"Час ворот" - читать интересную книгу автора (Фостер Алан Дин)

Глава 3

Проснувшись на следующее утро, Джон-Том первым делом поглядел на задний полог. Брезент был аккуратно подвернут вверх, и внутрь фургона лился солнечный свет. Стоя на коленях, Флор выглядывала наружу, ее черные волосы водопадом струились по плечам. Вся она словно искрилась.

Он сел, отбросив все одеяла. Странно было не слышать голос ветра после стольких бурных дней. Не хватало и сделавшегося уже привычным стука капель по брезенту над головой. Опершись о борт, Джон-Том выглянул. Лишь несколько дождевых облаков упрямо висели посреди ясного неба.

Он подобрался поближе к Флор. Мягкий ветерок ерошил гладь Мечтравной степи; бесконечный изумрудный простор с виду был нежнее пушка на девичьих ножках. На фоне далекого ровного горизонта торчали одинокие шапки древовидных одуванчиков.

– Доброе утро, Джон-Том.

– Buenos dias. Que pasa[2], красавица?

– Ни в чем. Просто наслаждаюсь видом и солнцем. Неделю просидели в этом проклятом фургоне. – Она распушила волосы. – Как белки в клетке.

– Душной клетке. – Юноша глубоко вдыхал свежий воздух, пропитанный запахом влажной после дождя травы. А потом перебрался через борт на заднее сиденье фургона.

Он медленно огляделся. Нигде не было видно ничего, кроме синего неба и зеленой травы. На таком фоне даже сам Фаламеезар показался бы угольной кучей на белом снегу. Но ни дракона, ни Пога не было видно.

– Ни того, ни другого, – разочарованно констатировал Джон-Том и, повернувшись, оглядел фургон. Талея только что высунула голову из-под одеяла и сонно моргала, уставясь на него; рыжие кудряшки, обрамлявшие личико, казались нарисованными.

– Я очень озабочен, – начал Клотагорб. Он сидел в передней части фургона и помешивал в горшочке горячий чай. На переносной плитке весело пыхтел небольшой медный чайник. – Возможно, что… – Он смолк, показал на Джон-Тома и открыл рот. Джон-Том расслышал только начало фразы:

– Я полагаю, что здесь кто-то есть, пото…

Джон-Тома дернули за лодыжки. Размахивая руками, как ветряная мельница, он полетел с помоста, крепко при этом приложившись. Трава лишь незначительно смягчила удар.

Перед глазами поплыла черная, усеянная яркими звездами пелена, однако Джон-Том все-таки не вырубился. Тьма лишь ненадолго затмила его глаза. Но к тому времени, когда в голове молодого человека просветлело, руки его вытянули над головой, кисти и лодыжки стянула тугая веревка. Поглядев на ноги, он обнаружил на них путы, а чуть повыше оказалась на диво уродливая физиономия.

Обладатель ее ростом не превышал двух с половиной футов. Создание напоминало пародию на человека. На взгляд Джон-Тома, получилось нечто среднее между эльфом и коренастым пропойцей. Округлую физиономию украшала густая черная борода.

Из сих джунглей смотрели два больших карих глаза. Между ними бульбочкой выпирал округлый нос, и все это обрамляла пара огромных обвислых ушей, непонятным способом пробивавшихся из густых жестких волос. Внизу под всклоченной шевелюрой виднелось нечто вроде одежды.

Толстые корявые пальцы проверили прочность веревок. Громадные ступни украшала пара сандалий, подходящих по размеру даже распростертому юноше.

Другие узлы довязывал еще один урод – поменьше. Он оказался блондином. В противоположность первому глаза его были водянисто-голубыми.

Кто-то вспрыгнул на грудь Джон-Тому, не давая ему вздохнуть. Новоявленный пришелец был словно выкован из железа и оказался весьма мускулистым. В мышцах его не было стройности культуриста, они скорее напоминали обманчиво гладкую, прикрытую жирком мускулатуру тяжелоатлета.

Это была самка. Из подбородка ее торчало несколько рыжих редких волосинок. Она и выглядела не симпатичнее обоих самцов. Самка размахивала кулаком перед носом Джон-Тома и безостановочно трещала. Впервые после встречи с Маджем – на лужку – слова в этом мире ничего ему не говорили.

Он отвернулся, чтобы не видеть докучливого кулака. Из фургона доносились гневные голоса и удары. Он поглядел направо, но трава укрывала все, что там творилось.

Уверен Джон-Том был только в одном: степь кишела дюжинами этих быстрых и раздраженных тварей.

Ломовые ящерицы задергались и нервно зашипели, когда маленькие чудища принялись возиться с упряжью и вожжами. Оглохнувший от пчелиного жужжания нападающих Джон-Том с трудом разбирал голоса. Выделялся Каз, говоривший на незнакомом языке, напоминавшем речь их пленителей. Мадж попеременно ругался и оплакивал горькую судьбину, Талея же грозила нападавшим и утверждала, что если с груди ее немедленно не уберут эти самые огромные лапы, то из всех окрестных бород она наделает фитилей.

Принесли шест, продели его под узлами на запястьях и лодыжках. Джон-Тома подняли в воздух и в каких-то Дюймах от земли повлекли прочь – с довольно значительной скоростью. Он мог видеть, что шест несут по меньшей мере шестеро – по трое в ногах и у головы. Движение казалось очень быстрым из-за близости к земле. Юноша лихорадочно молился о том, чтобы ориентация носильщиков была такой же эффективной, как и мускулатура. Похитителей острая трава явно не беспокоила.

Изогнувшись, он увидел, как следом повернул фургон.

Джон-Том ожидал долгой тряски и синяков, однако его бесцеремонно сбросили с плеч едва ли не сразу. Флор положили возле него. По одному поднесли и уложили рядом остальных его спутников. Трава примялась, и он всех видел отчетливо.

Друзья лежали рядком, на манер кебаба. Подобная аналогия отнюдь не радовала.

Чтобы избежать пленения, Клотагорб удалился в глубины панциря, и похитители просто подняли его, чтобы отнести куда нужно. А когда маг наконец выставил руки и ноги, они уже ожидали с арканами и веревками. Впрочем, удалось зацепить только одну ногу, все остальное чародей снова втянул в панцирь.

Изнутри донеслось его бормотание. Это вызвало среди похитителей оживленную беседу, после которой они принялись колотить и лягать недвижное тело.

Бурной деятельностью руководил один из них, обильно обвешанный металлическими и костяными украшениями. Существа полезли в панцирь и вскоре сумели вытащить голову возмущенной, протестующей черепахи. Совместными усилиями они затолкали ему в рот несколько пучков травы. Клотагорб потянулся, чтобы извлечь кляп, тут-то конечности его тоже связали. Чародей наконец изнемог и сдался.

Украшенное костью и металлом создание радостно запрыгало и принялось тыкать длинным, декорированным перьями шестом в лежащего Клотагорба. Сей модник, должно быть, местный шаман или знахарь, подумал Джон-Том. Этот шут догадался, что под прикрытием панциря Клотагорб произносит заклинание, и лишил своего оппонента всех возможностей совершить волшебство.

Джон-Том лежал тихо и размышлял, догадались ли бы они о волшебной природе его музыки… Однако он лежал связанный на земле, а дуара осталась в фургоне.

Неподалеку послышались стоны. Извернувшись, юноша увидел, как один из похитителей без всякой причины и, увы, достаточно сильно пинает Талею. Всякий раз, услышав проклятие, мучитель бил девушку. Она дергалась от боли, но проходило несколько минут, и у нее хватало сил на новое крепкое выражение.

– Отстань от нее! – рявкнул молодой человек. – Выбери себе равного противника.

Существо отреагировало. Оставив Талею, оно подошло к Джон-Тому и с любопытством уставилось вниз, на лицо лежащего, а потом что-то забормотало.

Джон-Том широко улыбнулся.

– И тебе того же, дерьмак неотесанный.

Едва ли существо могло понять смысл этих слов, однако оно истолковало фразу вполне однозначно и стало пинать теперь уже его. Сжав зубы, Джон-Том решил, что не доставит этой твари удовольствия и не издаст ни звука.

Когда после нескольких ударов реакция юноши ограничилась яростным взглядом, развлечение надоело и докучавшая ему тварь отправилась судачить о чем-то со своими соплеменниками.

Оказалось, что для этого племени драки – обычное дело. Оглядевшись вокруг, Джон-Том с удивлением заметил крохотные сооружения, кострища, а также безволосые маленькие копии взрослых уродов, которые могли быть только детенышами. На спинах зеленых и голубых ящериц виднелись вьюки – рептилии служили мулами. Вокруг шестерых связанных путешественников кипела деловитая и безжалостная жизнь.

Судя по хижинам и кострищам, уроды достаточно долго обитали в этом месте. Джон-Том пытался прикинуть длину своего вынужденного пути в связанном виде.

– Боже правый, – пробормотал он, – мы стояли, самое большее, в сотне ярдов от этого городка, но так ничего и не заметили.

– Мимпа в траве не увидишь, – ответил ему Каз. Поглядев направо, Джон-Том увидел обращенные к нему кроличьи уши. – Они передвигаются в ней незаметно для всех своих врагов.

– Зови их как хочешь, а по мне – вылитые тролли. Впрочем, я всегда полагал, что тролли живут под землей. Весьма уродливая компания.

– О троллях, друг мой, мне ничего не известно, а мимпа живут в степях.

– Кишат, как блохи в шкуре, – возмутился лежащий поблизости Мадж. – Во затею им дезинфекцию, ежели сбегу!

Теперь Джон-Том уже мог видеть голову выдра. Шляпа на ней отсутствовала – должно быть, сбили во время потасовки в фургоне. Выдр извивался, намереваясь выкрутиться из пут.

Из всех путешественников лишь он один мог сравниться в энергии с похитителями, однако порвать веревки был не в состоянии.

Джон-Том обернулся к кролику.

– А ты можешь поговорить с ними, Каз?

– Кажется, я немного понимаю их речь, – ответил кролик. – Бывалый путешественник вечно подхватывает самые неожиданные знания. А вот чтобы поговорить… Едва ли. В беседе участвуют двое, а эти типы что-то уж больно неразговорчивы с незнакомцами.

– А как получилось, что мы не понимаем их?

– Наверно, это потому, что мимпа не приемлют ничего, что мы называем цивилизованной жизнью. Они закоснели во вражде и ненависти… Воинственны до безумия. Хорошо б сгнили все до последнего.

– Аминь, – присовокупила Флор.

– А что они сделают с нами, Каз?

– Как раз сейчас об этом и речь. – Кролик взмахнул не связанным ухом. – Видите того, с побрякушками, местного щеголя? Того, кто, к несчастью, помешал Клотагорбу сотворить заклинание? Он сейчас спорит с парочкой типов, пожалуй, худших, чем он сам. У них там нечто вроде совета.

Джон-Том наклонил голову так, чтобы видеть шамана в компании двух столь же напыщенных и громкоголосых уродов.

Один из них на манер китайского мандарина был украшен вислыми усами, доходящими почти до огромных плоских ступней. Растительность на макушке отсутствовала. Третий член сего неопрятного триумвирата носил остроконечную бороду и напомаженные усы, волосы на голове были стрижены под горшок. Одежда всех троих была схожа.

– Пока я понимаю вот что, – сказал Каз. – Лысый хочет нас отпустить, а Стриженый с Большеротом твердят, что охота последнее время плохая, а потому нас подобает принести в жертву богам степи.

– И кто же побеждает? – пожелала узнать Флор. Джон-Том подумал, что на лице ее, пожалуй, впервые проступил испуг. Теперь его разделяли и все остальные.

– А нельзя с ними как-то договориться? – спросил он с надеждой. – Может, начнем с того, кто заткнул рот Клотагорбу? Кстати, как его зовут по-настоящему?

– Я уже сказал, – ответил Каз. – Его зовут Большерот. Стриженый, Лысый и Большерот – так переводятся их имена. Нет, с ними не поговоришь. Даже если бы я знал язык, они бы мне и слова не дали вставить. У них, похоже, кто громче орет, тот и прав, за ним и победа в споре.

– Ну, если дело в крике – почему не попробовать?

– Боюсь, если я их перебью, они мне язык отрежут. Не стоит рисковать, мой друг.

Впрочем, это было несущественно, поскольку дебаты закончились. Лысый помахал пальцем перед рылом Большерота. Тот, нахмурившись, пнул чрезмерно настырного соплеменника прямо в пах. А когда Лысый перегнулся, Стриженый огрел его по голове небольшой, но весьма аккуратной дубинкой, самым эффективным образом завершив дискуссию.

Взволнованные слушатели разразились восторженными воплями… Рты их, как и тела, похоже, не знали покоя.

Джон-Том попытался представить себе, какой метаболизм способен обеспечить гуманоидному телу такую активность.

– Боюсь, что единственного нашего защитника вывели из строя, – сообщил Каз.

– А я не хочу умирать, – пробормотала Флор, – здесь, в этом месте. – И начала «Богородице Дево» по-испански.

– Я, представь себе, тоже не хочу, – раздраженно рявкнул на нее Джон-Том.

– Ничего этого нет, – сказала девушка. – Это сон.

– Извини, Флор, – осадил ее Джон-Том. – Я уже ходил этой дорожкой. Это не сон. До сих-то пор тебе нравилось здесь, не забыла?

– Все было так чудесно, – шептала Флор. Она не плакала, однако едва сдерживала слезы. – И наши друзья, и странствие, и это приключение в Поластринду – когда мы тебя освободили… Я всегда именно так все и представляла. Но погибнуть от рук невежественных туземцев… Это же совсем другое! А они могут нас на самом деле убить?

– Вполне. – Джон-Том чересчур устал и был слишком испуган, чтобы иронизировать. – Я полагаю, что мы и в самом деле умрем, что нас действительно похоронят. Червей кормить будем, если не выберемся отсюда.

Он укоризненно глянул на Клотагорба, однако чародей лишь закрыл глаза в качестве извинения.

Если бы кто-нибудь сумел вытащить кляп изо рта Клотагорба, когда эти твари отвлекутся, подумал юноша. Подойдет любое заклинание, даже если оно просто переключит их внимание.

Но, при всей своей дикарской природе, мимпа не были дураками. Впрочем, Каз напрасно считал их невежественными. Этой ночью они почти не обращали внимания на пленников, кроме Клотагорба, но того уже тщательно стерегли.

В полночь или около того пленники стали гвоздем грубого празднества. Крошечными топориками срубили траву, расчистив кружок. Пленников поместили в середину его на кучу вонючих бурых катышков.

Флор морщила нос, пытаясь дышать ртом.

– Mierda…[3] Что это они сюда навалили?

– По-моему, это сушеный смолотый помет ящериц, – сообщил озабоченный Каз. – Боюсь, погибли мои чулки.

– Это тоже часть обряда? – Джон-Том успел попривыкнуть к разнообразным вариантам зловония.

– Не только, мой друг. Похоже, что таким образом здесь сдерживают рост трав. Эффективное средство – хотя и неприятное для носа.

Развели кружок костров – в непосредственной близости от связанных пленников. Джон-Том, пожалуй, насладился бы варварским великолепием зрелища и пылом аборигенов, не окажись он в положении свиньи на пиршественном столе.

– Ты сказал, они собрались принести нас в жертву богам степи. – Обращаясь к Казу, молодой человек отчаянно старался сохранить присутствие духа и здравый смысл. – Интересно, каких это богов они имеют в виду?

Джон-Том вспомнил гибких длинноногих хищников, которые, словно ленты, скользили за ними в траве всю первую неделю после выхода из Поластринду.

– Я еще не понял, друг мой. – Кролик пренебрежительно фыркнул. – Во всяком случае, не сомневаюсь: подобная смерть – не для джентльмена.

– Значица, выхода нет? – Иссяк даже неистощимый оптимизм Маджа.

– А я-то надеялся, – заметил кролик, – умереть в своей постели.

Мадж присвистнул, обретая кое-какую бодрость духа.

– Конечно, приятель. Чего ж я не подумал об этом? В этой дыре у меня все мысли сикось-накось пошли. Держу пари – не одному мне…

– Не в постели умирать или в мыслях путаться? – с улыбкой переспросил Каз.

– И то, и то, так я и подумал.

Выдр снова присвистнул, и оба они расхохотались.

– Как приятно, что кого-то ситуация забавляет. – Талея свирепо глянула на остроумцев.

– Что ты, – сказал Каз уже поспокойнее. – На мой взгляд, огненная головка, радоваться нечему. Руки и ноги у нас связаны, ни бальзама, ни мази для синяков не добудешь, и раз я ничего не могу поделать со своим телом, можно попытаться исцелить дух. Смех в таких случаях помогает.

Джон-Том видел, как девушка отвернулась от кролика, перепутанная гривка огненных волос ее зарделась в отсветах многочисленных костров. Плечи Талеи опустились и молодому человеку инстинктивно захотелось утешить ее.

Странными бывают ситуации, в которых мы постигаем суть человека. Талея оказалась не способной на смех… даже на радость. Он удивился.

Боевой дух и энергия не всегда свидетельствуют о том что человек счастлив. Он понял, что жалеет девушку.

Можешь и себя заодно пожалеть, напомнил Джон-Тому внутренний голос. Если тебе не удастся улизнуть от этих пигмеев-параноиков, жалеть скоро будет нечем.

Стараясь освободиться от пут, юноша пополз в поисках острого камня, но жирная глинистая почва содержала лишь гальку.

Не сумев отыскать ничего подходящего, он принялся пилить веревки ногтями. Прочные волокна и не думали поддаваться… Наконец тщетные попытки утомили его, и Джон-Том забылся глубоким тревожным сном.