"Запретная земля" - читать интересную книгу автора (Форсит Кейт)

КРОСНА ЗАПРАВЛЕНЫ

КАСЛ-РУРАХ

Смахнув слежавшуюся снежную корку, Финн уселась в бойнице зубчатой стены, свесив ноги. Она аккуратно набила свою трубку табаком и, прикрыв чашечку от ветра ладонью, прикурила ее от кремня. Блаженно вздохнув, она затянулась пахучим дымом, долго держала его в легких, а потом выдохнула длинной струей, которую тут же унес ледяной ветер.

Она снова затянулась, потом запрокинула голову и выпустила несколько идеально круглых синеватых колечек дыма. Повсюду, насколько хватало глаз, не было никаких признаков жизни, лишь пики заснеженных сосен жались к подножиям уходящих к небу серых гор.

— В этом Рурахе вообще хоть что-нибудь происходит? — спросила она у эльфийской кошки, свернувшейся у нее на коленях. — Пылающие яйца дракона, да я тут сдохну со скуки, как евнух в борделе!

Гоблин зевнула, продемонстрировав полную пасть крошечных, но очень острых зубов.

— Не могу не согласиться, — кивнула Финн. — Как думаешь, не сбежать ли нам к пиратам? С ними хоть весело…

Кошка выгнула спину дугой и зашипела.

— Нет? Тебе это не по вкусу? Ну да, ты же терпеть не можешь воду. Но ведь нам не пришлось бы в ней плавать. Думаю, на пиратских кораблях удобно, да и рыбы там должно быть полным-полно.

Гоблин принялась вылизывать усы, не удостоив девочку ответом. Финн снова вздохнула и уставилась на остроконечный силуэт Клыка. Сегодня он не скрывался в облаках, а врезался в небо, точно клык саблезубого леопарда, заслоняя горизонт.

Когда Финн впервые увидела этот потухший вулкан, он показался ей каким-то странно знакомым, пробудив рой смутных воспоминаний, тоску и ностальгию, которую она в тот момент не поняла. Тогда она путешествовала по горам верхнего Рионнагана, по противоположному склону Клыка, и считала, что никогда раньше не видела эту высокую правильной формы гору. Насколько Финн знала, она никогда раньше не покидала улиц Лукерсирея, где жила, воруя и побираясь, чтобы заработать себе на хлеб.

Финн была одной из ватаги ребятишек-нищих, которым пришлось бежать из Лукерсирея после того, как они помогли Йоргу Провидцу и его маленькому ученику Томасу Целителю избежать цепких лап Оула, Лиги по Борьбе с Колдовством. Это было еще в те дни, когда подозреваемых в колдовстве сжигали на кострах. Вместе со слепым старцем и маленьким мальчиком Финн со своими товарищами нашли убежище в скрытой от посторонних глаз долине у самого подножия Клыка. Там они основали Лигу Исцеляющих Рук, братство, поклявшееся охранять этих двоих, которые, несмотря на выдающиеся магические способности, были такими слабыми и беззащитными. В конце концов, Лига сыграла очень важную роль в свержении Оула и восстановлении Шабаша и заслужила искреннюю благодарность нового Ри, Лахлана Мак-Кьюинна.

Вспомнив об этом, Финн с тоской подумала, что те годы были самыми счастливыми в ее жизни. Несмотря на то что ей постоянно угрожала опасность лишиться руки за воровство или быть схваченной как мятежнице, наградой за риск была крепкая дружба всех ребятишек ватаги и радость от возможности вступить в единоборство с целым миром и выйти из него победителями. Хотя теперь Финн не приходилось страдать от голода и холода, ей было очень одиноко и тоскливо. Строгие рамки придворной жизни невыносимо тяготили ее, и она чувствовала, что все придворные дамы, включая и ее мать, относились к ней с холодным неодобрением.

Прошло уже пять лет с тех пор, как Финн узнала, что она вовсе не бездомная сирота, какой себя считала, а дочь прионнсы Рураха. Шестилетней девочкой Оул похитил ее, чтобы вынудить ее отца подчиняться их приказам. Правду она узнала лишь во время восстания, вернувшего Лахлану Мак-Кьюинну престол и восстановившего власть Шабаша. После этого отец забрал ее обратно в Рурах, к матери, которую она совершенно не помнила, и жизни банприоннсы, к которой она должна была снова привыкнуть. Хотя расставание с друзьями и опечалило девочку, ей очень хотелось увидеть свой дом и свою мать и пожить спокойной жизнью.

Но несмотря на то что замок Рурах оказался в точности таким роскошным и уютным, как она себе представляла, в нем было невыносимо скучно. Построенный в горах, он находился вдали от людных улиц Лукерсирея с их торговцами, ремесленниками, уличными комедиантами, ворами и праздной знатью. Молодой леди Рурах полагалось проводить время с остальными придворными дамами, осваивая премудрости вышивания и обсуждая новейшие фасоны рукавов. Но Финн совершенно не интересовалась модой, наотрез отказывалась учиться шить и считала свиту матери стаей старых суетливых куриц.

Врезающаяся в небо горная гряда, оканчивающаяся искривленным пиком Клыка, перестала быть источником смутных желаний и стремлений, превратившись в тюрьму, которая отгораживала ее от всего внешнего мира без какой-либо надежды вырваться на свободу. Если бы Финн только знала тайные горные тропки, она уже давно бы сбежала и отыскала в Лукерсирее своих прежних друзей. Но она не знала их и поэтому развлекалась единственно доступным ей способом, постоянно переча матери и ввергая в шок весь замок.

Внезапно Гоблин, уже свернувшаяся клубочком, чтобы поспать, подняла голову и навострила уши. Финн напряглась. С лестницы до нее донеслись приближающиеся шаги. Она одной рукой выбила трубку, а другую запустила в карман, вытащив оттуда небольшой квадратный пакетик из плотно сложенной черной материи. Встряхнув, она превратила его в плащ, в который проворно закуталась. Там, где шелковистый материал касался кожи, ощущалось жжение и покалывание, и все волоски встали дыбом. Она натянула капюшон, чтобы прикрыть лицо, и замерла, стараясь не шевельнуться.

На стене появился молодой долговязый мужчина и застыл в нерешительности. Это был волынщик ее отца, одетый в ливрею замка — черный с зеленым килт с белой шерстяной рубахой и черную куртку. Хотя его тощие плечи были закутаны в плед, ледяной ветер пронизывал до костей, и он дрожал, похлопывая себя по плечам.

— Миледи Фионнгал? — позвал Эшлин Волынщик. — Вы здесь? Ваша матушка хочет вас видеть. Миледи?

Финн не отзывалась. Эшлин с обеспокоенным выражением лица огляделся и еще раз позвал ее. Снова не получив никакого ответа, он развернулся и потопал обратно. Финн показала его удаляющейся спине язык и сбросила плащ, в котором ей почему-то всегда бывало еще холоднее. Она поплотнее закуталась в свои меха и осторожно вытащила кисет с драгоценным запасом табака.

— И почему они никак не оставят меня в покое? — возмущенно спросила она у кошки, которая до сих пор лежала у нее на коленях. — Вечно таскаются за мной, подглядывают, перемывают мне кости. Можно подумать, больше нечем заняться.

Она сердито задымила трубкой, колотя ногами по каменной стене.

— Только бы дайаден поправился, — внезапно вырвалось у нее, но потом она закусила черенок своей трубки и больше ничего не сказала. Ее отец, Энгус Мак-Рурах, был ранен в бою с ограми в горах и уже неделю лежал при смерти. Хотя придворный лекарь сказал, что лихорадка пошла на убыль и теперь он выздоровеет, Финн никак не могла отделаться от страха, что все может повториться.

Финн выбивала из трубки золу, когда внезапно почувствовала легкое покалывание в затылке. Она оглянулась через плечо и увидела на пороге пожилого мужчину. Он был низкорослым и приземистым, с развевающейся на ветру седой бородой, круглыми румяными щеками и голубыми глазами, поблескивающими между глубоких морщин. Это был слуга ее отца, который служил Энгусу с тех пор, когда лорд сам еще был зеленым мальчишкой. Финн не слишком хорошо знала его, поскольку тот очень редко расставался со своим господином и большую часть времени, отсутствовал, разъезжая вместе с лордом по его владениям. Его килт так выцвел, что стал тускло-серо-оливковым, а бороду он затыкал за широкий ремень, поддерживавший килт. Из-за непрезентабельного обрывка ленты, которым был подвязан один его чулок, торчал узкий угольно-черный кинжал. Другой чулок держался на шнурке.

— Ах, вот вы где, миледи, — добродушно сказал Дональд. — В такой хороший денек и покурить приятно.

Финн ничего не ответила. Он подошел и облокотился на стену рядом с ней, глядя на горы и роясь в своем спорране в поисках трубки и кисета. Потом он ловко не глядя набил трубку и зажал ее в уголке рта.

— Судя по запаху, у вас здесь табак с Прекрасных Островов, — сказал он словоохотливо. — Да уж, в наше время хороший табак — большая редкость, когда все кишит пиратами и этими мерзкими Фэйргами. Большинству приходится курить травы или морские водоросли.

— Вот, угощайся, — бархатным голосом сказала Финн, протянув ему свой кожаный кисет.

— Ох, спасибо, — отказался Дональд. — Я как раз вчера вечером выиграл у Кейси Соколиного Глаза полный кисет. Ему-то хорошо, у него дядя — начальник порта в Дан-Горме, он все налоги берет табаком. Мне пока хватит.

Повисла тишина — Дональд разжигал огонь и раскуривал трубку. Когда табак весело загорелся, он вытащил трубку изо рта и сказал все так же добродушно:

— Вопрос в том, девочка, где ты берешь свой табак.

— По-моему, тебя это не касается, — голос Финн был приторно-сладким. — И думаю, что моя дорогая матушка будет очень недовольна узнать, что ты позволил себе такую фамильярность, назвав меня на «ты» и «девочкой».

— Ой, да я знал твою матушку еще с тех пор, как она сама была девочкой. Она не будет возражать, — ответил он спокойно. — Скорее уж она будет недовольна тем, что ты куришь трубку, это уж как пить дать.

— Думаешь? Надо же, а я и не знала.

— А еще больше — тем, что ты воруешь, девочка, — сказал он негромко.

Финн вспыхнула и затеребила в руках кисточки своей меховой накидки. Потом заставила себя поднять глаза и с разгневанным видом посмотреть на него.

— Ты обвиняешь меня в воровстве?

— Девочка, не нужно вдобавок ко всему еще и врать мне. Я знаю, что ты могла взять этот табак только у Кейси Соколиного Глаза, и он тоже это знает. Он ничего не сказал и не скажет, нет. Тебе и так здесь несладко приходится. Но мне очень стыдно за тебя, девочка. Одно дело лазать по карманам, когда ты умираешь с голоду на улицах и ничего другого не умеешь, но обчищать преданных слуг твоего же собственного отца тебе совсем не к лицу.

Финн промолчала. Взяв эльфийскую кошку на руки, она зарылась пылающей щекой в прохладный мех Гоблин.

Дональд молча курил, все так же облокотившись на стену. Его морщинистое загорелое лицо было безмятежно.

— Что бы я ни делала, ей все не так, — внезапно выпалила Финн. — Ты прав, она недовольна тем, что я курю, или время от времени пропускаю стаканчик виски, или хочу поиграть в керлинг с ребятами…

— Ну разумеется, ведь керлинг — неподходящая игра для молодых девушек, — сказал Дональд. Она бросила на него сердитый взгляд и увидела в его голубых глазах озорные искорки. — Не забывай, что твою маму воспитывали в те времена, когда девушкам не давали столько свободы, и им полагалось следить за своими манерами и делать то, что велят. Твой дедушка был очень строгим и надменным, он очень гордился своим именем и кланом. Твоей маме никогда не позволяли забывать, что она банприоннса и прямой потомок самой Шан Повелительницы Гроз.

Финн скривилась, и он похлопал ее по плечу.

— Она волнуется за тебя, девочка. Может быть, спустишься и скажешь ей, что с тобой все в порядке?

Финн упрямо поджала губы.

— О чем здесь беспокоиться? Можно подумать, меня куда-то отпускают. Как я могу здесь пораниться? Уколоться иголкой? Ушибить ногу, пытаясь пнуть мою сладкоречивую кузину в зад?

— Свалиться со стены? — с ехидцей в голосе предположил Дональд. Он взглянул на Финн, все еще сидевшую на бойнице, свесив ноги, которые отделяли от земли триста футов пустоты. — Это не самое безопасное место, где можно так сидеть, девочка.

Финн посмотрела вниз.

— Разве ты не знаешь, что меня прозвали Кошкой? — насмешливо спросила она. — Подумаешь, упаду! Меня это не волнует.

— Зато волнует всех тех, кто тебя любит, — сказал Дональд, слегка возвысив голос.

— Хочешь сказать, что моя дорогая матушка расстроится, если я свалюсь? — Финн попыталась придать своему голосу как можно больше сарказма. — Да она вздохнет с облегчением и только обрадуется, что ее драгоценный Эндрю станет наследником престола. Только не говори мне, что она не жалеет, что не он ее первенец.

— Именно это я тебе и скажу. — Впервые с тех пор, как она встретилась взглядом с отцовским слугой, в его глазах не прыгали добродушные искорки. — Когда мерзкий Оул увез тебя, я думал, что твоя матушка зачахнет с горя. Она все глаза выплакала и превратилась в собственную тень. Я был здесь, когда твой отец привез тебя обратно в замок. Только не говори мне, что ты не видела, как она радовалась твоему возвращению!

Финн опустила глаза, почувствовав укол совести. В тот день ее мать выбежала на мост им навстречу, с неубранными волосами и в ночных туфлях. Финн не успела даже спешиться. Мать выхватила ее из седла, рыдая и так крепко прижимая к себе, что Финн испугалась, как бы у нее не треснули ребра. Окутанная золотистым облаком душистых волос, слушая бессвязные ласковые слова, которыми осыпала ее мать, Финн была сама не своя от счастья. Она изо всех сил обняла ее в ответ, а потом почувствовала, как руки отца обняли их обеих и он воскликнул:

— Видишь, моя Гвинет, я обещал тебе, что найду нашу малышку и привезу ее обратно домой! Теперь мы снова вместе.

Но отец пробыл дома лишь ровно столько, чтобы зачать еще одного ребенка, а потом уехал улаживать беспорядки, раздирающие Шантан и Рурах. Две эти страны были объединены в одну в результате брака родителей Энгуса. Вообще-то считалось, что его мать должна править наравне с отцом, но Дункан Мак-Рурах был властолюбивым человеком. Создание Двойного Престола было его идеей, и в результате этого пострадал народ Шантана, в котором еще долго кипело недовольство.

Хотя Энгус с большой неохотой и согласился разделить Двойной Престол, отдав власть над Шантаном двоюродной сестре Финн Брангин Ник-Шан, ему вскоре пришлось бросить все свои силы на противостояние Фэйргам. Каждую весну и осень, когда кочующие орды этого морского народа заполоняли побережья, атаки их войск становились все более и более яростными. В результате все последние пять лет Энгус бывал дома лишь короткими наездами, предоставив Гвинет самостоятельно бороться с их сквернословящей и нечистой на руку дочерью, маленьким сыном Эндрю и ее неизменно вежливой, но отстраненной племянницей Брангин. Это было не самое счастливое время, и зародившаяся было горячая привязанность между матерью и дочерью остыла, сменившись глухим непониманием.

— Просто я здесь совсем чужая, — пробурчала Финн, позволив Дональду помочь ей слезть со стены.

— Никакая ты не чужая, девочка, — тепло сказал Дональд. — Разве ты не Ник-Рурах? Разве ты не можешь сказать, где человек находится, просто подумав о нем? Кровь Рураха Пытливого очень сильна в тебе, это с одного взгляда видать. Да не будь же такой дубиной!

Финн против воли рассмеялась и пошла вслед за старым слугой по башенной лестнице с эльфийской кошкой на руках.

— Если бы она еще не квохтала надо мной так, — сказала она. — У меня такое чувство, как будто меня душат.

— Что тебе нужно — так это на денек выехать на охоту, — ободряюще сказал Дональд. — Мы все неделями сидим взаперти из-за этих метелей, тут кто угодно взвоет. Денек в горах пошел бы тебе на пользу.

В карих глазах Финн полыхнула зеленая молния.

— Ох, как бы мне этого хотелось!

— Сегодня ясно и морозно, — задумчиво сказал Дональд. — Может быть, мы подстрелим хохлатого фазана вам на ужин.

Эта идея привела Финн в такой восторг, что она появилась в главном зале летящей походкой и со счастливым лицом. Ее мать сидела в шезлонге, вышивая на пяльцах. Брангин расположилась на скамеечке у ее ног, разложив на юбке набор шелков, а младший брат Финн, Эндрю, прильнул к ее коленям, довольно перебирая кучку ярких цветных игрушек. В отличие от Финн, он походил на мать, унаследовав от нее белокурые шелковистые волосы, бледную кожу и зеленые глаза. Брангин тоже пошла в породу Мак-Шанов, и у обеих женщин длинные светлые косы были перекинуты через плечо, доходя им до колен. Отблески огня играли на трех пшеничных головах, склоненных друг к другу, и на сине-серых пледах, накинутых на плечи обеих женщин.

Шаги Финн замедлились, и она нахмурилась. Группка женщин средних лет, собравшихся в гостиной, подняла глаза, и в комнате воцарилось молчание. Гвинет встала с приветственной улыбкой, протянув Финн обе руки.

— Где ты была, милая? Прошло столько времени, а никто не знал, где ты, и не мог тебя найти.

Финн неуклюже присела и сказала довольно резко:

— Прости, мама. Я не хотела заставить тебя волноваться. Просто сегодня впервые за столько дней вышло солнце, и я хотела подышать свежим воздухом…

— Но сейчас уже день, а тебя не было с самого завтрака.

— Я ходила в конюшни проведать мою Уголек. Я знала, что она будет беспокоиться после такого долгого стояния взаперти, и хотела вывести ее на прогулку, но Кейси сказал, что все конюхи заняты и никто не может со мной поехать. Он не разрешил мне одной вывести Уголек и приказал двоим из своих ребят проводить меня из конюшни. Когда я отказалась уйти и велела им отпустить меня, он сказал, чтобы я не вела себя, как глупая девчонка. — Ее голос зазвенел от негодования.

— Ты же знаешь, что тебе нельзя выезжать без сопровождения, — чуть раздраженно сказала Гвинет. Она взяла финн за руку и усадила рядом с собой. — Я придумываю эти правила вовсе не для того, чтобы досадить тебе, дорогая Ты же знаешь, в горах очень опасно. А что, если бы ты упала с лошади и сломала ноги?

— Уголек никогда бы меня не сбросила! Я уже сто лет не падала из седла.

— А если бы она испугалась косматого медведя?

— Мы не боимся каких-то глупых медведей!

— Ох, а стоило бы. Ты же знаешь, что они грозные и непредсказуемые существа, и уж точно не единственная опасность этих мест. А что, если бы с гор спустился тролль или шайка гоблинов?

— Было бы очень здорово, хоть какое-то развлечение! — выпалила Финн.

Гвинет устало вздохнула.

— Финн, шайка разбушевавшихся гоблинов — вовсе не то, о чем можно мечтать! Может быть, нам здесь, в замке, ничего не грозит, но как же фермеры? Гоблины не испытывают почтения ни к жизни, ни к собственности — они устраивают погромы просто ради удовольствия. Когда-нибудь ты станешь Ник-Рурах; ты должна оберегать и защищать свой народ. Не дело это — желать им зла ради того, чтобы ты могла позабавиться.

Финн проглотила дерзкий ответ, но ее глаза непокорно сверкали, а губы были упрямо сжаты.

Гвинет глубоко вздохнула, пытаясь обуздать свое раздражение, потом сказала ласково:

— Милая, я знаю, что наша жизнь кажется тебе довольно унылой и однообразной, но покой — это счастье. Здесь так долго были волнения, что мы, старшие, очень рады для разнообразия пожить в тишине и покое. Твой отец наконец-то дома, благодарение Эйя. Как только его раны совсем заживут, он будет брать тебя с собой объезжать границы и научит тебя многочисленным обязанностям правителя. А до тех пор ты должна потерпеть.

— Да, мама, — покорно сказала Финн и позволила матери поцеловать ее в щеку.

Дональд молча ждал, стоя в дверях. Он снял свой берет, и его блестящая лысина, обрамленная седыми кудрями, в свете камина казалась розовой.

— Прошу прощения, миледи, но я знаю, как тяжело молодым так долго сидеть взаперти. Я подумал, что, может быть, мне взять их на прогулку. Может, мы даже подстрелим вам к обеду фазанов, а то от этой баранины с брюквой всех уже тошнит.

Гвинет улыбнулась, взглянув на чистое голубое небо.

— Похоже, действительно прояснилось. Если вы возьмете с собой Кейси и еще кого-нибудь из его людей, не вижу, почему бы Фионнгал с Брангин не поехать на прогулку…

— Прошу прощения, миледи, но боюсь, что собирается метель, — почтительно заметила Брангин.

Финн бросила на нее полный ненависти взгляд.

— Но небо совсем ясное! Не видно ни облачка…

— Боюсь, Фионнгал, что небо обманчиво, — снисходительно отозвалась ее кузина. — Сюда идет буран. К середине дня небо затянут облака.

— Что ж, в таком случае о прогулке не может быть и речи, — решительно вмешалась Гвинет. — Метели здесь начинаются очень быстро, ты же знаешь это, Фионнгал. Я не хочу, чтобы вас застигло бураном. — Она заметила разочарованное и неприязненное выражение лица Финн и поспешила утешить ее: — Ничего, дорогая. Ты сможешь погулять в следующий ясный день, я обещаю.

— Сегодня погода лучше некуда!

— Да, пока, но ты же знаешь, что у Брангин Талант. Если она говорит, что будет буран, значит, так оно и будет.

— Она, небось, нарочно вызовет метель, чтобы я не смогла поехать! — закричала Финн и вскочила на ноги, перевернув материнские пяльцы. Придворные дамы всплеснули руками, а некоторые неодобрительно вскрикнули. Эльфийская кошка зашипела на них с плеча Финн. Девочка развернулась и выбежала из комнаты, пинком отшвырнув попавшийся под ноги маленький позолоченный столик и разбив стоявший над ними фамильный кувшин. Смахнув с глаз слезы, она не остановилась, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Расстроенная Гвинет побежала за ней, но ее строптивой дочери и след простыл, и лишь пустой коридор тянулся в обе стороны, насколько хватало глаз.

Во второй половине дня за окнами замка разыгралась такая вьюга, что всем оставалось лишь поплотнее закутаться в свои пледы. Брангин оказалась права, и любая вылазка в лес могла бы закончиться очень печально, но это нисколько не обрадовало Финн. Она мрачно бродила по замку, глядя на кружащийся снег и обвиняя свою кузину в том, что она испортила ей жизнь. Несмотря на ласковые упреки матери, Финн чувствовала себя страшно обиженной и постоянно бросала на Брангин косые взгляды.

В тот вечер ей впервые за неделю позволили увидеться с Энгусом, поскольку придворный лекарь счел его достаточно сильным, чтобы выдержать посещение своевольной дочери. Надутое лицо Финн разгладилось точно по мановению волшебной палочки, и она вприпрыжку побежала вслед за Дональдом в спальню прионнсы и бросилась к отцу.

Он неуклюже обнял ее здоровой рукой и поморщился от боли.

— Осторожней, дочка, мои ребра все еще болят. Она слегка отстранилась, спросив настойчиво:

— Как ты себя чувствуешь, папа? Вид у тебя ужасный!

Прионнса удрученно улыбнулся.

— Спасибо на добром слове, милая.

Она пристально вгляделась в его лицо. Оно было бледным и осунувшимся, под карими глазами залегли темные тени. На лице и руках более четко обозначились кости, и она потрясенно заметила, что теперь в его длинных кудрявых волосах седины было куда больше, чем рыжины. В роскошной рыжей бороде, рассыпавшейся по груди, тоже змеились две белые пряди.

— Тебе точно лучше? — с тревогой спросила она, устраиваясь рядом с ним и укладывая на колени свернувшуюся клубочком Гоблин.

Он кивнул.

— Намного лучше, дочка. И почему только эти огры такие грязнули? Лекарь сказал, у него были такие грязные когти, как будто он окунул их в яд.

— Здорово было? — завистливо спросила Финн. — Ну, драться с огром? Эх, жаль, меня там не было.

— Вот уж чему я несказанно рад, так это тому, что тебя там действительно не было, — ответил Энгус, и на этот раз его голос был абсолютно серьезным. — Финн, то, что я выбрался из когтей этого огра живым, — чистая удача. Троим из моих людей повезло куда меньше. Думаешь, их вдовы и сироты не проклинают тот час, когда этот мерзкий огр вздумал спуститься с гор? Это было совершенно не здорово, Финн, это было ужасно.

Финн кивнула, снова надув губы. Энгус внимательно посмотрел на нее.

— Мама говорит, что ты в последнее время сама не своя, — сказал он ласково. — Что случилось, дочка?

Она пнула прикроватный столик и отвернулась, пряча лицо.

— Да ничего.

— Что-то непохоже, — сказал Энгус, притягивая ее поближе, чтобы взглянуть ей в глаза. Она посмотрела на него, потом отвела взгляд. По ее смуглым щекам разлилась краска, руки принялись поглаживать ушки эльфийской кошки.

— Просто здесь совершенно нечего делать, — выпалила она. — Папа, можно мне весной уехать в Теургию?

Энгус нахмурился.

— Но у тебя здесь превосходные учителя. Мы не скупились и пригласили в Касл-Рурах самых лучших. Здесь живет ведьма, которая училась в самой Башне Двух Лун, не говоря уж об учителе танцев, учителе музыки, который учит тебя играть на лютне и спинете, писец, чтобы ты научилась писать, как подобает знатной даме…

— Знаю, знаю, — удрученно перебила его Финн. — Меня учат лучше некуда.

— Тогда в чем же дело?

Она впервые за все время взглянула ему прямо в глаза.

— Мне скучно.

— Ну же, Финн, зимы здесь всегда долгие и скучные. Дни короткие, а погода слишком суровая, чтобы можно было часто выезжать за стены замка. Но то, что нельзя изменить, нужно терпеть. Ты должна найти себе какое-нибудь занятие. Вы с Брангин почти ровесницы; на что она тратит свое время?

— Ох уж эта задавака Брангин! — карие глаза Финн возмущенно сверкнули. — Она просто дура набитая! Вечно сидит сиднем, шьет и пялится на себя в зеркало.

— Ты несправедлива, Финн, — нахмурился Энгус. — Твоя мама говорит, что Брангин очень хорошо учится и…

— Ну конечно, — горько сказала Финн. — Все, что бы Брангин ни делала, просто выше всяких похвал. И сама она тоже совершенство, жаба!

— Финн, мне очень неприятно такое слышать. Ты не должна забывать, что это твой дом, а Брангин наша почетная гостья. Жизнь так жестоко обошлась с ней, бедняжкой, лишив сразу обоих родителей. И на ее плечах лежит такая тяжелая ноша, как престол Шантана, а она ведь еще совсем девочка, да и времена сейчас совсем не спокойные. Тебе не кажется, что ты могла бы приложить чуть больше усилий к тому, чтобы подружиться с ней? Ведь вы же сестры.

Финн ничего не ответила, зарывшись лицом в пушистый черный мех Гоблин.

— Ну же, дочка, хватит дуться. Вот что я тебе скажу: в первый же погожий денек мы с тобой возьмем лошадей и уедем из замка на целый день. Только ты и я. Ну, что скажешь?

— Если вообще когда-нибудь доживем до погожего дня, — пробурчала Финн, потом добавила с натянутой улыбкой: — Ой, да, это было бы здорово, папа.

Но следующий погожий день принес новость, которая все изменила. В замок примчался гонец, замерзший, полумертвый от усталости и ужаса, на загнанной почти до смерти лошади. Рубаха у него на спине была разорвана, а кожу прочерчивали три глубокие царапины, оставленные трезубцем Фэйрга.

— Морские демоны, милорд! — закричал гонец, повалившись на колени перед Мак-Рурахом. — Столько их еще никогда не было, милорд. Мы не можем сдержать их. Мы уже и так отступили до третьего озера, а они все продолжают прибывать!

Каждый год весенний прилив приносил на побережье Рураха кровожадные орды Фэйргов, перемещающихся вслед за голубыми китами, которые каждую весну мигрировали на юг, в теплые воды южных морей. За последние десять лет этот морской народ очень увеличился в численности и вошел в силу, проникая в каждую реку и ручеек, производя опустошения и убивая всех без разбору людей и животных на своем пути.

За десять лет постоянных набегов на прибрежные города и села Фэйрги обзавелись мечами, кинжалами и копьями со стальными наконечниками вместо традиционного оружия из коралла и морских минералов и настолько отточили свое воинское искусство, что противостоять им с каждым годом становилось все труднее и труднее. Со стальным оружием Фэйрги могли разрезать сети, которые перегораживали реки и должны были задержать их, и сражаться с солдатами Мак-Рураха на равных.

Каждую весну Фэйрги принимали свой сухопутный вид и опустошали богатые сельскохозяйственные земли, расположенные в низинах, заставляя их обитателей спасаться бегством в горные районы. Они вытаптывали побеги и резали скот, и множество фермеров, упрямо остававшихся защищать свою землю, было убито. Торговля между городами и сельскими районами замирала, поскольку Фэйрги заполняли реки, и лес гнил на пристанях, охотники не могли продать накопившиеся за зиму запасы пушнины, каменщики и кузнецы сидели без работы, корабельные мастера голодали. Каждую весну и осень беженцы из низинных районов наводняли горные города, и с каждым годом все меньше и меньше из них возвращалось на свои фермы. Последние несколько лет Мак-Рурахам приходилось изо всех сил бороться с голодом и болезнями, поскольку горные районы просто не могли прокормить такое количество народу.

Весть о том, что Фэйрги напали снова, так рано и с такой силой, испугала и расстроила всех. Энгус почти сразу же потребовал меч и коня, хотя Гвинет, белая как мел, умоляла его не забывать о том, что он еще очень слаб. Но он лишь притянул ее к себе и поцеловал, велев не падать духом и накрепко запереть ворота замка.

— Если они уже добрались до третьего озера, никто не поручится, что они не могут заплыть и выше, — сказал он хмуро. — Начинай готовиться к осаде, дорогая, и держи ворота на замке!

В тот же день Мак-Рурах со своими солдатами выехал в поход, оставив Касл-Рурах под защитой лишь горстки мужчин. Следующие несколько недель Гвинет сбивалась с ног, рассылая гонцов в близлежащие города и села и запасаясь провизией и оружием. У нее почти не оставалось времени на Финн, которая чувствовала себя всеми покинутой. Ее отец уехал, потрепав ее по волосам и велев хорошо себя вести, а мать была так занята, что иногда за целый день от нее можно было дождаться лишь усталого «Пожалуйста, не сейчас, Финн!».

К тому же, как нарочно, вьюга улеглась, и погода была тихой и ясной. Озеро разбрасывало снопы радужных искр, ветер приносил с собой свежий запах нагретой солнцем сосновой хвои, а бескрайние голубые дали манили Финн обещанием захватывающих приключений. Но ни мольбы, ни дутье не убедили Гвинет разрешить ей выехать за ворота замка. Новости с юга были хуже некуда. Впервые за четыреста лет Фэйрги были замечены в озере Финавон, четвертом от моря. Энгус и его солдаты, понеся сокрушительные потери, под их напором были вынуждены отступить и теперь вели последние отчаянные бои, уже понимая, что им ничего не остается, кроме как вернуться в замок. Многие Фэйрги приняли свой сухопутный вид, вышли на берега реки и теперь скрывались в прибрежных лесах. На деревушку, расположенную меньше чем в дне езды верхом от замка, было совершено неожиданное нападение. Поскольку Фэйргам еще никогда не удавалось проникнуть так глубоко в горы, деревню практически не охраняли, и почти все ее жители погибли. Поэтому сейчас, когда Фэйрги были так близко от замка, Гвинет была не намерена выпускать Финн за ворота, хотя ее поведение иногда было просто невыносимым.

Чем более напряженной и тревожной становилась атмосфера в замке, тем труднее было Финн сдерживать свою неуемную энергию. Все оруженосцы отправились в поход вместе с Мак-Рурахом и его офицерами, так что ей не с кем стало упражняться в фехтовании. Она сделала на своей лошади Уголек столько кругов по внутреннему двору, что запомнила наизусть каждую трещинку в стенах, каждую травинку, пробивающуюся сквозь булыжники мостовой. Большую часть поварят и конюхов с которыми она играла в мяч, также призвали в армию, а стражники были слишком заняты, чтобы развлекать ее историями или учить бороться. Она так натренировалась в стрельбе из своего небольшого арбалета, что попадала практически исключительно в яблочко, потом переключилась на изучение потайных ходов и подглядывание за слугами через смотровые глазки, искусно замаскированные в резных панелях стен. Это занятие оказалось настолько увлекательным, что Финн потеряла счет времени, возвратившись к реальности лишь тогда, когда увидела процессию лакеев, по черной лестнице несущих в обеденный зал тяжелые подносы, и поняла, что уже очень поздно. Ничто не могло так рассердить ее мать, как еще одно опоздание к обеду.

Финн взлетела по потайной лестнице, пробралась через лабиринт темных коридоров и открыла потайную дверцу, расположенную поблизости от обеденного зала. Она уже очень давно не ела и сильно проголодалась.

Потайная дверца скрывалась в огромном камине, занимавшем большую часть стены на лестничной площадке. По случаю теплого дня огонь в нем не разводили, так что Финн без особых происшествий выбралась наружу.

К несчастью, как раз в тот момент, когда она вылезала из камина вместе с эльфийской кошкой, навстречу ей попалась чинно спускавшаяся по лестнице Брангин, одетая в травянисто-зеленое шелковое платье, подчеркивавшее цвет ее глаз, с аккуратными белокурыми локонами. Оглядев Финн с ног до головы, она подняла брови и нежным голоском осведомилась:

— Что, миледи отослала всех трубочистов на войну с морскими демонами, что тебе самой пришлось чистить камин, Фионнгал?

Дочь младшей сестры Гвинет, Брангин привезли в Касл-Рурах после того, как ее провозгласили главой клана Мак-Шанов. Хотя Гвинет и говорила о необходимость научить Брангин всем обязанностям банприоннсы Шантана, но в душе надеялась, и Финн это знала, что хорошие манеры и учтивость ее сестры послужат ей примером. Девятнадцатилетняя Брангин росла в усадьбе своей семьи под опекой трех незамужних теток, которые привили ей истинно аристократические манеры. Брангин знала, при помощи какой вилки следует есть перепела, когда говорить «ваша честь», насколько низко приседать перед представителем определенного слоя общества и как быть любезной со слугами, не становясь при этом с ними на одну ступеньку. Брангин никогда не пачкала едой свою одежду, не рвала юбку, играя с мальчишками-слугами в прятки, и не попадалась на воровстве медовых кексов из кухни. Ее волосы неизменно блестели и были аккуратно причесаны, туфли всегда хорошо вычищены, и ни разу не случилось такого, чтобы у нее не было при себе белоснежного носового платочка. От одного ее вида у Финн начинало сводить скулы.

Сначала Брангин была вежлива со своей кузиной, но Финн чувствовала себя не в своей тарелке на новообретенном месте в жизни и постоянно обижалась на то, что считала заносчивостью Брангин. Постепенно замечания и советы ее сестры стали граничить с издевкой, хотя каждый раз и высказывались с таким милым видом, что насмешку в них улавливала одна Финн.

При этих словах кузины Финн оглядела себя и ужаснулась. Ее юбка была вся в пыли и саже, а подол болтался, оторванный зацепившимся за него каблуком. Колени у нее были совершенно черные, а каштановые кудри походили на воронье гнездо. Она неприязненно взглянула на Брангин, сказав высокомерно:

— А вот и нет. Просто я кое-что уронила и никак не могла найти.

Губы Брангин искривились в презрительной усмешке.

— Может быть, ты бы вычесала паутину из волос и переоделась, прежде чем показываться на глаза матери. Конечно, если у тебя есть какое-нибудь не рваное и не грязное платье, в чем я очень сомневаюсь.

— По крайней мере, я не какая-нибудь разряженная фифа с постным лицом, которая боится пальцем шевельнуть, чтобы не сломать ноготь, — фыркнула Финн.

Взгляд Брангин задержался на руках Финн, с обломанными ногтями и черных, точно у кузнеца.

— Да уж, в этом тебя никто не смог бы упрекнуть, — холодно парировала она. — Хотя, разумеется, мы все бы не отказались, чтобы ты хотя бы время от времени мыла руки. Как не стыдно ходить в таком виде, как будто ты дочь свинопаса, а не Мак-Рураха…

Терпение Финн лопнуло. С нечленораздельным воплем она бросилась вперед, с размаху ударив Брангин в челюсть. Ее кузина, завизжав, отскочила и упала, споткнувшись о небольшой позолоченный столик и разбив стоявшую на нем вазу с цветами. При звуках визга и бьющегося фарфора дверь в обеденный зал распахнулась, и оттуда выглянули придворные дамы. Увидев Брангин, растянувшуюся среди разбросанных цветов и осколков разбитой вазы, они принялись ахать и охать, всплескивая руками.

— Ох, миледи, как вы себя чувствуете? Вы не ушиблись? Батюшки, да вы же вся в крови, бедняжка! — причитали они.

Вслед за ними показалась Гвинет с побелевшим от гнева прекрасным лицом.

— Фионнгал, что, во имя Эйя, ты опять натворила?

— Дала ей по морде, — грубо ответила та. — И поделом ей, змеюке!

— Что? — воскликнула Гвинет. — Хватит с меня уже твоих диких выходок, Фионнгал! По-твоему, так ведут себя леди? Посмотри только на себя! Можно подумать, ты вывалялась где-нибудь в канаве под забором! Ну что мне с тобой делать?

Финн метнула на нее злобный взгляд. Эльфийская кошка, прижавшаяся к ее ногам, угрожающе хлестала хвостом по бокам. Тем временем Брангин помогли подняться, и она стояла на другом конце комнаты с полными слез глазами и разбитой губой, из которой сочилась кровь.

Она вытащила из сумочки кружевной платочек и изящно промокнула губу, с ужасом глядя на алые пятна. Потом сказала, глотая слезы:

— Ох, пожалуйста, не браните Фионнгал, миледи. Это я во всем виновата; я дразнила ее.

Финн метнула на Брангин удивленный и возмущенный взгляд. Ну да, выставила меня в еще худшем свете, лицемерка проклятая, подумала она. Эльфийская кошка зашипела, прижав острые ушки с кисточками к голове.

— Какова бы ни была причина, леди никогда не должна выходить из себя, — сказала Гвинет, пытаясь сама соответствовать своим словам и держать себя в руках. — Это не оправдание такому удару. Посмотри только на свою губу, бедняжка. Нан, попросите принести льда и салфеток. Фионнгал, я хочу, чтобы ты немедленно извинилась перед сестрой.

— Ни за что! — возмущенно завопила Финн. — Я за дело ее отлупила, подлую жабу!

— Довольно! — воскликнула Гвинет. — Фионнгал, ты больше не уличная бродяжка. Такое поведение совершенно неприемлемо! Отправляйся в свою комнату и сиди там до тех пор, пока не соизволишь извиниться перед сестрой и попросить у нее прощения за свое отвратительное поведение.

— Да я скорее съем поджаренную крысу! — закричала Финн. — Она только и делает, что подкалывает меня, насмехается надо мной и выставляет меня перед всеми дурой.

— Ты ошибаешься, — ледяным тоном заявила Гвинет. — Брангин — настоящая леди по рождению и воспитанию, и она никогда не позволяет себе поступать или говорить о ком-то плохо. Ты слишком обидчива.

Финн возмущенно запротестовала, но Гвинет не стала ее слушать. Когда ее дочь все-таки отказалась отправиться к себе в комнату, она позвала стражников и приказала им увести ее. Сверкая глазами, Финн вытащила свой маленький кинжал, но они разоружили ее, сжав запястья железной хваткой, и увели прочь. Финн оглянулась и бросила на кузину полный ненависти взгляд, совершенно не поверив ее виноватому виду.

Тяжелая дубовая дверь комнаты захлопнулась, и она услышала скрип поворачивающегося в замочной скважине ключа. Финн подскочила к двери и забарабанила по ней кулаками, потом бросилась на кровать, зарывшись пылающим лицом в подушки. Это нечестно, сказала она себе, снова вспомнив презрительную улыбочку Брангин, с которой та обозвала ее свинаркой, и ее надменный взгляд, которым она окинула Финн с пыльной головы до грязных ободранных туфель.

Но стоило ей с удовольствием вспомнить момент, когда ее кулак обрушился на челюсть Брангин, как глаза тут же почти перестало щипать. Значительную часть своей жизни Финн провела на улицах Лукерсирея, и драться, чтобы выжить, ей приходилось не раз, так что удар у нее был довольно мощный. Финн усмехнулась, перевернулась на спину и уставилась в украшенный росписью потолок. Нужно выбраться отсюда, пока я не свихнулась окончательно!

Гоблин сидела у нее в ногах, изящно вылизывая переднюю лапу. Она поглядела, как Финн вскочила на ноги и бросилась к одному из множества высоких окон в стене, потом принялась за заднюю лапу. Финн распахнула окно и высунулась наружу.

Замок стоял на высокой скале, выходящей на озеро Кинтайр, темневшее в трехстах футах внизу. Замок был буквально окружен водой — с севера основание утеса огибала бурная и стремительная река Вальфрам, Утес был крутым и отвесным, точно морская скала, а у его основания щерились острые камни, блестевшие черной слизью.

Дорога к замку шла через густой лес к краю глубокого и темного ущелья, проточенного в скале быстрым ручьем, пробивающимся к озеру чередой белых пенящихся порогов и водопадов. Единственным способом перебраться через него был подъемный мост, который сейчас постоянно держали поднятым. Из всех крепостей, которые повидала на своем веку Финн, Касл-Рурах определенно был самой неприступной.

Хотя Финн была твердо уверена в своей способности забраться и выбраться из любой башни или замка, высота стен и оскаленные камни отбили у нее желание рисковать без крайней на то необходимости. У нее не было никакой веревки, и даже если бы она связала вместе все имеющиеся в комнате занавеси и простыни, их едва ли хватило бы даже на четверть спуска. К тому же долина внизу уже утопала в сумерках, а солнце медленно скрывалось за горами. Близилась ночь, и у Финн не было никакого желания пытаться осуществить этот спуск в темноте. Девочка снова вздохнула с досадой, потом пересекла комнату, присела перед дверью и заглянула в замочную скважину. Ей удалось разглядеть лишь массивную фигуру слуги, приставленного стеречь ее дверь. Она пожалела, что под рукой нет ничего острого, чем можно было бы ткнуть его, ведь ее маленький украшенный драгоценными камнями нож ей так и не вернули. Ах, если бы только она позволила фрейлинам матери обучить ее вязанию! Длинная и острая вязальная спица, воткнувшаяся в зад, заставила бы этого болвана с каменным лицом попрыгать.

— Ну, погоди у меня! — пробормотала она в спину лакею. — Надеюсь, тебя хорошенько выпорют за пренебрежение своими обязанностями, когда я сбегу, и отправят в горы распугивать гоблинов.

Она со всей силы пнула дверь, но только ушибла ногу. Финн выругалась и принялась расхаживать по комнате, через высокие окна глядя на небо, на котором уже начали показываться первые звездочки. Ее юбки зашуршали. Она раздраженно подхватила их, чтобы не мешали. Не стану я извиняться перед этой глупой слащавой куклой! Должен быть какой-нибудь другой способ выбраться отсюда! Когда Финн дошла до конца комнаты и развернулась, чтобы двинуться обратно, Гоблин приподняла треугольную черную голову и устремила на девочку аквамариновые щелочки глаз. Потом зевнула, показав длинный розовый язычок, и снова положила голову на лапы, зажмурив глаза.

— Нет, я не успокоюсь, — прошипела Финн. — Вот был бы дома дайаден, он встал бы на мою сторону. Он-то не поверил бы этой фифе!

Она порылась в одном из сундуков в своей гардеробной и отыскала маленький сверток, спрятанный на самом дне. В квадратный кусок желто-голубой ткани была завернута пара перчаток со стальными когтями и две специальные скобы из кожи и стали, надевавшиеся поверх башмаков. Там же обнаружились пригоршня длинных шипов, несколько воротков и моток веревки. Это было снаряжение Финн, сделанное для нее по приказу Изолт, жены Лахлана, в те дни, когда они все были повстанцами, замышлявшими свергнуть Майю Колдунью, фэйргийскую принцессу, колдовством заставившую бывшего Ри Джаспера жениться на ней и правившую страной с деспотичной жестокостью.

Финн даже присвистнула от удовольствия, когда это богатство с лязгом упало на пол, но тут же испуганно прикусила губу. Перчатки и скобки на башмаки стали ей малы. Когда Финн вскарабкалась на двухсотфутовую стену Лукерсирея, чтобы впустить Лахлана и его войско в город, ей было всего двенадцать. Теперь же ей почти исполнилось семнадцать, и с того времени она изрядно выросла. Вдобавок в сырой атмосфере старого замка веревка заплесневела, а местами и вовсе сгнила.

Она присела на корточки и расправила ткань на коленях. На небесно-голубом полотнище красовалась довольно странного вида желтая рука, пришитая корявыми стежками, а от нее отходили широкие желтые полосы, долженствующие обозначать собой лучи. Это был подлинный флаг Лиги Исцеляющих Рук, и при виде его у Финн защипало в носу. Она долго смотрела на него, потом снова сложила и засунула в наволочку вместе с шипами, воротками и небольшим молоточком.

В конце концов, ярость покинула Финн, оставив после себя подавленность и опустошенность. Она уселась в кресло перед огнем, хмуро вороша поленья кочергой. Звук поворачивающегося в замочной скважине ключа заставил ее быстро распрямиться, но это оказалась всего-навсего ее служанка, Райна, с едой на подносе. Ее сопровождали два стражника с суровыми лицами. Финн молча стояла, сжав кулаки и вздернув подбородок, а Райна поставила поднос на стол у камина и удалилась с насмешливым взглядом, в котором ясно читалось: «Так тебе и надо, несносная задира».

Сначала Финн решила, что не притронется к еде, но через некоторое время запах бараньего рагу сломил ее решимость, и она с жадностью набросилась на еду, сказав себе, что должна беречь силы, если хочет сбежать из замка. Хлеб, сыр и несколько плодов она завязала в одну из наволочек и пожалела, что так опрометчиво вытащила свой нож, который очень не помешал бы ей в пути. Даже проведя в одиночестве целый день, Финн не утратила решимости покинуть дом своих предков.