вы с ребенком… — Вы же знаете, это желание Дорабеллы. — Я знаю. Нянька хороша, но она старовата. Ребенку нужно, чтобы возле него был кто-то помоложе, и вы… вы можете заменить ему мать. Вы ведь надолго останетесь здесь, правда? — Полагаю, лучше всего было бы мне отправиться в Кэддингтон, забрав с собой Тристана и нянюшку Крэбтри. — Мой отец против этого… — Да, он совершенно ясно заявил об этом. Что ж, нужно посмотреть, как будут складываться дела. Я еще немножко посидела рядом с Дермотом: мы смотрели на море и думали о Дорабелле. Нянюшка Крэбтри разволновалась: — Тристан подхватил насморк! Не слишком сильный, но мне это не нравится, нужно проследить за ним. Он лежал в колыбельке и тихонько хныкал. Я подошла и взяла его на руки. Тристан успокоился. У него была милая привычка хватать меня за палец и крепко сжимать его, как бы не желая отпускать от себя. — По-моему, у него легкий жар? — заметила я. — Есть немножко, — согласилась няня. — Надо подержать его в тепле, вот и все. В полдень пришло письмо от Ричарда. В четверг, а сегодня была среда. Я восприняла это сообщение со смешанными чувствами. Конечно, мне хотелось видеть Ричарда, но он наверняка будет убеждать меня оставить Корнуолл, а как раз этого я делать не собиралась, во всяком случае — сейчас. Что ж, я выслушаю то, что он собирается сказать, и заставлю его понять, что я пообещала Дорабелле заботиться о ее сыне, причем это священная клятва, которую я обязана выполнить любой ценой. Ричард — разумный человек, он поймет. Весь день я думала о нем, вспоминая, как приятно мы проводили время, и чем дальше, тем больше мне не терпелось встретиться с ним. На следующее утро я первым делом отправилась в детскую, к Тристану. — Все еще хлюпает носом, — сказала няня. — Придется его светлости еще денек побыть без прогулок! К концу дня позвонил Ричард: он только что прибыл в отель «Черная скала» и приглашал меня пообедать с ним. Я приду в отель, или он явится ко мне? Если я приду в отель, мы сможем побыть вдвоем. Он уже, позаботился об автомобиле, так что сможет подвезти меня. Мы решили, что именно так и следует поступить. Я сообщила Матильде о приезде Ричарда. Она, похоже, обрадовалась и сказала, что это пойдет мне на пользу. Когда он прибыл, она приняла его очень дружелюбно. Тут же оказался Гордон, я представила их друг другу, а через некоторое время поехала вместе с Ричардом в отель «Черная скала». Это было приятное место, с террасой, выходящей на море. Черная скала, в честь которой был назван отель, была хорошо видна отсюда, и мы с Ричардом посматривали на нее. — Наверное, вы уже скоро должны вернуться? — спросил Ричард. — Пока у меня нет определенных планов. Сейчас события управляют нами, а не мы — ими. — Понимаю, это было ужасным потрясением! — Дело сейчас в ребенке… — Дело в том, что ребенок потерял мать… и тянется ко мне, я чувствую это. — Но он слишком мал, чтобы ощутить потерю? Ричард недоверчиво поглядел на меня. — Возможно, вам трудно понять это… — начала я. — О нет, я прекрасно понимаю ваши переживания! — возразил он. — Все случилось так неожиданно, как удар, и вы пока не полностью ориентируетесь в происходящем… У меня был разговор с вашей матерью. — И что она сказала? — Она считает, что вам следует оставить Корнуолл и возвращаться домой. Она полагает, что здесь должны здраво рассудить и отпустить с вами ребенка. Она сказала, что так будет лучше для всех, и она надеется, что все, в конце концов, поймут это. — Не знаю… — Наверняка это лучший выход! Если вы решились… относительно нас с вами… будет просто естественно, что ваша мать заберет этого ребенка. — Видите ли, есть и другие соображения: в свое время это поместье будет принадлежать ему, и его дед хочет, чтобы он воспитывался здесь. — А ваша мать сказала, что этот дед — довольно странная личность, и у нее складывается впечатление, что он просто привередничает. Она уверена, что в глубине души ему все безразлично. — В любом случае следует считаться и с мнением отца Тристана. — По словам вашей матери — это слабая личность: он смиряется с обстоятельствами. — Это не совсем так, просто сейчас он очень тяжело переживает потрясение. — Да, конечно. Хватит, впрочем, об этих людях, поговорим о нас. Скажите, вы что-нибудь решили… о нас? — Я была не способна думать о чем-то еще, кроме того, что случилось! — Вы уже пережили это, так что… — Мы всю жизнь жили бок о бок с Дорабеллой, пока она не вышла замуж. Мне и сейчас не верится, что ее нет, и ни о чем другом я думать не могу! Ричард пал духом и, по-моему, расстроился. — Извините, Ричард! Я просто не могу сейчас заглядывать далеко вперед. — Я понимаю, — примирительно ответил он. — Позвольте, я расскажу вам о событиях в Лондоне. Моя мать надеется, что вы приедете и некоторое время погостите у нас. — Да, — вяло согласилась я. — Что касается Мэри Грейс, то она очень скучает по вас… — Она закончила тот портрет? — Да, он вызвал восхищение, и уже двое претендуют на право позировать ей! Вот видите, как много вы сделали для нашей семьи? Ах, Виолетта, я уверен, у нас все будет хорошо! Пожалуйста, прошу… подумайте об этом! Я уверен, что это — самое лучшее решение! Я не была так уж уверена в этом. Конечно, Ричард. судил здраво, считая, что моя мать вполне способна позаботиться о ребенке, но он понимал далеко не все. Конечно, я была рада видеть его, но здесь многие события выглядели по-иному, не так, как из Лондона. Ричард сообщил, что может задержаться всего на два дня: он обязательно должен быть в понедельник в Лондоне, так что выезжать следует в воскресенье. Жаль, что ехать сюда так далеко. — Вскоре я снова смогу приехать, а вы позвоните, когда решите что-нибудь определенное. Я буду ждать звонка! Я чувствовала, что он слишком во многом уверен. Похоже, он считал почти решенным то, что я выйду за него замуж. Хотелось бы мне обладать его уверенностью. Казалось, он не понимал, что случившееся не давало возможности строить долгосрочные планы. Я продолжала думать о Дорабелле. Может быть, все обстояло бы иначе, умри она естественной смертью? Я никак не могла избавиться от странного ощущения, что она жива, — наверное, потому, что не видела ее мертвой. В общем, радостной встречи у нас не получилось, так что я не слишком жалела, когда настало время отправляться назад, в Трегарленд. На следующий день няня Крэбтри забеспокоилась с раннего утра. — Я хочу, чтобы пришел доктор и взглянул на Тристана! У него хрипы! Это уже не насморк, похоже, что-то с грудью. В общем, хочу, чтобы его посмотрел доктор! — Мы немедленно вызовем его! Я сама позвоню. Я отправилась проведать Тристана. Он был бледен и лежал в колыбельке с закрытыми глазами. Было ясно, что он очень болен, и я решила присутствовать при врачебном осмотре. Я позвонила Ричарду, поскольку мы договорились, что он заедет за мной в десять часов: я собиралась показать ему окрестности. Я сказала ему, что после визита доктора позвоню и сообщу, когда мы сможем встретиться. Доктор прибыл лишь к одиннадцати часам, извинившись за задержку. Одна из его пациенток должна была рожать, и он задержался у нее. Он осмотрел Тристана. — Довольно неприятная простуда! Берегите его от сквозняков, и через денек-другой он должен поправиться. Присутствовавшая тут же Матильда заявила: — Няня Крэбтри проследит за этим, я уверена! — Сами знаете, как бывает с детьми, — сказал доктор. — Быстро заболевают и быстро поправляются, нужно только смотреть, как бы это не перекинулось на легкие. Закутайте его потеплей, пусть слегка попарится, и скоро все будет в порядке. Когда доктор ушел, Матильда спросила меня: — Что с вашим знакомым? — Я отложила встречу с ним, надо позвонить. — Сейчас подадут обед. Почему бы вам не пригласить его сюда? Я позвонила Ричарду и передала ему приглашение Матильды. Он принял его, похоже, без особого удовольствия. Я постепенно узнавала Ричарда: он терпеть не мог, когда разрушались его планы. Он приехал, и обед оказался очень приятным. Дермот отсутствовал: он был не в силах встречаться с людьми, зато Гордон с Ричардом быстро нашли общие темы. Обед закончился в половине третьего, для дальней поездки не оставалось времени, так что мы решили посидеть в саду. Там было очень хорошо — позади нас стоял дом, впереди расстилалось море, а вниз к пляжу сбегали дорожки. Всякий раз, глядя на пляж, я представляла сбегавшую туда Дорабеллу… сбрасывающую халат вместе с туфлями на камень, так, чтобы их не унесло в море… Нельзя было сказать, что день удался. Ричард наверняка остался недоволен изменением наших планов, которое, по-моему, он считал совершенно неоправданным: его краткое пребывание здесь было испорчено ракой-то простудой ребенка. Тем не менее, он был очень любезен и продолжил свой рассказ о событиях в Лондоне. Мы говорили про Эдварда и Гретхен, про спектакли, которые ему удалось недавно посмотреть. По-моему, он пытался дать мне понять, какой насыщенной и интересной может быть наша совместная жизнь. Рассказал он и о своей работе: сейчас он вел дело, где его клиента обвиняли в мошенничестве, и сам он сомневался в невинности подзащитного. — А что происходит, когда вы пытаетесь убедить суд присяжных в том, во что сами до конца не верите? — спросила я. — Про себя я думаю, что лучше бы его признали виновным. — Должно быть, вы многое узнали о человеческой природе, — сказала я. — Да, пожалуй. Мы поговорили о ситуации в Европе, которая, по его словам, становилась все более серьезной. Англия и Франция совершили ошибку, не вмешавшись в австрийский вопрос. На этом дело не закончится, следующей будет Чехословакия. Гитлер уже проинструктировал Конрада Хенлейна вести там агитацию. — Хенлейн — лидер немецкого меньшинства и устраивает демонстрации судетских немцев. Конечно, Гитлер планирует аннексировать Чехословакию. Очень неприятные предчувствия! — Что, по вашему мнению, может произойти дальше? — Гитлер захватит Чехословакию, и все скажут: «Ну, это далеко от нас, какое нам до этого дело?» Дальше собственного носа люди не видят, они умеют только зарывать голову в песок, а тех, кто видит опасность, называют поджигателями войны. Нам следует вооружаться, Чемберлен это понимает. Уверен, он отбросит политику миротворения, чтобы мы как можно скорее вооружались. — Вы думаете, что будет война? — Такая возможность есть, но, если бы она разразилась сейчас, мы оказались бы неподготовленными к ней. Даже сейчас есть такие, которые голосуют против вооружения. Лейбористы, либералы и несколько консерваторов проголосуют против, и тогда… — Вы рисуете мрачную картину, Ричард! — К сожалению, да, но она определяется развитием событий. Нельзя же верить в то, что Гитлер удовлетворится Австрией? Вскоре он захватит Чехословакию, потом попытается занять Польшу, а потом… что будет потом? Именно те, кто громче всех требуют мира, и являются причиной войн! — Будем надеяться, что этого не случится! — Ни одна из предыдущих катастроф не случилась бы, если бы люди были более дальновидными. — Вы считаете, что еще что-то можно сделать? — Уже поздновато, но если мы, французы и весь остальной мир будем держаться вместе, то это может положить конец гитлеровскому захвату. — Я думаю о Гретхен… — Да, бедняжка чрезвычайно озабочена. — Я рада, что она здесь, с Эдвардом. — Она думает о своей семье и о своей стране. — Наверное, это ужасно — видеть, что делают с твоим народом! Я смотрела вниз, на пляж, и представляла ее… сбрасывающую халат… вбегающую в море. Нет… нет… не могу поверить в такое! Море еще было очень холодным, и большинство людей начинает купаться не раньше, чем в мае, а Дорабелла любила комфорт и всегда была склонна к лени… Я не могла поверить в случившееся, просто не могла! Я вспомнила о присутствии Ричарда. — Не считайте, что меня не интересует то, о чем вы говорите, — пробормотала я. — Просто я не могу не думать о Дорабелле… — Вам нужно уехать! — сказал он мне. — Лучшее, что можно сейчас сделать, — это уехать подальше отсюда! — Он сжал мою руку. — В Лондоне все будет по-другому, там у вас найдется, чем заняться, и не останется времени для печальных размышлений. — Наверное, вы правы, но только не сейчас, Ричард! Я должна подождать, мне нужно разобраться в самой себе. Он грустно кивнул, и мы продолжали сидеть. Матильда присоединилась к нам. — Я надеюсь, что вы останетесь поужинать с нами? — сказала она. — Так приятно принимать лондонских друзей Виолетты! Ричард принял приглашение. Перед отъездом он напомнил мне, что должен возвращаться в Лондон и завтра — его последний день здесь. — Устроим что-нибудь по этому поводу? — предложил он. В субботу нянюшка Крэбтри ворвалась ко мне с раннего утра. Я только что проснулась и еще лежала в кровати. Ричард должен был заехать за мной в десять, и нужно было к этому подготовиться. Следовало как-то возместить ему разочарование предыдущего дня. С первой секунды я поняла, что дело плохо. Няня Крэбтри была бледна, но глаза у нее горели. Она была страшно возбуждена. — Немедленно нужен врач! Я подскочила. — Тристан? — воскликнула я. — Значит, ему хуже?.. Я немедленно позвоню доктору! — Обязательно! Перекинулось на грудь… он с трудом дышит! Нужно побыстрей! Набросив халат, я побежала вниз. Нянюшка Крэбтри бежала за мной. Пока я звонила, она стояла рядом. Доктор сказал, что прибудет через час. — Насколько все серьезно? — спросила я няню. — Это один Бог знает! Началось все в четыре утра. Мне показалось, что он кашляет… Я проснулась. Когда имеешь дело с детьми — сразу просыпаешься. Я зашла к нему и вижу: все одеяльца сдернуты, и не знаю, поверит ли кто, но окошко возле колыбели раскрыто настежь! Как специально, чтобы продуло! Я глазам не поверила: я же кутала его так, что ему ни за что не развернуться, и окно сама запирала! А ветер с моря холодный! Наверное, кто-то из горничных, хотя не знаю, что бы им делать в детской? Я ему перестелила, и он уснул… — Должно быть, он ужасно промерз? — До мозга костей, вот что получилось! Нужно молиться, чтобы это была не пневмония, слишком уж он маленький! Если бы знать, кто открыл это окно, — я бы убила его! Я поднялась к Тристану. Он был закутан в одеяло, а по бокам лежали грелки. Личико пылало, и время от времени по телу пробегала дрожь. Глаза потеряли блеск. Открыв их на несколько секунд, он вновь опустил веки. От страха мне стало дурно: я поняла, что он действительно серьезно болен. — Скорей бы уж доктор пришел! — сказала нянюшка. — Что он там тянет? — Он сказал, что будет через час, а прошло всего минут пятнадцать. Няня… что ты думаешь об этой болезни? — Ничего хорошего: у него уже была простуда! Я оставляла его спящим и хорошенько укутанным, думала, ему будет лучше сегодня! У детей все быстро проходит: не успеешь испугаться, что он заболел, глядишь, через полчаса опять свеженький, но здесь я, беспокоилась. Тут ведь ничего не знаешь… всякое случается. Значится говорю, в четыре… услышала, что кашляет, и пошла сюда. Как вошла — прямо остолбенела! Смотрю — лежит раскрытый, а ветер дует прямо на него! Ну, я сразу же захлопнула окно и начала его кутать, греть. Он был прямо, как ледышка! Что он хорошенько простыл — это ясно! Быстрей бы уж доктор пришел! Я успела умыться и одеться к приходу доктора. Он сразу прошел к Тристану, и по выражению его лица я поняла, что наша тревога была не напрасной. — Придется хорошенько заняться им! Это не пневмония… пока. Что ж, будем делать все возможное. Он крепкий мальчишка, но слишком еще мал… совсем малыш. Когда я его осматривал в прошлый раз, он выглядел уже неплохо. — Я обнаружила его полностью раскутанным! — сказала няня. — Только в ночной рубашечке… Мне не верилось в происходящее. Сначала погибла Дорабелла, а теперь под угрозой была жизнь ребенка? В этом доме таилось какое-то зло! Матильда была глубоко озабочена. — Бедняжка! Я думала, что у него просто простуда, и, по правде говоря, считала, вчерашний вызов доктора ненужным. — А я рада, что мы вызвали его вчера! — заметила я. — Теперь он видит, какие изменения произошли за сутки. — Это… опасно? — Доктор не исключает этого, все так неожиданно! Я чувствую… — Я отвернулась, и она взяла меня под руку. — Я понимаю вас: одно за другим! Бывает в жизни такая полоса: кажется, все катится под откос! — Няня зашла к нему рано утром и нашла его совершенно замерзшим. Он был весь раскрыт, а окно распахнуто настежь… прямо напротив колыбели! — Это няня оставила его открытым? — О, нет! Она ни за что бы не допустила такой оплошности: из окна дует прямо на колыбель, а она очень следит, чтобы не было сквозняков. Результат может оказаться катастрофическим. Слава Богу, она вовремя проснулась! — Ну, одеяла ребенок мог разметать сам, но кто открыл окно? — Няня говорит, что ничего не понимает, что укутала его так, что ему ни за что было не развернуться. И уж наверняка она не оставляла окно открытым! — Должно быть, все же оставила, видимо, забыла. Все-таки возраст… — Я никогда не думала о ее возрасте, она управляется ничуть не хуже, чем раньше. За Тристаном она ухаживает, как и за нами. Она очень внимательна! Матильда пожала плечами. — Во всяком случае, это произошло, теперь главное — выходить Тристана. Доктор Льюс очень опытный, и он сделает все возможное. Как вы думаете, мне можно проведать Тристана? — Я не знаю, каковы распоряжения доктора. Давайте поднимемся и спросим няню. К двери детской подошла нянюшка Крэбтри. — Я наблюдаю за ним! Будут изменения к худшему — сразу же вызову доктора! Матильда была поражена: — Неужели дела настолько плохи? — Его нельзя оставлять без присмотра! Мисс Виолетта, вы здесь нужны. — Ваш друг… — начала Матильда. Я совсем забыла про Ричарда! Я взглянула на часы. Была половина десятого, а я обещала быть готовой к десяти. — Вам следует прогуляться и провести приятно день, — сказала Матильда. — Я не могу провести день приятно, я все время буду думать о Тристане! — Вас следовало бы остаться, мисс Виолетта, — настаивала няня Крэбтри. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь заходил сюда и раскрывал окна! Она глядела рассерженно и решительно. Мы с Матильдой обменялись взглядами, и я сказала: — Понимаете, он действительно серьезно болен… Она на цыпочках подошла к колыбели. — Ах, бедняжка! Он и в самом деле плохо выглядит. — Я его выхожу! — заявила няня Крэбтри. — А уж если узнаю, кто раскрывает окна в детской, я знаю, что с ним делать! — Она повернулась ко мне. — И чтобы он раскрывался, я не хочу: его нужно держать в тепле. Во второй половине дня доктор зайдет взглянуть на него. — Если я могу оказать какую-то помощь… — предложила Матильда. — Вы очень любезны, миссис Льюит, но мы как-нибудь сами справимся! — заявила няня. Матильда беспомощно взглянула на меня. Сказав няне, что вернусь через минуту, я вышла вместе с Матильдой. — Вам не следовало бы разочаровывать этого милого молодого человека, — сказала она. — Я могла бы помочь няне, а вы прогулялись бы вместе с вашим другом. — Это невозможно, я должна знать, что здесь происходит! Я позвоню ему и все объясню. Я так и сделала. Ричард был удивлен, разочарован и рассержен. Я прекрасно понимала его: он совершил такое путешествие ради встречи со мной. Я уже разочаровала его вчера, а теперь еще и это… Сказав, что заедет к нам во второй половине дня, он повесил трубку. Мне было жаль, но всерьез меня заботил лишь Тристан. Я понимала, что его состояние опасно. Доктор сказал вполне достаточно, а то, что он собирался нанести сегодня повторный визит, подтверждало худшие опасения. Мы с няней Крэбтри сидели в детской, ежеминутно бросая взгляды на колыбель. Если ребенок начинал беспокоиться, нянюшка тут же оказывалась возле него, бормоча нежные слова и поправляя постельку. Разговаривая со мной, она выражала возмущение. Кто-то вошел в комнату и раскрыл окно. Зачем? Может быть, кто-нибудь из помешанных на свежем воздухе людей, которые считают, что всякая атмосфера нездорова, за исключением той, что сбивает вас с ног и заставляет синеть от холода? Если бы она узнала, кто открыл это окно, она бы уж позаботилась, чтобы этого человека и близко не было возле детской! — Я все думаю… взять и открыть окно, зачем? На этот вопрос у меня не было ответа, и я припомнила, что Матильда намекала на то, будто няня уже старовата и могла сама забыть открытое окно. Нет, это невозможно! Няня сама тщательно укутала Тристана, а доктор особенно подчеркнул, что ребенка нужно держать в тепле. Но кто? Кто-нибудь из служанок явился туда после того, как няня Крэбтри оставила Тристана на ночь? Это было смехотворно, но, может, она что-то принесла… решила, что в комнате душно и открыла окно? Нет, никто бы такого не сделал! Неужели действительно няня Крэбтри забыла закрыть окно? Так или иначе, но это произошло, и результат был налицо. Всю первую половину дня мы провели возле Тристана. Няня Крэбтри сказала, что мы не оставим его ни на минуту. Если ей нужно было покинуть ненадолго комнату, возле ребенка обязательно должна была находиться я. Ричард приехал во второй половине дня и попросил съездить с ним в отель. Я отказалась, заявив, что не смогу ни на чем сосредоточиться, я постоянно буду думать о происходящем здесь. Матильда предложила Ричарду остаться на обед, и он согласился. Я спустилась вниз, зная, что в случае необходимости няня тут же вызовет меня. Доктор уже был и сказал, что состояние ребенка, по крайней мере, не ухудшилось. Настроение было тягостным. К нам присоединился Дермот. Его лицо было изможденным и осунувшимся. Гордон пытался как-то развлечь Ричарда, поддерживая разговор о поместье, юриспруденции и ситуации в Европе. Я была рада, когда обед закончился. Сразу после обеда Ричард решил вернуться в Лондон, хотя раньше он собирался уехать туда в воскресенье, а в Лондоне ему совершенно необходимо было оказаться в понедельник. Его визит получился неудачным, но меня занимали только мысли о Тристане. В течение ночи мы с няней Крэбтри попеременно дежурили возле колыбели: пока дежурила она, я дремала в её постели. Утром дыхание Тристана стало, похоже, полегче. Доктор заявил, что доволен результатами осмотра, что нам, скорее всего, удалось избежать пневмонии. — Ну, сегодня ночью ты, моя милая, должна хорошенько отоспаться! — сказала мне няня, — А ты, нянюшка? — Я тоже посплю, хотя буду поблизости. Думаю, худшее уже позади… теперь уже не так опасно. Всю жизнь меня удивляет, как быстро малыши поправляются. Я действительно хорошо поспала, потому что была измотана, а утром первым делом пошла в детскую. Меня встретила радостно улыбающаяся няня. — Взгляни-ка на него! Вот он у нас какой! Ты зачем, мой господин, решил напугать нас? Ах ты, маленький баловник, ты и впрямь нас напугал! Гляди, какой он! Я поцеловала Тристана, и он зачмокал от удовольствия. Я была переполнена счастьем. Я написала Ричарду, сообщив ему, что искренне сожалею об испорченном визите. Тристан почти поправился. Доктор сказал, что через несколько дней он совсем войдет в норму. Я представила его читающим письмо. Он действительно был очень расстроен, и я была уверена, что теперь он считает, будто мы напрасно подняли панику: ребенок был вовсе не так уж сильно болен. Я задумалась над тем, не изменилось ли его отношение ко мне? Мое к нему, кажется, изменилось. Это было, конечно, нечестно с моей стороны: его разочарование было вполне обоснованным. В тот же день мне позвонил Джоуэн Джермин. Не желаю ли я прокатиться с ним в Брекенлей? Я согласилась, и в девять тридцать мы выехали. Он сказал, что мы съедим завтрак в одном знакомом ему местечке. Он должен заехать на одну из ферм, возможно, и мне будет там интересно. День был очень приятным. Наступала весна, и живые изгороди украсили патриотические цвета: красный, синий и белый. Джоуэн знал, что у меня был гость из Лондона. — Я вижу, новости распространяются по-прежнему регулярно! — заметила я. — В этом вы всегда можете быть уверены! — ответил он. — А с ребенком, значит, были неприятности? — Да, пришлось нам поволноваться! Теперь с Тристаном все в порядке, и мы очень рады, но он был действительно серьезно болен. — Я слышал, что вас постоянно посещал доктор? Вы расскажете мне об этом подробней за завтраком. Дальше можно ехать только след в след, поезжайте за мной. Так мы ехали по самой пустоши. Там мы пустили лошадей в галоп и вскоре подъехали к «Королевской голове» — симпатичной на вид таверне. На вывеске была изображена голова некоего монарха — должно быть, одного из Георгов. Когда мы расположились за столиком, Джоуэн сказал: — Расскажите мне про вашего гостя. — Это наш друг из Лондона, адвокат. — И он приехал повидать вас? — Да. — Близкий друг? — Мы встречались в Лондоне, он — друг Эдварда. Вы знаете, кто такой Эдвард? Он не знал, поэтому я вкратце рассказала, какое место занимает Эдвард в нашей семье. Его эта история заинтересовала. — Моя мать относится к Эдварду как, к родному сыну, — добавила я. — Вы унаследовали ее склонность заботиться об осиротевших младенцах? — А что с юристом? Вы ведь не смогли развлечь его так, как он, должно быть, надеялся? Я не удержалась от улыбки: — Зачем мне что-нибудь рассказывать вам? У вас превосходная информационная служба! — И все равно расскажите, люблю слушать истории. — Тристан простудился… весьма серьезно. Няня Крэбтри вызвала доктора, который сказал, что ребенку следует оставаться в постели и находиться в тепле… Я рассказала ему про открытое окно, про то, как Тристан оказался без одеяла, и что из-за этого он чуть не заболел пневмонией. — …Мы просидели возле него всю ночь, няня Крэбтри и я. Никого другого она не хотела подпускать. Она уверяет, что кто-то вошел и раскрыл окно! — И специально раскутал ребенка? — О нет! Я думаю, он сам раскрылся. — У него есть такая привычка? — Нет, такого раньше не было… — Значит, он раскрывается только при сквозняке? Я внимательно взглянула на него. — Мы же не можем спросить у Тристана, почему он решил раскутаться? Думаю, его беспокоил жар и то, что он был слишком укутан… — А я думаю, не мог ли кто-нибудь зайти в детскую и открыть окно? — Миссис Льюит считает, что няня Крэбтри сама открыла окно и забыла его закрыть. — Она рассеянна? — Я никогда такого за ней не замечала… особенно если речь идет о ее обязанностях! — А ребенок был уже болен! Вам это не кажется странным? Мне бы не хотелось, чтобы вы там оставались! — А где же мне быть? — Я хочу сказать, что, к сожалению, вы не можете забрать ребенка и увезти к своей матери… но я говорю не вполне искренне, поскольку если бы вы уехали, то что случилось бы со мной? Подумайте, как одиноко мне было бы без вас. — Вы это серьезно? — На вас это не похоже — задавать глупые вопросы, ответ на которые заранее известен! Я ничего не ответила, и некоторое время мы молчали. Я чувствовала, что давно мне не было так хорошо. Быстрое выздоровление Тристана подняло мой дух, а общество Джоуэна всегда доставляло мне удовольствие. Наконец, он произнес: — У вас есть какие-нибудь планы на будущее? Я покачала головой. — Вскоре кое-что решится без нас, — проронил он. Я вопросительно взглянула на него, и он продолжил: — Я имею в виду события за границей. — Разве это касается нас? — То, как развиваются события, увеличивает вероятность этого! Вам нравится, как здесь кормят? — перевел он разговор на другую тему. — Да, очень. — Нам надо как-нибудь еще заглянуть сюда. Я часто тут бываю. Он рассказал мне о ферме, которую мы должны были посетить. Нужно было решить вопрос относительно строительства нового амбара. День оказался и в самом деле интересным. Я поболтала с женой фермера, пока Джоуэн был занят с ее мужем, и услышала о том, что лучшего землевладельца для арендаторов трудно найти. — Лучше и не бывает! — говорила она. — Нам повезло, что мы арендуем землю у Джермина! Совсем другое дело у тех, кто на земле Трегарленда. Ах, извините, мисс, я совсем забыла, что вы как раз оттуда. Какая ужасная история с вашей бедняжкой сестрой!.. Я слышала, малыш в последнее время приболел? Значит, новости распространялись с такой скоростью? Назад мы возвращались по той же самой дороге, впервые с момента гибели Дорабеллы у меня было легко на душе. Когда мы прощались, Джоуэн взял меня за руку и внимательно посмотрел в глаза. — Сохраняйте осторожность, особую осторожность! — Он едва уловимо нахмурился и добавил: — Помните, я недалеко от вас. — Это очень утешает! — весело ответила я, но на самом деле я сказала это всерьез. |
||
|