"Проклятые башни" - читать интересную книгу автора (Форсит Кейт)

ПЛАМЯ ВСПЫХИВАЕТ, СНЕГ КРУЖИТСЯ

Тени деревьев уже начали удлиняться, когда Диллон вывел свой маленький отряд из леса на поле битвы.

Райли умер во время перехода, внезапно уткнувшись носом в зеленый лесной ковер. Его повязка была алой от крови. Все ребята были ошеломлены и перепуганы, ведь солдат не издал ни слова жалобы, ни стона боли. Тирсолерцы преследовали их по пятам, и они не могли остановиться, чтобы Томас прикоснулся к нему своими исцеляющими руками. Убитый горем мальчик не заметил боли, исходящей от крепкого и сильного солдата, и был потрясен его неожиданной смерть. Он безутешно рыдал, и Аннтуану пришлось нести его на руках, а Джоанна подобрала меч Райли и заткнула себе за пояс, потом подняла его тяжелый щит. В грязном белом корсаже и панталонах она, казалось бы, должна была выглядеть нелепо, но вместо этого представлялась суровой и величественной.

— Пойдемте дальше, — сказала она просто, и они оставили Райли под деревом, как будто он просто заснул.

Все целители валились с ног от усталости, но как только Джоанна увидела раненых, лежавших в кустах и между деревьями, она принялась раздавать быстрые и четкие приказы, и целители немедленно подчинились ей, забыв про собственный страх и утомление. Томас сердито забрыкался, требуя, чтобы его опустили на землю, и бегал от одного тела к другому, касаясь руками всех подряд, не дожидаясь, пока Джоанна посмотрит, живы они или нет. Столь многие из тех, кого он касался, не отвечали ему, что малыш расстроился еще больше, и Джоанне пришлось успокаивать его.

Вдруг Парлен вскрикнул от ужаса, и они все прибежали на его крик. Мальчик обнаружил Дункана, придавленного огромной грудой разбитых валунов. Из-под кучи камней виднелись лишь его израненная и окровавленная голова и плечи. Непонятно каким чудом, но великан был еще жив, хотя при каждом мучительном вздохе на его губах вскипала кровавая пена. Оруженосцы охнули в один голос, поскольку все любили большого добродушного капитана, который возился с ними и учил их драться на мечах. Множество усердных маленьких рук оттащили камни, и его наконец смогли вытащить. Он был без сознания и стонал от боли.

Не было ни одной части его тела, которая не была бы раздавлена или сломана, и казалось чудом, что он до сих пор жив. Все еще дрожа и всхлипывая, Томас встал на колени и положил маленькие ладошки на окровавленную голову, и все раны начали медленно затягиваться. Но капитан так и не пришел в сознание, а Томаса явно измучила попытка его исцеления. Мальчик трясся и хрипел, пытаясь отдышаться. Джоанна опустилась рядом с ним на колени и попыталась влить ему в рот какое-то восстанавливающее снадобье. Наконец часть сил, видимо, все же вернулась к нему.

— Он очень сильный, — сказал мальчик. Его плечи все еще ходили ходуном. — Он поправится, хотя мне и пришлось позаимствовать довольно много его жизненной энергии, чтобы вылечить его.

— И слишком много своей собственной, — упрекнула его Джоанна. — Ты погубишь себя, пытаясь спасти других. Ты не должен забывать о себе.

Томас оглянулся на истерзанные и окровавленные тела и жалобно сказал:

— Я чувствую их боль, я чувствую ее!

Внезапно примчалась стайка нисс, которые принялись летать над головами целителей, точно шершни, дразня их своими пронзительными голосками. Большинство ребятишек никогда раньше не видели нисс, и они изумленно таращились на маленьких волшебных существ с радужными крыльями. Через миг из-за деревьев показалась Лиланте. Ее зеленое платье было изодрано и перепачкано кровью, лицо все в грязи. Целители слегка попятились, но Джоанна, знавшая ее, с криком бросилась вперед.

— Что случилось? — спросила она. — Ри попал в засаду? Откуда они знали, где поедут Серые Плащи?

— Ри предали, — печально сказала Лиланте. — Пойдем, Томас, Хранительница Ключа будет очень рада тебе, я знаю. Ри тяжело ранен. Ему не выжить без твоей помощи.

Джоанна вскрикнула и схватила мальчика за руку, не дав ему прикоснуться к еще одному из тысяч тел, лежащих между деревьями.

— Ну же, малыш, ты не сможешь помочь им всем. Мы сделаем для них все, что можно, и как только будет ясно, кто жив, а кто мертв, мы приведем тебя обратно, честное слово.

Томас слишком ослабел, чтобы идти, и Диллон понес его на спине, оставив Парлена и Аннтуана присматривать за Дунканом. Они пошли за Лиланте по дороге, не в силах сдержать восклицания ужаса и смятения при виде масштабов бойни. Они застали Мегэн склонившейся над неподвижной фигурой Лахлана. Ее лицо было опустошенным, глаза покраснели. Донбег тыкался ей в шею, жалобно похныкивая, но старая ведьма не обращала на него внимания. Она пыталась остановить кровь, хлещущую из раны на груди Ри, не безуспешно. При виде Томаса ее черные глаза озарила надежда.

— Благодарение Эйя! — воскликнула она. — Ох, Томас, мальчик мой, ты спасешь его? У него переломана спина и крыло, и голова тоже. Он очень близок к смерти.

Диллон опустил мальчика не землю. Томас не держался на ногах, но все же прерывисто вздохнул и поднял на Мегэн глаза.

— Не знаю, получится ли, — сказал он, — но я попробую.

Он наклонился и положил ладони на лоб Ри. Нескончаемо долгий миг ничего не происходило, потом края страшной раны на груди Лахлана начали затягиваться. Мальчик нахмурился и что-то пробормотал, руки у него затряслись. Сломанная арка крыла медленно срослась, синяк на виске посветлел, рваный разрез в его центре постепенно засох. Томас хрипло дышал, покачиваясь. Внезапно его тело обмякло, и он упал набок.

— Он умер? — закричал Дайд, а Джоанна завизжала и бросилась к мальчику. Джед заскулил и тревожно ткнулся в него мокрым носом.

— Нет, — сказала она, размазывая слезы по щекам. — Нет. Он дышит — едва-едва.

Мегэн закрыла лицо руками.

— Нет, нет, — хрипло прошептала она. — Это уже слишком! Изолт, Лахлан — а теперь еще и Томас.

Джоанна прижала мальчика к груди.

— Изолт тоже ранена? — испуганно спросила она.

Мегэн подняла измученное лицо.

— Она была беременна. Ее тяжело ранили, и когда она нашла Лахлана в таком виде, это оказалось уже чересчур. Она потеряла детей.

Джоанна положила голову Томаса на колени к Диллону и с угрюмой решительностью поднялась на ноги.

— Где она? Я пойду к ней.

Мегэн показала в сторону. В слабом свете заходящего солнца они увидели Изолт, лежащую под деревьями в коконе из плащей. Рядом с ней на коленях стоял Айен. Джоанна поспешила к ним, призрачно-белая в наступающих сумерках.

Гвилим наклонился и, подняв с земли ветку, силой мысли поджег ее и воткнул в землю, чтобы Джоанна могла видеть свою пациентку.

— Наступает ночь, — сказал он глухо.

Банри лежала неподвижно, прижав колени к груди, с сухими глазами, в которых плескалось горе. Как Джоанна ни старалась, Изолт не взглянула на нее, не ответила ни слова, поэтому в конце концов целительница дала ей макового сиропа, и Изолт заснула, все так же съежившись.

От утомления Лиланте впала в какое-то странное плывущее состояние. Безвольно повесив руки и чувствуя в горле горячий соленый ком, она тщетно пыталась заставить себя подняться и ухаживать за ранеными, но, казалось, просто не могла больше выносить запаха и вида смерти.

Ниссы порхали вокруг ее головы, громко вереща. Элала поймала одну из ее цветущих кос и прицепилась, бешено трепеща своими ослепительно блестящими крылышками. Лиланте утерла глаза и попыталась заглушить свое горе. Она посадила малышку на ладонь и посмотрела в ее сверкающие зеленые глаза.

В чем дело? — спросила она.

Пора есть лепестки цветка! Пора исцелять!

Лиланте остолбенело уставилась на ниссу. Усталый разум отказывался работать. Потом внезапно ее рука метнулась к мешочку на поясе, где был спрятан цветок Летнего Дерева. В сумятице боя она и думать о нем забыла.

Ты хочешь, чтобы я съела цветок? — прошептала она.

Нисса зашипела и оскалила острые клыки.

Лепестки цветка принадлежат Звездочетам. Их кровь проливается, чтобы благословить дерево, а это дитя умирает.

Лиланте недоуменно уставилась на маленькую ниссу. Но когда до нее дошло, о чем та говорит, у нее перехватило дыхание. Понимаю , — сказала она, подошла к лежащему Томасу, встала рядом с ним на колени и вытащила из мешочка большой цветок.

Хотя лепестки стали коричневыми и сморщенными, они все еще источали слабый аромат. Лиланте поднесла их к носу Томаса, и пряный запах привел его в себя. Его щеки слегка порозовели, он открыл глаза и безучастно посмотрел на Лиланте.

— Ты должен съесть это, — сказала древяница.

Томас озадаченно взглянул на цветок, потом послушно взял его и начал жевать увядшие лепестки. Он не задал ни единого вопроса и не выказал никакого отвращения. С минуту он лежал неподвижно, потом его щеки вспыхнули лихорадочным румянцем, и все тело начало содрогаться. Мальчик закричал, точно от боли, его тонкие руки скрючились, а зрачки начали расширяться до тех пор, пока глаза не стали совсем черными, а не голубыми, как обычно. Он бросил безумный взгляд на Лиланте, потом перевернулся, колотя руками и ногами и неудержимо тряся головой.

— Что случилось? Что ты сделала? — закричала Джоанна и подскочила к нему, хлестнув Лиланте обвиняющим взглядом.

Та ничего не ответила, полными ужаса глазами глядя на бьющегося в конвульсиях Томаса. Она услышала торопливые шаги Мегэн, раздающей приказания и задающей вопросы, потом смотрела, как они уложили мальчика и всунули ему между зубами палку, чтобы он не прикусил язык.

Мегэн обернулась к Лиланте и отрывисто спросила:

— Что ты ему дала? Я видела, как ты его чем-то кормила.

— Это был цветок Летнего Дерева. Мне его дала Облачная Тень.

— Она велела дать его Томасу? — сердито спросила Мегэн.

— Нет, это были ниссы, — перепуганно ответила Лиланте.

Они повернулись и посмотрели на маленьких крылатых существ, порхающих неподалеку. В мерцающем свете только что зажженных факелов их треугольные лица казались странно недобрыми. Джоанна, всхлипнув, сделала охраняющий знак Эйя.

— В его жилах течет кровь Звездочетов! — закричала Лиланте. — Неужели вы не видите?

Мегэн резко обернулась и взглянула на Томаса. Он лежал неподвижно, хрипло дыша. Старая ведьма кивнула.

— Может быть, ты и права, — ответила она.

Томас долго лежал неподвижно и безмолвно, потом сел. Его щеки все еще горели, глаза неестественно сверкали.

— Принесите мне раненых, — прохрипел он.

Первым, к кому он прикоснулся, был Лахлан, но хотя все его раны затянулись и на гладкой оливковой коже не осталось ни следа, он так и не пришел в себя.

— Здесь что-то большее, чем просто физическое ранение, — нахмурился Томас, пробежав пальцами по всему телу и лицу Лахлана. — Он связан черными нитями ненависти, перерезать которые мне не по силам. Он пытается освободиться, но не может бежать. Думаю, его прокляли.

— Прокляли? — воскликнул Дайд.

— Прокляли и предали, — прошептала Мегэн. — Если я выясню, кто это сделал, я наложу на него такое проклятие, подобного которому еще не видела эта земля!

— Как нам снять проклятие? — воскликнула Лиланте, но Мегэн лишь покачала растрепанной седой головой.

— Никак, — отозвалась она. — Какой бы силы ни было проклятие, снять его может лишь тот, кто его наложил.

— Значит, мы должны выяснить, кто это сделал, — закричал Дайд, схватив руку Лахлана и поцеловав ее. — Ох, хозяин, ну кто мог сделать такое?

— Бьюсь об заклад, что если мы отправимся в Эрран, то найдем ответ, — ответила Мегэн, с каменным лицом глядя в темноту.

Всю ночь они пытались спасти тех, кто все еще был жив, и стаскивали мертвых в зловещие кучи между деревьями. Древяники и прочие обитатели леса помогали им, конь-угорь возил носилки через подлесок, корриганы носили раненых на своих широких спинах. Томас ходил среди раненых, возвращая силы и здоровье в их истерзанные тела. Те, кого он касался, вставали и были в состоянии носить других, и к рассвету все, кто выжил, как будто никогда и не были ранены.

В утреннем свете они смогли подвести удручающие итоги. Из двух тысяч человек, вместе с Лахланом шедших через лес, осталось в живых жалких несколько сотен. Барнард Орел, Мердок Секира и Храбрый Диглен лежали среди мертвых, а Финли Бесстрашный пропал без вести, и в штабе Лахлана осталось всего четыре офицера. Они все боялись, что Финли оказался в плену, опрометчиво ввязавшись в какое-нибудь безрассудство.

Мэтью Тощий тоже куда-то пропал. Один из раненых сообщил, что видел, как на него напали сзади и утащили прочь.

— Пожалуйста, Эйя, только бы их не сожгли, — молилась Мегэн, в отчаянии раскачиваясь взад-вперед. За эту ночь ее волосы побелели, как снег, и висели вдоль тела свалявшимися колтунами, в которых запутались листья. — Пожалуйста, дай нам вовремя прийти им на помощь!

Им оставалось надеяться лишь на то, что остальные дивизии армии Ри пробились к Арденкаплю и не дали Ярким Солдатам отвезти пленников обратно в городские стены. Дункан Железный Кулак выстроил уцелевших солдат в колонны и убедился, что все вооружены и обеспечены продовольствием. После этого они, не теряя времени, продолжили поход. Лахлана и Изолт уложили на носилки, в которое впрягли коня-угря, раздувшегося до своего самого большого размера. Рядом с головой Ри сидел большой белый кречет, время от времени легонько тыкавшийся в него своим загнутым клювом.

День выдался прекрасный, свежая зеленая листва сияла в золотом свете солнечных лучей, а птицы весело щебетали. Но красота леса так угнетала Лиланте, что она почти ничего не видела сквозь слезы. Почему солнце светит, а птицы заливаются как ни в чем не бывало, когда в мире столько зла?

Они дошли до опушки, когда Мегэн внезапно вскрикнула. Всплеснув руками, она упала на колени, и эхо отразило ее рвущий душу крик.

— Йорг! — кричала она. — Ох, нет, Йорг! Мэтью!

Томас тоже пронзительно кричал и корчился, колотя руками, точно в попытке сбить невидимое пламя. Всех охватило смятение. Джоанна бросилась к Томасу и попыталась удержать его руки, а Лиланте изо всех сил старалась успокоить старую колдунью, сама еле устояв под шквалом нахлынувших на нее эмоций. Мегэн была безутешна. Она кричала и кричала, и слезы лились по ее морщинистому лицу. Лиланте утерла щеки и подошла к носилкам, на которых лежала Изолт, прижимаясь к мужу. Ее глаза были широко раскрыты, но не было никаких признаков, что она что-то слышит или видит.

— Ваше Высочество, — позвала Лиланте, слегка подергав ее за руку. — Пожалуйста, вы нужны Хранительнице Ключа. Пожалуйста. — Она потрясла ее чуть сильнее, и Изолт повернулась и уставилась на нее тяжелым безжизненным и сердитым взглядом. — Вы нужны Мегэн, — повторила древяница.

Лишь тогда Изолт, похоже, услышала крики Мегэн.

— Что? — прошептала она, и на ее лице промелькнуло странное выражение. — Понятно. Слепой старик умирает.

Она поднялась, немного нерешительно, как будто удивляясь, что ее тело передвигается без боли, и пересекла поляну, подойдя к Мегэн, которая все еще раскачивалась и причитала. Изолт встала на колени рядом с ней и впервые за все три года с тех пор, как она встретила старую ведьму, по собственной воле ласково прикоснулась к ней. Она обвила руками сотрясаемую рыданиями фигурку Мегэн и притянула ее всклокоченную седую голову к себе на плечо, утешая ее, как ребенка.

— Ну, ну, Мегэн, милая, не убивайся так, не надо.

Мегэн раскачивалась взад и вперед, рыдая.

— За что, Эйя, за что? — повторяла она. — Разве он заслужил такую смерть? Он был хорошим человеком, милым, добрым, любящим. Почему он погиб такой ужасной смертью? И Мэтью, который и блохи в жизни не обидел?

Она встала, тяжело опираясь на посох, и подняла искаженное горем лицо к летнему небу.

— О ты, кто так предал нас, я накладываю на тебя это проклятие! Да лишит тебя добрая земля своих плодов, а река холодной воды, да откажут тебе ветры в своем дыхании, а пламя в тепле и утешении, луны да обернутся к тебе своей темной стороной. Чтоб бродил ты, всеми отвергнутый и нищий, от двери к двери и просил еды, и чтобы люди гнали тебя прочь пинками и бранью. Пусть и тело твое, и душу терзает неутолимая боль, пусть ночи твои будут тяжелее дней, а дни невыносимо мучительны. Пусть будешь ты вечно жалок, но никто не пожалеет тебя; пусть ты будешь жаждать смерти, но смерть будет обходить тебя стороной! Силой темных лун, я проклинаю тебя, я проклинаю тебя, я проклинаю тебя!

Горе старой колдуньи никого не оставило равнодушным. Многие задыхались от слез. Парлен, Аннтуан, Джоанна и Диллон были убиты горем, и слезы безостановочно катились из их глаз.

— Он знал, что произойдет, — рыдал Диллон, — и все-таки улыбался нам, когда мы уходили. Как мы могли его бросить? Как мы могли?

В конце концов Мегэн взяла себя в руки. Погладив маленького донбега, свернувшегося калачиком у нее под подбородком, она сказала резко:

— Что случилось, то случилось. Пойдем дальше и зададим этим Ярким Солдатам такой урок, которого они никогда не забудут!

Они зашагали по полям, не обращая внимания на молодые зеленые побеги, которые втаптывали в землю их тяжелые башмаки. За ними шли древяники и другие волшебные существа, и казалось, будто сам лес марширует под их началом.

Впереди показался Арденкапль. Построенный на небольшом холме, с трех сторон окруженном рекой Арден, он был нарядным городком с остроконечными крышами и круглыми башенками, расположенными на одинаковом расстоянии вдоль всей внешней стены. Над башнями реяли белые знамена тирсолерской армии, при виде которых Серые Плащи заскрипели зубами и сжали кулаки.

Над центром города поднимался столб черного дыма, и армия Ри, точно загипнотизированная, не могла отвести от него полных ужаса глаз. Никто не мог думать ни о чем другом, кроме как о старике, который умирал на этом костре, и все надеялись, что те немногие, которых не удалось найти ни среди живых, ни среди мертвых, не стоят у столба вместе с ним.

Подойдя к Арденкаплю, они с ужасом увидели, что остаток их армии тоже заманили в ловушку и медленно уничтожали. Яркие Солдаты выстроили вдоль внешней стены свои пушки, и в такой ясный и теплый день у них не возникло никаких затруднений с поджиганием запалов. Снова и снова в нападающих Серых Плащей летели пушечные ядра, и после каждого залпа все больше и больше людей и лошадей оставалось лежать на земле. Было ясно, что тирсолерцы хорошо подготовились к их атаке и заманили герцога Киллигарри под пушки, оставив ворота открытыми и спрятав своих солдат. Хотя герцог попытался отдать приказ к отступлению, мост за ними взорвали, и Серые Плащи оказались запертыми между городом и рекой.

Мегэн и ее отряд остановились на вершине небольшого холма, с которого открывался вид на поле боя. Позади в зарослях ольхи и ивы петляла река Арден, навевая прохладу.

Изолт задумчиво прикусила губу, изучая расположение местности и протяженность укреплений тирсолерцев. Хотя ее переполняли ярость и боль, она крепко держала себя в руках. Остановив на Айене и Гвилиме свой печальный взгляд, она сказала коротко:

— Есть шанс вызвать дождь и намочить им запалы? Нельзя даже надеяться выиграть битву, если мы не выведем из строя их мерзкие пушки!

Они переглянулись, потом перевели взгляды на Мегэн.

— Если мы все объединим силы, может быть, у нас и получится, — нерешительно сказал Гвилим. — Но такой теплый и тихий воздух действует против нас.

— М-мы недалеко от Эррана, — заметил Айен. — Я чую за этой теплой п-погодой руку моей м-матери. Здесь недалеко б-берег, и мы должны были бы чувствовать ветер с м-моря.

— Отлично. Позови остальных. У нас хватит колдунов, чтобы замкнуть круг силы без Йорга и Мэтью?

Гвилим снова взглянул на Мегэн. Старая колдунья смотрела на небо. Седая и изможденная, сейчас она выглядела на все свои четыреста тридцать лет.

— Не знаю, хватит ли у Мегэн сейчас сил на что-либо вообще, — вполголоса сказал Гвилим.

Несмотря на то, что они находились достаточно далеко от нее, Мегэн повернулась и поковыляла к ним, рявкнув:

— Заботься о своих собственных силах, Уродливый! Да в одном моем мизинце силы больше, чем во всем твоем теле, не забывай об этом!

Он криво усмехнулся, ответив:

— Ну что ты, разве я мог бы?

— Я останусь и помогу вам, а потом поеду к солдатам, — сказала Изолт. — Сегодня мои воля и желание сильны как никогда. Мне не терпится ударить по этим мерзким, гнусным, трусливым слизнякам, которые зовут себя людьми. Яркие Солдаты! Уж лучше бы их звали грязными, злобными, кровожадными подонками!

Она замолчала, снова взяв себя в руки, но все уставились на нее с изумлением, поскольку никто никогда не слышал, чтобы Изолт повысила голос или произнесла что-нибудь необдуманное. Они увидели, как у нее на щеках заходили желваки, потом она сказала спокойно:

— Подождите, я поговорю с Дунканом и подумаю, как лучше поступить, а потом присоединюсь к вам.

Гвилим отыскал у воды пятачок земли и осторожно сложил костер, использовав по одной ветке каждого из семи священных деревьев, которые ведьмы никогда не забывали включить в число припасов. Затем кинжалом очертил вокруг него большой круг, оставив лишь небольшую дырочку для входа. Внутри круга он начертил гексаграмму, поскольку вместе с Изолт колдунов набиралось шестеро, включая Дайда и Дугалла. Ни Изолт, ни Дайд не были полностью обученными, но оба обладали силой и могли дополнить силы остальных. Погодная магия всегда была очень трудной для тех, у кого не было к этому Таланта, и Гвилим делал все возможное, чтобы сконцентрировать и увеличить их силу.

После этого одноногий колдун побрызгал круг водой, посыпал землей, пеплом и солью, приговаривая:

— Я благословляю и заклинаю тебя, о магический круг, кольцо силы, символ совершенства и постоянного обновления. Береги нас от бед, береги нас от зла, охраняй нас от вероломства, сохрани нас в своих глазах, о Эйя, повелительница лун.

То же самое он сделал с пересекающимися линиями звезды.

— Я благословляю и заклинаю тебя, о звезда духа, пентакль силы, символ огня и тьмы, света в глубинах космоса. Наполни нас темным огнем, пылающей тьмой, мы все твои сосуды, наполни нас светом.

Армия, проходившая мимо, с благоговением смотрела, как колдуны готовились вершить свою магию. Они вымылись в реке и проделали успокаивающие и концентрирующие упражнения, медленно и глубоко дыша и фокусируя свой разум. Мегэн считала, что всем следует раздеться донага, но на краю поля боя и так было достаточно опасно, поэтому они просто сняли свои пледы и куртки и закатали рукава.

Изолт присоединилась к маленькой группе у реки, вымывшись и расплетя свои огненно-рыжие кудри. Подготовившись, она вошла в круг и села в одном из шести концов звезды.

Гвилим замкнул за ней круг, и они взялись за руки и закрыли глаза. Солнце припекало их затылки, но они не обращали внимания, тихо приговаривая:

— Во имя Эйя, матери нашей и отца нашего, вы, Пряха, Ткачиха и Разрезающая Нить, вы, кто сеет семя, заботится об урожае и собирает жатву; посредством четырех стихий, ветра, камня, пламени и дождя, посредством чистых небес и бури, радуги и града, цветов и опадающих листьев, огня и пепла; во имя Эйя мы взываем к ветрам мира, во имя Эйя мы взываем к водам…

Затем в контрапункт голосам остальных Гвилим затянул:

Призываю вас, духи запада, приносящие дождь,

Призываю вас, духи востока, приносящие ветер,

Призываю вас, духи запада, приносящие дождь,

Призываю вас, духи востока, приносящие ветер.

Они пели и пели, и в конце концов почувствовали на своих обнаженных руках дуновение ветра. Они воспрянули духом, и пение стало громче. Изолт крепко сжала руки Мегэн и Гвилима, концентрируя в словах всю волю и желание до последней капли. Колючий ветер взметнул и растрепал их распущенные волосы, ледяная морось окропила щеки. Их пение замедлилось, а потом стихло. Они открыли глаза и увидели снег, кружащийся над ними.

Диллон торопливо шагал по дороге, пригибаясь, чтобы его не было видно из-за кустов. На его веснушчатом лице застыло решительное выражение, а рука крепко сжимала рукоятку меча.

Ему было приказано остаться вместе с целителями и бесчувственным Лахланом в небольшой рощице у реки, но Диллон дождался, пока Серые Плащи не исчезли из виду, а потом зашагал за ними. Позади него бежали Аннтуан с Парленом, точно так же пригибаясь, а за ними трусил большой косматый пес. Никто не заметил, как они ушли, поскольку ведьмы были поглощены своими заклинаниями, а Джоанна с целителями обдирали кору с ив. После битвы в лесу их запасы лекарств сильно оскудели, а Джоанна была слишком хорошо обучена, чтобы не воспользоваться таким богатым источником болеутоляющей коры.

Вскоре до Диллона донесся звон мечей и человеческие крики. В воздухе висел едкий тяжелый запах пороха, от которого у них мгновенно защипало в глазах. Этот запах перекрывал запах крови, к которому они уже слишком привыкли.

На опушке леса оруженосцы заколебались, со смятением глядя на битву. Несколько эскадронов тирсолерских рыцарей вели бой с разбитыми остатками армии Ри, орудуя своими мечами и щитами с пренебрежительной ловкостью. Большинство Серых Плащей оказались пешими, поскольку многих лошадей застрелили, а уцелевшие были слишком напуганы шумом и запахом пушек, чтобы на них можно было ездить. На стенах расположились ряды стрелков с аркебузами, целясь в эйлиананских военачальников и знаменосцев, так что пехотинцы совершенно пали духом. Река была запружена мертвыми телами людей и лошадей, перевернутыми телегами и разбитыми бочонками. Над полем боя висела плотная завеса дыма, а несколько деревьев горело, и их почерневшие ветки казались скрюченными от боли пальцами.

Ярость и отчаяние затопили Диллона, и он, выругавшись, схватил свой меч, со свистом выскочивший из ножен. Он взмахнул им над головой и с воплем понесся в самое сердце схватки.

Вокруг засверкали мечи, и Диллон, не прекращая кричать, отбивал их: рубил, колол, пронзал, делал выпады и снова рубил. Меч плясал в его руке. Он уворачивался и нападал, наносил удары и отражал их. Люди кричали, падая перед ним. Он слышал их вопли и предсмертное бульканье совсем смутно. Запах гари бил ему в ноздри — и запах крови. Диллон дрожал от страшного холода и лихорадочного жара. Перед глазами у него стояла грустная и ласковая улыбка Йорга, кровавая рана на виске Лахлана, отчаянно молотящие по земле руки маленького Томаса, а в ушах звучали его крики. И Диллон рубил, колол, кромсал и обезглавливал, а из глаз у него катились слезы, превращавшиеся в кровавые снежинки на бледном веснушчатом лице.

Изолт ошарашенно смотрела на густой снегопад, потом обернулась и взглянула на остальных. Все взгляды были обращены на нее.

— Мы звали дождь, а она принесла снег — в разгар летней жары! — криво ухмыльнувшись, сказал Гвилим.

— Да, жаль что вас не было с нами п-прошлым летом, когда мы п-пытались разрушить власть моей м-матери над п-погодой, — сказал Айен. — Мы м-могли бы вызвать п-парочку вьюг!

Мегэн хмуро улыбнулась.

— Ну ты даешь, девочка, снег в середине мая!

— Это поможет? — отрывисто спросила Изолт.

Сквозь снегопад они ничего не могли разглядеть, но напряженно прислушивались. Хотя звон мечей не прекратился, канонада затихла.

— Думаю, да, — сказал Гвилим, торопливо спуская закатанные рукава. — Брр, ну и холодина же!

— Тогда разомкните круг и пустите меня к моим солдатам, — сказала Изолт.

Гвилим повиновался, и все блаженно поднялись, притопывая ногами и кутаясь в пледы. Снег падал так быстро, что уже покрывал всю землю, а река начала затягиваться льдом. Узкие зеленые листья и свисающие сережки ив льдисто позвякивали, а небо на севере, еще каких-то десять минут назад такое голубое и солнечное, было свинцово-серым от снежных туч.

Джоанна и Лиланте пытались накрыть Лахлана плащами, но пронзительный ветер постоянно срывал их. У обеих девушек посинели губы и пальцы, поскольку их одежда годилась только для лета. Конь-угорь переминался и сильно дрожал, съежившись до размеров козы. Даже у сиили был жалкий вид, а на концах его острых мочек повисли сосульки.

Гвилим щелкнул пальцами, и огонек в центре священного круга превратился в пылающий костер. Целители блаженно сбились поближе к его теплу, протягивая к нему руки. Сиили подполз поближе, такой замерзший, что даже превозмог свой инстинктивный страх перед огнем. В этот раз даже Лиланте осмелилась приблизиться к пламени, почувствовав, как зеленая кровь в ее жилах потекла медленнее и сгустилась от холода.

Изолт не обращала внимания на пронизывающий ветер, застегнув на талии пояс с оружием и крепко сжимая в руке лук. Она наклонилась и поцеловала мужа между глаз, погладив его по черным кудрям, потом, не сказав ни слова, пошла по дороге. Айен и Дайд подняли свое оружие и поспешили вслед за ней.

Внезапно Мегэн вскрикнула и показала на небо.

— Драконы! Драконы летят!

Изолт стремительно обернулась, ее глаза взметнулись к сизому небу. Из облаков вылетели семь гигантских драконов, отливающих золотом в лучах солнца, освещавшего тучи с юга. Их крылья были широко распростерты в борьбе с вьюгой, и они громогласно ревели, выражая непокорность и восторг.

— Драконы! — испуганно закричал Гвилим. — Спаси нас Эйя, драконы летят!

Целители завопили от ужаса и попадали на землю. Даже Изолт, которой не раз доводилось летать на спине дракона, почувствовала, как от страха ее сердце заколотилось быстрее, а живот свела ледяная судорога.

Мегэн ликовала.

— Королева драконов сдержала свое обещание! — воскликнула она. — Скорее, Изолт! Нужно отдать нашим солдатам приказ к отступлению, иначе они сгорят вместе с тирсолерцами.

Старая колдунья не стала дожидаться ответа, а помчалась по дороге с такой прытью, будто ей было девятнадцать, как Изолт. Банри побежала за ней, а Айен, Дугалл и Дайд припустили следом. Гвилим проводил их тоскливым взглядом, опершись на дубину, потом поднял глаза и стал с замиранием сердца смотреть на кружащих драконов.

Дайд первым добежал до поля боя. Поднеся руки ко рту, он дал приказ отступать, так громко и четко, как будто протрубил в рог. Снова и снова он повторял свой зов, и по всему полю одетые в серое солдаты подчинялись, отходя от противника и отступая обратно к реке. Увидев, что они побежали, драконы сделали еще один круг, а потом, сложив крылья, спикировали на Арденкапль, изрыгая огонь.

Пламя взметнулось над башнями и стенами, отбрасывая на поле битвы зловещие тени. Драконы пикировали и снова взмывали, забрасывая центр города огненными шарами. Начали взрываться бочонки с порохом, и раздались ужасные крики горожан и солдат, запертых в городских стенах и охваченных паникой. Яркие Солдаты, находившиеся за стенами города, обернувшись на крики, были ошеломлены, и мечи вывалились из их пальцев. Некоторые плакали и потрясали кулаками, другие просто остолбенели.

Лишь одна маленькая фигурка все еще продолжала бой. Весь в крови от копны соломенных волос до башмаков, Диллон сражался, не обращая внимания на величественное и смертоносное зрелище огнедышащих драконов в полете. Он хрипло дышал, его грудь тяжело вздымалась, руки дрожали от усталости. Хотя солдатам, которых он атаковал, пришлось оторваться от картины пылающего города, он не дрогнул. Джед, как обычно, не отставал от него, и его мех стал из белого красно-коричневым, а с высунутого языка стекала кровавая пена.

Мегэн заметила мальчика с собакой, и ее взгляд стал более острым.

— Ох, глупый мальчишка! Зачем он взял Джойус?

Старая ведьма направилась к нему, перешагивая через мертвых и раненых, плотно закутавшись в плед от холода. Позади нее на замерзшей реке стояли остатки армии Ри, подняв лица к небу. Все как завороженные смотрели на воздушные маневры драконов, паривших в потоках бешеного ветра с широко расправленными крыльями, тонкими, точно чеканное золото.

— Диллон! — закричала Мегэн. — Диллон, убери меч. Мы победили. Убери меч! — Она снова и снова повторяла слова, но он не слышал ее, убивая одного за другим, одного за другим. — Диллон, убери меч. Мы победили. Убери меч!

Он прикончил последнего и невидящими глазами оглянулся вокруг.

— Мы победили. Убери меч.

Мальчик посмотрел на нее и медленно поднял меч. Его глаза были пусты. Изолт натянула тетиву своего миниатюрного арбалета и подняла его к плечу.

— Ты победил, — мягко сказала Мегэн. — Больше не нужно убивать. Убери меч.

Диллона трясло от горя и усталости. В конце концов он пришел в чувство, и его неподвижные глаза увидели вытоптанный луг, горящий город, черный дым и кружащийся снег, а среди мертвых — тела Аннтуана и Парлена. Он упал на колени, глядя на окровавленный меч и собственные руки, красные по локоть, и, запрокинув голову, испустил отчаянный крик. Косматый пес завыл вместе с ним.

— Убери меч, — ласково сказала Мегэн, когда его вопль затих. — Мы победили. Больше не нужно убивать.

Диллон молчаливо уставился на Мегэн, его лицо было искажено горем и смятением. Потом медленно повиновался, обтерев меч о свою зеленую куртку и убрав его обратно в ножны.

— Зря ты взял меч, — хмуро сказала она, положив руку ему на плечо. — Джойус — не обыкновенный меч. Если его обнажили, то он не вернется обратно в ножны, пока не прольет кровь, и будет сражаться до тех пор, пока бой не будет выигран. Хотя того, кто им владеет, нельзя победить, этот меч, как и многие магические вещи, ровно настолько же проклятие, насколько и благословение. Те, кто им владеет, внушают ужас и редко обнажают его. Большинство из них умирает очень рано, хотя меч и делает их непобедимыми, ибо он никогда не сдается и никогда не отступает. Мне очень жаль, что ты выбрал его, Диллон, ибо теперь ты не освободишься от него до самой своей смерти.

Он непонимающе уставился на нее.

— Это волшебный меч?

Она кивнула.

— Некоторые говорят, что он проклят, хотя на самом деле он был выкован с самыми добрыми намерениями. Обычно тот, кто его носит, умирает от усталости, не в силах утолить его жажду крови. После его смерти кто-нибудь еще обязательно подбирает меч и продолжает сражаться, пока битва не будет выиграна. Говорят, как-то раз он убил шестерых хозяев за одну битву, пока не насытился. Джойус очень безжалостный меч.

Диллон взглянул на ножны, такой усталый и отупевший от горя, что слова Мегэн почти не проникали в его сознание. Она махнула Дайду.

— Отведи его обратно к Джоанне, — сказала она вполголоса. — Пусть она даст ему теплого вина с маковым сиропом и позаботится, чтобы его умыли и обогрели. Он заснет. Он ведь всего лишь ребенок. Со временем часть этого кошмара забудется.

Дайд кивнул. Он наклонился, поднял Диллона на ноги и повел, поддерживая за плечи. Джед жалобно заскулил и потрусил за ними.

Мегэн оглянулась на Арденкапль. Несмотря на вьюгу, город был все еще объят огнем. В небе с триумфальным ревом парили и пикировали драконы.

— Будем надеяться, что им не слишком понравилось мстить людям, — горько сказала она.

У Изолт был удивленный вид.

— Разве ты не рада? — спросила она. — Мы выиграли эту битву, да и всю войну тоже, если я не ошибаюсь. Теперь они дважды подумают, прежде чем снова нападать на нас.

Мегэн кивнула и натянула плед на свои белоснежные волосы.

— Да, наверное, ты права. И все же там заживо горят такие же люди, как и мы, и среди них есть и невинные. Я сыта по горло всей этой бойней. Неужели ты не чувствуешь их ужас и агонию?

Изолт оглянулась на горящий город и медленно кивнула.

— А я рада. Рада! Мой леаннан лежит как мертвый, а многие из тех, кого я знала и любила, погибли. Надеюсь, что тот, кто предал нас, тоже был в этом городе, и что он умрет не слишком быстро!

Мегэн отрывисто кивнула и отвернулась от нее, глядя на вьюгу.

Лиланте стояла в роще древяников, глубоко запустив корни во вкусную почву и раскачиваясь на теплом ветру, прилетавшем из долины. До нее доносилось негромкое журчание ручейка талой воды, стекающей в реку, и шелест листьев древяников. Они переговаривались между собой своими низкими грозными голосами, и она с удовольствием слушала. Им было пора возвращаться обратно в лес , говорили они. Зеленые радуются, свободные уходят странствовать…

Свободные уходят странствовать , отозвалась она, и они приветственно и одобрительно зашелестели. Потом несколько древяников зашагали к лесу, не оборачиваясь и не прощаясь. Древяники были вполне самодостаточными существами. Они бродили по лесам и редко чувствовали тягу к общению. Те, кто остался, сделали это только потому, что земля была вкусной, а воздух — теплым.

Лиланте оставалась с ними до тех пор, пока солнце не начало склоняться к горизонту. Тогда она тихо вытащила корни и пошла к огням, мерцающим у реки. Она не стала ни оборачиваться, ни махать рукой, ни что-то говорить, хотя ей и было мучительно больно расставаться со своими сородичами. Но Лиланте была наполовину человеком и не могла обходиться без общества.

На бревне сидел Дайд, играя на гитаре и напевая:

О Эйя, если смерти все ж

Никак не избежать,

Тогда послушай, как бы я

Хотел ее принять.

Меня настигнет пусть она

В объятьях моей милой,

С бутылкой крепкого вина

И с песенкой игривой.

Я прожил так всю жизнь свою,

И как я жил, так и умру.

Так пейте, парни, пейте,

Ни капли не пролейте,

А если чашу кто прольет,

Тот две пускай заместо пьет,

Велит нам наш обычай так,

Обычай пьяниц и гуляк!

Солдаты шутили и смеялись, подпевая Дайду. Лиланте уселась, положив подбородок на колени и спрятав ноги под подолом платья, и устремила на него свой взгляд. Повсюду вокруг сидели усталые солдаты, потягивая слабый эль. Многие раненные были просто перевязаны, поскольку силу Томаса решили приберечь для тех, кого искалечили пушечные ядра. Теперь, когда целительные способности Томаса усилились как никогда, все они были снова невредимы и полны сил. Исцеленные солдаты сейчас занимались погребением погибших и разбирали пепелище города, превратившегося в дотлевающую кучу углей на холме, а те, кто получил незначительные ранения, отдыхали и набирались сил с элем и песнями.

Лиланте сидела, слушая жужжание мошкары в сумерках, и думала о том, что будет делать теперь, когда ее лесная армия разошлась по домам. Как ни странно, будущее не тревожило ее. Что Эйя даст, то и будет , подумала она. Она с робкой улыбкой взяла кружку эля и смотрела, как мирный пейзаж медленно погружается в темноту.

Она почувствовала резкий медвежий запах и, обернувшись, увидела Ниалла, выходящего из-за излучины реки рядом со своей хранительницей. Его рука висела на перевязи, голова была забинтована. Солдаты расступились, давая ему место у костра. Он уселся, медведица улеглась рядом, тихонько постанывая и зализывая раненую лапу. Лиланте улыбнулась им.

— Урса решила остаться? — прошептала она.

Ниалл кивнул, сверкнув белыми зубами, и похлопал медведицу по крепкому мохнатому загривку.

— Да, хотя я и говорил ей, что она может идти вместе с остальными. Почему-то ей захотелось остаться.

— Я так и думала, — отозвалась Лиланте.

Ниалл наклонился и внимательно посмотрел на нее.

— Ты тоже остаешься?

Она кивнула.

— Хотя я и надеюсь когда-нибудь опять потанцевать вместе с древяниками, — ответила она негромко.

— Может быть, однажды мы снова увидим, как цветет Летнее Дерево, — сказал он грустно.

— Может быть.

Они посидели молча. Дайд поднялся и начал расхаживать между кострами, перебирая струны своей гитары и напевая:

Ах, если бы розой алою любовь моя была

И на стене бесплодной краса ее цвела,

То я б росинкой крошечной серебряною стал,

И в лепестки душистые упал.

Ниалл кивнул в направлении Дайда.

— Вы с ним друзья?

— Да, он мой очень старый и хороший друг, — ответила Лиланте, обернувшись к Ниаллу. — Это Дайд убедил меня присоединиться к повстанцам. Он и его бабушка были очень добры ко мне. Они рисковали своими жизнями ради меня и Брана.

Маленький клюрикон, сидящий по другую сторону костра, при упоминании его имени навострил ушки, но ничего не сказал, усердно опустошая флягу с виски, которую где-то нашел.

— Да, действительно хороший друг, — отозвался Ниалл со вздохом.

Лиланте спросила робко:

— Что ты будешь делать теперь, Ниалл? Ну, теперь, когда мы выиграли войну?

— Может быть, мы и выиграли эту битву, но нельзя говорить, что мы выиграли всю войну, до тех пор, пока Ри лежит под гнетом проклятия, а наши враги все еще строят нам козни! — резко ответил он. — Ее Высочество поклялась выступить на Эрран, как только мы соберем армию. Она говорит, что сама Чертополох стоит за этим проклятием, и мы не успокоимся до тех пор, пока оно не будет снято, а Эрран не подпишет Пакт о Мире с остальным Эйлиананом. — Он немного помолчал, потом сказал уже более миролюбиво: — Но когда я больше не буду нужен моему Ри, тогда все, что я смогу желать, это небольшой домик в лесу с огородом, где я мог бы растить травы и овощи, и, может быть, несколько ульев для Урсы, и…

Он запнулся, и Лиланте спросила мечтательно:

— И что?

Ниалл долго ничего не говорил, потом закончил отрывисто:

— И чтобы кто-то, кого я люблю, любил меня и жил вместе со мной, пока я не состарюсь и не стану совсем седым.

— Это чудесно, — сказала она тихо. Он повернулся и взглянул на нее, на ее глаза, сияющие в неверном свете костра. Казалось, он заколебался, потом наклонился вперед, точно собираясь что-то сказать, но в этот миг к ним подошел Дайд и остановился, улыбнувшись Лиланте и запев:

Ах, нет моей любимой краше, моей любимой краше нет,

Другой такой вы не найдете, хоть обойдите целый свет.

Солдаты зашумели и засмеялись, хлопая в ладоши, а Дайд раскланялся перед Лиланте и отошел, продолжая петь. Щеки у нее горели, и она поджала пальцы, зарывшись ими в землю. Не удержавшись от слабой смущенной улыбки, она бросила быстрый взгляд на Ниалла. Он тут же отвел глаза, потребовав еще эля и откинувшись на массивную тушу Урсы. Медведица застонала и ткнулась в него мордой.

Песни звучали до тех пор, пока повара не начали разносить черствый хлеб и рагу, которым обычно кормили солдат. Ниалл больше ничего не сказал, и она ощутила, что в их всегда непринужденные отношения закралась какая-то неловкость. Он сел прямо и заговорил с другими солдатами, и Лиланте очень скоро поднялась и ушла с чувством непонятной досады, которой сменилась прежняя умиротворенность. Ночь была теплой и тихой, в небе ослепительно сверкали россыпи звезды. Она пошла вдоль реки, раздумывая, куда подевался Дайд и что он имел в виду, если вообще что-то имел.

Лиланте направилась прочь от города, стараясь уйти от запаха гари и ауры боли и ужаса, окутывавших это место. Вскоре костры остались позади, и она чувствовала лишь неторопливое течение реки, травянистый запах ив и кувшинок. Дойдя до густой рощи, она остановилась, выпустив корешки и погрузив их в почву, пытаясь снова найти успокоение у земли.

В таком состоянии полудерева-полуженщины все чувства Лиланте были наиболее обостренными, и она почти сразу же уловила бурю эмоций, исходящих откуда-то выше по течению реки. Вмиг поняв, от кого исходит такой страх и смятение, такой жгучий стыд, она выдернула свои корни из земли и бесшумно пошла вдоль реки.

Мужчина сидел, скорчившись под кустом цветущего боярышника, качаясь взад-вперед и безмолвно рыдая. Вихрь его эмоций окружил ее, она опустилась на колени и сказала нерешительно:

— Лорд Финли?

Он заметался, точно загнанное в угол животное, громко крича от страха. Лиланте увидела его бледное лицо и безумные глаза, потом он отполз назад и неуклюже поднялся на ноги. Одно мгновение его высокая фигура четко выделялась на фоне ночного неба, потом она услышала торопливо удаляющиеся шаги и в этот момент узнала его.

— Это вы! — закричала она. — Это вы напали на меня? Зачем? Зачем?

Ответом был лишь шелест листьев да негромкое журчание воды. Она почувствовала, как он бежит по полю, полуобезумев от стыда и горя, и поняла, что Финли Бесстрашный делал здесь и почему побежал. Слезы душили ее, и она развернулась и поспешила обратно в лагерь, понимая, что должна рассказать обо всем Мегэн и Изолт.

Хранительница Ключа сидела в королевском шатре, в кои-то веки ничем не занятая. Ее руки неподвижно лежали на коленях, лицо прорезали горестные морщины. Гита свернулся калачиком у нее под подбородком, своим пушистым хвостом обхватив ее за шею. Лахлан все так же без сознания лежал на соломе, а Изолт держала его за руку и неотрывно смотрела на его лицо. Он был таким бледным и неподвижным, что казался мертвым, и лишь еле заметно вздымающаяся и опускающаяся грудь говорила о том, что он жив. За столом сидели Дункан Железный Кулак и Айен, потягивая виски и разглядывая карты. На их лицах была написана угрюмая решимость.

Когда древяница вошла внутрь, все подняли головы, и взгляд Мегэн мгновенно стал напряженным.

— Что случилось, Лиланте?

Она рассказала им, что увидела и почувствовала, и все разразились ошеломленными криками.

— Нет, только не Финли Бесстрашный! — воскликнул Дункан. — Он не мог предать нас! Только не один из гвардейцев Лахлана. Это не он. Он не мог сделать этого!

— Лиланте, ты уверена!

— З-зачем? Зачем это б-было ему н-надо?

— Ведь он был таким искренним, таким верным, — сказала Изолт, вспомнив, как молодой лорд пришел к ним после восстания в Самайн, исполненный пыла, и поклялся в верности новому ри. Он был первым из горских лордов, кто встал под знамена Лахлана, и его пример вдохновил многих других поступить так же.

— Он думал о женщине, — тихо сказала Лиланте. — Его сердце разрывалось от страсти и стыда. Бойня в лесу и сожжение Арденкапля потрясли его до глубины души, но он все равно не мог думать ни о чем другом, лишь об этой женщине, о ее белой коже, ее голосе, ее серебристых глазах.

— Майя! — Мегэн вскочила на ноги, в черных глазах сверкнули молнии. — Я должна была догадаться!

— Когда? Как? — воскликнула Изолт. — Он многие месяцы был с нами в походе! Как он связывался с ней?

— У шпионов есть свои способы, — хрипло сказала Мегэн. — Почтовые голуби или записка, украдкой сунутая гонцу. Кто знает, насколько глубоко нас поразила гниль предательства? — Она зашагала по шатру, нахмурившись и судорожно сжимая кулаки. — Должно быть, Финли рассказал ей и о том, где будут Йорг и Томас. Они ударили одновременно в двух направлениях. — Я должна была догадаться, когда он пропал тогда, в лесу. Подумать только, а я-то боялась, что он попал в руки к Ярким Солдатам и они причинят ему зло!

Дункан закрыл лицо руками.

— Столько людей погибло, — сказал он хрипло. — Как он мог?

— П-покарай его Эйя! — сипло выругался Айен.

Капитан Синих Стражей резко поднялся.

— Я пошлю людей схватить его. Мы допросим его и выясним, как и почему он предал нас, а потом будем судить его за измену. Он заплатит за свое предательство!

Финли Джеймса Мак-Финли, маркиза Таллитэя и Керкудбрайта, виконта Бальморрана и Стрэтера, единственного сына и наследника герцога Фалькглена, обнаружили скрывающимся под кустом на опушке леса. Его синяя куртка была изорвана и перепачкана, в бороде запутались репьи. Солдат привязал его к своей лошади и в таком виде приволок в центр лагеря, и все вокруг свистели, бранили его и плевались. Он закрывал лицо руками и рыдал.

Изолт с бледным и суровым лицом стояла у входа в королевский шатер, одетая в свои посеченные латы. Дункан Железный Кулак и Айен Эрранский стояли с одной стороны, Ниалл Медведь и Дайд Жонглер — с другой. Все они смотрели на Финли с ледяным презрением в глазах.

— Простите меня, простите, — лепетал он. — Пожалуйста, простите меня. Я не ведал, что творил! Она просила меня сообщать ей о наших планах и передвижениях… Я считал, что это все для того, чтобы мы могли встретиться… Я так жаждал снова лечь с ней… Я не мог думать. Ох, пожалуйста, во имя зеленой крови Эйя, простите меня.

Он в отчаянии огляделся, но не увидел жалости в глазах тех, кого обрек на гибель. Он умолял их убить его, но ему было отказано в этой милости. Его заклеймили буквой «П» как предателя, и он стал отверженным, выпрашивающим еду и милосердие, и все знали, что он предал своего Ри и своих товарищей по оружию. Даже его собственный отец не сжалился над ним, прогнав его с бранью и пинками. Так Финли Бесстрашный превратился в Финли Проклятого, человека без дома, без друзей и без чести, человека, у которого в ушах вечно стояли крики умирающих товарищей.