"Ветеран" - читать интересную книгу автора (Форсайт Фредерик)ДЕНЬ ВОСЕМНАДЦАТЫЙ – ПЯТНИЦАСо стороны обвинения выступало одиннадцать свидетелей. Начали с констебля, который первым оказался на месте происшествия. Он сообщил, что в тот вторник где-то после двух сидел с напарником в припаркованной патрульной машине, как вдруг из диспетчерской поступил звонок ехать по срочному вызову на Пэредайз Уэй, где произошло нападение на человека. Что они и сделали, и прибыли на место происшествия уже через четыре минуты. На тротуаре лежал избитый мужчина, без сознания. Он пытался оказать ему первую помощь, напарник же меж тем вызвал подкрепление. Еще через пять минут приехала «Скорая» и увезла пострадавшего в больницу. Через пятнадцать минут прибыл инспектор полиции в униформе и взял все дальнейшие действия под свой контроль. Джеймс Вэнситарт ободряюще улыбнулся молодому человеку. – Вопросов нет, – сказал он, и констебль с чувством облегчения занял свое место в задних рядах. Вторым свидетелем был тот самый инспектор в униформе. Ведомый мисс Сандаран, он тоже дал показания. А когда закончил, поднялся Вэнситарт. – Скажите, инспектор, ко времени вашего появления на улице уже собрались зеваки? – Да, сэр. – Вы были один или в сопровождении других полицейских? – Да, сэр. Наша группа насчитывала десять человек. – Вы давали им поручение опросить всех присутствующих на тот случай, если среди них вдруг окажется свидетель преступления? – Так точно, сэр. – И ваши десять коллег обошли все квартиры в близлежащих домах, окна которых выходили на улицу и обитатели которых могли видеть, что произошло? – Да, сэр. – И, продолжая осмотр места происшествия, ваши коллеги не преминули обследовать все возможные пути отступления преступников, весь район все с той же целью – найти возможных свидетелей? – Так точно, сэр. – И сколько же времени в целом ушло на эти действия? – Я дал отбой, когда наступили сумерки. Примерно около восьми вечера. – Итак, все ваши десять подчиненных опрашивали людей на улице, а также жильцов окрестных домов на протяжении почти шести часов? – Да, сэр. – Нашли они за это время хотя бы одного свидетеля, кто видел само происшествие или же заметил двух убегающих мужчин, попадающих под описание моих клиентов? – Нет, сэр. – Как же это так получается? Опросив примерно сотню человек, вы не нашли среди них ни одного свидетеля, который мог бы привязать моих клиентов ко времени и месту происшествия? – Нет, сэр, не нашли. – Благодарю вас, инспектор. Вопросов больше нет. Настал черед Джека Бернса. Было зачитано довольно пространное заявление, где описывался весь ход расследования – с самого начала и вплоть до момента составления окончательного обвинения Прайса и Корниша в убийстве. Затем поднялся Вэнситарт. – Итак, вы провели очень тщательное расследование, верно, мистер Бернс? – Надеюсь, что да, сэр. – И ничего не упустили из виду, ни малейшей детали или подробности? – Хотелось бы думать именно так, сэр. – Сколько человек входило в команду поисковиков? – Около дюжины, сэр. – Однако они не нашли и следа крови мистера Прайса ни непосредственно на месте преступления, ни поблизости? – Нет, сэр. – Как же так получается? Нос сломан в двух местах, кровь хлещет фонтаном, и ни единой ее капельки не упало на тротуар? – Пятен не нашли, сэр. Бернс был парнем не промах, а потому не позволил барристеру поймать себя на крючок. – А мой клиент, мистер Бернс, утверждает, что крови его там не нашли просто потому, что он повредил нос в совершенно другом месте. Что на месте преступления его в тот вторник просто не было. А теперь, мистер Бернс... Но вместо того, чтоб задать очередной вопрос, Вэнситарт разразился пылкой речью. И эта его речь не имела целью произвести впечатление на жюри присяжных, потому как такового в зале просто не было. Нет, она была адресована исключительно судье магистрата, Джонатану Смиту, который не сводил глаз с барристера и делал в блокноте какие-то пометки. Мисс Сандаран тоже нервно строчила что-то. – Итак, вы утверждаете, что поисковая команда прочесала весь район в поисках предмета или предметов, которые могли бы обронить злодеи? – Да, сэр. – И сколько же специальных контейнеров наполнили они найденным материалом? – Двадцать, сэр. – И затем это их содержимое прочесывали чуть ли не зубными щетками? – Да, сэр. – И было ли найдено в этих двадцати контейнерах хотя бы одно вещественное доказательство причастности моих клиентов к нападению? – Нет, сэр. – И тем не менее уже к полудню следующего дня вы занялись активными поисками мистера Прайса и мистера Корниша с целью их ареста. На каком таком основании, позвольте узнать? – Потому что между одиннадцатью и двенадцатью этого дня на руках у меня были позитивные результаты двух опознаний. – По фотографиям из вашего архива? – Да, сэр. – И опознал их не кто иной, как владелец местного магазина, мистер Виджей Патель? – Да, сэр. – Скажите, инспектор, сколько именно снимков просмотрел мистер Патель? Джек Бернс сверился со своими записями. – Семьдесят семь. – Почему именно семьдесят семь? – Потому что на двадцать восьмой фотографии он со всей определенностью опознал Марка Прайса, а на семьдесят седьмой – Гарри Корниша. – Вы что же, хотите тем самым сказать, что в этом северо-восточном районе Лондона на заметке у полиции находилось ровно семьдесят семь молодых белых мужчин? – Нет, сэр. – Тогда, наверное, гораздо больше? – Да, сэр. – Сколько же снимков из архива было в то утро в вашем распоряжении, мистер Бернс? – Около четырех сотен. – Около четырехсот. И тем не менее вы остановились на семьдесят седьмом снимке. – Но свидетель был совершенно уверен, что это они. – И мистеру Пателю не была предоставлена возможность увидеть остальные триста двадцать три снимка? Долгая пауза. – Нет, сэр. – Детектив инспектор Бернс, мой клиент, мистер Прайс, довольно плотный белый мужчина лет примерно двадцати пяти, с выбритой головой. Вы что же, хотите сказать суду, что в вашей картотеке, где около четырехсот снимков, не могло оказаться еще одного похожего на него мужчины? – Нет, я не могу этого сказать. – А я, в свою очередь, могу предположить, что таких снимков наберется с десяток. Сегодня на улицах полным-полно круглолицых молодых людей, которые бреют голову наголо. Они практически неразличимы, все на одно лицо. И, однако же, мистеру Пателю не была представлена возможность хотя бы одним глазком взглянуть на похожее лицо среди этих самых четырехсот снимков? Молчание. – Вы должны ответить, мистер Бернс, – осторожно подсказал судья. – Нет, сэр, не была. – И среди оставшихся снимков могло оказаться еще одно лицо, похожее на мистера Прайса. Но у мистера Пателя не было возможности сравнить, вернуться к первому снимку, как следует разглядеть их, сопоставить, прежде чем сделать окончательный выбор? – Может быть, и так, сэр. – Благодарю вас, мистер Бернс. Вопросов больше нет. Положение становилось угрожающим. Упоминание о круглолицых молодых людях с бритой наголо головой, которые «все на одно лицо», озадачило мистера Стейна. Он тоже смотрел телевизор и представлял, как выглядят в массе своей бесчинствующие фанаты. Мистер Карл Бейтмен был сух и лаконичен в своих показаниях. Просто описал, как мужчину в бессознательном состоянии привезли в Лондонский королевский госпиталь, как его осматривали и какие анализы проводили перед тем, как отправить в отделение нейрохирургии. Тем не менее, едва он умолк, Вэнситарт снова поднялся со своего места: – Хотелось бы услышать одно маленькое уточнение, мистер Бейтмен. Вы осматривали правую руку пациента? Бейтмен растерянно хмурился. – Да, осматривал. – Во время поступления или позже? – Позже. – Очевидно, по чьей-то просьбе? – Да. – Чьей именно, позвольте узнать? – Детектива инспектора Бернса. – И, по всей видимости, мистер Бернс просил вас проверить, не повреждены ли у больного костяшки пальцев правой руки, так? – Да, сэр. – И были ли выявлены повреждения такого рода? – Нет. – Скажите, как долго вы работаете в отделении срочной помощи? – Десять лет. – Так что врач вы, без сомнения, очень опытный. И вам наверняка доводилось видеть следы самых жестоких побоев, нанесенных кулаком по лицу, а также повреждений, которые остаются при этом на костяшках пальцев? – Да уж, доводилось. – И когда человек наносит удар кулаком с такой силой, что разбивает обидчику нос, ломает его в двух местах, пусть даже нос этот принадлежит человеку более крупному и сильному, скажите, должны остаться на костяшках пальцев следы? – Думаю, да. – И каков же процент возникновения такого рода повреждений? Примерно восемьдесят из ста, да? – Примерно так. – Повреждения кожи, синяки на пястных костях? Ведь они такие тонкие и хрупкие, эти пястные косточки? – Да, скорее всего, синяки на пястных костях. – Примерно, как бывает у боксеров, да? – Да. – Но ничего подобного на пальцах правой руки этого трагически погибшего человека вы не обнаружили? – Нет. – Благодарю вас, мистер Бейтмен. Откуда Карлу Бейтмену было знать, что хромой мужчина нанес Прайсу по лицу куда более искусный и опасный удар. И бил при этом вовсе не крепко сжатым кулаком и наотмашь. Он ударил его нижней изогнутой частью ладони, рука его взлетела от пояса, и удар пришелся по носу снизу вверх. И не обладай Прайс поистине бычьим телосложением и силой, не будь он закален в уличных драках, хромой наверняка сбил бы его с ног, и тот мог даже потерять сознание. Затем показания начал давать нейрохирург Пол Уиллис, но никаких вопросов к нему у Вэнситарта не возникло. Чего нельзя было сказать о докторе Мелроузе из больницы на Сент-Эннз Роуд. – Скажите мне, доктор Мелроуз, когда вы осматривали нос мистера Прайса в прошлый вторник, где-то между пятью и пятью тридцатью вечера, кровь в ноздрях у него была? – Да, разумеется. – Свернувшаяся или жидкая? – И та, и другая. У края ноздрей сгустки свернувшейся крови, ну а внутри жидкая, еще не успевшая свернуться. – Ну а затем вы обнаружили два перелома кости и смещение хрящевых тканей? – Да. – Ну и постарались вернуть хрящи на место и вправить кости, придав тем самым носу прежнюю форму, а затем наложили повязку, чтоб заживление шло своим естественным путем, так? – Да, именно так. – Ну а если б, допустим, пострадавший проявил легкомыслие и не сразу обратился бы в больницу, а пытался бы самостоятельно и не взирая на боль вправить сломанные кости, это б вызвало новое кровотечение? – Да, разумеется. – Не могли бы вы сказать, сколько примерно времени прошло с момента получения вашим пациентом этой травмы и его обращением в больницу? – Несколько часов, это точно. – Нельзя ли поконкретней? Через сколько именно часов? Три? Десять? Больше? – Сложно сказать. Нельзя определить с такой степенью точности. – Тогда позвольте выдвинуть одно предположение. Молодой человек выходит в понедельник вечером прогуляться, напивается в пабе и по пути домой решает помочиться в придорожную канаву. Но тут он спотыкается о неровный бордюрный камень, падает лицом вперед и ударяется носом об откидной борт припаркованного у обочины грузовика. Может это вызвать увиденные вами повреждения? – Теоретически это возможно. – Так да или нет, доктор Мелроуз? Возможно? – Да. – Благодарю вас, доктор. Вопросов больше нет. На самом деле Вэнситарт говорил с Джонатаном Стейном особым, закодированным языком, но смысл сказанного был судье вполне ясен и очевиден. А говорил он ему следующее: вот что произошло с моим клиентом, и если он будет придерживаться этих своих показаний, сами понимаете, никакому обвинению их не опровергнуть. Сидевший в заднем ряду Джек Бернс отчаянно чертыхался про себя. Почему этот Мелроуз не мог со всей определенностью заявить, что со времени получения его пациентом травмы прошло никак не более четырех часов? Неужели это так трудно определить? Черт бы побрал этих честных, скрупулезных врачишек! Мистер Пол Финч возглавлял лабораторию судебно-медицинской экспертизы. Полицейского чина не имел, но наряду с другими гражданскими специалистами и учеными работал по контракту на полицию вот уже много лет. – Вам в лабораторию поступило довольно большое количество предметов туалета, проще говоря, одежды, взятой из квартиры, где проживали обвиняемые? – спросил его Вэнситарт. – Да. – И вы просматривали каждый шовчик на вещах, которые были на жертве в день нападения? – Да. – И с помощью последних достижений науки и техники осматривали эти вещи на предмет обнаружения микроскопических волокон, которые могли попасть с одежды обвиняемых на вещи пострадавшего и наоборот? – Да. – Удалось ли обнаружить хоть какие-то следы? – Нет. – Вы также обследовали футболку в пятнах засохшей крови? – Да. – И получили для сравнения пробу крови моего клиента мистера Прайса? – Да. – И кровь совпадала? – Да. – Удалось ли обнаружить на футболке следы чьей-то другой крови? – Нет. – Вы получили образчики крови, взятой с тротуара на Пэредайз Уэй или же с каких-либо прилегающих улиц в районе Мидоудин Гроув? – Нет. – Вы получили образчики крови, взятой рядом или из-под грузовика, припаркованного на Фарроу Роуд? – На Фарроу Роуд? Нет. – Так я и думал. Вопросов больше нет. Мистер Гамильтон с присущей ему веселой самоуверенностью зачитал заключение о смерти. Причиной смерти, заявил он, были серьезные повреждения ствола головного мозга, вызванные путем нанесения многочисленных и сильных ударов по черепной коробке, по всей видимости, носком тяжелого ботинка. – Скажите, – спросил его Джеймс Вэнситарт, – вы при вскрытии обследовали каждый дюйм тела жертвы? – Разумеется. – В том числе и правую руку? Мистер Гамильтон зашелестел бумажками. – О правой руке тут ничего не сказано. – Наверное, просто потому, что на ней не было повреждений? – Да, это единственное объяснение. – Благодарю вас, мистер Гамильтон. В отличие от выступавших до него профессионалов мистер Уиттейкер, хозяин наблюдательной собаки, слегка нервничал и резко выделялся среди остальных присутствующих в зале своим нарядом. На нем был блейзер с нашивками Королевского артиллерийского полка. Он имел полное право носить такие нашивки – во время Второй мировой войны мистер Уиттейкер был артиллеристом. В клубе «За шестьдесят», который он посещал, все были приятно удивлены и взволнованы, узнав, что он будет выступать свидетелем по делу об убийстве. А вконец растерявшийся, но благодарный пес Митч был в совершенном смятении от свалившихся на него ласк, похвал и угощений. Направляемый и поощряемый мисс Сандаран, он рассказал, как вывел Митча на обычную утреннюю прогулку, но тут вдруг начался дождь, и он, заторопившись домой, решил сократить путь и пройти через свалку, куда проник через известную ему лазейку в изгороди. Он объяснил, что Митч бежал без поводка, а потом вдруг метнулся куда-то и принес в зубах хозяину какой-то предмет. Это был бумажник. И вот, вспомнив об обращении в пятничном выпуске газеты, он принес этот самый бумажник в участок на Доувер-стрит. Не успел он закончить свое повествование, как поднялся высокий мужчина в дорогом костюме. Мистер Уиттейкер знал таких типчиков как облупленных. Сосут из клиентов деньги, защищают всякую шваль. Да в старые добрые времена его бы просто повесили на фонарном столбе, и все бы только радовались, Мужчина был его врагом. Но враг этот улыбался ему так мило и дружелюбно. – Раннее летнее утро, нет лучше времени для прогулок, верно? Прохладно, тихо, народу почти ни души? – Да. Поэтому мне и нравится гулять с Митчем по утрам. – Знаете, мне тоже. Я часто вывожу на раннюю прогулку своего Джека Рассела. Он снова улыбнулся – сплошное дружелюбие и обаяние. Вроде бы и неплохой парень, этот блондин. – Так, стало быть, вы шли через свалку, и ваш Митч бегал без поводка? – Да. – А потом вдруг подбежал к вам, и вы заметили у него в пасти какой-то предмет? – Да. – А вы видели, где именно он его нашел? – Нет, точно не скажу. – Но мог найти его, скажем, в десяти ярдах от изгороди? – Помню, что отошел от нее ярдов на двадцать. А Митч подбежал ко мне сзади. – Так, стало быть, он мог найти бумажник в десяти ярдах от изгороди? – Ну, думаю, да. – Благодарю вас, мистер Уиттейкер. Пожилой мужчина растерялся. Секретарь делал ему знаки покинуть место для дачи свидетельских показаний. Что все это означает? В конце концов, мистера Уиттейкера проводили в зал, и он нашел свободное место в ряду возле прохода. Работа с отпечатками пальцев – еще одна серьезная дисциплина, и для этой цели городская полиция также привлекает ученых-контрактников. Одним из таких ученых являлся мистер Клайв Адаме. Он описал поступивший в его распоряжение бумажник и три набора отпечатков, которые на нем обнаружил. Затем исключил те, что принадлежали мистеру Уиттейкеру, нашедшему этот бумажник, а также отпечатки владельца, ныне покойного. Сравнение выявило, что оставшийся третий набор отпечатков принадлежал Гарри Прайсу. Мистер Вэнситарт поднялся. – Были ли какие-либо из этих отпечатков смазаны? – Несколько. – А почему иногда отпечатки получаются смазанными, мистер Адаме? – Ну, в том случае, если один отпечаток накладывается на другой и тогда не может служить доказательством. Или если потереть место с отпечатком о какую-то другую поверхность. – К примеру, о подкладку кармана? – Да. – И какие же отпечатки были самыми четкими? – Отпечатки мистера Уиттейкера и мистера Корниша. – И находились они на внешней стороне бумажника? – Да. Но еще два отпечатка Корниша найдены внутри, на внутренних поверхностях. – В таком случае очевидно, что отпечатки мистера Уиттейкера остались на пластиковой поверхности, когда он держал бумажник в руке, и не были затем смазаны, поскольку он этот бумажник в карман не клал? – Получается, что так. – А отпечатки Корниша тоже остались на поверхности и тоже не были смазаны, поскольку и он, видимо, не клал этот бумажник в карман? – Видимо, да. – Представьте себе сцену. Человек, совершивший ограбление, убегает с места преступления. Открывает бумажник, выуживает оттуда все содержимое, затем сует бумажник в задний карман брюк. Останутся ли в таком случае на поверхности бумажника четкие его отпечатки? – Могут остаться. – Но если брюки эти сшиты из джинсовой ткани, и эти джинсы плотно его облегают, и он к тому же еще бежит и пробегает, скажем, с полмили? – Ну тогда отпечатки могут оказаться несколько смазанными. – Итак, наш беглец пробегает полмили, затем вытаскивает бумажник из заднего кармана с помощью указательного и большого пальцев с целью выбросить его... Могут ли в таком случае оказаться на бумажнике отпечатки именно этих пальцев, которые вы и обнаружили? – Да. – А тут появляется мистер Уиттейкер, берет этот самый бумажник, оставляет на пластиковой поверхности свои отпечатки. Скажите, разве в таком случае первые отпечатки не могут оказаться смазанными? – Полагаю, что могут. – В вашем заключении сказано, что на поверхности бумажника обнаружены смазанные отпечатки, как бы перекрытые более свежими отпечатками другой руки. – Да, это так. И «нижние» не поддаются точной идентификации. Они могут принадлежать как владельцу, так и мистеру Корнишу. Сидевший в заднем ряду Джек Бернс почувствовал, как у него тоскливо заныло в желудке. Мисс Вэрити Армитадж. Она поднимала упавший на пол цветочного магазина бумажник. – Мистер Адаме, бумажник отобрали у покойного две недели тому назад, во вторник, около двух часов дня. В среду, примерно в это же время или чуть позже, мистера Корниша арестовала полиция. Так что он должен был оставить отпечатки на этом бумажнике за предшествующие двадцать четыре часа, вы согласны? – Согласен. – Но бумажник был найден только в субботу утром. Стало быть, провалялся в траве примерно от четырех с половиной до пяти с половиной суток. А отпечатки оказались вполне отчетливыми. – Ну водой их, во всяком случае, не повредило, сэр. В сухих нормальных условиях это вполне возможно. – В таком случае можете ли вы со всей определенностью и ответственностью утверждать, что мистер Корниш оставил отпечатки на этом бумажнике во вторник днем или в среду утром? – Нет, сэр. – Так вот. В среду утром двое молодых людей шли себе по улице под названием Мандела Роуд и вдруг увидели: лежит в канаве бумажник. Движимый вполне естественным любопытством, один из них нагибается и подбирает его. Открывает посмотреть, нет ли чего там внутри. Но бумажник пуст, ни денег, ни документов. Да и сам по себе никакой ценности не представляет. И тогда он размахивается и забрасывает его за сетчатую металлическую изгородь, отделяющую Мандела Роуд от свалки. И бумажник этот приземляется ярдах в десяти от изгороди. И лежит себе в высокой траве до тех пор, пока его в субботу не находит собака. Это возможно? – Трудно сказать, сэр. – Так да или нет, мистер Адаме? Соответствуют ли исследованные вами отпечатки такой ситуации? – Да. Еще одно тайное послание судье Джонатану Стейну. Вот что будет утверждать Гарри Корниш в своих показаниях, вот полное и подробное объяснение появления его отпечатков на бумажнике. Мистер Джонатан Стейн задумчиво смотрит на Вэнситарта и время от времени что-то записывает. Остался мистер Виджей Патель. Его свидетельские показания и результаты двух опознаний выглядят непоколебимыми. Мисс Сандаран поэтапно проработала и обговорила с ним каждую деталь. Бернс заметно расслабился. Сейчас он возьмет реванш. Вэнситарт поднялся со своего места: – Мистер Патель, вы человек, несомненно, честный. – Надеюсь, что да, сэр. – Человек, который при малейшем сомнении, что может ошибиться, не станет проявлять самонадеянности и отрицать саму возможность такой ошибки? – Надеюсь, что нет. – В своих показаниях вы утверждаете, что видели мистера Прайса со всей отчетливостью, поскольку он стоял лицом к вам, так? – Да. Я видел его из витрины магазина. Он находился справа, повернув лицо так, что я видел его в три четверти оборота. – Но ведь он в этот момент смотрел также на жертву. Стало быть, жертва, этот хромой мужчина, стоял отвернувшись от вас. И именно поэтому вы впоследствии не могли описать его лица. – Да. – А второй грабитель, мистер Корниш, согласно вашим же утверждениям, находился у жертвы за спиной. Тоже отвернувшись от вас, так? – Ну, в общем, да. – Тогда как же в таком случае вам удалось разглядеть его лицо? Мистер Патель занервничал: – Ну, в таком случае, наверное, тогда я его толком не рассмотрел. Разглядел лишь, когда они начали кружить вокруг этого несчастного, пинать его ногами. – Скажите, мистер Патель, куда бы вы смотрели, если б сами пинали ногами лежащего на земле человека? – Ну, на этого человека. – Это, надо понимать, вниз, на землю, так? – Да. – Могу ли я с разрешения суда попросить мистера Корниша встать? Гарри Корниш поднялся вместе с тюремным офицером-охранником, к которому был прикован наручниками. Судья Стейн взирал на эту сцену с недоумением, а Вэнситарт неумолимо гнул свое: – Мистер Корниш, посмотрите, пожалуйста, вниз. Представьте, что вы разглядываете лежащий у ваших ног предмет. Корниш повиновался. Длинные жирные патлы свалились на лоб и закрыли лицо. В зале повисло напряженное молчание. – Можете сесть, мистер Корниш, – сказал Вэнситарт. А затем вновь обратился к хозяину магазина: – Насколько я понимаю, мистер Патель, вы в тот момент видели худощавого мужчину с узким лицом и длинными волосами и видели его с расстояния в тридцать ярдов. На следующий день, когда вам показали снимок худого узколицего мужчины с волосами до плеч, вы решили, что это тот самый человек. Могло так случиться или нет? – Наверное, – пробормотал Виджей Патель. Бернс напрасно пытался встретиться с ним взглядом. Тот отводил глаза. «На него надавили, – с отчаянием подумал Бернс. – Кто-то позвонил среди ночи, тихий, но убедительный голос в трубке, упомянул о его жене и дочери. О господи, только не это!» – Теперь что касается мистера Прайса. Вы когда-нибудь посещали матчи с участием «Арсенала» в Хайбери, мистер Патель? – Нет, сэр. – Вы утверждаете, что в тот ужасный день выглянули из витрины и увидели на противоположной стороне улицы плотного молодого человека с наголо стриженной головой, так? – Да. – Но если б вы хоть раз посетили Хайбери в день матча, то увидели бы там сотни молодых людей, подходящих под это описание. А если б хоть раз внимательно всмотрелись через ветровые стекла белых фургонов, что разъезжают по улицам северного Лондона каждый день, то в пятидесяти случаях из ста увидели бы за рулем с целую сотню в точности таких же молодых людей. И знаете, как обычно одеты эти ребята, мистер Патель? Синие джинсы, как правило, грязноватые, широкие кожаные ремни и не слишком чистые футболки. Почти что униформа. Вам доводилось видеть похожих людей прежде? – Да. – На всех улицах Лондона? – Да. – А также на экране телевизора, когда мы все со стыдом становимся свидетелями зрелища, как какая-нибудь иностранная полиция пытается справиться с распоясавшимися английскими болельщиками? – Да. – Мистер Патель, жертва никак не могла нанести нападавшему удар такой силы, как вы описываете. Тогда бы костяшки пальцев правой руки были бы разбиты в кровь, или на них остались бы синяки. Вы видели, как он приподнял правую руку и взмахнул ею. Но вам не приходило в голову, что сделал он это просто с целью отвести от себя удар? Могло так случиться или нет? – Да, думаю, что могло. – Но если вы могли ошибиться в этом, то, наверное, ошибаетесь и в другом. И не разглядели как следует лица человека с расстояния тридцати ярдов? Бернс обхватил голову руками. Тот, кто обрабатывал и запугивал Пателя, знал свое дело. И Патель не забрал свои показания, не стал отказываться от сотрудничества с полицией лишь потому, что его могли обвинить в злонамеренном оговоре. Просто заменил «абсолютно» на «вероятно», «определенно» – на «может быть». Но «может быть» недостаточно для того, чтоб суд вынес обвинительный приговор. Когда презренный мистер Патель покинул трибуну свидетеля, мисс Сандаран сказала судье Стейну: Это дело подлежит рассмотрению в высшей инстанции. И мы собираемся передать его в коронный суд с формулировкой «обвинение в убийстве». Судья приподнял бровь и взглянул на мистера Вэнситарта. Оба понимали, что за этим последует. Тишина стояла – можно было слышать, как пролетит муха. – Ваша честь, мы с вами, как никто другой, понимаем, в чем состоит дух и буква закона. Вы не имеете на данный момент достаточно свидетельств, руководствуясь которыми... – Тут Вэнситарт выдержал долгую и эффектную паузу, как бы желая особо подчеркнуть маловероятность следующего своего высказывания: – Мало-мальски разумное жюри присяжных вынесет обвинительный приговор. – Вы не совсем правы, сэр. В распоряжении обвинения три веских доказательства. Это свидетельства мистера Пателя, сломанный нос и бумажник. Мистер Патель, совершенно очевидно, честнейший и порядочнейший человек, пришел к заключению, что мог указать на двух похожих людей. Но указал именно на наших обвиняемых, выделил их из всех, кого мог в тот день видеть на улице, и это не случайность. – Однако остаются еще сломанный нос мистера Прайса и отпечатки мистера Корниша на пустом выброшенном бумажнике. И ваше присутствие, сэр, вовсе не означает, что все сказанное здесь сегодня не повторится на суде высшей инстанции в другое время и в другом месте. Кроме того, вы не можете доподлинно знать, какую линию выберет там защита. Но вы, опираясь на свой огромный опыт, должны понимать, что голословные утверждения относительно носа и бумажника будут подвергнуты сильному сомнению и в конце концов опровергнуты. – Да, объяснения по поводу сломанного носа и бумажника абсолютно логичны. Думаю, мы оба понимаем, что жюри присяжных не может вынести обвинительный приговор. Вынужден объявить о прекращении дела. «Да, – подумал про себя Джонатан Стейн, – жюри увидит твоих принарядившихся и чистеньких клиентов, в белых рубашках, пиджаках и галстуках; жюри никогда не увидит досье о похождениях этих ублюдков и убийц. Тебе, безусловно, удастся добиться их оправдания, и время, и государственные деньги будут выброшены на ветер». – Я, хоть и с огромной неохотой, но вынужден согласиться с мистером Вэнситартом. Дело закрыто. Освободить обвиняемых из-под стражи. – Всем встать! – прокричал клерк, но с некоторым опозданием, потому как большинство присутствующих в зале уже дружно устремились к дверям. Корниш с Прайсом, освобожденные от наручников, тянулись через перегородку пожать руку Вэнситарту. Но тот, увернувшись от этих рукопожатий, быстро вышел в коридор. Чтоб спуститься на нижний этаж, нужно время – лифты в этом здании вечно перегружены. По чистой случайности Джек Бернс оказался внизу первым и стоял в холле, мрачный и разозленный сверх всякой меры. Прайс и Корниш, отныне свободные граждане, чертыхаясь, скаля зубы и одаривая друг друга дружескими пинками, выкатились из лифта в холл. Бернс не сводил с них глаз. Их разделяло ярдов двадцать. Не сговариваясь, оба бандита подняли полусогнутые средние пальцы и показали детективу неприличный жест. – Ну что, слопал, тварь? – взвизгнул Прайс. И оба они выкатились на Хайбери Роуд и отправились в свою берлогу. – Неприятно, – произнес чей-то тихий голос у него за спиной. Бернс обернулся. Одним взглядом вобрал гладкие светлые волосы, насмешливые голубые глаза, вальяжную, самоуверенную манеру держаться и почувствовал, как его захлестывает волна ненависти к Вэнситарту и всем ему подобным. – Полагаю, вы гордитесь собой, Вэнситарт. Они убили ни в чем не повинного старого человека, убили, не моргнув глазом. И теперь благодаря вам снова на свободе. До следующего раза. – Гнев так и кипел в нем, – Господи, неужели вы мало зарабатываете, защищая разных там богатеев со Стрэнда? Зачем вам понадобилось соваться сюда и за какую-то мизерную, чисто символическую плату добиваться освобождения этих животных? В голубых глазах Вэнситарта светилась не насмешка, нет. Скорее, сострадание. А потом он сделал нечто очень странное. Наклонился и шепнул на ухо Бернсу несколько слов. Детектив уловил запах дорогих, но ненавязчивых мужских духов. – Пусть не покажется вам странным, мистер Бернс, – прошептал он. – Но это имеет прямое отношение к торжеству правосудия. А затем развернулся и вышел через вращающиеся двери. К обочине тротуара тут же подкатил «Бентли» с водителем за рулем. Вэнситарт бросил кейс на заднее сиденье и устроился рядом. «Бентли» моментально набрал скорость и скрылся из вида. – К торжеству моей задницы, – проворчал вслед ему Бернс. Было время ленча. До участка мили две, и он решил пройтись пешком. Но не одолел и половины пути, как запищал пейджер. Его просили срочно позвонить в дежурную часть. Он взял мобильник, набрал номер. Ответил дежурный офицер: – Тут пришел какой-то старикан, спрашивает вас. Говорит, что знал покойного. Старик оказался пенсионером и типичным лондонцем с головы до пят. Бернс нашел его в комнате для допросов, посетитель сидел и тихонько покуривал сигаретку прямо под табличкой с надписью «Не курить». Старик сразу понравился Бернсу. Звали его Альберт Кларк, «но все зовут меня просто Нобби». И вот Бернс и Нобби Кларк уселись друг против друга за стол. Детектив придвинул к себе блокнот. – Назовите ваше полное имя и адрес. И принялся записывать, но, когда дело дошло до района, где проживал Нобби, остановился. – Уиллесден? Но это же страшно далеко отсюда. – Я знаю, где это, – ответил пенсионер. – Там живу. – А покойный? – Ясное дело, тоже. Где ж еще мы могли познакомиться? Он принадлежал к тем кокни, которые предпочитают превращать любое утверждение в вопрос. – И вы проделали весь этот путь, чтоб рассказать мне о нем? – А как же иначе, раз он помер и все такое прочее, – сказал Нобби. – Вы взяли этих ублюдков, которые это над ним сотворили. Прищучьте этих гадов. – Взять-то я взял, – побормотал Бернс. – А вот суд их отпустил. Кларк был в шоке. Бернс нашел в ящике письменного стола пепельницу, и старик загасил окурок. – Но это ж ни в какие ворота не лезет! Не понимаю, куда катится эта чертова страна! – Не вы один этого не понимаете. Ладно, давайте лучше о покойном. Его имя? – Питер. Бернс записал. – Питер, а дальше?.. – Не знаю. Никогда не спрашивал. Бернс начал медленно и про себя считать до десяти. – У нас есть версия, что он проделал весь этот долгий путь в тот день, чтоб возложить цветы на могилу на местном кладбище. Там похоронена его мать? – Нет. Родителей у него не было. Сирота, потерял их еще ребенком. Рос в сиротском приюте Барнардос. Там, наверное, лежит его тетя Мей. Была ему вроде приемной матери. Бернс представил себе маленького мальчика, растерянного, оглушенного свалившимся на него непомерным горем, и добрую женщину, пытавшуюся собрать воедино его разбитую на мелкие кусочки жизнь. Через двадцать лет после смерти этой женщины он продолжал посещать ее могилу. Приносил цветы в день ее рождения. Восемнадцать дней тому назад этот поступок стоил ему жизни. – И где же вы познакомились с Питером? – В клубе. – Клубе? – В районном отделении МСО. Просиживали там в очередях бок о бок целыми неделями. Инвалидам там выделяют кресла. Мне полагалось, поскольку у меня артрит. А ему – из-за больной ноги. Бернс представил, как два старика сидят в коридоре министерства социального обеспечения, ждут, когда наконец подойдет их очередь. – Так вы сидели там, ждали и разговаривали, да? – Ага. Чесали языками от нечего делать. – Но вы так и не спросили его фамилию? – Нет. А он и моей не спрашивал. На кой это нам? – И наверное, там же вам начисляли пенсию? За что? – По инвалидности. Ему полагалось тридцать процентов прибавки. – Из-за ноги, да? А он когда-нибудь рассказывал, как получил эту травму? – Конечно! Он служил в армии. В парашютно-десантных войсках. Совершал ночной прыжок. И тут его понесло ветром и шмяк о скалу! Этот чертов парашют протащил его по камням с полмили! Ну и когда товарищи подоспели на помощь, нога была раздроблена всмятку. – Он был безработным? Лицо Нобби Кларка изобразило крайнее презрение. – Питер? Да ни в жизнь! Он бы задарма и пенни не взял. Работал ночным сторожем. Ну конечно. Жил один, работал в полном одиночестве. Наверное, поэтому его никто и не искал. А компания, где он служил ночным сторожем, наверняка закрылась в августе на каникулы. Август, чертов август!.. – Как вы узнали, что он погиб? – В газете. Напечатано было, в «Ивнинг стандард». – Но это было девять дней тому назад. Чего вы ждали, почему не пришли сразу? – Август. Всегда еду в августе к дочери, на остров Уайт, погостить недельку-другую. Только вчера вечером вернулся. Приятно было вернуться в городской смог. Там вечно этот ветер с моря. Едва не помер, прямо обдышался этим морским воздухом. Он кашлянул и закурил снова. – И где же вы наткнулись на газету почти десятидневной давности? – Картошка. – Не понял? – Картошка, – терпеливо повторил Нобби Кларк. – Я знаю, что такое картошка, Нобби. Но какое отношение имеет это к умершему человеку? Вместо ответа Нобби Кларк полез в карман пиджака и извлек оттуда измятый и изорванный газетный листок. Это была первая страница «Ивнинг стандард» девятидневной давности. – Сегодня утром спустился вниз, к зеленщику, купить на обед картошки. Ну он свесил и завернул в кулек. Дома разворачиваю – а там Питер, смотрит на меня. Какой-то старомодный зеленщик. Заворачивает картошку в газету. С первой ее страницы, перепачканной в земле, смотрел хромой мужчина. На обратной странице был напечатан весь остальной материал и содержалась убедительная просьба всем, кто узнал этого мужчину, обращаться к детективу инспектору Бернсу из участка на Доувер-стрит. – Ну и я прямиком потопал к вам. – Вас подвезти домой, Нобби? Старик просиял. – Лет сорок как не ездил в полицейской машине. Мы в молодые годы, – добавил он, – тоже были те еще фрукты! Бернс вызвал Люка Скиннера, велел ему принести одинокий ключ на ленточке, изъятый из кармана покойного, и подогнать машину к дверям участка. Они высадили Нобби Кларка возле его дома, предварительно узнав у него, где находится местный отдел соцобеспечения, и поехали туда. Едва успели, контора уже закрывалась, ее служащие собирались домой. Бернс помахал своим удостоверением и попросил проводить его к начальнику. – Я разыскиваю человека. Имя Питер, фамилия неизвестна. Среднего роста, нормального телосложения, волосы седые, возраст от пятидесяти до пятидесяти пяти. Сильно хромал, получал тридцатипроцентную надбавку к пенсии по инвалидности. Сидел у вас в коридоре... – Он огляделся. У стены выстроились в ряд несколько стульев. – Где-то здесь, рядом с Нобби Кларком. Есть идеи. Кто бы это мог быть? Работники системы соцобеспечения, как правило, народ не слишком наблюдательный и не болтливый. Сидят себе по своим каморкам, отделенные от посетителей решетками и перегородками. И все же нашлась одна женщина. Сказала, что вроде бы помнит такого человека. Питер Бенсон?.. Всю остальную работу сделал компьютер. Начальник нашел файл на Питера Бенсона. Фотография старенькая, размером с паспортную, но ее оказалось достаточно. – Адрес? – спросил Бернс, и Люк Скиннер записал адрес. – Он уже недели три как не заходил, – сказал служащий. – Небось уехал куда-нибудь отдохнуть. – Нет. Он умер, – сказал Бернс. – Так что можете закрыть его файл. Он больше не придет. – Вы уверены? – спросил начальник, явно обеспокоенный этим вторжением и новостями. – Нам нужно официальное подтверждение. Никто нас об этом не информировал. – Ну сам он сделать этого никак не мог, – ответил Бернс. – Сколь ни покажется это невежливым с его стороны. Детективы определили улицу по лондонскому справочнику «A-Z», нашли ее и опросили нескольких соседей. Еще один серый блочный дом, маленькая однокомнатная квартира на четвертом этаже. Подниматься пришлось пешком, лифт был сломан. Они отперли дверь и вошли. Обстановка бедная, даже убогая, но аккуратная. За три недели все пропылилось, на подоконнике валялось несколько мертвых мух, но испорченной или прокисшей еды не оказалось. Тарелки и чашки были вымыты и лежали в сушилке у раковины. В ящике тумбочки, что у кровати, лежали армейские сувениры и пять медалей. Одна из них – «Военная медаль», ею награждались солдаты за храбрость в бою. На полках книги, по большей части затрепанные дешевые издания в бумажных обложках, и несколько альбомов по искусству с цветными репродукциями. Бернс остановился возле висевшего на стене снимка в рамочке. На нем красовались четыре молодых человека. Все они дружно глядели в камеру и улыбались. На заднем плане вырисовывалась пустыня, был виден край старинного каменного форта. Под снимком была подпись: «Мирбат, 1972». – Что за Мирбат такой? – спросил подошедший к Бернсу Люк Скиннер. – Так называется одно место. Маленькая деревня в восточной провинции Омана, на самом краю Саудовского полуострова. На молодых людях была камуфляжная форма. На голове одного из них красовалась повязка из клетчатой ткани, вроде тех, что носят арабы. Она удерживалась на голове с помощью двух колец с продетым в них черным шнурком. Остальные трое были в беретах песочного цвета с блестящими значками в центре. Бернс знал, что если б под рукой у него было увеличительное стекло, он бы разглядел на эмблеме кинжал с крыльями, три буквы наверху и три коротких слова внизу. – Откуда ты знаешь? – спросил Скиннер. – Как-то в Девон приехала королева. Нас поставили охранять Ее Величество. И придали нам в помощь двух ребят из того полка. Ну сам знаешь, что такое служба телохранителя: проводишь время в сплошном ожидании. Ну и эти ребята ударились в воспоминания. И рассказали нам о Мирбате. – Что там произошло? – Сражение. Битва. Шла война. Тайная война. Террористы, коммунисты из Йемена, перешли границу и угрожали свергнуть султана. Наши вмешались, послали туда ребят из спецназа. И вот однажды гарнизон в деревне Мирбат, где они стояли, атаковали триста или четыреста террористов. А наших была какая-то горстка. Человек десять из отряда да еще небольшая группа из местных. – И кто же победил? Бернс ткнул в фотографию пальцем. – Они. Потеряли двух своих и задали этим собакам перцу. Перебили человек сто, потом те дрогнули и побежали. Трое из мужчин на снимке стояли, четвертый опустился на одно колено. Двадцать четыре года тому назад, в забытой богом деревне в пустыне. Стоявший на одном колене парень был солдатом парашютно-десантных войск, за спиной у него улыбались сержант, капрал и молодой офицер. Скиннер подался вперед и указал на солдата. – Это он. Питер Бенсон. Вот бедняга! Пройти через весь этот ад и кончить свои дни на тротуаре в Эдмонтоне от рук каких-то подонков! Бернс тоже узнал солдата. Но внимание его привлекал офицер. Из-под берета выбиваются прямые белокурые волосы, надменные голубые глаза сощурены от солнца. Этот молодой офицер вернулся домой, уволился из армии, закончил юридический колледж и четверть века спустя стал одним из самых знаменитых адвокатов в стране. Скиннер тоже узнал его, тихонько присвистнул от изумления у самого уха Бернса. – Нет, это просто в голове не укладывается! – воскликнул он. – Они забили до смерти его товарища, а он просто из шкуры вон лез, чтоб их отпустили! Казалось, Бернс слышит тихий и вкрадчивый голос с красивыми модуляциями, нашептывающий ему на ухо... «Пусть не покажется вам странным, мистер Бернс...» Глядя на лица четырех молодых воинов, Джек Бернс вдруг с запозданием понял, что, говоря о торжестве правосудия, этот самоуверенный адвокат имел в виду вовсе не суд в Олд Бейли, но торжество правосудия по Ветхому Завету. – А знаешь, приятель, – сказал ему Люк Скиннер, – представляешь, что было бы, если бы Прайс с Корнишем вышли на улицу и повстречались там с этим сержантом и этим капралом? – Ой, лучше не спрашивай!.. |
|
|