"Пообещай мне лунный свет" - читать интересную книгу автора (Финч Кэрол)Глава 10На следующий день значительно похолодало, впрочем, Кейро не была уверена, что именно этим объясняется неукротимый озноб, охвативший не только ее тело, но и душу. Натянув на себя целый ворох одежды в тщетной попытке спастись от пронизывающего ветра, она продолжила путь, следуя за мужчиной, которого успела полюбить, но теперь возненавидела с такой же неуемной страстью. Он окончательно пал в ее глазах, и Кейро не могла сдержать своего отвращения, ловя на себе взгляды Лоутона. Когда же он в очередной раз принялся напевать себе под нос «Скачу к своей Л у», она не выдержала. — Я уже говорила, что вы начисто лишены слуха, — в раздражении выпалила она, — и ваше бессмысленное мычание ничего не меняет! — Должен же я чем-нибудь занять свои мысли, раз уж ты не разговариваешь со мной, — объяснил Лоутон. Ледяная холодность Кейро вкупе со все время ухудшающейся погодой не способствовали хорошему настроению Лоутона. Вдобавок его по-прежнему мучило чувство вины за свой поступок. Он понимал, что в присутствии Кейро едва ли сумеет вернуть себе способность ясно мыслить. Но и расстаться с ней было невозможно. Не исключено, что стоит ему выпустить ее из виду, как она подкрадется и подстрелит его. Судя по всему, она все еще здорово злилась. — Занять мысли? — переспросила Кейро. — Какие мысли? Насколько я могу судить, у вас их нет и не может быть. — Черт возьми, я же извинился! — Извинились? — фыркнула Кейро, — И думаете, что вам достаточно извиниться, а потом взмахнуть рукой, и все волшебным образом изменится и станет как раньше? — Она гневно сверкнула глазами. — Что ж, даже если вы извинитесь сто раз подряд, моя рука все равно будет болеть ничуть не меньше. «И мое сердце тоже», — добавила Кейро уже про себя. — Что мне сделать, чтобы доказать тебе, что я действительно сожалею о своей ошибке? — Прыгнуть со скалы в пересохший ручей, вот что, — ехидно проговорила Кейро. Лоутон вздохнул: — Когда-нибудь ты и сама поймешь, что можно было подумать, увидев, как ты стоишь, прицелившись мне в голову из пистолета. — Я целилась не в голову, а поверх, — поправила его Кейро, повышая голос с каждым словом. — И вы заметили бы это, если бы не ваша болезненная подозрительность! — В тот момент разобраться, кто в кого стреляет, было чертовски трудно, особенно если учесть, что пули летели в меня со всех сторон, — огрызнулся Лоутон. — Удивительно, как это вы до сих пор не пристрелили Вуди или Такера, — язвительно парировала Кейро, но тут же застонала от боли: гнедой мерин перепрыгнул через встретившуюся ему на пути рытвину, и его прыжок отозвался в ее раненом плече. — Может быть, сделаем привал? — предложил Лоутон, заметив, как побелело и исказилось тонкое лицо его спутницы. — Что? Вы хотите, чтобы я добровольно продлила свое пребывание в вашем противном мне обществе? Нет уж, благодарю. Я считаю минуты до того момента, когда наконец избавлюсь от вашего присутствия. — Мне просто показалось, что ты устала, — пробормотал Лоутон. Должно быть, Кейро обдумывает новый план его убийства. Может быть, до того она и не собиралась его убивать, но теперь-то уж точно передумала. Выхватив из кобуры свой «миротворец» с рукояткой из слоновой кости, Лоутон сунул его в руку Кейро: — Держи. Можешь пристрелить меня, только давай наконец покончим с этим. Уверен, что нам обоим станет гораздо легче. — Мне станет легче при одном условии — если я буду уверена, что вам стало хуже, — ядовито заметила Кейро, сверкнув глазами. Из низких облаков, вот уже два дня висевших над голосами путников, словно серое покрывало, повалили хлопья снега. — Проклятие, — простонала Кейро. — Для снега еще слишком рано. Правду говорят, что на обеих территориях погода меняется каждый день. Прикрывая лицо от снега, Лоутон пониже надвинул свою широкополую шляпу. Судя по всему, природа решила окончательно его заморозить, довершив то, что начала Кейро. К тому же теперь Гардинерам будет еще проще выследить его: лошадиные следы на снегу выведут на них не хуже карты. Наказав себе держаться начеку, Лоутон свернул на запад, к ферме индейца племени крик, никогда не отказывавшего путникам в крове, пище и бесконечных разговорах. Лоутон был рад любой возможности отгородиться от; огнедышащей ведьмы, готовой вцепиться в него. Ему хотелось увидеть рядом с собой хотя бы одно дружеское лицо! Из страха или недоверия многие индейцы, населявшие Индейскую территорию, — впрочем, это относилось и к ее белым жителям, — весьма неохотно оказывали помощь властям, однако Опоссум Хитки был среди них исключением. Во время своих рейдов Лоутон неоднократно натыкался на целые селения, предоставлявшие убежище преступникам, скрывавшимся от правосудия, в обмен на то, что бандиты не будут вторгаться на их территорию. Существовала еще и особая прослойка, состоявшая из людей, не гнушавшихся воровства и продажи индейцам виски, — они также охотно оказывали преступникам всяческое содействие. Однако, неподвластный этим веяниям, Опоссум усердно трудился на ферме и не позволял вмешиваться в свои дела ни белым, ни индейцам. Его бревенчатая лачуга стояла в стороне от хоженых дорог, и сюда частенько наведывались как мирные путники, так и беглые головорезы. Она располагалась на холме, в небольшой роще, и Опоссум мог заметить приближение нежданных гостей задолго до того, как они постучатся в его дверь. Лоутон никак не мог разгадать, каким образом Опоссуму удавалось буквально раствориться в воздухе, если возле его жилища появлялись преступники с намерением опустошить его кладовые или попросить убежища. Однако спросить индейца об этом напрямую Лоутон не решался. Он понимал, что для Опоссума это единственный способ защиты на тот случай, когда недобрый ветер принесет к его порогу очередных головорезов. Большинство проживавших на территории индейцев не отличались разговорчивостью при встрече с белым человеком и в ответ на заданный вопрос ограничивались жестами и невнятным бормотанием. Впрочем, Лоутон убедился, что большинство индейцев отличались также поразительной честностью — в отличие от своих белых соседей. Если индеец сообщал властям какую-нибудь информацию, можно было не сомневаться в ее правдивости. И если индеец что-нибудь обещал, он всегда держал слово. Проникнувшись симпатией к кому-нибудь из офицеров, любой из них готов был поставить на карту собственную жизнь ради своего друга. И тем не менее среди белых находилось немало тех, кто называл индейцев варварами и язычниками, хотя кое-кому не мешало бы поучиться у них честности. Опоссум Хитки обучил Лоутона некоторым приемам, позволявшим выслеживать преступников в прерии. Следуя наставлениям умудренного жизнью Опоссума, для того чтобы обнаружить прервавшийся след, Лоутон подъезжал к одиноко стоящему дереву или скале. В прерии нелегко было найти какие-нибудь ориентиры, и Лоутон, преследуя упорно уходивших от него преступников, часто обнаруживал их следы именно таким способом. Опоссум был настоящим кладезем информации, но делился ею только с теми, кого считал своими друзьями. Лоутон входил в этот список избранных. Увидев, как Опоссум выбежал из лачуги, сжимая в руках свой «винчестер», Лоутон широко улыбнулся. Опоссум ответил ему такой же улыбкой. Когда он улыбался, было заметно, что во рту у него не хватало двух передних зубов. — Я видел, что это ты, Лоу, — заявил Опоссум. Его глаза, черные, как осколки обсидиана, настороженно посмотрели на блондинку, рука которой висела на перевязи. Нахмурившись, индеец снова перевел взгляд на статную фигуру судебного исполнителя, сидевшего на вороном жеребце. — Заходи, Лоу. Огонь уже разгорелся, и ужин готов. Лоутон спрыгнул на землю и хотел было помочь Кейро, но за последние дни его столько раз били по рукам, что он уже отказался от хороших манер. К тому же, заметив, как тучный индеец косится на Кейро, Лоутон не сомневался, что Опоссум узнал ее. Дождавшись, когда девушка войдет в лачугу, чтобы погреться у огня, Лоутон бросил на индейца вопросительный взгляд: — Ты ведь уже видел ее раньше, Пос? Опоссум слегка пожал широкими плечами; — Может, видел, а может, и нет. Точно сказать не могу. — Когда? — не отставал Лоутон. — Месяц назад, может, больше. Я давно не считаю дни, — ответил индеец. — Трое мужчин и женщина проезжали неподалеку отсюда, — Он жестом указал на холмы, уходящие к северу. — Я почуял опасность и спрятался в своей норе вместе с припасами, чтобы никто не смог их украсть. Лоутон ни на шаг не приблизился к истине и был так же далек от нее, как в тот момент, когда Кейро ворвалась в его дом в Форт-Смите. — Кто ранил эту женщину? — спросил, в свою очередь, Опоссум. — Я. Черные брови Опоссума поползли вверх: — Она преступница? — Не уверен, — уклонился от прямого ответа Лоутон, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Тогда зачем ты в нее стрелял? — Губы Опоссума растянулись в хитрой улыбке. — Думал, что ей это понравится? — Мне показалось, что в этом есть необходимость, — пробормотал Лоутон, отвернувшись, чтобы не видеть отвратительной ухмылки Опоссума. Индеец, живший скудными доходами со своей маленькой фермы, обладал поистине безграничным запасом юмора. — Жаль, что я не подумал об этом, когда моя женщина сбежала с белым мужчиной, — расхохотался он. — Может быть, она бежала бы помедленнее, хотя и не скажу, что мне действительно хотелось ее остановить. Она оказала мне большую услугу, когда сбежала отсюда, — с меня достаточно и одного упрямого своенравного мула. Кормить двоих — это уж чересчур. Лоутон усмехнулся. Ему ли не знать, как тяжело с женщиной, если она упряма как мул! Отказавшись сопровождать Кейро, он избавился бы от кучи неприятностей. Увидев Лоутона и Опоссума, Кейро решительно повернулась к очагу. Ей не хотелось показаться индейцу невежливой, но вид Лоутона был ей противен. Она никогда не верила в то, что какой-то мужчина может разбить ей сердце, и просто не понимала Лоутона. Она знала только одно: Лоутон соблазнил ее фальшивыми признаниями, и она дала себе обет, что больше никогда не станет верить пустой болтовне мужчин. — Не хочешь перекусить, Кей, или ты сыта ненавистью ко мне? — спросил Лоутон, подходя к огню, чтобы согреться. Кейро ядовито улыбнулась; — Ненависти хватило бы мне на целый месяц, но я все же поужинаю. К счастью, у еды не такой горький вкус, как у вашего предательства. Опоссум зачерпнул из котелка, висевшего над огнем, дымящегося варева и молча подошел к столу, жестом пригласив Кейро. Дождавшись, когда Лоутон отойдет, чтобы тоже положить себе в миску рагу, Опоссум улыбнулся Кейро своей беззубой улыбкой. Поблескивая глазами, он опустился рядом с ней за стол. — Он злобный сукин сын, — доверительно сообщил Опоссум, продолжая хитро ухмыляться. — Преступники его ненавидят, но мне он нравится. — Индеец перевел взгляд на раненую руку Кейро. — Будет лучше, если он понравится и вам. Кейро не совсем понимала, как ей следует воспринимать слова Опоссума Хитки. Заметив, как хищно поблескивают его антрацитовые глазки, а губы растянуты в хитрой усмешке, Кейро предположила, что он просто болтает, чтобы хоть как-то разрядить неловкое молчание, повисшее в комнате. В конце концов Кейро пошла на уступки — она была гостьей в доме индейца и решила объявить Лоутону перемирие. — Спасибо за угощение, Опоссум, и за то, что дали погреться. Интересно, если бы мы с вами могли поменяться местами, вы тоже сумели бы найти в своем сердце местечко для Лоутона? — спросила она, вопросительно изогнув тонкую бровь. Опоссум отрицательно покачал головой, разметав по плечам черные космы: — Нет. Я могу выносить его только маленькими порциями. Наверное, он нравился бы мне не так сильно, если бы нам довелось отправиться в дорогу вместе. — Наклонившись к Кейро поближе, Опоссум поделился с ней личными наблюдениями: — Он не слишком хорошо поет. То, что он называет песней, похоже на предсмертный вой койота. Не сдержавшись, Кейро расхохоталась. Судя по всему, она была не единственной, кого раздражало фальшивое пение Лоутона. Замечание индейца разогнало тучи в ее душе, а похлебка растопила комок льда, в который превратилось ее сердце. Впервые за последние дни ей стало уютно. Она сидела на грубом самодельном стуле и слушала, как Лоутон беседует с Опоссумом. Пользуясь представившейся возможностью, индеец чуть не заговорил Лоутона до смерти. Вскоре в разговор вмешалась и Кейро. Решив на время забыть свои обиды, она не смогла устоять перед желанием убедиться в том, что красавец гигант все еще переживает из-за своей ошибки. «Если бы у него было сердце, — с грустью подумала Кейро, — я пошла бы на все, чтобы разбить его. Тогда этот чурбан смог бы понять, какую боль причинили мне его лживые признания в любви». Душевные раны заставляли Кейро страдать ничуть не меньше, чем простреленное плечо. На следующее утро из-за облаков выглянуло солнце, и, посмотрев в окно, Кейро увидела, что всю прерию покрыл густой белый ковер снега. Теперь пейзаж выглядел гораздо приветливее, но теплее не стало, в том числе и у нее на сердце. Поблагодарив Опоссума за гостеприимство и сунув ему в руку несколько монет, Лоутон вышел вместе с Кейро. Она, всегда отличавшаяся невиданным упрямством, не позволила ему подсадить себя в седло. Заметив ее выходку, Опоссум спрятал улыбку и подошел к Лоутону, который подтягивал подпругу на своем видавшем виды седле. — Ты мог бы оставить белую женщину у меня, — предложил индеец. — Глядишь, весной она и растает. — Сомневаюсь, — проворчал Лоутон, нагибаясь под брюхо лошади, чтобы застегнуть пряжку. — Если она останется с тобой, то не оттает до самого лета, — предостерег приятеля Опоссум. На это Лоутону нечего было возразить. Более того, про себя он подумал, что Опоссум — неисправимый оптимист. Взмахнув на прощание рукой, Лоутон развернул жеребца на запад и поскакал, с трудом прокладывая себе дорогу по снегу. Как он и подозревал, стоило им распрощаться с Опоссумом, как к Кейро вернулась ее ледяная холодность. У Лоутона было время обдумать то, что сказал ему Опоссум, видевший Кейро — или похожую на нее женщину — около месяца назад, и теперь он чувствовал, как в его душе просыпаются уснувшие было подозрения. Кто она на самом деле? Весь день они ехали молча, сделав только небольшой привал, чтобы дать лошадям передышку. Когда Лоутон объявил, что пора разбивать лагерь для ночлега, Кейро тотчас же отправилась собирать хворост для костра. Проклятие, она замерзла до полусмерти! А то, что Лоутон не проявлял никаких признаков дискомфорта, только подтверждало ее мысль о том, что в жилах этой змеи течет холодная кровь, невосприимчивая к зимней стуже. Ничто не могло смутить Лоутона Каменное Сердце — ни дождь, ни буря, ни мокрый снег… ни женское презрение. Перекусив консервированными бобами, сушеными фруктами и бисквитами — Лоутон отметил, что Кейро снова разложила еду на своей тарелке таким образом, чтобы блюда не соприкасались, — он взялся за лопату и начал устраиваться на ночлег. Поскольку Кейро запретила ему напевать, Лоутон стал насвистывать любимую мелодию. Кейро угрюмо наблюдала за ним. — Надеюсь, эта могилка не для меня, — саркастически заметила она. — Я бы предпочла покоиться в менее укромном месте, чтобы проезжающие мимо путники могли прочесть на надгробии мое имя и в результате чего наступила моя смерть. Лоутон вонзил в землю лопату с короткой рукоятью и бросил на Кейро ледяной взгляд: — Ради всего святого, оставь свое ехидство! Я выкапываю яму для углей, чтобы ты не замерзла ночью! — Благодарю покорно, я сама выкопаю все, что нужно, — заявила Кейро. — Отлично, — сердито бросил Лоутон и сунул ей лопату. — Не сомневаюсь, ты лучше меня справишься с этой задачей, даже действуя одной рукой. Вскоре Кейро пожалела о своем упрямстве. Копать мерзлую землю одной рукой было нелегко, но гордость не позволяла ей сдаться, хотя она совсем выбилась из сил. Тяжело отдуваясь, она остановилась, проследила за тем, как Лоутон сгребает в яму угли из кострища, и в точности повторила его действия. Лоутон раскрыл было рот, намереваясь дать ей пару цепных советов, но Кейро только отмахнулась: — Я все сделаю сама. Лоутон пожал плечами: — Как знаешь. — Так я и поступлю. И она выполнила свое обещание. Прошло три часа, и на прерию опустилась морозная ночь. Кейро замерзла и только тогда сообразила, что не прикрыла уголь слоем земли, а просто загасила его. В последние дни она и без того никак не могла согреться, а теперь еще и земля под ней стала такой же холодной, как морозный воздух. Она поглубже зарылась в свой спальный мешок и попыталась согреться, но ей это не удалось. Стуча зубами от холода, она искоса посмотрела на Лоутона — он приподнялся на локте и откинул край одеяла, приглашая ее разделить его уютное ложе, подогреваемое тлеющими углями. С замерзшего языка Кейро чуть было не слетел совет, куда он может засунуть свои угли, но в конце концов она решила забыть о гордости. Или она останется на своем месте и замерзнет насмерть, или ляжет спать вместе с этой змеей. Инстинкт самосохранения возобладал над замерзающим самолюбием. Стараясь держаться гордо и независимо, насколько это было возможно, Кейро перебралась к Лоутону и нырнула под одеяло. — Я хочу, чтобы ты правильно понял мой поступок. Я собираюсь только погреться, — надменным тоном заявила она. — А разве я прошу чего-нибудь еще? — удивленно спросил Лоутон. — Нет, но я знаю, в каком направлении работает твой изобретательный ум, — язвительно бросила Кейро, сворачиваясь клубком возле горячей груди Лоутона. — Спокойной ночи, — прошептал он ей па ухо. Кейро твердила себе, что это уголь, тлеющий под ее постелью, подогревает желания, которые начали пробуждаться где-то глубоко внутри ее. Однако вскоре ее тело охватил настоящий пожар. Стоило ей устроиться рядом с Лоутоном и ощутить такой знакомый запах его кожи, как она будто вспыхнула вся изнутри. Он невзначай коснулся рукой ее бедра, и кровь забурлила в ее жилах. Она лежала на боку, прижимаясь спиной к его груди, повторяя изгиб его могучих бедер. Ощутив, как его теплое дыхание ласкает чувствительное местечко у нее за ухом, Кейро задрожала, но не от холода, а от нахлынувшего мощной волной желания. Она попыталась убедить себя в том, что близость Лоутона не доставляет ей ни малейшего удовольствия, достаточно вспомнить, как бессовестно он с ней обошелся. Боль в плече постоянно напоминала о горькой обиде. Но даже ранив ее гордость и разбив сердце, Лоутон все еще имел власть над ее слабым женским телом. Тепло, исходившее от него, будило в ней воспоминания о минутах любви, которую они дарили когда-то друг другу. Ее тело отзывалось на каждое движение Лоутона. Проклятие! Неужели у нее нет ни капли силы воли, ни крупицы здравого смысла?! Этот человек пытался ее убить и, — что, пожалуй, было еще хуже — думал, будто она способна убить его. Так почему же она все равно хочет его? Если Кейро вела борьбу с вероломством своего тела, то Лоутону пришлось хуже вдвойне. Чувствуя, как прижимается к нему соблазнительное тело этой девчонки, он невольно вспоминал безумное наслаждение, охватывавшее их обоих, когда они забывали о перебранках и откликались на зов страсти, которую пробуждали друг в друге. Прикосновение ее тела сводило его с ума. Он чувствовал, как его кровь закипает от желания, пульсируя внизу живота. Лоутон знал, что не уснет, пока Кейро лежит рядом. Самообладание ему изменило. Попытка сопротивляться исходившему от нее искушению неизменно только усиливала его мучения. Он уже начат привыкать к ее ненависти, но не мог жить без ее любви. Лоутон, не отдавая себе отчета в том, что делает, провел ладонью по бедру Кейро. Когда же он это осознал, было уже слишком поздно. Страстное желание захлестнуло его, и он потянулся губами к Кейро, желая забыться в сладостном поцелуе. Он накрыл ее тело своим, стараясь не задеть раненое плечо, раздвинул ее ноги коленом и скользнул рукой по ее животу вниз. Его пальцы коснулись пояса ее бриджей, и Кейро почувствовала, что ей не хватает воздуха. Она вовсе не собиралась отвечать на это его движение, однако сделала это почти инстинктивно, руководствуясь не разумом, а движением души и тела. Да, она хотела близости с ним и ничего не могла с собой поделать. Рука Лоутона скользнула ей под рубашку и коснулась розовых бутонов сосков. Кейро почувствовала, будто что-то внутри ее взорвалось и излилось горячей волной внизу живота. Она задыхалась, чувствуя, как Лоутон губами жадно вбирает в себя ее затвердевшие соски. Его руки ласкали се бедра, живот, шею, плечи. Его поцелуи и ласки, полные такой страсти, заставляли сердце Кейро замирать от удовольствия. Она начала отвечать ему — поцелуем на поцелуй, лаской на ласку. Ее руки неутомимо совершали новые открытия, жадно скользя по мускулистой груди, жестким худощавым бедрам. Однако прикосновения и ласки не могли усмирить желание, пронизывавшее Кейро, словно раскаленный добела стержень. Она стремилась воспарить на самую вершину наслаждения, слившись с Лоутоном душой и телом, став с ним одним целым. — Лоутон, пожалуйста… — умоляюще прошептала Кейро. Но он и без того знал, чего она хочет, и продолжал ласкать ее, словно хотел вытеснить из ее сердца ненависть к себе — всю, до последней капли, — заставить ее забыть обиды и боль, чтобы, отдавшись целиком и полностью страсти, они вместе унеслись в безбрежный океан наслаждений. — О, Кей! Я люблю тебя, — твердил Лоутон словно в бреду. Кейро не сомневалась, что сгорит дотла и превратится в горстку пепла задолго до того, как Лоутон усмирит пожар желания, разожженный его ласками. Лоутон преподавал ей науку страсти, обучая таким вещам, которые дарили ей неописуемые наслаждения. Наконец Кейро поняла, что больше не может выносить эту сладостную муку. Прижавшись к Лоутону, она в нетерпении ввела в себя его горячее копье, издав при этом сладострастный стон. Лоутон все время оттягивал этот момент, желая как можно сильнее разжечь в Кейро страсть, но она решила как можно скорее приблизить сладостные минуты их любовной игры. Приподнявшись над Кейро, Лоутон сделал резкое движение бедрами вперед, словно хотел пронзить ее насквозь. Кейро страстно простонала и раскрылась под ним, словно бутон распустившегося цветка. Он чувствовал, как в каждой его клеточке пульсирует желание, повинуясь ритму его сердца, бьющегося в унисон с сердцем Кейро. Страсть вышла из берегов, и ее волны одна за другой вздымались над ними. Лоутон совсем потерял голову, отдавшись во власть бесконечного желания. Наконец он сделал еще одно резкое движение бедрами — и его тело содрогнулось от наслаждения. Мир будто перестал существовать. Лоутон чувствовал себя охваченной огнем звездой, пылающей в полуночном небе. Застонав, он крепко прижал Кейро к себе. На какое-то мгновение он вспомнил о ее ране, но разжать своих объятий не смог. И только когда стихли последние содрогания, он выпустил Кейро из рук, поцеловал и увидел, как затрепетали ее длинные изогнутые ресницы. — Ты необыкновенный любовник, — прошептала она слабым голосом и залилась румянцем, смутившись от своего признания, которое сорвалось с языка помимо ее воли. Лоутон чувствовал себя совершенно опустошенным, но все же собрался с силами и, приподнявшись на локте, посмотрел Кейро в лицо. — Правда? — спросил он, хитро улыбнувшись. — Что же такого особенного я сделал, чтобы заслужить такую похвалу, моя колдунья? Кейро ласково смотрела на Лоутона и думала о том, как он неотразим, когда улыбается. В нем было природное обаяние, к которому она не могла оставаться равнодушной. В эти восхитительные мгновения Кейро не хотелось вспоминать об их яростных спорах и непонимании. Лукаво улыбнувшись, она отодвинулась от Лоутона и прошептала, кладя ладони на его стальную грудь. — Если память мне не изменяет, ты сделал вот так… Пальцы Кейро прочертили дорожку вокруг его сосков и двинулись вниз сквозь поросль волос, покрывавших его грудь и живот. У Лоутона перехватило дыхание, и он накрыл ее руку своей. — Только колдуньи умеют так быстро возвращаться к жизни после занятий любовью. Простым смертным этого не дано, — хрипло прошептал он. — Мне нужно время, чтобы восстановить силы. Приподняв изящно изогнутые брови, Кейро пробежала взглядом по его мускулистому телу: — Думаю, ты себя недооцениваешь. — Ты еще многого не знаешь о мужчинах, — ласково прошептал Лоутон. На губах Кейро появилась соблазнительная улыбка. Ее руки двигались дальше, прокладывая свой маршрут вниз. — Это правда, — согласилась она. — Но сейчас как раз подходящий момент для того, чтобы узнать о них побольше. Наслаждаясь ласками и поцелуями, которыми она осыпала его тело, Лоутон поймал себя на том, что открыл для себя парочку новых приемов. Чувствуя, как в нем снова разгорается пламя страсти, он понял, что дразнящие прикосновения Кейро снова возродили его к жизни. Она опустилась на него всем телом, и у Лоутона вырвался стон. Желание вернулось, вспыхнув с новой силой. Оглушающее наслаждение, переполнявшее его минуту назад, сменилось желанием, наполнявшим каждую клеточку его тела. Кейро испытывала па нем какие-то невероятные приемы любовной игры. Одно ощущение сменялось другим, еще более потрясающим. Они опутывали его, затягивая в паутину наслаждения, которую она так умело ткала. Кейро ласкала Лоутона до тех пор, пока ему не начало казаться, что он вот-вот задохнется. Она дразнила его, пока он не подался ей навстречу, застонав от сладкой муки. Она снова наполнила его силой и заставила сгорать от желания, как будто прошли дни, а не минуты с тех пор, как они занимались любовью. Она продемонстрировала ему свою власть над ним, и теперь он сам убедился в том, что больше не нуждается в отдыхе. Кейро снова вдохнула в него жизнь. Застонав, Лоутон притянул к себе ее округлые бедра. Его язык коснулся розовых кончиков ее грудей, и она склонилась над ним. — Ты победила… — выдохнул он. — Делай со мной все, что хочешь. Кейро сама удивилась той гордости, которая охватила ее при мысли о том, что ей удалось соблазнить этого неприступного мужчину. Ей было приятно сознавать, что она начала любовную игру и возбудила его до такой степени, что он весь дрожит от желания. — Значит, ты хочешь меня? — невинным голосом спросила Кейро. — Хочу? — повторил вопрос Лоутон и теснее прижал ее к себе. — Да я просто умираю от желания! Он осторожно усадил ее на себя, и они вновь распустили паруса любви, отправившись в полет по звездному небу. Лоутона пронзило несказанное наслаждение, он чувствовал себя падающей звездой, стремительно летящей к земле в облаке ослепительного, испепеляющего пламени. Наконец его путешествие по бескрайним просторам наслаждений закончилось, и он вернулся на землю. И вновь увидел склонившееся над ним улыбающееся лицо той, которая разбудила в нем неизведанные чувства. Прочитав новый вызов в ее глазах, он понял, о чем она думает, и отрицательно покачал головой. — Нет, только не это, — умоляюще запротестовал Лоутон. — Не сейчас… — Нет, сейчас, — возразила Кейро, и ее рука скользнула по его телу вниз. — Я не могу… — простонал Лоутон. Поцелуй, от которого у него захватило дух, заглушил его слабые протесты. Совершилось настоящее чудо — он обнаружил, что снова в силах любить эту удивительную, неистощимую на ласки женщину. Она возрождала его к жизни снова и снова. Они приняли решение вознаградить себя за каждую ночь, что провели врозь. Несколько раз Лоутон проваливался в сон, больше похожий на забытье. Иногда ему начинало казаться, что они с Кейро уже насытились друг другом. Никогда в жизни с ним не случалось ничего подобного. Эта женщина послана ему самим Небом. Она — колдунья, и он покорен ею навсегда. |
||
|