"Псы войны" - читать интересную книгу автора (Форсайт Фредерик)

Глава 2

Платина – это металл, и, как у всех металлов, у нее есть цена. Цена, в основном, определяется двумя факторами. А именно: потребностью в металле с учетом запросов мировой индустрии и редкостью металла. Платина – очень редкий металл.

Мировая добыча платины в год, за исключением секретных запасов, о которых производители предпочитают умалчивать, составляет чуть больше полутора миллионов троянских унций.

Подавляющая часть платины, вероятно, более девяноста пяти процентов, поставляется тремя странами – Южной Африкой, Канадой и Россией. Россия, как обычно, – самый несговорчивый участник этой группы. Производители хотели бы удерживать мировые цены на определенном уровне, чтобы иметь возможность планировать долгосрочные вложения в горнодобывающее оборудование и новые разработки, при условии, что рынок не развалится, если вдруг на него будет неожиданно выброшена большая партия запасов платины. Русские же, обладая неучтенными запасами, могут в любой момент, когда им захочется, продать огромное количество металла, держа таким образом рынок в постоянном страхе.

Россия реализует на мировом рынке ежегодно около 35000 унций из общего числа в полтора миллиона. Это составляет двадцать три-двадцать четыре процента от общей суммы, что обеспечивает русским значительное влияние на рынке. Запасы реализуются через Союзпромимпорт. Канада выбрасывает на рынок почти 200000 унций в год, весь металл поступает с никелевых рудников компании «Интернейшнл Никель» и почти целиком скупается из года в год американский «Энгельгардт Индастриз».

Но если потребность Штатов в платине резко возрастет, Канада вряд ли сможет обеспечить дополнительные поставки.

Третий поставщик – Южная Африка, дающая около 950000 унций и доминирующая на мировом рынке. Помимо рудников Импала, которые только начинали работу в тот момент, когда сэр Джеймс обдумывал конъюнктуру платинового рынка, и с тех пор заняли важные позиции, гигантами платины считаются Рустенбергские рудники, обеспечивающие более половины мировой добычи. Они контролируются компанией «Йоганнесбург Консолидейтед», которая имеет достаточно солидный пакет акций, чтобы считать себя единоличным хозяином приисков.

Обогащением и продажей поставляемой Рустенбергом руды всегда и по сей день занимается базирующаяся в Лондоне фирма «Джонсон-Мэтти».

Джеймс Мэнсон знал все это не хуже других. Хотя он и не имел дело с платиной к тому моменту, когда отчет Чалмерса лег ему на стол, он хорошо разбирался в положении дел, так же, как нейрохирург разбирается в принципе работы сердца. Ему было известно уже тогда, почему глава компании «Энгельгардт Индастриз оф Америка», колоритный Чарли Энгельгардт, более известный в мире как владелец знаменитого скакуна по кличке Нижинский, начинал закупку южно-африканской платины. Потому, что Америке понадобится гораздо больше, чем сможет поставить Канада к середине семидесятых годов. Мэнсон был в этом уверен.

А причина, по которой потребность Америки в платине должна возрасти, возможно утроиться к середине или к концу семидесятых, заключалась в куске металла, именуемом выхлопной трубой автомобиля.

В конце шестидесятых годов проблема смога в Америке приобрела размеры общенациональной. Слова типа «загрязнение воздуха», «экология», «окружающая среда», которых не слышали десять лет назад, не сходили с уст каждого политика, стали притчей во языцех, самой модной темой для обсуждения. Все громче звучали призывы к введению законов об ограничении, контроле и прекращении загрязнения окружающей среды, и благодаря мистеру Ральфу Надеру автомобиль стал мишенью номер один. Мэнсон был уверен, что движение наберет силы в начале семидесятых годов и что к 1975 или, самое позднее, 1976 году каждый автомобиль в Америке должен будет, согласно закону, снабжен специальным устройством, очищающим ядовитые выхлопные газы. Он также предположил, что рано или поздно такие города, как Токио, Мадрид и Рим, вынуждены будут последовать этому примеру. Но куда им до Калифорнии.

Выхлопные газы автомобиля состоят из трех ингредиентов, и каждый можно обезвредить, два из них – благодаря процессу окисления, а третий – в процессе восстановления. Процесс восстановления требует добавки, именуемой катализатором, а окисление может быть осуществлено путем сжигания газов при очень высоких температурах в присутствии дополнительного воздуха или сжиганием их при низких температурах, которые характерны для самих выхлопных газов. Низкотемпературное окисление тоже нуждается в катализаторе, том же, что и при процессе восстановления. Единственный надежный катализатор такого свойства, известный на сегодняшний день, это платина.

Сэр Джеймс Мэнсон отметил для себя две вещи. Хотя ведется и будет продолжаться работа по поискам катализатора, нейтрализующего выхлопные газы автомобиля, но не содержащего драгоценные металлы, трудно предположить, что результаты, готовые к использованию в производстве, появятся раньше, чем к 1980 году. Таким образом, в течение ближайшего десятилетия устройство контроля за выхлопом с платиновым катализатором будет единственным решением проблемы, а на каждое такое устройство потребуется одна десятая унции чистой платины. И второе: после принятия в США соответствующего закона, что по его расчетам должно будет случиться до 1975 года, все вновь выпускающиеся автомобили должны будут снабжаться прошедшими проверку устройствами, что потребует дополнительно полтора миллиона унций платины ежегодно. Это эквивалентно увеличению мировой добычи в два раза, и американцы не будут знать, где достать такое количество металла.

Джеймс Мэнсон подумал, что он мог бы им помочь. Они будут покупать у него. А учитывая необходимое присутствие платины в каждом газовом фильтре на протяжении десятилетия и мировой спрос, который намного обгонит предложение, цены будут хорошие, замечательные просто.

Оставалась одна проблема. Нужно быть абсолютно уверенным, что только он, и никто другой, будет обладателем всех прав на разработки в районе Хрустальной горы. Главный вопрос: как это сделать?

Обычный путь состоял в следующем: нанести визит в республику, где находилась гора, добиться встречи с президентом, показать ему результаты анализов и предложить сделку, по которой за «Мэн-Коном» закрепляются права на разработку, а за правительством – доля в распределении прибыли, которая пополнит государственную казну. За президентом же закрепляются ежегодные щедрые вливания на счет в швейцарском банке. Это был бы обычный путь.

Но, помимо того, что любая другая добывающая компания в мире, пронюхав о том, что скрывается в недрах Хрустальной горы, может запросто перекупить себе права на разработку, увеличив долю правительства в доходах по сравнению с предложением Мэнсона, существовали еще три заинтересованных стороны, которым более, чем кому-либо, хотелось бы взять ситуацию под контроль, чтобы начать добычу или же, наоборот, никогда ее не начинать. Речь идет о южноафриканцах, канадцах и, главное, русских. Ибо появление на мировом рынке новых мощных источников поступления металла снизит долю советского участия до уровня незначительной и лишит Советы власти, влияния и возможности делать деньги на платиновом поприще.

Мэнсон смутно помнил, что слышал где-то название Зангаро, но это было так неопределенно, что он понял, что ничего об этом не знает. Прежде всего необходимо было восполнить пробел.

Он наклонился над столом и нажал кнопку селектора.

– Мисс Кук, зайдите, пожалуйста.

Он называл ее мисс Кук на протяжении всех семи лет, которые она работала его личным секретарем, и даже десять лет до этого, когда она была обычной секретаршей компании, постепенно перебивающейся с первого этажа, где сидели машинистки, на десятый; никому и в голову не приходило, что у нее есть имя. А оно было.

Марджори. Но назвать ее Марджори как-то не поворачивался язык.

Конечно, мужчины звали ее Марджори, задолго до войны, когда она была молодой. Возможно, с ней даже пытались заигрывать, щипать за задницу, лет этак тридцать пять назад. В общем давно. Пять лет войны в карете скорой помощи, трясущейся по изрытым воронками, горящим улицам, попытки забыть гвардейца, который так и не вернулся из Дункерка, и двадцать лет ухода за больной, хнычущей, прикованной к постели матерью-тираном, пользующимся слезами в качестве оружия, стоили мисс Марджори Кук юности и привлекающих мужчин качеств. Теперь, в свои пятьдесят четыре года, это была подтянутая, исполнительная и строгая женщина, которой работа в «Мэн-Коне» заменяла жизнь, десятый этаж – исполнение желаний, а терьер, который жил с ней в чистой квартирке предместья Чигвелл и спал на ее кровати, – ребенка и любовника.

Итак, никто и никогда не называл ее Марджори. Молодые клерки дразнили «сморщенной грушей», а юные пташки-секретарши «старой мымрой». Все остальные, включая ее шефа, сэра Джеймса Мэнсона, о котором она знала слишком много, чтобы признаться ему в этом, звали ее мисс Кук. Она вошла через дверь, которую невозможно было различить в стене, отделанной буковыми панелями.

– Мисс Кук, мне кажется, что несколько месяцев назад мы посылали кого-то... по-моему, одного человека... на разведку в республику Зангаро.

– Да, сэр Джеймс. Это так.

– Так вам это известно.

Конечно ей было известно. Мисс Кук никогда не забывала того, что проходило через ее руки.

– Да, сэр Джеймс.

– Хорошо. Тогда выясните, пожалуйста, кто вел переговоры с правительством с нашей стороны, чтобы добиться разрешения на разведку.

– Это должно быть в архивной папке, сэр Джеймс. Я поищу.

Она вернулась через десять минут, предварительно просмотрев свой дневник с записями всех распоряжений. Каждый листок был поделен чертой на две части: в левой колонке записывалась фамилия исполнителя, а в правой – суть поручения. После этого для проверки заглянула в архив.

– Это был мистер Брайант, сэр Джеймс, – она заглянула в листок, который держала в руке. – Ричард Брайант из отдела зарубежных контрактов.

– Вероятно, он представил отчет? – спросил сэр Джеймс.

– Он должен был это сделать. Так предусмотрено правилами компании.

– Принесите мне его отчет, мисс Кук, если вам не трудно.

Она снова вышла, а глава «Мэн-Кона», сидя за столом в своем кабинете, смотрел сквозь зеркальные стекла окон, как ранние сумерки опускаются на лондонский Сити. Начали загораться окна средних этажей – на нижних этажах они горели весь день. На уровне крыш зимнего света было еще достаточно, чтобы ориентироваться, но не для того, чтобы читать. Сэр Джеймс щелкнул выключателем настольной лампы, и в этот момент вошла мисс Кук, положила перед ним на стол требуемый отчет и отступила к стене.

Отчет Ричарда Брайанта был написан шесть месяцев назад в сжатом стиле, принятом в компании. В нем сообщалось, что, в соответствии с распоряжением начальника отдела зарубежных контрактов, он вылетел в Кларенс, столицу Зангаро, где, после томительной недели ожидания в гостинице, договорился о встрече с министром природных ресурсов. За шесть дней состоялось три встречи, в результате которых было достигнуто соглашение, по которому один представитель «Мэн-Кона» мог приехать в республику с целью проведения разведки полезных ископаемых в районе Хрустальной горы в центральной части страны. Границы обследуемой области намеренно не оговаривались компанией, чтобы дать возможность группе разведки маневрировать, если потребуется. После долгой торговли, во время которой министру дали понять, что компания не собирается платить ту сумму, которую он ожидает, и пока нет никаких оснований надеяться на то, что поиски увенчаются успехом, окончательная сумма была обговорена между министром и Брайантом. Как всегда, сумма, указанная в контракте, составляла чуть более половины от той, на которой они сошлись. Разница была переведена на личный счет министра.

Это все. Единственное указание на местные нравы – ссылка на продажность министра. «Что с того, – подумал сэр Джеймс Мэнсон, – с тем же успехом Брайант мог бы отчитаться о визите в Вашингтон. Изменилась бы только сумма».

Он снова потянулся к селектору.

– Будьте добры, мисс Кук, скажите мистеру Брайанту из зарубежных контрактов, чтобы поднялся ко мне.

Он отпустил кнопку и нажал другую.

– Мартин, зайди на минутку, пожалуйста.

Мартину Торпу понадобилось две минуты, чтобы подняться из своего офиса на девятом этаже. Он не был похож на ловкого пройдоху и протеже одного из самых безжалостных деляг в традиционно безжалостной и деляческой горной индустрии. Скорее походил на капитана спортивной команды привилегированного частного колледжа: симпатичный, юношески стройный, с аккуратно подстриженными волнистыми темными волосами и синими глазами. Секретарши прозвали его «хитрецом», а директора, из-под носа которых вдруг уплывали пакеты акций, на которые они рассчитывали, и чьи компании неожиданно попадали под контроль невесть откуда взявшейся группы акционеров – подставных лиц Мартина Торпа, называли его иначе, совсем не таким безобидным прозвищем.

Несмотря на свою внешность, Торп никогда не был ни студентом частного колледжа, ни спортсменом, ни, понятно, капитаном команды. Он не знал, чем отличается среднее число ударов за партию в бейсболе от средней температуры воздуха, но мог держать в голове в течение всего дня каждый час меняющийся курс акций всех многочисленных филиалов «Мэн-Кона». В свои двадцать девять лет он был полон честолюбивых планов и горел желанием их осуществить.

«Мэн-Кон» и сэр Джеймс Мэнсон должны были способствовать ему в этом, а его преданность им определялась чрезвычайно высокой зарплатой, возможностью заиметь связи в Сити и сознанием того, что он сидит на выгодном месте, откуда легко будет при случае приметить «крупный кусок», как он выражался.

Когда он вошел в кабинет, сэр Джеймс смахнул результаты анализов в ящик стола, и перед ним теперь лежал только отчет Брайанта.

Он дружески улыбнулся своему любимчику.

– Мартин, есть одно дело, которое требует определенной секретности. Его нужно выполнить срочно, и на это может уйти полночи.

Не в традициях сэра Джеймса было поинтересоваться занят сегодня вечером Торп или нет. Торп был готов к этому – высокий оклад обязывал.

– О'кей, сэр Джеймс. У меня нет ничего неотложного.

– Хорошо. Видишь ли, я просматривал старые отчеты и наткнулся на этот. Полгода назад один из наших людей из зарубежных контрактов был послан в страну под названием Зангаро. Не знаю почему, но хотел бы знать. Этот парень получил добро у местного правительства на проведение силами малочисленной нашей группы разведки полезных ископаемых в непомеченной на карте области вокруг так называемой Хрустальной горы. Так вот, я бы хотел знать следующее: заходила ли речь об этом визите полугодовой давности до этого, во время или после на нашем Совете?

– На Совете?

– Вот именно. Упоминалось ли когда-нибудь на Совете директоров компании, что мы проводим эту разведку? Это я хотел бы знать. Скорее всего вопрос не входил в официальную повестку дня. Тебе придется просмотреть стенографические отчеты. Возможно, об этом упоминается в разделе «разное».

Придется проштудировать все протоколы заседаний за последний год. Во-вторых, выясни, кто и почему отправил Брайанта в командировку полгода назад, и кто и почему направил туда горного инженера-разведчика. Его фамилия Малруни. О нем мне тоже хотелось бы знать побольше. Покопайся в личных делах сотрудников. Понял?

Торп был обескуражен. Это было не совсем по его части.

– Да, сэр Джеймс, но мисс Кук справится с этим в два раза быстрее меня. Или может поручить кому-нибудь еще...

– Верно, она могла бы это сделать. Но я хочу, чтобы этим занимался ты. Если ты начнешь копаться в личных делах или протоколах заседания Совета, все решат, что дело связано с финансами. И лишних вопросов не возникнет.

До Мартина начало доходить.

– Вы хотите сказать... Они там что-то нашли, сэр Джеймс?

Мэнсон смотрел на уже потемневшее чернильного цвета небо, на море огней под ним, в то время как брокеры и дилеры, клерки и финансисты, банкиры и налоговые инспекторы, страховые агенты и маклеры, покупатели и продавцы, представители закона и, несомненно в некоторых конторах, нарушители его, дорабатывали хмурым зимним днем до заветных пяти тридцати.

– Неважно, – хрипло сказал он стоящему перед ним молодому человеку. – Делай, что тебе сказано.

Выйдя через заднюю дверь и спускаясь по лестнице к себе в контору, Мартин Торп широко улыбался.

– Хитрая сволочь, – прошептал он себе под нос. Сэр Джеймс Мэнсон повернулся, когда динамик селектора нарушил звуконепроницаемую торжественную тишину его кабинета.

– К вам мистер Брайант, сэр Джеймс. Мэнсон встал из-за стола и прошел к расположенному в стене выключателю. Включил верхний свет, подошел к селектору и нажал кнопку. – Пусть войдет, мисс Кук.

Существовало три причины, по которым служащие среднего звена могли быть вызваны на ковер десятого этажа. Первая – выслушать указания или представить отчет, которые сэру Джеймсу хотелось отдать или выслушать лично, то есть вызов по делу. Вторая причина – когда человека нужно было пропесочить до основания, выжав из него последние соки. Это был сущий ад. В третьем случае главный администратор решал поиграть в доброго дядюшку со своими любимыми подчиненными. Это обычно ничем не грозило.

Еще на пороге кабинета Ричард Брайант, в СВОИ тридцать девять не поднявшийся выше среднего уровня, но исполняющий поручения ответственно, со знанием дела и держащийся за свое место, сразу понял, что из трех возможных причин, по которым он мог оказаться здесь, первую придется отмести. Он заподозрил вторую и вздохнул с облегчением, когда увидел, что речь идет о третьей.

Сэр Джеймс направился к нему с приветливой улыбкой.

– Заходите, Брайант, заходите.

Когда Брайант вошел в кабинет, мисс Кук прикрыла за ним дверь и вернулась к своему столу.

Сэр Джеймс жестом предложил подчиненному сесть на одно из небольших кресел, на солидном удалении от стола, в противоположном конце просторного кабинета, где обычно проходили коллективные обсуждения. Брайант, все еще недоумевающий, почему его вызвали, уселся на указанное место, опустившись на блестящее кожаное сиденье. Мэнсон подошел к стене и раскрыл дверцы, за которыми оказался прекрасно оснащенный бар.

– Выпьете, Брайант? Солнце уже зашло.

– Благодарю вас, сэр, э-э... Виски, пожалуйста.

– Вот это верно. Моя любимая отрава. Я тоже присоединюсь.

Брайант взглянул на часы. Без четверти пять. Популярный в тропиках афоризм «солнце село – выпей смело» вряд ли подходил для коротких зимних дней в Лондоне. Но он запомнил, как во время одной вечеринки для сотрудников сэр Джеймс с презрением отзывался о любителях хереса и прочей дряни, весь вечер налегая на виски. «Полезно запоминать такие мелочи», – отметил Брайант, пока его шеф наполнял два старинных хрустальных бокала своим любимым отборным гленливетом. Ведерко со льдом он даже не подумал доставать.

– Разбавить водой или содовой? – спросил он, не отходя от бара. Брайант обернулся и задержал взгляд на бутылке.

– Чистый солод, сэр Джеймс? В таком случае лучше неразбавленный.

Мэнсон несколько раз одобрительно кивнул и поднес бокалы.

Они чокнулись и начали смаковать виски. Брайант все ждал, когда начнется разговор. Мэнсон заметил это и придал себе вид заботливого дядюшки.

– Не волнуйтесь из-за того, что я вас сюда вызвал, – начал он. – Просто разбирал старые бумаги в своем шкафу и случайно наткнулся на один из ваших отчетов. Видимо, в свое время прочитал его и забыл передать мисс Кук для архива...

– Мой отчет? – заволновался Брайант.

– Э-э? Да, да. Тот самый, который вы составили после возвращения из... как там оно называется? Зангаро? Я правильно говорю?

– Совершенно верно, сэр. Зангаро. Это было полгода назад.

– Да, именно так. Полгода назад, конечно. Перечитывая, обратил внимание, что вам пришлось нелегко с этим субчиком, министром.

Брайант начал расслабляться. В комнате было тепло, в кресле – очень удобно, виски – словно старый добрый друг. Он улыбнулся своим мыслям.

– Но мне удалось заключить контракт о разрешении на разведку.

– Удалось, черт возьми, – поздравил его сэр Джеймс.

Взгляд его потеплел, он, казалось, вспомнил что-то. – Я ведь тоже этим занимался в свое время, знаете?.. Отправлялся в рискованные путешествия ради куска хлеба. Хотя ни разу не добирался до Западной Африки в то время. Позже бывал там, конечно. Но только после того, как все это закрутилось.

При словах «все это» он обвел рукой свой шикарный кабинет.

– А теперь мне приходится проводить слишком много времени за бумажной работой, – продолжал сэр Джеймс. – Я даже завидую вам, молодым – ездите по свету заключать сделки, совсем как в былые времена. Ну, расскажите мне о своем путешествии в Зангаро.

– Тут уж действительно все было, как в былые времена.

После нескольких часов пребывания на месте я уже думал, что встречу туземцев с костяными кольцами вносу, – сказал Брайант.

– Правда? Боже правый. Глухое местечко, это Зангаро?

Сэр Джеймс чуть отклонил голову назад в тень, а Брайант слишком комфортно себя чувствовал, чтобы, вглядевшись пристальнее, уловить напряженное внимание в его глазах, которое никак не вязалось с ласковым тоном голоса.

– Совершенно верно, сэр Джеймс. Порядочная дыра. Прямой дорогой катятся в средневековье после того, как пять лет назад получили независимость.

Он припомнил одну фразу, которую обронил когда-то его шеф в разговоре с группой сотрудников.

– Это классический пример того, что в большинстве африканских республик сегодня к вершинам власти пришли люди, которые не способны были бы руководить даже мусорной свалкой.

В результате, конечно, страдают простые люди.

Сэр Джеймс, который не хуже любого другого МОГ распознать свои собственные слова, обращенные к нему же, улыбнулся, встал и подошел к окну, чтобы взглянуть на кишащие людьми улицы внизу.

– Ну и кто же там всем заправляет? – тихо спросил он.

Президент. Или, скорее, диктатор, – отозвался со своего кресла Брайант. Его бокал был пуст. – Человек по имени Жан Кимба. Он победил на первых и единственных выборах перед самым получением независимости пять лет назад вопреки желанию колониальных властей. Как говорят, не без террора и одурманивания избирателей. Надо сказать, что народ там очень отсталый. Большинство из них даже не знали, что такое голосование. Теперь им это и не нужно.

– Суровый парень, этот Кимба? – спросил сэр Джеймс.

– Назвать его суровым неправильно, сэр. Он совершенно сумасшедший. Бредовая мания величия и, судя до всему, параноидальная шизофрения. Он правит в абсолютном одиночестве, окружив себя политическими подпевалами. Если они возражают ему или просто вызывают подозрения, то их отправляют в камеры старых колониальных полицейских бараков.

Ходят слухи, что Кимба лично присутствует при пытках. Никто еще не вышел оттуда живым.

– Хм... В каком мире нам приходится жить, Брайант. И они обладают тем же количеством голосов в Организации Объединенных Наций, что Великобритания или Америка. К чьему же совету прислушивается он в своем правительстве?

– Он не считается ни с кем из своих людей. Конечно, слушает свои голоса. Так говорят немногочисленные местные белые. Из тех, что там остались.

– Голоса? – переспросил сэр Джеймс.

– Да, сэр. Он заявляет всем, что слышит божественные голоса. Утверждает, что разговаривает с Богом. Об этом он даже упоминал, выступая перед народом и представителями дипломатического корпуса.

– О Боже, опять то же самое, – задумчиво сказал Мэнсон, не отрывая глаз от улицы внизу. – Иногда мне кажется, что было ошибкой приобщать африканцев к Богу. Половина их лидеров теперь, похоже, с ним на дружеской ноге.

– Помимо этого, его правление основывается на каком-то гипнотическом страхе. Люди считают, что он могущественный колдун, шаман, волшебник или что-то в этом роде. Он держит людей в состоянии панического ужаса перед собственной персоной.

– А как обстоит дело с посольствами? – поинтересовался стоящий у окна сэр Джеймс.

– Видите ли, сэр, они предпочитают ни во что не вмешиваться. Похоже, напуганы эксцессами этого маньяка не меньше туземцев. Он что-то вроде гибрида между шейхом Абид Карумом из Занзибара, Папы Дока Дювалье с Гаити и Секу Tуpe из Гвинеи.

Сэр Джеймс медленно повернулся от окна и спросил притворно вкрадчивым тоном:

– А причем здесь Секу Type?

Брайант чувствовал себя на коне, демонстрируя глубокие познания политической жизни в Африке, радуясь возможности показать своему шефу, что он прилежно выполнял домашние задания.

– Он при всем. Чуть не самый оголтелый коммунист, сэр Джеймс. Человек, которому он поклоняется в течение всей своей политической карьеры, это Лумумба. Поэтому-то влияние русских там так сильно. У них огромное посольство для такой маленькой страны. Чтобы заработать валюту, после развала сельского хозяйства в результате плохого руководства плантациями они продают почти все продовольствие русским рыболовным судам, заходящим в порт. Конечно, на самом деле это корабли-шпионы, ведущие электронную разведку, или суда, снабжающие продовольствием подводные лодки, которым они передают свежие продукты где-нибудь подальше от берега. Конечно, деньги от этих сделок не доходят до народа, а оседают на личном счету Кимбы.

– На мой взгляд, это не совсем по-марксистски, – пошутил Мэнсон.

Брайант расплылся в улыбке.

– Деньги и взятки начинаются там, где марксизм тормозит, сказал он. – Как обычно.

– Но русские сильны? Влиятельны? Может быть, выпьем еще виски, Брайант?

Пока Брайант отвечал, глава «Мэн-Кона» налил еще два бокала гленливета.

– Да, сэр Джеймс. Кимба не слишком разбирается в том, что выходит за рамки его опыта, который целиком основан на местной жизни и, может быть, паре визитов в соседние африканские страны. Поэтому при решении международных дел ему приходится советоваться. Тогда он прибегает к услугам одного из трех советников, черных, выходцев из его родного племени.

Двое из них обучались в Москве, один – в Пекине. Или вступает в контакт с русскими напрямую. Однажды вечером в баре отеля я разговорился с одним торговцем, французом. Он сказал, что русский посол или один из советников посольства почти каждый день бывает во дворце.

Брайант просидел еще десять минут, но Мэнсон узнал уже почти все из того, что ему требовалось. В двадцать минут шестого он выставил Брайанта из кабинета так же вкрадчиво, как незадолго до этого приглашал войти. Когда младший сотрудник удалился, он попросил заглянуть мисс Кук.

– У нас работает инженер по георазведке по имени Джек Малруни, – сказал он. – Три недели назад он возвратился из трехмесячной экспедиции в Африку, живя все это время в лесу, в тяжелых условиях, поэтому, возможно, что он еще в отпуске.

Попытайтесь разыскать его дома. Мне хотелось бы видеть его завтра в десять часов утра. Кроме этого, доктор Гордон Чалмерс, руководитель исследовательского отдела. Вы можете застать его в Уотфорде, пока он не уехал из лаборатории. Если не получится, свяжитесь с ним дома. Я хочу видеть его здесь завтра в двенадцать. Отмените остальные встречи и оставьте мне достаточно времени, чтобы отвести Чалмерса пообедать.

Лучше всего закажите нам столик у Уилтона на Бери Стрит. Это все, спасибо. Через несколько минут я ухожу. Прикажите подать машину к подъезду через десять минут.

Когда мисс Кук удалилась, Мэнсон нажал одну из кнопок селектора и тихо проговорил:

– Поднимись ко мне на минутку, Саймон.

Внешность Саймона Эндина тоже была обманчива, как и у Мартина Торпа, но по-своему. За внешним лоском безупречного происхождения скрывалась душа бандита из Ист Энда. Для того, чтобы лавировать между изяществом и жестокостью, требовался определенный ум. Ему нужен был такой хозяин как Джеймс Мэнсон, как и Джеймсу Мэнсону рано или поздно на пути наверх, в борьбе за свое место среди акул капитализма, могли потребоваться услуги такого Саймона Эндина.

Эндин был человеком того сорта, какой всегда можно встретить в самых шикарных и изысканных игорных клубах Вест Энда, это вышибалы с блестяще подвешенным языком и железными кулаками, которые никогда не пропустят миллионера без поклона, а девчонку без щипка. Отличие заключалось в том, что благодаря сметливому уму Эндин дослужился до поста помощника владельца весьма богатого и престижного игорного клуба.

В отличие от Торпа, он никогда не мечтал стать мультимиллионером. Он считал, что и одного миллиона хватит, а для этого достаточно было служить тенью Мэнсона. Это позволяло содержать шестикомнатную хату, машину «корветт», девчонок. Он тоже поднялся по задней лестнице и вошел через скрытую в стене кабинета дверь, напротив той, через которую только что вышла мисс Кук.

– Сэр Джеймс?

– Саймон, завтра я обедаю с человеком по имени Гордон Чалмерс. Один из наших сотрудников. Главный исследователь и начальник лаборатории в Уотфорде. Он будет здесь к двенадцати. До этого мне нужна полная информация о нем.

Личное дело само собой, но кроме этого все, что только сможешь найти. Личная жизнь, семейные отношения, тайные пороки, и прежде всего, не испытывает ли он острой нужды в деньгах, существенно превышающих его оклад. Политическая ориентация, если таковая имеется. Большинство из этих ученых-буквоедов леваки. Хотя не все. Можешь переговорить сейчас с Эррингтоном из отдела кадров, пока он не ушел. Просмотри личное дело сегодня и оставь мне для ознакомления на утро. С самого утра займись его окружением. Позвони мне не позднее 11.45. Понял? Я понимаю, что работа авральная, но может оказаться очень важной.

Эндин выслушал инструкции с неподвижным лицом и подробно записал. Он понимал ситуацию. Сэру Джеймсу Мэнсону часто требовалась информация, ибо он никогда не встречался с человеком, будь он друг или враг, не ознакомившись с его досье, включающим подробности частной жизни. Несколько раз он заставлял оппонентов сдаваться только потому, что был лучше подготовлен к встрече с ними. Эндин кивнул и вышел, направляясь прямо в отдел кадров, помещение, из которого, кстати, только что вышел Мартин Торп. Однако, их пути не пересеклись.

«Роллс-ройс» с шефом откатил от подъезда здания компании «Мэн-Кон», отвозя своего пассажира в квартиру на третьем этаже Арлингтон Хауз за «Ритцем». После долгой горячей ванны и ужина, доставленного из «Каприса», сэр Джеймс Мэнсон откинулся на спинку кресла и закурил свою первую за вечер сигару.

Перед отъездом из конторы шофер вручил ему вечерний выпуск «Ивнинг Стандарт», и когда они проезжали мимо вокзала «Черинг Кросс», на глаза ему попалась маленькая колонка в разделе Последние Новости. Она расположилась по соседству с результатами скачек. Он задержал на ней взгляд, потом перечитал несколько раз подряд и выглянул в окно, где за водоворотом машин по запруженным тротуарам сновали пешеходы. Одни устремлялись к вокзалу, другие продирались к автобусам сквозь февральскую изморось, направляясь к себе домой в Эндонбридж или Севеноукс после очередного напряженного дня в Сити.

Вот тогда в голове у него начала вызревать идея. Другой на его месте только бы посмеялся и тут же отбросил подобную мысль, но сэр Джеймс Мэнсон был из другого теста, он был пиратом двадцатого века и тем гордился. Набранная чуть более крупным шрифтом строка заголовка над маленькой колонкой в вечерней газете касалась африканской республики. Не Зангаро, а какой-то другой. О ней он тоже почти ничего раньше не слышал. Там не было заметных запасов природных ресурсов.

Заголовок гласил:

«ОЧЕРЕДНОЙ ПЕРЕВОРОТ В АФРИКАНСКОЙ РЕСПУБЛИКЕ»