"Запретная земля" - читать интересную книгу автора (Форсит Кейт)

В ПУТИ

Финн сидела на приступке фургона, уплетая кашу и глядя на равнину, убегавшую во все стороны до самого горизонта. Высокая трава волновалась на ветру, и по ее поверхности бежала серебристая рябь. Единственным в этом пейзаже, на чем останавливался взгляд, было огромное дерево у горизонта, четко вырисовывающееся на фоне сияющего голубого неба.

Стояла страшная жара. На Финн была лишь тонкая льняная рубаха и пара ветхих, запорошенных дорожной пылью штанов, перевязанных под коленями, так что икры и пятки оставались голыми. Волосы были собраны большим узлом на затылке, а рукава закатаны до локтей. От костра еле уловимо тянуло дымом, но кроме него чувствовался лишь сильный свежий ветер да пряный запах трав. Финн дочиста выскребла миску и со вздохом отставила ее в сторону. Она была абсолютно счастлива.

Четыре фургона полукругом стояли вокруг огня, а распряженные лошади паслись поблизости. Дайд сидел на приступке своего фургона, играя на гитаре и лениво переговариваясь с Джеем и Эшлином, жующими пресные лепешки с медом. Клюрикон Бран хлопотал у костра, готовя свежий чай для Дональда, вставлявшего перья в стрелы. Нина зашивала прореху в юбке, а Энит разговаривала с птицами, которые слетались к ней и садились ей на колени. Несмотря на жару, старая женщина зябко куталась в теплую малиновую шаль. В траве лежал отец Дайда, Моррелл, покуривая трубку и выдувая идеально ровные колечки дыма в небо, где их развеивал ветер.

Финн порылась в кармане штанов и извлекла оттуда свою трубку и кисет с табаком. Ее пальцы проворно принялись за работу, а глаза бродили по лагерю, наслаждаясь его яркостью и кипевшей в нем жизнью. Она вставила трубку в рот и попыталась высечь искру из своего кремня, но ветер был слишком сильным, и ей пришлось отправиться к костру за горящим прутиком. Заметив ее, Моррелл лениво махнул рукой.

— Иди сюда, поболтаем, а я зажгу тебе трубку.

Финн уселась рядом с ним, и он щелчком пальцев вызвал пламя и поднес его к чашечке ее трубки. Заклубился ароматный дым, и он, подмигнув, заметил:

— Судя по вони, ты куришь табак с Прекрасных Островов. Может, поделишься щепоткой? Мне уже до смерти надоело курить то сено, которое теперь продают на базаре.

Финн нехотя дала ему щепотку своего табака, вздохнув при виде того, как похудел ее кисет. Моррелл выбил трубку, снова набил ее, зажег пальцем и жадно затянулся.

— Да, вот это табак! — вздохнул он и вытащил из кармана помятую серебряную флягу. Открутив крышку, он поднес ее ко рту и сделал большой глоток. — Ох, что может быть лучше стаканчика и затяжки хорошего табака!

Он позабавил Финн, выдохнув дым из ноздрей двумя длинными струями, точно дракон, потом стал показывать ей, как выдувать кольца так, чтобы они оказывались одно внутри другого, пока над ними не повисли шесть расплывчатых голубоватых концентрических колец. Финн завалилась в траву, чтобы потренироваться, а Гоблин свернулась калачиком у нее на животе. Внезапно длинная синяя юбка заслонила ей солнце. Она прикрыла глаза ладонью и вгляделась в дым. Над ней стояла Брангин с выражением крайнего неодобрения на лице. Как обычно, она была чистенькой и аккуратной, волосы заплетены в тугую косу, начищенные башмаки сияли.

— Не думаю, что твоей матери понравилось бы, что ты куришь трубку, — заявила Брангин.

— А ее здесь нет, разве не так? — с издевкой ответила Финн.

Ее кузина поджала губы.

— Ты похожа на настоящую оборванку.

— Спасибо тебе, дорогая, — парировала Финн. — Именно этого я и добивалась.

Брангин засопела от злости. Развернувшись, она гордо прошествовала к костру и принялась помогать Брану отмывать тарелки, сковороду и котелок из-под каши.

— Ах, какая нарядная девушка! — восхитился Моррелл. — И с такими прекрасными манерами.

— А по мне так она слишком строит из себя святошу, — мрачно отозвалась Финн.

— Ну, может быть, будь ты парнем, так запела бы по-другому, — подмигнув, ответил Моррелл, снова устроившись на траве и накрыв глаза шапкой.

Финн в молчании докурила трубку, потом поднялась и поплелась к костру с неизменной Гоблин по пятам. Не глядя на Брангин, она спросила клюрикона:

— Помочь чем-нибудь?

— Нет, большое спасибо, — отозвался он своим грубым голосом, глядя на нее блестящими карими глазами на мохнатой треугольной мордочке. Его необычайно большие уши торчали вперед. Одетый в груботканую одежду деревенского парня с прорезанной в штанах дыркой для хвоста, который он использовал скорее как дополнительную руку, Бран собрал ложки и подбросил в костер хвороста. — Прекрасная Брангин все уже сделала.

Брангин улыбнулась ему.

— Ну разве она не прелесть? — Финн скорчила кузине рожу.

Улыбка Брангин на миг померкла, потом она ответила таким же сладким тоном:

— Да, разве я не прелесть?

— Ну конечно, — заверил ее Бран совершенно безо всякого намека на сарказм.

— Спасибо, — рассмеявшись, сказала Брангин, и Финн пошла прочь, засунув руки в карманы.

К ее удивлению, Энит, мимо которой она проходила, подняла голову и спросила негромко:

— Почему вы обе вечно так и норовите уколоть друг друга? Неужели в этом мире и без того недостаточно боли?

Финн ничего не ответила. Старая женщина погладила по головке птицу, сидевшую у нее на коленях.

— Ревность — обоюдоострый меч, девочка.

Финн покраснела. Она ускорила шаг, и Гоблин протестующе мяукнула, не поспевая за ней. Вскоре лагерь остался далеко позади, и ей в лицо ударил свежий душистый ветер, остудив горящие щеки и развеяв гнев и смущение. Забравшись на холм, она встала в тени дерева, а Гоблин запрыгнула ей на плечо. Они вместе смотрели на бескрайнюю степь. Далеко-далеко виднелась тонкая неровная линия пурпурных гор, к которой уходили пологие серебристо-зеленые холмы. Финн улыбнулась и погладила мягкую шерстку эльфийской кошки. Все остатки негодования куда-то улетучились. На самом деле Брангин оказалась вовсе не такой противной, как представляла Финн. Порой даже казалось, что она изо всех сил пытается быть дружелюбной.

Несмотря на то что фургоны тащились очень медленно, Финн была страшно довольна последними несколькими неделями. Днем она ехала на своей пони Уголек по степи, охотясь вместе с Дональдом на птиц и кроликов к ужину, иногда садилась на козлы с Джеем или Дайдом, и они учили ее править фургоном. Каждый вечер они подолгу сидели вокруг костра, распевая песни, болтая и играя в карты. Несмотря на все попытки Финн побольше узнать о цели ее путешествия, никто из циркачей ничего ей не поведал.

— Прекрати приставать ко мне, Финн! Ты все узнаешь в свое время, — однажды вечером ответил ей Дайд.

— Но почему бы тебе не рассказать мне? — настаивала Финн. — Что в этом плохого? — Никогда не знаешь, когда тебя подслушивает шпион, — отозвался Дайд очень тихо.

Финн пренебрежительно оглянулась на безлюдную степь, воскликнув:

— Но здесь же на целые мили вокруг нет ни одной живой души!

— Это тебе так кажется, — отозвался Дайд. — Эти степи обманчивы. Они кажутся ровными, но на самом деле изгибаются, как спина морского змея. За следующим подъемом вполне может скрываться целый обоз, а кто-нибудь из их дозорных, возможно, в этот самый момент лежит в траве и наблюдает. Всадники из Тирейча умеют ползать в этой траве так, что никто не замечает их.

Финн огляделась.

— Я в это не верю! Никто не может подкрасться к Кошке так, чтобы я не заметила!

Дайд ухмыльнулся.

— А как насчет птицы или мыши? Видишь того ворона, который сидит на крыше моего фургона? Кто может гарантировать, что это не хранитель какой-нибудь ведьмы, прислушивающийся к каждому слову, которое мы говорим? Мегэн Повелительница Зверей не единственная ведьма, которая умеет разговаривать с птицами и животными.

Финн с тревогой взглянула на ворона, и он уставился на нее своими круглыми глазами с желтыми ободками.

— Но разве вороны понимают наш язык? Когда Изабо говорила с животными, она разговаривала на их языке. — Она безотчетно перешла на шепот.

— Ну, если животное долго жило среди людей, то это не обязательно. Кроме того, я заметил, что ты говоришь со своей кошечкой на человеческом языке и она, похоже, понимает все до последнего слова.

Финн самодовольно погладила шелковистую головку Гоблин и подтвердила:

— Да, это так.

— Так ты прекратишь приставать ко мне с вопросами, на которые я не могу ответить и которые могут испортить всю игру, если кто-нибудь услышит? — строго сказал Дайд без обычной смешинки в голосе. — Я даже выразить не могу, как важно, чтобы никто не знал о твоей миссии, Финн. Я не знаю, кто предатель в стане Ри, но он или она уже стоили нам жизней многих сотен хороших людей. Я не хочу, чтобы к ним прибавилась еще и твоя.

Поэтому Финн оставила попытки узнать цель своего путешествия и с энтузиазмом принялась осваивать роль циркачки. Нина начала учить ее ходить на руках, что было давнишней мечтой Финн, и юная банприоннса наслаждалась возможностью сколько угодно бегать босиком и со спутанными волосами, потому что никто не обращал на это внимания и не ругал ее.

Внезапно Финн заметила какое-то движение. Она приставила ладонь козырьком ко лбу, оглядывая степь. По долине галопом скакала гнедая лошадь с всадником, прильнувшим к ее шее. Финн наблюдала до тех пор, пока она не спустилась по пологому склону холма и скрылась из виду. Эта прекрасная лошадь была первым признаком того, что степи обитаемы, с тех самых пор, как они покинули последнюю деревню в Рурахе.

Финн стало любопытно, и она спустила эльфийскую кошку на землю и бесшумно зашагала вниз по холму. Гоблин так же тихо пошла за ней следом.

Лошадь щипала травку в ложбине. На ней не было ни седла, ни уздечки, а роскошную гриву и хвост явно никогда не подрезали. Финн затаилась в траве и внимательно оглядела холмы. В конце концов, она заметила слегка расступившуюся траву на гребне насыпи, выходящей на лагерь циркачей. Она крадучись поползла по склону, потом пробралась через густые заросли травы.

На вершине холма лежала девушка, глядя на лагерь в ложбине. На ней были пыльные кожаные штаны и высокие сапоги, а буйные каштановые волосы заплетены в толстую косу.

Финн подобралась к ней сзади и без предупреждения прижала к земле, заломив ей руку за спину. Вопреки ожиданиям, незнакомка не вскрикнула, а принялась отчаянно отбиваться. Финн пришлось ткнуть ее лицом в пыль и придавить к земле коленом.

— Какого рожна ты подглядываешь за нами? — прошипела она девушке на ухо. Та не ответила, все еще пытаясь спихнуть Финн со своей спины. Финн вывернула ей руку чуть сильнее.

— Я дозорная, — прохрипела девушка. — Это моя работа! Слезь с меня, дубина!

— Чья дозорная? — рявкнула Финн.

Девушка ничего не ответила. Финн рывком подняла ее на ноги и, подталкивая, повела вниз по склону к лагерю, все так же держа ее руку вывернутой за спиной. Девушка сделала резкое движение, и Финн перелетела через ее плечо, с шумом приземлившись в траву. Какой-то миг она лежала неподвижно, ошеломленная скорее неожиданностью этого маневра, чем падением. Потом быстро вскочила на ноги, бросившись на незнакомку. Сцепившись, они рухнули наземь и покатились по склону. Финн с удивлением обнаружила, что ей попалась достойная соперница, и удвоила усилия. В грудь ей с размаху заехал острый локоть, и она на миг задохнулась, захрипев, а потом схватила противницу за горло и вдавила ее лицом в пыль. Девушка ухитрилась вывернуться, и теперь пришла очередь Финн целовать землю. Гоблин, шипя и выпустив когти, прыгнула хозяйкиной обидчице в лицо, и та, выругавшись, шарахнулась назад, так что Финн удалось вырваться.

Они опять сцепились, тяжело дыша и ругаясь. Сделав подсечку, Финн снова уложила ее на землю, потом придавила, зажав ее голову между локтями.

Девушка, задыхаясь, свистнула. Финн услышала топот копыт, и гнедой жеребец взвился над ними на дыбы, мотая черной гривой. Финн пришлось отскочить, чтобы не попасть под его неподкованные копыта. В этот момент девушка перекатилась и вскочила на коня. Издав насмешливый крик, она развернула лошадь и ускакала.

Финн выругалась и принялась отряхиваться. Ее рубаха была изорвана и вся в пятнах от травы, волосы спутались, а все тело болело и ныло.

— Ну и девчонка! — восхищенно пробормотала она, глядя, как конь с наездницей исчезают за горизонтом.

Она поковыляла обратно в лагерь, и на этот раз Гоблин шла перед ней, подняв хвост трубой.

Дональд наполнял ведро водой из ручья и, взглянув на нее, забыл даже по своему обыкновению подмигнуть ей.

— Что стряслось, девочка? У тебя такой вид, как будто ты дралась с косматым медведем!

— Какая-то странная девчонка шпионила за нами! — сердито сказала Финн. — Она была вон на том холме. Я попыталась заставить ее сказать, что она делает, но она удрала, поганка драчливая!

Дональд нахмурился.

— Пожалуй, лучше рассказать об этом Энит, — сказал он. — Возможно, это ничего не значит, но нам не нужно, чтобы кто-то шпионил за нами и болтал о том, что мы делаем.

Финн кивнула.

— Вот и я так подумала.

Она помогла ему донести полное до краев ведро до лагеря и возбужденно рассказала Энит о происшедшем. Все собрались вокруг нее, и она продемонстрировала захваты, которыми воспользовалась, и каким образом ее противница освободилась от них, наслаждаясь восклицаниями и смехом зрителей. Брангин стояла позади всех, неодобрительно хмурясь.

— Дозорная, — протянул Дайд. — Интересно, чья?

— Заканчивайте свои дела, дети мои, — велела Энит. — Судя по всему, скоро к нам нагрянут гости.

— Гости? — переспросила Финн, разочарованная спокойствием старой женщины.

— Да, — ответила Энит. — Твоя шпионка, должно быть, дозорная одного из караванов кочевников, которые заинтересовались, кто это путешествует по их земле. Вы же знаете, в наше беспокойное время далеко не каждый гость желанный. Но циркачам всегда рады, так что нам нечего бояться, хотя, возможно, они не слишком обрадуются, узнав, что одну из их дозорных избили. Радость Финн слегка померкла.

— Откуда мне было знать? — спросила она. — Я увидела, что какая-то странная девица подбирается к лагерю. Она могла оказаться кем угодно.

— Верно, — согласилась Энит. Она поманила Нину и Дайда, которые взялись за подлокотники кресла и отнесли его обратно к фургону. Наклонившись, Дайд подхватил хрупкую фигурку бабушки на руки и внес ее внутрь, оставив кресло у ступеней. Нина подождала, пока Дайд не вышел, потом взбежала по лесенке, чтобы помочь бабушке, и закрыла за собой дверь.

Финн вздохнула. Заметив презрительную улыбку, слегка искривившую губы Брангин, она насупилась, засунула руки в карманы и поплелась помогать Морреллу чистить конскую упряжь.

— Почисти-ка мою лошадь, девочка, — с ухмылкой сказал он. — Давненько их уже не чистили, а мы хотим, чтобы они были в лучшем виде, когда появятся тигернаны, это уж точно.

— Какие еще тигернаны? — с любопытством спросила Финн, схватив скребницу и принявшись вычесывать из гривы вороной кобылы запутавшиеся в ней репьи.

— А еще и банприоннса, с собственной гувернанткой, — поддел ее Моррелл. Финн надулась и ничего не сказала. Он усмехнулся. — Тигернаны — повелители лошадей, — объяснил он. — Они приручают крылатых коней и ездят на них, что не под силу обычному человеку. Во-первых, крылатого коня очень трудно поймать, а во-вторых, они не так-то легко подчиняются человеческой воле. Тигернан должен ездить на своем крылатом коне год и еще один день, ни разу не спешиваясь, и лишь после этого крылатый конь будет считать его хозяином.

— Год и еще один день? — Глаза Финн округлились от изумления.

— Да, год и еще один день, ни разу не ступая на землю.

— А как же они спят?

— А никак, — усмехнулся Моррелл. — Как только неприрученный крылатый конь чувствует, что всадник ослабил контроль, он изо всех сил старается сбросить его. Когда подумаешь, что эта животина может взлететь под облака, не слишком хочется, чтобы это случилось с тобой. Говорят, что тигернаны приучаются спать по несколько секунд и с плотно сжатыми ногами.

— Но как тогда они ходят по нужде? — заинтересовалась Финн.

— С трудом, — фыркнул Моррелл. Финн тоже захихикала, и огнеглотатель наклонился к ней поближе и сказал:

— Когда подходишь близко к тигернану, смотри, куда наступаешь.

— Ай! — вскрикнула Финн и инстинктивно оглядела подошвы своих башмаков. Моррелл расхохотался во все горло и кинул ей мягкую щетку, велев почистить шкуру кобылы от пота и грязи. Финн ловко поймала ее и усердно принялась за дело.

— А есть девушки, которые ездят на крылатых конях? — спросила она через некоторое время.

— Я таких не видел, — ответил Моррелл. — Чтобы приручить крылатого коня, нужно быть очень сильным телом и духом.

Финн сжала челюсти, немедленно вообразив, как взмывает в небо на спине крылатого коня.

— Не обольщайся, девочка, — подколол ее Моррелл.

— Кто знает, — высокомерно сказала Финн, — Кейси Соколиный Глаз говорит, что я прекрасная наездница, если учитывать, что меня не учили верховой езде до тех пор, пока мне не исполнилось тринадцать.

— О, ничуть в этом не сомневаюсь, — с насмешливой серьезностью заверил ее Моррелл. — Но в Тирейче девушки ездят верхом еще до того, как начинают ходить, моя прекрасная банприоннса.

— Я полагала, мы должны держать все это в тайне, — сердито оборвала его Финн. — Теперь я всего лишь циркачка.

— Никаких «всего лишь», — возразил Моррелл. — Нет высшего звания, чем циркач, моя гордая малышка. Путешествовать по всей стране, свободно, как птицы, принося песни и смех в унылые и жалкие жизни людей. Ох, что может быть лучше!

— Уж точно не жизнь банприоннсы, — хмуро заявила Финн.

— Да уж, готов побиться об заклад, — согласился он. — Ну ладно, девочка, теперь ты циркачка и права в том, что лучше нам об этом не забывать. Никогда не знаешь, кто может тебя подслушивать.

Финн как раз закончила чистить кобылу Моррелла, когда на вершину холма внезапно влетела неистовая кавалькада, галопом помчавшаяся по склону к лагерю. Издавая пронзительное ржание и тряся гривами, кони пронеслись мимо стоящих полукругом фургонов, а всадники закричали и замахали шляпами. Все они ездили без узды и седла, хотя на некоторых конях были недоуздки с одним длинным поводом. Фыркая, лошади встали, и один из всадников воскликнул:

— Клянусь моей бородой и бородой Кентавра, да это же огнеглотатель собственной персоной. Как поживаешь, Моррелл, старина?

— Бальфур, старый разбойник! До чего же я рад тебя видеть. У меня все лучше некуда, хотя и жаль видеть тебя таким усталым. Что, новая жена задает тебе перцу?

— Ох, это да, что, сам не видишь по моему лицу? Думаю, тебе тоже не помешала бы молодая жена, Моррелл, ты так раздобрел и разленился! Ну и брюхо ты себе отрастил! Слишком много живой воды и недостаточно упражнений, вот в чем твоя беда.

— Эй, полегче! Матушка и дочка и так достаточно меня пилят, куда мне еще и жена? Вы не спешитесь? От этих разговоров о живой воде у меня пересохло в глотке. Давай разопьем стаканчик-другой, заодно и новости мне расскажешь.

— Виски до обеда? Хм, а почему бы и нет?

Бальфур грациозно спешился. Как только его нога коснулась земли, остальные всадники тоже спрыгнули наземь. Они не сделали никакой попытки стреножить коней, которые как по команде опустили голову и принялись довольно щипать травку. Всадники расселись у костра, во все горло приветствуя Нину и Дайда и то и дело прикладываясь к оловянным кружкам, которые Моррелл наполнил из бочонка, привязанного к днищу его фургона. Финн сидела среди них, зачарованно глядя на всадников. Все они были высокими и загорелыми, в кожаных сапогах до колена и широкополых шляпах, украшенных пушистыми перьями. Их одежда того же цвета, что и степь, по сравнению с нарядами циркачей казалась тусклой, и как мужчины, так и женщины поголовно были в штанах, что Финн искренне одобряла. У всех были длинные волосы, заплетенные в косы, а многие мужчины заплетали бороды в косички или хвостики.

— А где Сам? — спросил Моррелл, вновь наполняя опустевшую кружку Бальфура. — Вы же все еще ездите с Мак-Ахерном, да?

— Разумеется, — отозвался Бальфур. — Он скоро подъедет. — Он приставил ладонь козырьком ко лбу, вглядываясь в даль. — Вон скачут остальные. Сам должен быть где-нибудь неподалеку. У него жена на сносях, вот он и не хочет улетать слишком далеко от нее.

Финн проследила за его указательным пальцем и увидела длинную вереницу фургонов, вьющуюся по склону. Вскочив на ноги, она помчалась на край лагеря, глядя на процессию любопытными глазами. В отличие от повозок циркачей, низкие и длинные, с изогнутыми крышами фургоны не были украшены причудливой резьбой и пестрыми картинками. Раскрашенные в разнообразные оттенки тусклого серо-зеленого и желто-коричневого, они были почти невидимы на фоне цветущих трав. Когда они подъехали ближе, Финн с удивлением поняла, что каждую повозку везет упряжка из двух огромных собак.

— Только взгляните, какие огромные собаки, миледи! — застенчиво сказал Эшлин, подошедший к ней и вставший рядом. — Они размером с пони.

— Эндрю мог бы кататься на них верхом, — отозвалась Финн, почувствовав, как при мысли о маленьком братишке у нее больно сжалось сердце. Она надеялась, что в охотничьем домике он был в безопасности, а отцу удалось одолеть Фэйргов. О том, что случилось бы в противном случае, думать было слишком страшно, и она отогнала эту мысль. — Только ты не должен так меня называть, Эшлин. Теперь я просто Финн.

Он сконфуженно кивнул.

— Да, простите, ми… То есть, я хотел сказать, прости, Финн. — Он залился краской, пробормотав: — Прошу прощения, просто это звучит так… — Он запнулся, не в силах выразить свои чувства.

Финн улыбнулась.

— А ты все время повторяй про себя, вот так: «Финн, Финн, Финн». Скоро запомнишь. — Жаркий румянец, заливший все его лицо, заставил ее рассмеяться. — А я и не знала, что ты краснеешь, как девушка, — поддразнила она. — Ну, ну, не обижайся. Мне это нравится. Это ужасно мило.

Он попытался придумать какой-нибудь ответ, но, так ничего и не выдумав, отступил и покраснел еще сильнее. Финн легонько похлопала его по руке.

— Ну прости, — сказала она. — Я просто шутила. — Она ободряюще улыбнулась ему и снова уставилась на фургоны, оставив Эшлина приходить в себя.

Рядом с фургонами ехало множество верховых, а по обеим сторонам скакали лошади всевозможных размеров и мастей. Внезапно одна из них взмахнула радужными крыльями и взмыла в небо. Финн и Эшлин дружно вскрикнули от изумления, и даже Брангин тихонько ахнула.

Это было огромное существо, высокое и мощное, точно ломовая лошадь, с толстой шкурой медового цвета. Его грива и хвост сияли бледным золотом и были очень длинными и пышными, а гордую голову венчала пара широких ветвистых рогов.

Взлетев, конь поджал под себя ноги. Его покрытые перьями крылья были очень широкими, золотисто-медовыми и малиновыми у основания и, постепенно темнея и переходя к зеленому и фиолетовому оттенку, становились на кончиках переливчато-голубыми. На спине у него сидел мужчина, по сравнению с огромным конем казавшийся совсем крошечным.

Стоявшие на земле со страхом и завистью смотрели, как волшебный конь резвится в воздухе, складывая крылья и с пугающей скоростью камнем падая к земле, чтобы тут же снова расправить их и взмыть вверх. В конце концов, он плавно спустился, приземлившись рядом с фургонами, взметнув хлопками огромных крыльев густую тучу пыли вместе с сухими листьями, от которой у всех защипало в глазах.

Моррелл, который, как и все в лагере, вскочил, чтобы посмотреть на сказочное зрелище, низко поклонился всаднику крылатого коня.

— Вы оказали нам огромную честь, милорд, — сказал он почтительно. — Вы сойдете со своего коня?

Всадник склонил голову и легко соскочил на землю, погладив медовый бок, прежде чем позволить Морреллу подойти к его руке.

— Добро пожаловать еще раз в страну повелителей лошадей, Моррелл Огнеглотатель, — сказал он. — А где твоя сладкоголосая мать?

В этот миг дверь фургона распахнулась, и оттуда выглянула Нина, точно услышав его слова. Дайд подошел к ней и снес старую женщину с лестницы, аккуратно усадив в мягкое кресло. Энит сменила свою юбку на другую, из оранжевого бархата, а белоснежные волосы заколола украшенным драгоценными камнями гребнем. Нина и Дайд поднесли кресло к костру и довольно грузно опустили его на землю. Энит склонила голову так низко, как только могла.

— Милорд, — сказала она.

— Энит, — отозвался он, почтительно склонив голову. — Я с нетерпением жду, когда снова смогу услышать твое пение.

— Благодарю вас, милорд, — ответила она, и он подошел к ней, поцеловав ей руку.

— Кто это? — шепотом спросила Финн у Эшлина, который только пожал плечами.

Брангин закатила глаза.

— Ты что, не слышала, что его называли Мак-Ахерном? Неужели сама не видишь его плед и брошь?

— Но ведь прионнса Тирейча не стал бы жить в фургоне, — сказал Эшлин вполголоса.

— В Тирейче все живут в фургонах, — раздраженно вздохнула Брангин. — Там нет ни городов, ни деревень.

Эшлин и Финн переглянулись, скорчив друг другу гримасу, и Финн прошептала:

— Тоже мне, всезнайка.

Мак-Ахерн присоединился к остальным, уже сидевшим вокруг костра, с благодарностью приняв большую кружку виски. Фургоны тирейчцев свободным кольцом встали вокруг повозок циркачей, полностью окружив их. Возницы слезли с козел и распрягли огромных собак, которые тут же улеглись в тени фургонов, тяжело дыша. Короткошерстные, с серо-коричневой и красно-коричневой шерстью, они выглядели очень воинственно, возможно, из-за щетинистых гребней вдоль спины. Но их карие глаза были кроткими и дружелюбными, и они, казалось, улыбались, высунув языки, с которых текла обильная слюна. Табун лошадей безмятежно щипал травку, разбредшись вокруг, и никто даже не пытался согнать их в кучу.

Дети слезли со своих пони, а те, кто был слишком стар или болен, чтобы ехать верхом, вышли из повозок. Мак-Ахерн вскочил и пошел помочь жене, беременность которой была уже заметной. Почти с мужа ростом, с толстой каштановой косой, достававшей до ее босых пяток, в свободном желтом платье-рубахе, она походила скорее на жену какого-нибудь фермера, чем на банприоннсу Тирейча.

— Виски утром! — неодобрительно воскликнула она, бросив взгляд на Моррелла, наполнявшего из бочонка несколько кружек сразу.

— Ох, если человека мучает жажда, то от стаканчика не будет вреда ни днем, ни ночью, — ответил Моррелл, отвесив ей замысловатый поклон и не разлив при этом ни капли. — Как поживаете, миледи? Цветете, как я погляжу! Она с улыбкой поблагодарила его, и он предложил ей одну из огромных кружек.

— Спасибо, но я лучше выпью плясика с твоей матушкой, — устало улыбнувшись, ответила она. Мак-Ахерн помог ей спуститься на землю, и Моррелл принес свое седло, чтобы подложить ей под спину.

В один миг маленький тихий лагерь превратился в шумную деревню. Женщины вытряхивали со ступеней повозок соломенные циновки и требовали у мужчин принести воды, чтобы вымыться. Ребятишки сгрудились вокруг Дайда и Нины, наперебой задавая вопросы и прося их выступить. Дайд послушно начал жонглировать сверкающими серебряными ножами, а его сестра прошлась вокруг лагеря на руках к бурному восторгу ребят.

— А вы что показываете? — требовательно спросила у Финн и Эшлина девчушка с четырьмя длинными косичками. — Вы тоже умеете ходить на руках?

Вопросы посыпались на них со всех сторон.

— Вы можете глотать огонь?

— А ногу за ухо закинуть можете?

— А верхом на трех лошадях сразу ездить умеете?

— Я играю на волынке, — робко ответил Эшлин. Это произвело на ребятишек впечатление, поскольку в Тирейче волынки были редкостью, и он послушно исполнил для них военный марш. Они восторженно захлопали в ладошки, а потом потребовали у Финн показать, что умеет делать она.

— Я умею лазать, — сообщила она, но ответом ей были совершенно непонимающие взгляды, ведь большинство из этих ребятишек никогда не видели ни стен замков, ни утесов. — Я могу утащить браслет у вас с руки так, что вы ничего не заметите, — подумав, сказала она. Над ней тут же начали смеяться. Поэтому Финн принялась развлекать их, вытаскивая монетки у них из ушей и камешки из башмаков, а потом, к их изумлению, выложила на землю то, что стащила у каждого из них, да так, что никто ничего не понял.

Дайд колесом подкатился к ним, перекувырнулся в воздухе и начал жонглировать дюжиной золотистых шариков, которые образовывали замысловатые круги, вращавшиеся высоко в воздухе. Ребятишки смотрели на это чудо, разинув рты. Подхватывая и снова подбрасывая их вверх сначала одной рукой, потом ногами, потом головой и плечами, потом острым кончиком кинжала, Дайд поддерживал детвору в состоянии постоянного изумления. Наконец он поймал все блестящие шарики и раскланялся. Ребятишки разбежались рассказать об этом своим матерям, и Дайд вполголоса сказал:

— Я бы не стал устраивать спектакль из воровства, Финн.

— Но почему? — вспыхнув, спросила Финн. — Им это понравилось ничуть не меньше, чем твое жонглирование.

Он подбросил кинжал и поставил его себе на кончик носа, балансируя.

— Во-первых, — отозвался он с запрокинутой головой, так что его голос звучал довольно невнятно, — мы не хотим, чтобы ты привлекала к себе внимание. Во многих деревушках, которые мы проезжаем, появление циркачей — самое большое и яркое событие за целый год. Люди болтают о том, что видели. Даже здесь, в Тирейче, где нет деревень, караваны часто пересекаются друг с другом, и о чем еще они могут разговаривать, если не о циркачах?

Он поймал кинжал за рукоятку, снова подбросил в воздух и поймал в ножны, не прикоснувшись к нему руками.

— Во-вторых, — продолжил он, — за нами, циркачами, уже и так закрепилась слава воров. Мы не хотели бы давать пищу для таких взглядов.

Финн покраснела еще больше.

— И что же мне тогда делать? — хмуро спросила она. — Ведь циркачка должна что-то показывать. По-моему, будет куда более подозрительно, если я вообще ничего не буду делать.

Дайд улыбнулся.

— Верно. Нужно будет придумать для тебя, Брангин и Эшлина какую-нибудь программу. Но больше никакого воровства, Финн.

— Ну ладно, ладно, — ответила она, засунув руки в карманы. — Я просто подумала, им покажется странным, что я не умею ничего такого, как ты или Нина.

Он широко улыбнулся ей, и она не удержалась от ответной улыбки.

— Может, нам натянуть веревку, чтобы ты на ней танцевала? — предложил он. — Я видел одного циркача, который это делал, на Летней Ярмарке несколько лет назад.

Финн мгновенно загорелась.

— Держу пари, что у меня получится! — закричала она.

Весело болтая, они вместе с Дайдом вернулись к костру, где Брангин помогала Брану месить тесто для хлеба, а Моррелл развлекал всадников историями о дворе Ри.

Финн запнулась, увидев высокую девушку с каштановыми волосами, сидящую рядом с Мак-Ахерном. Вид царапин, украшавших гладкую смуглую щеку незнакомки, вызвал у нее одновременно удовольствие и чувство вины.

Девушка бросила на нее сердитый взгляд, и Финн ответила ей точно тем же.

— Так это и есть та самая девушка, которая застала тебя врасплох? — шутливо спросил ее Мак-Ахерн. Та ничего не ответила, нахмурившись еще больше.

— Да, вы должны простить ее, — легкомысленно сказал Моррелл. — Финн впервые в Тирейче и ничего о вас не знает.

— Она новенькая в вашем караване? — спросил прионнса, окидывая Финн любопытным взглядом. — Разве вы путешествовали не с Айвеном Желтобородым и Эйлин Змеей, когда в прошлый раз приезжали в Тирейч?

— Да, но им захотелось остаться в Рурахе, а мы решили отправиться в Дан-Горм на Летнюю Ярмарку, поэтому мы расстались, — не моргнув глазом, ответил Моррелл.

— Вам придется поторопиться, если вы хотите добраться в Дан-Горм до Купалы, — заметил Мак-Ахерн, подняв бровь.

— Да мы подумали, что сможем срезать и проехать через Белочубые Горы.

— Вашим лошадям нелегко придется, — нахмурившись, сказал прионнса.

— Да, но они уже делали это раньше. Они крепкие зверюшки. Я слышал, что перевал Огра через Кэйрнкросс теперь достаточно безопасен, после того как Ри отремонтировал дорогу.

— Да, судя по всему, без дела он не сидит, — сказал Мак-Ахерн, и разговор перешел на политику.

Финн несколько раз взглянула на девушку, сидевшую рядом ней, потом сказала довольно резко:

—amp;nbsp;Прости, что набросилась на тебя. Я не знала, что ты дозорная каравана Мак-Ахерна. Я подумала, что ты за нами шпионишь.

— Не понимаю, кому вообще могло бы понадобиться шпионить за какими-то циркачами, — ответила девушка точно так же резко.

— Ты могла оказаться разбойницей, — огрызнулась Финн.

— Ну да, — ответила та, уже чуть более примирительно. Она поколебалась, крутя кубок в руках, потом сказала высокомерно: — Я — банприоннса Маделин Мэйр Ник-Ахерн.

Финн открыла было рот, чтобы столь же надменно произнести свое имя и титулы, но внезапно прикусила губу и сказала отрывисто:

— А я Финн.

— И как тебя называют? Финн пожала плечами.

— Просто Финн, — ответила она через некоторое время, от души пожалев, что не может сказать «Финн Кошка», как ей бы хотелось.

— Меня обычно называют Маделин Быстрая, — гордо сообщила банприоннса.

— Маделин Бешеная! — дерзко перебил ее мальчишка, сидевший с другой стороны костра.

— Не обращай на него внимания, — презрительно сказала Маделин. — Он совсем малявка. Это мой брат Айкен, но мы обычно зовем его «малыш».

— Это ненадолго, — с улыбкой вставила ее мать, погладив свой большой живот. — Скоро у нас будет новый малыш.

Судя по виду Маделин, эта перспектива не слишком ее радовала. Она ковыряла носком своего башмака землю.

— Выпьешь плясика? — спросила ее мать, снимая с огня небольшой серебряный котелок. Внутри что-то бурно кипело, и крышка со звоном подпрыгивала, выпуская клубы ароматного пара.

— Чего?

— Плясика. Его делают из ягод куста козопляс. Куда полезнее начинать выходной с него, чем с виски.

— Я попробую, — сказала любопытная как всегда Финн и взяла кружку с горячим горьковатым отваром, в который добавили капельку кобыльего молока. Сначала необычный вкус заставил ее скривиться, но после нескольких глотков уже не вызывал такой реакции. По всему телу разлилось приятное тепло, и она почувствовала прилив энергии.

— От него хочется плясать, — сказала Маделин. — Вот почему мы зовем его плясиком. Говорят, один пастух заметил, что его козы скачут и приплясывают после того, как наедятся этих ягод. Поэтому и куст назвали козоплясом.

Финн выпила еще одну кружку, и вскоре ее охватило такое возбуждение, что ей было не усидеть на месте. Они с Маделин поднялись и пошли по бурлящему жизнью лагерю, болтая друг с другом. Финн обнаружила, что может не слишком многое рассказать о жизни циркачей, поскольку провела с ними всего несколько недель, поэтому она старательно обходила эту тему стороной, закидывая Маделин вопросами о жизни в степях. Та представила ее двум огромным серым собакам, тащившим фургон Мак-Ахерна. Хотя при виде их Гоблин зашипела и вцепилась когтями в плечо Финн, эти большие создания даже не зарычали на крошечную кошку. Называемые цимбарами собаки славились своим миролюбием, преданностью хозяевам и силой, рассказала Маделин и приподняла губу одной из них, глубоко засунув кисть в устрашающих размеров пасть. Собака лишь засопела и обмусолила ее, так что девушке пришлось вытереть руку о штаны.

День прошел за едой, питьем, пением и разговорами. Джей с Морреллом играли на скрипках, Бран дул в маленькую флейту, а Нина стучала в бубен и пела вместе с Дайдом, игравшим на гитаре. Бальфур показал несколько захватывающих трюков с веревкой, которым Финн решила непременно научиться, а потом многие всадники пустились в пляс вокруг костра. Поскольку их женщины носили штаны, как и мужчины, джиги и рилы смотрелись довольно необычно для Финн, привыкшей к развевающимся юбкам. Но они плясали с таким воодушевлением, что это с лихвой компенсировало недостаток изящества.

Когда все слишком запыхались, чтобы продолжать танцы, то уселись слушать Эшлина, который торжественно сыграл на своих волынках ламент. Его так хвалили, что он покраснел до корней волос, засмущался и больше играть не стал. Потом Энит спела под аккомпанемент одних лишь жаворонков, порхающих высоко в небе. У Финн по коже забегали мурашки, и она смотрела, как старая женщина держит завороженных слушателей во власти своего волшебного голоса.

Солнце уже начало клониться к горизонту, и вокруг лагеря развели костры, на которых готовился ужин. Хворост в этих степях был большой редкостью, поэтому огонь подкармливали сушеным конским навозом, отчего дым становился очень едким. Толпа зрителей, смотревших представление циркачей, поредела — ребятишек позвали домой помогать по хозяйству, а всадники ушли кормить и поить коней.

У костра циркачей остался лишь Мак-Ахерн с семьей, которых Энит пригласила разделить с ними ужин. Во время общего веселья Дональд отправился на охоту с верным луком и теперь притащил связку кроликов. Он ловко освежевал их и нанизал на длинные железные шампуры, которые повесил над огнем. Бран чистил картошку и морковку, а Финн чинно помогала ему.

Пока молодежь готовила ужин, Моррелл и Энит сидели у огня, вполголоса беседуя с Мак-Ахерном и его женой. Финн, чистившая картошку, старалась не пропустить ни единого слова и поняла, что они говорят о положении дел в Эйлианане. Мак-Ахерн был чрезвычайно заинтересован всем, что делал молодой Ри, и задавал множество вопросов, на которые Энит старалась ответить как можно полнее.

Вскоре Финн стало ясно, что Лахлан и Изолт пришлось заплатить высокую цену за победу в Яркой Войне. Лордам и купцам было сделано множество уступок, и теперь Ри приходилось выполнять данные обещания. Войска Лахлана были сильно обескровлены войной, и, несмотря на подписание Пакта о Мире, в стране до сих пор возникало немало очагов волнений. В некоторых деревнях все еще скрывались искатели Оула, леса кишели разбойниками, а моря — пиратами.

Однако, хотя медленно и постепенно, но в стране восстанавливался порядок. Оживилась торговля, несмотря на все опасности, подкарауливавшие мореплавателей в морях. После многих лет запущенности все дороги заново отремонтировали, и торговые караваны опять путешествовали из нагорий в низменные районы и из страны в страну. В крупных городах снова набирала силу промышленность, а пастбища были засеяны свежей травой. Из всех стран, поклявшихся соблюдать Пакт о Мире, один Шантан страдал от беспорядков и голода, но Энит заверила Мак-Ахерна, что Ри принимает меры, чтобы помочь шантанцам.

— А что Тирсолер? — спросил прионнса. — Я слышал, что Серые Плащи с большим трудом отвоевали несколько лиг земли.

— О, нет никакого сомнения в том, что завоевание Тирсолера обойдется Ри очень недешево, но в конце концов он возьмет верх.

Что-то, прозвучавшее в голосе Моррелла, заставило Финн с любопытством взглянуть на него. Его улыбка была столь же веселой, как и обычно, но Финн заметила, что Дайд, разрезавший прожарившихся кроликов на куски, слегка нахмурился.

Потом Мак-Ахерн спросил, что нового слышно об Изабо Рыжей, сестре-близнеце Банри Изолт. Он познакомился с рыжеволосой ученицей ведьмы еще в те дни, когда правила Майя Колдунья, до того, как Изабо узнала, что она банприоннса и прямой потомок Фудхэгена Рыжего, одного из участников Первого Шабаша Ведьм. Изабо остановила его свиту в лесу, чтобы вернуть ему Седло Ахерна, священную семейную реликвию клана Мак-Ахернов, снискав тем вечную благодарность и дружбу прионнсы.

— Ну, об этом нужно спрашивать не меня, — с ухмылкой отозвался Моррелл. — Я бы на вашем месте спросил об этой девушке у Дайда.

— Последнее, что я о ней слышал, это что она живет в Тирлетане, — коротко ответил Дайд. — Она проводит половину времени с матерью и отцом в Башнях Роз и Шипов, а вторую половину — с племенем рогатых волшебных существ, которые вырастили Банри.

— Ах, да, я же встречал одного из них на подписании Пакта о Мире несколько лет назад. Очень угрюмый человек, и лицо у него все в шрамах.

— Это, наверное, был Хан'гарад, отец Изабо и Изолт. В тот день его провозгласили прионнсой Тирлетана, если помните.

— Тьфу ты, как я мог об этом забыть? Они так эффектно появились, прилетев на спине дракона!

Дайд ничего не ответил, уставившись на зажатую в руке кроличью ножку, которую так и не попробовал.

— Я так и знал, что она благородного происхождения, — с удовлетворением сказал Мак-Ахерн. — Хотя когда я впервые увидел ее, она была одета как служанка. Да, ни за что не забуду, как удивился, когда после победы в Риссмадилле меня представили Банри! Она была копией той служанки, которую я встретил тогда на дороге.

— Если не считать шрамов, — заметил Моррелл. — жаль, что такая красавица позволила так себя изуродовать.

— Она же Шрамолицая Воительница, — не выдержала Финн. — Шрамы показывают, как она искусно сражается. Это знаки отличия.

При этих словах Мак-Ахерн обернулся к ней и с ног до головы смерил ее высокомерным взглядом, явно оскорбленный, что какая-то чумазая девчонка-циркачка осмелилась вмешаться в их разговор.

Финн ничего не заметила, со смехом продолжив:

— Помню, как я впервые встретила Изабо! Она даже не знала, что у нее есть сестра! Мы обе переполошились, как курицы, пока не разобрались, что к чему. Представляете, я присутствовала при том, как они встретились в первый раз. Они были как зеркальные отражения друг друга, ну, разумеется, если не считать руки Бо…

— Еще стаканчик, милорд? — спросил Дайд, заслонив Финн от Мак-Ахерна и склонившись перед ним с флягой, и незаметно ткнув Финн локтем. Финн умолкла, и хотя Мак-Ахерн еще несколько минут холодно посматривал на нее, виски он принял, и вскоре его внимание вновь вернулось к Морреллу, который принялся превозносить доблесть Изолт в рукопашном бою.

— А что Шабаш? — дослушав, спросил Мак-Ахерн.

— Ведьмы прочесывают всю страну в поисках Талантов, которые могли бы поступить в их Теургию, но Хранительница Ключа Мегэн говорит, что найти их очень трудно. Осталось так мало полностью обученных ведьм и колдунов, которые могли бы помочь учить молодежь, и так много нужно делать — ведь она организовала в Лукерсирее лазарет, да еще нужно благословлять сады и поля, — вздохнула Энит. — Столько знаний было утрачено, когда горели башни. Вы знаете, я часто разговариваю с Мегэн. В последние несколько месяцев она была очень подавлена, и мне больно это видеть, ведь Мегэн никогда не падала духом.

— Она очень стара, — сказала Мак-Ахерн.

— Да, и в последнее время сильно сдала, — отозвался Моррелл.

— Все мы постарели, милорд, — со вздохом заметила Энит. В неверном огне костра, бросающем отблески на ее сгорбленную спину и морщинистое лицо, она действительно казалась совсем древней, и Финн, в самом расцвете юности и жизненных сил, почувствовала к ней острую жалость.

Мак-Ахерн погрузился в размышления. Он едва заметил, когда Моррелл снова наполнил его кружку виски, а Нина предложила блюдо с жареным кроликом.

— Можете передать Мегэн Ник-Кьюинн, что она может посылать учеников в Тер-на-Тигернан, как делали в былые дни, если хочет. Наша мудрость отличается от той, которой учат в Тер-на-Гилейч-да, но все же это наука ведьм.

Энит ошеломленно уставилась на него.

— А разве Башня Повелителей Лошадей не была разрушена Колдуньей, как все остальные, милорд? — спросила она шепотом, так что Финн пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ее.

Мак-Ахерн рассмеялся.

— Мы, степные жители, не нуждаемся в том, чтобы строить башни и дворцы из камня, — насмешливо ответил он. — У нас не много вещей, потому что они лишь обременяют нас и замедляют передвижение. Колдунья послала против нас своих солдат, но мы спрятались в траве, и они не смогли нас найти. Они пытались сжечь нас, но Повелитель Знания позвал с моря дождь и затушил пламя. Они пытались уморить нас голодом, но в битве с кроликами всегда побеждают кролики. Они пытались нападать на нас из засады, но мы по одному перестреляли их из луков. В конце концов они ушли. Не знаю, что они сказали Колдунье, но поскольку мы всегда держались обособленно, она не трогала нас.

— Значит, Тер-на-Тигернан до сих пор цела?

— Разумеется. Сегодня утром вы видели, как он танцует, — с улыбкой ответил Мак-Ахерн. Все ошарашено уставились на него. Он обвел их взглядом, увидел, что все слушают, и нахмурился.

— Не беспокойтесь, — сказала Энит. — Здесь все верны Мак-Кьюинну и Шабашу.

Он взял кроличью ножку с блюда, которое поднесла ему Нина.

— Да, но верны ли они Мак-Ахерну? — спросил он с натянутой улыбкой.

— Если Мак-Ахерн верен Ри, — ответила Энит. Мак-Ахерн задумчиво впился зубами в кусок мяса. У его жены и дочери был настороженный вид.

— У нас здесь, в Тирейче, не слишком много бумаги, — сказал он наконец, доев кроличью ногу и бросив кости лежавшей рядом собаке. Такой странный поворот разговора удивил всех, но Мак-Ахерн продолжал: — Бумагу дорого покупать, а книги тяжело возить. Поэтому мы заучиваем наше знание наизусть в песнях, поэмах и сказаниях. Всех наших детей так учат. Я сам умею читать и писать, и мои дети тоже, но для большинства ребятишек слова — не больше чем каракули на бумаге.

Энит кивнула, сказав:

— Да, я сама не умею ни читать, ни писать. Нам, циркачам, это без надобности.

— Поскольку у нас нет книг, нам не нужна башня, чтобы их хранить, — негромко продолжил Мак-Ахерн. — Наша учебная башня — человек, Повелитель Знания. Он хранит всю историю и мудрость в голове и в душе. Знаете, каков девиз нашего клана? — Энит кивнула, и он сказал вполголоса: — Nunquam obliviscar.

Финн и Эшлин невольно взглянули на Брангин, и та, самодовольно улыбнувшись, прошептала:

— Это означает «Никогда не забуду».

— Разве это не опасно? — спросил Дайд. — А что, если он погибнет?

— Мы делаем все возможное, чтобы уберечь его. Если придется выбирать, мои люди предпочтут его жизнь моей, я уверен в этом. Он учит всему, что знает, Хранителей Знания и со временем выбирает из них себе преемника. Лучшие Хранители Знания знают столько же, сколько и он.

— Значит, никакой башни нет, — выдохнула Энит.

— Ну почему? — возразил Мак-Ахерн. — Только она живая.

Он указал на невысокого смуглокожего мужчину с расчесанной надвое бородой и седыми волосами, стянутыми в хвосты, которые доставали ему до пояса. Хотя он находился слишком далеко, чтобы слышать слова прионнса, Повелитель Знания поднял голову и посмотрел на них, потом приветственно взмахнул рукой. Финн узнала в нем человека, который днем танцевал зажигательную джигу над скрещенными мечами.

— В былые дни многие ученики приходили и путешествовали вместе с нами, изучая нашу мудрость, а мы посылали много нашей молодежи в Башню Воронов и Башню Двух Лун, куда им хотелось. Потом Шабаш стал слишком заносчивым и отверг наше знание, связанное с лошадьми и степями. К нам приезжало все меньше и меньше учеников. Я могу вспомнить лишь двоих чужаков, которые путешествовали с нами, когда я был еще ребенком. С тех пор не было ни одного, ни одного за все годы. — Мак-Ахерн потер лоб, потом снова взглянул на Энит. — Так что передайте Мегэн Ник-Кьюинн то, что я сказал, и если она захочет, ну что ж, я позволю чужакам снова сидеть у ног моих Хранителей Знания.

Она кивнула и поблагодарила его, и разговор свернул на другие темы. С жадностью поглощая еду, Финн заметила, что Брангин часто взглядывала на фургон Повелителя Знания, и лицо ее было очень задумчивым.

— Что, захотелось сидеть у его ног, Брангин? — поддела ее Финн. — Смотри, платье запачкаешь.

На этот раз ее кузина не попалась на приманку, а просто печально посмотрела на Финн и ушла прочь.

После ужина снова собралась толпа, чтобы посмотреть, как Дайд жонглирует, а Моррелл глотает мечи и горящие факелы. Финн вызвала переполох, когда из-под фургона, где она спала, появилась Гоблин, запрыгнувшая Финн на плечо. Все знали, что эльфийские кошки, несмотря на свой крошечный размер, были одними из самых свирепых животных. Считалось, что эльфийскую кошку нельзя приручить, но они собственными глазами видели, что эта кошка сидела на плече какой-то пигалицы. Многие ребятишки хотели погладить Гоблин, но кошка шипела и выгибала спину, к немалому удовольствию Финн так и не позволив никому приблизиться к ней.

День выдался долгий, и Финн очень устала, к тому же от чрезмерного количества выпитого плясика стала дерганой, точно курица на горячей сковородке. Она взяла лопатку и ушла в темноту, чтобы найти укромное местечко и облегчиться перед сном. Звездное небо над головой казалось бескрайним, а кольцо огней вокруг лагеря — бесконечно маленьким на фоне этой темной бесконечности. За границами лагеря было тихо и прохладно, и Финн не спешила возвращаться назад, глядя на звезды и потихоньку приходя в себя.

За лагерем свободно бродили лошади, и Финн боязливо обошла их стороной, потом пробралась между приземистыми коричневыми фургонами к внутреннему кругу из высоких, нарядных и пестрых. Ее взгляд привлекло что-то голубое, и она взглянула на повозку Повелителя Знания, точно такую же низкую и коричневую, как и все остальные. Он сидел на ступеньке, почесывая уши своих больших собак, и слушал Брангин, которая стояла перед ним, что-то горячо говоря. Финн немного понаблюдала, потом бесшумно пробралась между фургонами и спряталась за ближайшим к повозке Повелителя Знания.

— … в Шантане не осталось никого, кто знает эти секреты, — говорила Брангин. — Вы не могли бы показать мне, в чем здесь фокус? Я знаю, что смогу сделать это, если кто-нибудь покажет мне, как!

— Подчинить себе грозу — это не то, чему можно научиться за вечер, — ответил Повелитель Знания. Его голос был очень низким и в то же время очень нежным. — К тому же я не погодный колдун, как те, о которых ты говорила…

— Но Мак-Ахерн же сказал, что вы вызвали дождь…

Он кивнул и оторвался от созерцания собачьей головы, взглянув прямо туда, где притаилась Финн, невидимая в темноте. Казалось, что его взгляд пронзил тьму и ударил прямо в глаза Финн. Та отпрянула. Ощущение было таким, как будто ее хлестнули по лицу. Финн ошпарила волна унижения и стыда. Брангин тоже повернулась, глядя туда, куда был устремлен взгляд Повелителя Знания. Не в силах допустить, чтобы кузина уличила ее в подслушивании, Финн развернулась и ускользнула.

Она заползла под свой фургон, а кошка устроилась у нее под боком. Хотелось спать, но смех и музыка были слишком громкими. Свет от вращающихся огненных колец бил ей в глаза, и Финн натянула одеяло на голову, с удивлением отметив, что готова заплакать. Через некоторое время под фургон заползла Брангин, устраиваясь так, чтобы не мешать ей. Она слышала богатырский храп Дональда, спавшего, завернувшись в свой плед, с одной стороны от фургона, и знала, что с другой стороны лежит Эшлин, так что они с Брангин защищены от пьяных гуляк, бродивших по лагерю. Но Финн не чувствовала себя в безопасности. Казалось, взгляд Повелителя Знания сорвал с нее какую-то твердую защитную оболочку, которую Финн вырастила вокруг своей души, уязвимой, точно мягкое брюшко улитки. Она прижалась лицом к эльфийской кошке, и густой мех впитал влагу, собравшуюся у нее на ресницах.

В холодных серых сумерках следующего утра всадники собрались и отправились в путь, на прощание подарив циркачам мешок сушеных ягод козопляса и несколько бушелей местного зерна в качестве платы за представление. Буквально за считанные минуты на том месте, где они стояли, остались лишь островки примятой травы да несколько обугленных проплешин на земле. Циркачи тоже снялись с лагеря, почти так же быстро, как и всадники, и к тому времени, когда взошло солнце, они уже были в пути, направляясь к лиловой линии гор, то поднимавшейся, то снова исчезавшей на далеком горизонте.

В тот вечер Моррелл натянул между двумя столбами веревку, и Финн попыталась пройти по ней. Всеобщий смех, которым были встречены ее неуклюжие попытки, лишь укрепил ее решимость, и она тренировалась до тех пор, пока не смогла пройти от одного столба до другого, ни разу не упав.

— Ну ладно, на худой конец мы сможем нарядить тебя шутом, и будешь развлекать толпу кривлянием, — ухмыльнулся Моррелл. — Ты прямо как мельница, так молотишь руками.

— Ну, погодите у меня! — воскликнула Финн. — Я буду танцевать и крутиться колесом на веревке, вы и глазом моргнуть не успеете!

— Ты даже на земле колесо не умеешь делать; с чего ты взяла, что научишься делать это на веревке? — сладким голосом осведомилась Брангин, и Финн лишь вскинула голову, не в состоянии выдумать достойный ответ.

Но после обеда ее уязвленная гордость получила некоторое удовлетворение, когда Дайд начал учить их словам самых популярных баллад. Послушав пение Брангин всего лишь несколько тактов, Дайд как можно деликатнее предложил ей во время представлений собирать у зрителей монеты.

— Ты такая красавица, что выманишь уйму золота у тех, кто мне бросил бы медяки, — сказал он.

— Тем более что если бы они услышали твое пение, то закидали бы нас гнилыми помидорами, — довольно вставила Финн. — Да тебе просто медведь на ухо наступил!

Дайд закатил глаза.

— Большое тебе спасибо, Финн!

Брангин покраснела до корней волос, но ничего не сказала. Через некоторое время она поднялась и пошла посмотреть, как Нина делает упражнения на растяжку позади фургона. Финн смогла расслабиться и насладиться музыкой, с удовольствием единолично завладев вниманием Джея, Эшлина и Дайда. Как всегда, Дайд сыпал шутками, каламбурил и острил, а его проворные смуглые пальцы летали над струнами верной гитары, играя балладу за балладой. Хотя Финн и веселилась от всей души, она все-таки смеялась чуточку громче и дольше естественного, время от времени бросая взгляды на Брангин, чтобы удостовериться, что та достаточно страдает. Но Нина была слишком доброй девушкой, чтобы позволить Брангин грустить. Вскоре они уже весело хихикали, разучивая танец, который три незамужние тетушки Ник-Шан ни за что не одобрили бы.

Напевшись и насмеявшись до хрипоты, Финн и Эшлин улеглись, глядя на костер и слушая Джея и Дайда, игравших для собственного удовольствия. Все подтянулись поближе, ибо два друга творили своей музыкой истинное волшебство, от которого у Финн защипало в глазах, а сердце переполнила какая-то непонятная щемящая тоска. Дайд отложил гитару и взялся за маленький кларзах, усевшись на поваленный древесный ствол и положив его на колени. Джей стоял — высокая худая тень в ночи, со скрипкой, поднятой к подбородку, раскачиваясь и изгибаясь, и его смычок вдохновенно летал над струнами.

Когда они наконец закончили и все стали укладываться, Финн сказала Джею совсем тихо:

— В твоих пальцах всегда скрывалась магия, Джей, но я клянусь, что сегодня ты играл лучше, чем все, кого я когда-либо слышала.

— Спасибо, — сказал он тихо и просто. — Это все моя viola d'amore. У нее очень запоминающийся голос, правда? Ты знаешь, что ее сделала сама Гвиневера Ник-Синн? Энит говорит, что это одно из величайших сокровищ клана Мак-Синнов, и оно никогда не должно было попасть в чужие руки. Но то, что однажды подарено, нельзя отобрать, так что теперь она моя. Я каждый день благодарю за нее Эйя.

Он нежно прижал к себе прекрасную виолу, легонько пробежав пальцами по грифу, вырезанному в форме стройной женщины с завязанными глазами. Финн почувствовала укол ревности, но сказала искренне:

— Да, у нее поистине прекрасный голос. Но дело не только в ней, Джей. Дело и в тебе тоже. Ты настоящий чародей.

— Большое тебе спасибо, — отозвался он смущенно. — Мне повезло, что меня учит Энит, она самый великий музыкант, какого я когда-либо знал. Пусть она даже всего лишь старая цыганка, как когда-то сказал Диллон. — В его голосе прозвучала горечь.

— Ой, да Паршивый только и умел, что приказы раздавать. Что он понимает? — беспечно отмахнулась Финн. — Я считаю, что Энит просто восхитительна.

Следующие несколько дней волнистая голубая линия холмов почти не приблизилась, оставаясь все так же далеко на горизонте, поскольку труппа преодолевала едва ли больше двадцати миль в день. В Тирейче было мало дорог, а лошади везли тяжелую поклажу, так что им приходилось часто давать отдых. Финн проводила большую часть времени с Дональдом на охоте, в результате чего стала действительно меткой и быстрой, а вечерами пела вместе с циркачами у костра и тренировалась в хождении по канату. Для Финн это были очень счастливые дни, и она наслаждалась свободой.

Постепенно холмы, маячившие на горизонте, стали более крутыми и темными, а продвижение каравана замедлилось по мере того, как холмистые равнины перешли в предгорья. Труппа дала представление еще перед одним караваном всадников, и плата, полученная за это выступление, существенно пополнила их запасы. На следующее утро они добрались до тракта и начали восхождение на Белочубые Горы.

Дорога петляла, проложенная таким образом, чтобы подъем был не слишком крутым. Повсюду были видны следы недавнего ремонта, а вдоль дороги им встретилось несколько постоялых дворов, где путники могли остановиться на ночлег. В одном из них Морреллу удалось получить плату за представление беконом и виски, чему он был несказанно рад.

Дорога была оживленной, и они встречали много купцов с обозами, груженными лесом, тканями, пряностями, стеклянной посудой и мешками с зерном. Все они направлялись на запад и с жадностью выспрашивали о новостях из Рураха и Шантана, качая головами, когда узнавали о том, что Фэйрги пробрались уже до пятого озера. Некоторые беспокоились, не вернуться ли им назад, но в конце концов все же продолжали путь, не желая упускать прибыль. Циркачи играли перед всеми, получая разнообразную плату от клетки с живыми цыплятами до новых украшенных чеканкой ножен для палаша Моррелла.

Потом на несколько дней зарядили дожди, и они шагали, страдальчески вжав головы в плечи, мокрые до нитки. Девушки спали в фургоне, пытаясь найти место, чтобы вытянуться среди бочонков с виски и элем, жестянок с чаем, медом и сушеными фруктами, ящиков с музыкальными инструментами, мешков с овсом и мукой, копченых окороков, связок сухих трав и латаных-перелатанных костюмов, висящих на крючках. Финн даже начала думать, что жизнь банприоннсы была совсем не такой ужасной; по крайней мере, у нее был замок, в котором можно было укрыться от дождя.

Потом сквозь облака показалась уродливая вершина пика Кэйрнкросс. Дорога поднималась все круче, и они повели лошадей в поводу, чтобы не обременять их еще и весом возницы. Временами тропинка становилась такой узкой, что рядом с фургоном нельзя было пройти, чтобы не свалиться в зиявшую сбоку бездну, дно которой скрывалось в тумане. С другой стороны возвышалась огромная скала, ровная, точно стена. Они не могли остановиться, поэтому продолжили путь даже в темноте, с факелами в руках. Возглавил шествие остроглазый клюрикон. Наконец дорога расширилась, выведя их на плато. Они наспех разбили лагерь, поужинали хлебом с беконом прямо на ходу, укутывая дрожащих потных лошадей в попоны и подпирая колеса фургонов камнями, чтобы ночью они не скатились в пропасть.

За ночь дождь прошел. Они проснулись ясным прохладным утром в тени пика Кэйрнкросс, нависавшего прямо над ними. На одном краю плато возвышалась пирамида из камней, полностью покрытая мхом. На ее вершине была установлена высокая каменная колонна, увенчанная пересеченным кругом, священным символом Шабаша. На камне колонны под словами «Здесь погибли многие сторонники Мак-Кьюинна, Хартли Исследователя, в Битве при перевале Огра в году 106. Да хранит Эйя детей ее» был высечен длинный перечень имен.

Надпись явно была обновлена совсем недавно и легко читалась. Финн вздрогнула и взглянула на узкий проход, пробитый у основания огромного пика.

— Думаете, здесь еще остались огры? — с тревогой спросила она.

— Я слышал, что тем, кто ремонтировал дорогу, пришлось убить нескольких, — отозвался Моррелл, на этот раз без улыбки. — Но никто из купцов, с которыми мы разговаривали в дороге, не видел ни одного, Финн, так что не стоит беспокоиться.

— Я ни разу не видел огра, — сказал Джей. — Они действительно такие ужасные, как рассказывают?

Дайд хмуро кивнул, запрягая в фургон свою сильную серую кобылу. Они не стали задерживаться, чтобы приготовить еду, прямо на ходу перекусив черствыми лепешками с медом. Со всех сторон уходили вверх скалы, холодные и темные, словно стены тюрьмы. Высоко над их головами белело небо, с которого точно слиняли все краски. Потом тьма расступилась, и их глазам открылась захватывающая дух картина: остроконечные пики и зеленые долины, пересеченные извилистыми реками, поблескивавшими вдали серебристой ртутью. В небе парил дракон, и Брангин, никогда раньше не видевшая ни одного из этих существ, вскрикнула от ужаса. Но для Финн это стало поводом еще раз похвастаться своей дружбой с Изабо и Изолт Ник-Фэйген, которые летали на драконах, а Дайд рассказал о том, как познакомился с Изабо, и как она изменила результат партии в кости в трактире, указав на кости пальцем. Моррелл рассмеялся.

— Я потерял бы все до последнего пенни, если бы не она. До чего же она была живая и хорошенькая!

— Я никогда до того не видел ведьму, — продолжал Дайд. — Меня поразила мысль, что кто-то может перевернуть пару костей одной лишь силой мысли. Я знал, что моя бабушка умеет пением созвать птиц к себе на колени, а папа знает лошадиное слово, но я же с этим вырос и не видел в этом совершенно никакой магии. Только после встречи с Изабо мне захотелось самому делать такие вещи, и я стал пробовать, а потом мы прятали у себя моего хозяина, и он научил меня всему, что умел сам.

— А умел он, надо сказать, совсем немного, поскольку тогда был еще мальчишкой, — саркастически заметил Моррелл.

— Вы говорите о Лахлане, то есть о Его Высочестве? — спросила Финн, и ее каре-зеленые глаза загорелись любопытством. Дайд кивнул, и она — тут же спросила: — А почему ты зовешь его хозяином?

— Потому что это действительно так, — спокойно ответил Дайд. — Я поклялся служить ему, когда мне было всего девять, и обещал, что помогу свергнуть Колдунью и вернуть себе законное место. Это заняло еще девять лет, но в конце концов мы все-таки добились своего.

— И теперь он Ри, — сказала Брангин. Дайд кивнул. Он вынес из фургона гитару и спел ей «Три Дрозда», балладу, которую он сочинил сам и в которой описывалось, как Майя заколдовала Лахлана и его братьев.

Энит и Нина подхватили печальный припев чистыми, как у жаворонков, голосами:

О, куда же вы улетели, мои чернокрылые птицы,

Оставив меня одного?

О, куда же вы улетели, мои чернокрылые братья?

Где же вы, братья мои?

Брангин прочистила горло и тайком смахнула слезу, а Дайд еще долго молчал.

Ко всеобщему облегчению, огры им не встретились, но дракон летел с ними несколько дней, заставляя всех нервничать. Дональд был очень осторожен и не убивал никого больше кролика или птицы, чтобы приготовить ужин, и внимательно следил за лошадьми, которых на ночь стреноживали и оставляли в кругу фургонов. Наконец они покинули территорию драконов, и все облегченно вздохнули.

На следующий день рельеф стал более мягким, превратившись в холмы, а дорога пошла вдоль белого пенящегося потока реки Бан-Баррах. Сквозь молодую зеленую листву пробивалось солнце, и повсюду заливались птицы, множество которых буквально облепило крышу повозки Энит. Внезапно птицы захлопали крыльями и взлетели на ветки. Финн, сидевшая рядом с Джеем на козлах фургона, увидела, как его загорелые руки натянули поводья. Дайд откинул свой плед, чтобы в случае чего без труда дотянуться до кинжалов, а Моррелл не снимал ладони с рукоятки палаша. Все внимательно вглядывались в лес, но кругом было тихо. Через некоторое время птицы снова принялись петь, и Джей успокоился.

— Разбойники, — ответил он на вопрос Финн. — Они редко грабят циркачей, поскольку знают, что тут нечем поживиться, а мы готовы сражаться за то немногое, что у нас есть. Но мне жаль толстого купца с полной повозкой зерна; ему бы повезло явно меньше.

Хотя в ближайшие несколько часов они еще несколько раз ощущали, что за ними наблюдают, их ни разу так и не остановили. На следующий день они встретили на дороге отряд солдат в синих плащах, а значит, состоящих на службе у Ри, которые ездили по дорогам в поисках разбойников и были очень рады услышать, что циркачи почувствовали чье-то присутствие всего в дне пути. Всадники остановились ровно настолько, чтобы рассказать циркачам новости о Ри и узнать, как обстоят дела в Рурахе и Тирейче, а потом рысью пустились по дороге. Скоро труппа циркачей уже двигалась через густой лес. Деревья переплетались высоко над их головами, образуя темный шатер. Наконец они подъехали к высоким железным воротам, установленным в массивной стене. Их охраняли часовые, одетые в килты и длинные синие плащи и вооруженные палашами. Они немедленно распахнули ворота и отдали честь, и труппа циркачей въехала в парк, расчерченный залитыми солнцем просеками между деревьями, чья темная кора хранила многочисленные следы боев.

— Все это принадлежит Мак-Бренну, который очень дружен с моим хозяином, и Мак-Бренн разрешает ему находиться здесь, когда он захочет. Правда, Лахлан нечасто сюда заглядывает. Здесь слишком много мрачных воспоминаний. — Дайд хмуро огляделся.

— Тогда почему он сейчас здесь? — с любопытством спросила Финн, но циркач лишь пожал плечами и ничего не ответил.

Деревья поредели. Вдруг Эшлин изумленно вскрикнул и показал пальцем вперед. Там изящные остроконечные башни взмывали в небо, голубые и блестящие, точно кинжалы.

— Это Риссмадилл? — затаив дыхание, спросила Брангин, и Дайд кивнул.

Лошади потрусили чуть быстрее, чувствуя скрытое возбуждение возниц. Финн подалась вперед, жадно рассматривая голубой дворец, о котором столько слышала. Потом она увидела яркий проблеск и стиснула руки.

— Море? Это море? — воскликнула она.

Брангин сжалась, почувствовав внезапный страх.

— Ведь это не море?

— Нет, море, — сказала Энит, повернувшись в своем кресле так, чтобы видеть лицо Брангин. — Ты боишься моря, девочка?

— А разве есть такие, кто его не боится? — дрожащим голосом ответила та.

Энит пощелкала янтарными бусами.

— Прости, малышка, но тебе придется преодолеть этот страх, потому что нам предстоит провести на нем много времени! Мы отплывем из Дан-Горма, как только будет благоприятный ветер.

Брангин оставалось лишь в смятении смотреть на старую циркачку.