"В стране слепых" - читать интересную книгу автора (Флинн Майкл)

*** ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГВОЗДИ ОТ ПОДКОВЫ ***

ТОГДА

Дождь лил как из ведра; капли, выбивая отрывистую дробь по булыжной мостовой, сливались в целые реки и океаны. Сквозь сплошную водяную завесу проступали лишь смутные очертания предметов. На тротуаре под шипящим газовым фонарем стоял человек. Струи воды сбегали с широких полей его шляпы, текли за шиворот. Ливень был теплый, парной и ничуть не освежал, но человек терпел. Он перехватил поудобнее – наверное, уже в сотый раз – непромокаемый кожаный саквояж, который держал под мышкой. Издалека, с юга, доносились глухие раскаты – то ли гром, то ли артиллерийская канонада.

Послышался стук копыт. Человек нетерпеливо повернулся, но из-за угла показался всего лишь кавалерийский отряд. Лошади высоко поднимали ноги, выбивая подковами искры из мостовой. Кожаная сбруя влажно блестела в тусклом свете фонаря; сабли, шпоры и удила нестройно позвякивали, как побрякушки на арабской плясунье, исполняющей танец живота.

Человек под фонарем прочел на кокардах всадников: «Третий Пенсильванский», и, подняв руку, крикнул «ура!» Капитан пенсильванцев щеголевато отсалютовал ему хлыстом.

Человек провожал взглядом всадников, пока они не исчезли за пеленой дождя, направляясь к мостам через Потомак – навстречу неведомой судьбе.

Когда человек снова повернулся, прямо перед ним стояло ландо. Ближайшая лошадь, оказавшаяся на расстоянии вытянутой руки, шумно выдохнула и скосила на него глаз. От неожиданности он сделал шаг назад, в лужу. Возница – бесформенная тень на козлах – натянул вожжи, чтобы успокоить лошадь.

Дверца экипажа открылась, и высунулась голоса Айзека.

– Эй, Брейди, – сказал он, криво усмехнувшись. Резкий выговор выдавал в нем уроженца Новой Англии. – Будешь садиться или собираешься мокнуть дальше?

Брейди молча поставил ногу на подножку и сел рядом со стариком. Внутри пахло затхлой сыростью, при каждом вдохе ощущался слабый привкус плесени. В Вашингтоне этот запах стоит повсюду. Ужасный город. Как это про него говорят? «Очарование городов Севера и деловитость Юга». Брейди стряхнул воду со шляпы и вытер лицо шейным платком. Экипаж, дернувшись, покатил вперед.

Брейди заметил, что Айзек украдкой взглянул на саквояж, и хмыкнул.

– Не терпится, Айзек? – Он говорил нараспев, как все жители Индианы. – Мой поезд пришел два часа назад. Мог бы встретить меня на вокзале.

– Да, – согласился Айзек. – Мог бы. Но не встретил.

Брейди что-то проворчал и глянул в окно на проплывающие мимо дома, блекло-серые под дождем. Экипаж направлялся в сторону Джорджтауна. Неожиданно грохот колес по мостовой сменился глухим чавканьем. Копыта громко зашлепали по грязи. Брейди улыбнулся.

– Я вижу, у вас еще не все улицы замостили.

– Ну да. И купол Капитолия тоже не достроили. – Айзек бросил взгляд на Брейди и тут же отвел глаза. – Еще много чего не доделано.

Брейди ничего не ответил, и некоторое время они ехали молча.

– Город весь помешался на шпионах, – заговорил наконец Айзек. – Слишком много народу ездит взад-вперед. Поневоле задумаешься. По-моему, за мной на прошлой неделе тоже следили. Наше Общество тут ни при чем, но Совет решил, что нам с тобой лучше, не встречаться на вокзале.

Брейди удивленно взглянул на него – похоже было, что Айзек оправдывается. Брейди вздохнул.

– Ну, неважно, – сказал он.

Айзек подался вперед и постучал указательным пальцем по саквояжу.

– Вот что важно, – произнес он. – То, что ты привез. Скажи мне прямо, Брейди, без уверток, здесь то, чего мы ждали?

Вместо ответа Брейди погладил рукой саквояж, ощутив ладонью влажность кожи и холод металлических застежек.

– Здесь три недели расчетов, – сказал он. – Три недели, даже на машинах Бэббиджа. Мы работали вшестером, двумя независимыми группами, круглые сутки. Численное интегрирование и кое-что из этой новой теории, которая следует из статей Галуа. Когда закончили, обменялись результатами и проверили все заново. – Брейди покачал головой. – Ошибки быть не может.

– Значит, он должен умереть.

Брейди резко, повернулся к Айзеку. Лицо у старика было бледное и изможденное. На коже, напоминавшей пергамент, темнели коричневые старческие пятна. Брейди коротко кивнул, и Айзек прикрыл глаза.

– Ну, эта новость порадует кое-кого в Совете, – произнес он как будто про себя. – Дэйвиса и Мичема. И Финеаса тоже. У него фабрики стоят – хлопок не везут с Юга.

Брейди нахмурился.

– Неужели они допускают, чтобы их личные интересы…

– Нет, нет. Они так же подчиняются уравнениям, как и мы с тобой. С рабством надо кончать. Против этого в Обществе никто не возражает, даже южане. Эти уравнения… они показали нам, что будет, если рабство останется. – При этом воспоминании Айзек содрогнулся. – Вот почему мы… приняли меры. – Лицо старика напряглось еще сильнее. – Они поймут, что и это тоже необходимо.

Он открыл глаза и пристально посмотрел на Брейди.

– Они принимают неизбежное с улыбкой, а мы с горечью, – ну и что? Какая разница?

– Проклятье, Айзек! Нельзя было до этого доводить! – Брейди громко шлепнул ладонью по саквояжу. От резкого звука Айзек поморщился.

– Не хочешь замарать руки его кровью? Да у нас они уже по локоть в крови. Эта война…

– Случайность. Ошибка в расчетах. Дуглас note 1 должен был победить. Он мастер уговаривать. Он мог покончить с рабством, да так, что Юг был бы ему только благодарен. Народный суверенитет и закон о гомстедах – вот и все, что требовалось.

– Может быть, – согласился Айзек. – Но Бьюкенен note 2 назло Дугласу наложил вето на закон о гомстедах, а этого мы никак не могли предвидеть. Мы не знали, что сепаратисты настроены так решительно. После того провала на съезде в Чарльстоне невозможно было предсказать, чем кончатся выборы. А Линкольн со своими республиканцами…

– Ох уж мне этот фигляр из захолустья! – сердито сказал Брейди. – После того как его избрали, все пошло насмарку! Юг так перепугался, что решил отделиться. Но как мы могли это рассчитать? Что бы он ни затевал, у него никогда ничего не получалось. Дважды разорялся, получил нервное расстройство, не прошел в законодательное собрание штата, провалился на перевыборах, даже должности государственного землемера не смог получить. Два раза пытался попасть в сенаторы и один раз в вице-президенты, и его ни разу даже не выдвинули кандидатом. Черт возьми, Айзек, он ведь и президентские выборы проиграл!

– Но коллегия выборщиков проголосовала за него, – уточнил Айзек. – Относительное большинство он все-таки получил.

– Этот человек – какая-то статистическая аномалия!

Айзек усмехнулся.

– Но тебя же на самом деле не это беспокоит, или я ошибаюсь?

Брейди хотел было ответить резкостью, но сдержался. Как ни погоняй загнанную лошадь, быстрее она не побежит. Он угрюмо понурился.

– Ладно, будь что будет. Война была случайностью, но это – совсем иное!

– Он снова шлепнул по саквояжу. – Точно рассчитанное действие, а не просто сознательный риск.

Айзек неторопливо кивнул.

– Хотя покойнику скорее всего будет все равно, умер он случайно или по плану. А за себя не беспокойся. Мы никогда не действуем напрямую. Словечко здесь, намек там. Вашингтонцы всегда были в душе конфедератами. Кто-нибудь обязательно клюнет.

– Правильно. Но грех ляжет на нас.

– Да, на нас! А до сих пор ты этого не знал? Может, ты в этом сомневался, когда давал клятву?

Брейди отвел глаза и стал смотреть в окно.

– Нет.

Они снова замолчали, прислушиваясь к чавканью грязи под колесами и стуку дождя по крыше экипажа.

– А что будет, если он не умрет? – Айзек никак не мог угомониться. Брейди сердито посмотрел на него.

– Что будет, если он не умрет? – настойчиво повторил Айзек.

Брейди вздохнул. Он приподнял саквояж и бросил его на колени Айзеку.

– Прочитай сам. Там все написано. Побочный путь от пятнадцатого рычага. Мы устроили негласное медицинское обследование его и всей семьи. Его старинный деловой партнер Билл Херндон прямо намекает каждому встречному и поперечному, что жена у этого человека безусловно душевнобольная, хотя ни у кого пока не хватает смелости сказать об этом во всеуслышание. По крайней мере двоим из его сыновей болезнь передалась по наследству. Проклятье! – Брейди крепко зажмурился и сжал кулаки. – Мне еще не доставалась работа гнуснее, чем чтение этих отчетов. – Он понемногу успокоился и взглянул на Айзека. – Ошибки быть не может. Он лишится рассудка раньше, чем кончится новый срок его президентства. Уже сейчас его мучают… странные сны.

– А сумасшествие президента дискредитирует всю его программу гражданского примирения.

– Да. Это приведет к победе радикалов и, возможно, к импичменту. Юг навсегда останется оккупированным, в промышленности там наступит застой, среди белого населения будет расти недовольство, начнутся мятежи и расовые погромы, за которыми последуют карательные акции. И в 1905 году вспыхнет новое восстание, которое открыто поддержат по меньшей мере две европейские державы. Это тоже следует из расчетов.

Айзек невесело усмехнулся.

– Значит, нам надо беспокоиться не о том, что мы замараем руки в крови, а о том, чья это будет кровь и сколько ее прольется.

Брейди судорожно кусал костяшки пальцев – кожа на них была уже обкусана почти до крови. Айзек задумчиво посмотрел на него и отвернулся к окну. Молчание затянулось.

– Мрачная ночь, – наконец произнес Айзек, по-прежнему вглядываясь в темноту за окном экипажа. – Вполне соответствует случаю.

– Мы не смогли построить утопию, а?

Старик покачал головой.

– Пока что нет. Не все сразу, мальчик. На это нужно время. Рим тоже строился не за один день. Нашему Обществу еще не под силу заметно изменять мир. Рано или поздно мы станем сильнее, если не отступим. – Повернувшись к Брейди, Айзек бросил на него колючий, пронизывающий взгляд. – Ты только вспомни, Бренди. Голод, мировые войны, оружие пострашнее пушек Гатлинга или броненосных кораблей, – все это есть там, в расчетах, ты сам видел. Не пройдет и ста лет, как появятся снаряды со взрывной силой, большей, чем у двадцати тысяч тонн – тонн! – пироксилина или этой новой взрывчатки – динамита. Господи Боже! В той питерсбергской шахте было всего восемь тысяч фунтов – фунтов! – черного пороха. Представь себе, что будет, если взорвать сразу пять тысяч таких шахт! – Айзек потряс головой. – Я сам проверял эти кривые, Брейди. Они растут экспоненциально. Если мы хотим замедлить их рост, мы обязаны действовать, и действовать немедленно!

Для Айзека это была целая длинная речь. Брейди удивленно посмотрел на него, потом неожиданно для самого себя с сочувствием положил ладонь поверх его руки и пожал ее. Старик посмотрел на свою руку и поднял глаза на Брейди. В этот момент возница что-то крикнул лошадям, и ландо остановилось около скромного кирпичного дома. Брейди отпустил руку Айзека, открыл дверцу и уже собирался выйти, но Айзек задержал его.

– Там, в чемодане, есть ведь еще кое-что, не так ли, Брейди Куинн? Я слишком хорошо тебя знаю, так что не пытайся от меня это скрыть.

Ветер задувал капли дождя внутрь экипажа.

– Не заставляй меня говорить об этом, Айзек, – глядя в сторону, сказал Брейди.

Айзек отстранился от него.

– Что это, Брейди? Это имеет отношение к Обществу? – В голосе старика звучали неуверенность и что-то похожее на страх.

– Айзек, ты двадцать лет был мне вместо отца. Пожалуйста, не спрашивай меня.

Айзек расправил плечи.

– Нет. Вся моя жизнь в этой работе. Я создал Общество, Брейди. Финеас, старый Джед Кроуфорд и я. Это мы сумели прочесть то, что у Бэббиджа было написано между строк, и поняли, что можно сделать. Что нужно сделать. Мы довели расчеты до десятого рычага. Если вы обнаружили что-то такое, что…

– Неожиданно Айзек потряс головой. – Я должен это знать!

Брейди вздохнул и отвел глаза. Он знал, что рано или поздно этот момент наступит, и страшился его. Он знал, что расскажет Айзеку все. Но от этого ему не становилось легче.

– Молодой Карсон разработал новый алгоритм, – сказал Брейди. – На основе детской игры, между прочим. Этот алгоритм… Ну, в общем, он изменяет все в корне после двадцать девятой развилки.

Айзек в недоумении нахмурился.

– Двадцать девятой? Ничего не понимаю… Если все, что идет после… Нет! Ну, говори же, Брейди!

Выслушав ответ Брейди, старик застыл с открытым ртом. Брейди на мгновение прикрыл глаза от боли, затем вышел из экипажа и направился к дверям дома. Он оглянулся только один раз. Сквозь завесу дождя было видно, что старик плачет.