"Звезда сироты" - читать интересную книгу автора (Фостер Алан Дин)

1

– Гляди, куда прешь, квот!

Коммерсант прожег взглядом стройного оливковокожего юношу и устроил целый спектакль из поправки своей едва помятой одежды.

– Прошу прощения, благородный сэр, – вежливо ответил юнец. – Я не заметил вас в этой давке.

Это было одновременно и правдой, и ложью. Флинкс не увидел заносчивого предпринимателя, но он почувствовал воинственность этого человека за несколько секунд до того, как последний отклонился со своего пути, преднамеренно вызвав столкновение.

Хотя его все еще плохо изученные таланты сильно обогатились несколько месяцев назад благодаря встрече с Крангом – этим ужасающим полуразумным оружием ныне исчезнувших хозяев Галактики тар-айимов – они оставались такими же непостоянными, как и прежде. Опыт с выступлением в роли органического катализатора для колоссального устройства чуть не убил и его, и Пипа. Но они выжили, и он изменился в каких-то, пока еще непостижимых, отношениях.

В последнее время он обнаружил, что в одно мгновение мог засечь мысли самого короля в дралларском дворце, тогда как в следующее – даже мысли тех, кто стоял поблизости, оставались закрытыми плотней, чем сума нищего. Это создавало многочисленные неясности, и Флинкс часто проклинал этот дар, так как капризность последнего держала его в состоянии постоянной психической неуравновешенности. Он был словно наездник, отчаянно вцепившийся в гриву неистовствующей дьяволопы, старающийся удержаться и в тоже время пытающийся укротить брыкающегося скакуна.

Он подвинулся, чтобы обойти разодетую тушу, но этот субъект загородил ему дорогу.

– Детей надо учить уважению к старшим, – осклабился коммерсант, явно не желая, подобно Флинксу, считать инцидент исчерпанным.

Флинкс почувствовал раздражение в уме этого типа и поискал глубже. Он засек смутные намеки на сорвавшуюся как раз этим самым утром крупную сделку. Это объясняло его раздражение и явное желание найти кого-нибудь, на ком можно сорвать злость. Пока Флинкс обдумывал это открытие, тип устраивал грандиозный спектакль из засучивания рукавов, демонстрируя свои массивные ручищи. Его раздражение растаяло под любопытными взглядами текущей толпы торговцев, лоточников, нищих, ремесленников, замедлявших шаги и начинавших образовывать маленький вихрь в круглосуточном урагане дралларского рынка.

– Я же сказал, что сожалею! – напряженно повторил Флинкс.

– Еще бы не сожалеть. Я думаю, мне придется преподать тебе…

Коммерсант остановился на полдороге, угрожающий кулак внезапно замер в воздухе. Его лицо вдруг быстро побледнело, а глаза, казалось, прилипли к плечу Флинкса.

Из-под свободных складок плаща юноши каким-то образом появилась голова. Теперь она рассматривала коммерсанта ровным неморгающим взглядом, олицетворявшим инопланетную смерть, аромат застывшего метана и обморожение. Сама по себе голова была крошечная и не производила большого впечатления, чешуйчатая и бесстыдно рептильная. Затем это существо вылезло еще больше, и оказалось, что голова присоединена к длинному цилиндрическому телу. Распахнулись лениво затрепетавшие в воздухе два перепончатых крыла.

– Извините, – услышал свой севший голос коммерсант, – это все была ошибка… на самом деле виноват я.

Он болезненно улыбнулся, посмотрев налево-направо. Глаза небольшой кучки собравшихся людей бесстрастно глядели на него в ответ.

Было интересно видеть, как этот тип, казалось, растаял в стене смотревших. Они поглотили его столь же аккуратно и чисто, как морской окунь – тихоходную ангельскую рыбку. Сделав это, неподвижные ряды снова влились в перемещающийся поток народа.

Флинкс расслабился и, протянув руку, почесал летучего змея под кожистой мордой. "Полегче, Пип, – шепнул он, придумывая для своего приятеля теплые, расслабляющие мысли. – Это пустяки, все уже улажено".

Успокоенный мини-дракончик издал шипящий свист и скользнул обратно под складки плаща, прижав к телу сложенные перепончатые крылья. Коммерсант быстро узнал рептилию. Человек немало попутешествовавший, он знал, что не существовало никакого известного противоядия от яда аласпинского миниатюрного дракона.

– Может быть, он сам усвоил урок, который хотел преподать нам, – сказал Флинкс. – Что скажешь, если мы зайдем к Сморчку Симму и возьмем пива и несколько соленых крендельков тебе? Ты хотел бы этого, суммм?

Змей утвердительно сумммнул ему в ответ.

Почти скрытый в толпе, неприятного вида тучный господин поблагодарил довольного ювелира, положив в карман безразлично сделанную им покупку. Покупка была совершена для отвода глаз, чтобы скрыть истинную цель пребывания здесь.

По бокам у него стояло двое человек. Один был коротким и гладким, с лицом как у мокрого хорька. Другой демонстрировал торс, как у гальванизированного бройлера, и половину лица. Его единственный глаз постоянно дергался, когда он смотрел вслед удаляющейся фигурке Флинкса, в то время как его маленький спутник энергично обратился к покупателю крошечного пианино из золота и жемчуга.

– Вы видели выражение лица того парня, Чаллис? – спросил он толстого человека. – Этот змей – горячая смерть. Нам ничего не говорили ни о чем подобном. Тот здоровенный идиот спас не только свою собственную жизнь, но и мою, и Нангера тоже.

Одноглазый кивнул:

– Да, вам придется найти кого-нибудь другого для этой грязной работы.

Его низенький спутник выглядел абсолютно согласным с ним.

Толстый коммерсант остался спокоен, почесал один из своих многочисленных подбородков:

– Разве я не был щедр? Поскольку вы оба у меня на постоянном содержании, я, в принципе, ничего не должен вам за эту задачу. – Он пожал плечами. – Но если вопрос в том, чтобы дать еще денег…

Гладкий хорек покачал головой:

– Вы можете купить мои услуги, Чаллис, но не мою жизнь. Вы знаете, что случится, если яд этого змея попадет вам в глаза? Никакое известное противоядие не сохранит вам жизнь дольше, чем на шестьдесят секунд.

Он пнул гравий и грязь под ногами, все еще влажные от регулярного утреннего дождя.

– Нет, это не для меня и не для Нангера тоже.

– Точно, – степенно согласился одноглазый тип. Он чихнул и кивнул в направлении уже удалившегося юноши. – С чего вы вообще помешались на этом пареньке? Он не силен, не богат и не особенно красив.

– Меня интересует его голова, а не тело, – вздохнул Чаллис, – хотя речь идет о моих удовольствиях. – Пыхтя, словно проткнутая подушка, он повел их сквозь суетящуюся, кричащую толпу. Люди, транксы и представители дюжины других коммерческих рас легко, словно смазанные, скользили вокруг и мимо них, сплошь занятые важными делами.

– Дело в моем янусском камне. Он вызывает у меня скуку.

Лицо низенького выразило отвращение.

– Как может заскучать кто-либо, достаточно богатый, чтобы иметь янусский камень?

– О-о… Но я заскучал, дорогой Нолли, заскучал.

Нангер полуосклабился:

– Что за беда, Чаллис? Вас подводит воображение? – Он рассмеялся коротким зычным лающим смехом.

Чаллис усмехнулся ему в ответ:

– Едва ли, Нангер, но мой мозг, кажется, не годится для того, чтобы производить тот четкий, детальный раствор, на какой способен кристалл. Для этого мне нужна помощь. Вот потому-то в эти последние месяцы я и трудился, подыскивая подходящего ментоадепта, пытаясь найти вспомогательный мозг, требующийся для управления кристаллом. Я заплатил уйму денег за нужную информацию, – закончил он, кивая знакомому высокому осирийцу. Птицевидный щелкнул в ответ клювом и сделал жест своей грациозной страусиной шеей, его выделяющаяся из общей массы фигура, покачиваясь, уверенно пробиралась через толпу.

Нангер остановился купить кусок пирога; Чаллис продолжил свое объяснение, когда они пошли дальше.

– Так вы понимаете, зачем мне нужен этот паренек?

Теперь Нолли говорил с явным раздражением:

– А почему бы просто не нанять его? Посмотреть, не станет ли он участвовать добровольно?

Лицо Чаллиса выразило сомнение.

– Нет, я думаю, это не сработало бы, дорогой Нолли. Ты ведь знаком с некоторыми из моих фантазий и тому подобным? – Голос его стал вдруг нечеловечески спокойным и пустым. – Ты принял бы участие по доброй воле?

Нолли отвел взгляд от ставших внезапно пугающими зрачков, и, несмотря на свое прошлое, содрогнулся.

– Нет, – еле слышно прошептал он. – Нет, полагаю, не принял бы…


– Здорово, малыш, – прогремел Сморчок Симм – этот великан был не способен разговаривать иначе, чем криком. – Как жизнь, и что ты слышал о Малайке?

Флинкс сел на один из табуретов, выстроившихся рядом с изогнутой стойкой, заказал пиво со специями для себя и чашку соленых крендельков для Пипа. Летучий змей грациозно соскользнул с плеча Флинкса и проделал свой путь к деревянной чашке с трапециевидной выпечкой. Это действие было замечено сидевшей поблизости парой пучеглазых отталкивающих типов, которые быстренько покинули свои места и ретировались к самым удаленным кабинкам.

– У меня довольно давно не было никаких контактов с Малайкой, Симм. Я слышал, что он занимается бизнесом где-то за пределами нашей системы.

Богатый друг-коммерсант Флинкса дал ему возможность покончить с представлениями своего личного цирка одного актера, снабдив его существенной суммой за помощь в исследовании тар-айимской планеты Кранг. Много денег ушло на устройство Мамаши Мастифф, приемной матери Флинкса, в хорошо обеспеченной товарами лавке в одном из лучших рыночных округов Драллара. Ворча на свою капризность, старуха вызволила Флинкса еще ребенком с невольничьего ряда и вырастила его. Она была единственной когда-либо известной ему родней. Она все еще ворчала, но с любовью.

– Фактически, – продолжал он, потягивая поперченный отвар, – Малайка хотел, чтобы я отправился с ним. Но хотя я и уважаю этого старого гедониста, у него в конечном итоге возникнет идея облачить меня в накрахмаленный костюм, зачесать мне волосы назад и выработать хорошую дикцию. – Флинкс заметно содрогнулся. – Я не смогу этого вынести. Скорей уж я вернусь к жонглерству и играм в отгадки со зрителями. А что насчет тебя, о отец неотесанных мужиков? Я слышал, что муниципальные войска снова досаждали тебе.

Хозяин бара оперся своей, два с половиной метра ростом, почти двухсоткилограммовой тушей на амортизирующую стойку из дерева и пластика, которая протестующе затрещала:

– Рыночный уполномоченный явно воспринял как личное оскорбление, что я выкинул первую группу чиновных добродеев, присланных им закрыть мое заведение. Может быть, мне не следовало ломать их фургон. Теперь они пытаются действовать хитрее. Только на этой неделе у меня побывал один, утверждавший, что он своими глазами видел, как я подавал определенные галлюциногенные напитки лицам, не достигшим совершеннолетия.

– Ты явно заслужил, чтобы тебя вздернули за твои крайности, – с псевдосерьезным видом заметил Флинкс. Он тоже считался по закону слишком юным для многого, что подавал ему Симм.

– Так или иначе, – продолжал великан, – этот чертов сын вылетает из задней кабинки, машет своей муниципальной карточкой умиротворителя и пытается сказать мне, что я арестован. Он, мол, намерен забрать меня, и мне лучше всего спокойно отправиться с ним. – Сморчок Симм сокрушенно качал массивной головой, пока Флинкс сделал несколько больших глотков.

– И что же ты сделал? – Флинкс слизнул жидкость с уголков рта.

– Я действительно не хотел больше никаких неприятностей и уж конечно не еще одного обвинения в нападении. Я подумал, что намекающая демонстрация умеренно физического характера действенно убедит этого господина изменить свое мнение. Она убедила, и он тихо удалился. – Симм показал на опустевшую теперь кружку Флинкса: – Еще налить?

– Разумеется, так что ты сделал? – повторил он.

– Съел его карточку умиротворителя. Вот твое пиво, – он поставил вторую кружку рядом с первой.

Флинкс понимал удовлетворение Сморчка Симма. Ему требовалось поддерживать свою репутацию. Его заведение было одним из немногих мест в Дралларе, куда человек мог зайти с гарантией, что на него не нападут или как-нибудь не облапошат буйные разбойники. И все потому, что Сморчок Симм беспристрастно разделывался со всеми такими нарушителями спокойствия.

– Вернусь через минуту, – сказал Флинкс своему другу. Он соскользнул с табурета и направился в то помещение, чья планировка и назначение мало изменились за последние несколько столетий. Как только он вошел туда, на него навалилось изобилие богатых ароматов и ощущений: застоявшегося пива, крепких напитков, беспокойства, напряжения, старой воды, влажности, полного страха ожидания. Комбинация насыщенных мыслей и носящихся в воздухе запахов чуть не подавила его.

Посмотрев налево, где это давление было сильнее всего, он заметил легкое подергивание обеспокоенно следившего за ним человека. Флинкс увидел внешнее спокойствие этого человека и почувствовал его внутренний страх. В одной руке он держал осмотический шприц, его палец обвился вокруг него, словно это было оружие. Когда Флинкс начал было звать на помощь, его подымающийся крик оборвало что-то темное и тяжелое, опустившееся ему на голову. Мысленный же крик оборвал холод шприца…


Он очнулся и увидел беспорядочную панораму огней. Они раскинулись перед ним и ниже его, видимые сквозь стену и пол из прозрачного пластика.

Он медленно поднялся, сел с некоторыми затруднениями, поскольку его запястья сковывали хромированные металлические наручники. От них тянулась длинная трубка из гибкого металла, исчезавшая среди богатой мебели. Эта цепь извивалась по толстому прозрачному ковру, словно какой-то червяк с зеркальной спиной.

Присмотревшись, Флинкс увидел, что огни были пульсацией города Драллара, среди них господствовали находившиеся слева светящиеся шпили королевского дворца. Это зрелище позволило ему сориентироваться. Сравнив положения дворца с узором нижних огней, он понял, что его держат пленником в одном из четырех отгороженных инурбов города. В этих охраняемых, огражденных от посторонних лиц анклавах находились дома высших классов, как дралларских, так и торговавших здесь жителей иных планет. Значит, напавшие на него были далеко не трущобные воры.

Он был не в состоянии уловить какие-либо эмоции или мысли вокруг себя. Сейчас все заполонило собой легкое пульсирование в мускулах правого предплечья, куда попала игла. Совсем иного рода ауру порождал его собственный гнев за то, что он не заметил враждебных эманаций напавших на него до того, как зашел в туалет.

Вдруг он заметил отсутствие еще одного ощущения: пропал утешающий груз Пипа у него на плече.

– Здравствуй, – робко поздоровался тонкий, серебряный голосок.

Резко обернувшись, Флинкс оказался лицом к лицу с ангелом. Он расслабился, скинул ноги с кушетки и с удивлением посмотрел на появившуюся девочку. Ей не могло быть больше девяти-десяти лет, и она была одета в голубовато-зеленый комбинезон с бахромой и длинными рукавами из какого-то прозрачного кружевного материала. Длинные белокурые покрытые лаком волосы волнами спадали до самых бедер. Младенчески голубые глаза смотрели на него с удлиненного лица умудренного херувима.

– Меня зовут Махнахми, – мягко уведомила она его; ее голос поднимался и падал словно трель малой флейты. – А тебя?

– Все зовут меня Флинкс.

– Флинкс, – она пососала кончик большого пальца. – Это смешное имя, но приятное.

Улыбка показала превосходный жемчуг зубов.

– Хочешь посмотреть, что мне купил папочка?

– Папочка, – откликнулся словно эхо Флинкс, оглядывая комнату. В ней господствовали большая дуга прозрачной стены, балкон и находившаяся внизу искрящаяся панорама. Снаружи была ночь… но была ли это ночь того же дня? Сколько он пролежал без сознания? Неизвестно… пока.

Комната была меблирована в стиле позднего Сиберада: пышные подушки, кресла и диван, поднятые на тонких, как карандаши, стропах из дюралесплава, со всем прочим, подвешенным к потолку на такой тонкой проволоке из дюралесплава, что остальная мебель казалась плавающей в воздухе. На сводчатом куполе потолка господствовали массивные ветви люминесцентных кристаллов сподумена и кинзита. Они окаймлялись округлыми люками, открывавшими теперь заполненное звездами небо. Климатические регуляторы не давали вечернему дождю попасть в помещение.

Его похититель был очень богатым человеком.

Наблюдения прервал полный обиды из-за невнимания голос девочки:

– Ты хочешь посмотреть ее или нет?

Флинкс пожелал, чтобы подрагивание в правом предплечье поутихло.

– Разумеется, – рассеянно кивнул он.

Улыбка вернулась, когда девочка сунула руку в карман комбинезона. Она подошла поближе, гордо разжала кулачок, показывая что-то, лежащее на ладони. Флинкс увидел, что это миниатюрное пианино, сделанное целиком из филигранного золота и настоящего жемчуга.

– Оно действительно играет, – взволнованно сообщила она ему.

Она дотронулась до крошечных клавиш, и Флинкс прислушался к почти невоспринимаемым нотам.

– Это для моей куклы.

– Оно очень красивое, – похвалил Флинкс, вспоминая времена, когда такая игрушка стоила бы ему кредитов больше, чем он мечтал когда-нибудь иметь. – А где сейчас твой папочка?

– Здесь.

Флинкс повернулся к источнику этого простого и все же каким-то образом угрожающего слова.

– Да, я уже знаю, что вас зовут Флинкс, – сказал вошедший, махнув унизанной кольцами рукой. – Я знаю о вас уже многое.

Из шаровидной тени появились два человека. У одного была вмятина в черепе, наполовину оплавленная каким-то сильнейшим жаром и лишь приблизительно реконструированная инженерами от медицины. Его спутник-коротышка проявлял теперь больше самообладания, чем когда держал для Флинкса шприц в туалете у Симма.

Коммерсант снова обратился к нему:

– Меня зовут Конда Чаллис. Наверное, вы слышали обо мне?

Флинкс медленно кивнул:

– Я знаю о вашей фирме.

– Хорошо, – отозвался Чаллис. – Всегда приятно быть узнанным, и это избавляет от определенных объяснений.

Неприятное пульсирование в правом плече Флинкса начало утихать, когда вошедший расположился в поджидавшем его кресле. От Флинкса его отделял круглый плоский стол из металла и пластика. Полулицый и его низкорослая тень расположились поудобней – но не слишком удобно, заметил Флинкс – рядом с ними.

– Я вижу, Махнахми, ты развлекала нашего гостя, – обратился Чаллис к девочке. – Теперь пойди куда-нибудь и поиграй, как положено пай-девочке.

– Нет. Я хочу остаться и посмотреть.

– Посмотреть? – напрягся Флинкс. – Что посмотреть?

– Он собирается воспользоваться кристаллом. Я знаю это! – Она повернулась к Чаллису:

– Пожалуйста, папочка, позволь мне остаться и посмотреть! Я ни слова не скажу, обещаю.

– Извини, детка, как-нибудь в другой раз.

– Как-нибудь в другой раз, как-нибудь в другой раз, – повторила она. – Ты никогда не даешь мне посмотреть. Никогда, никогда, никогда! – И столь же быстро, как солнце, вспыхнувшее после ливня, ее лицо озарила широкая улыбка. – Ну ладно, но позволь мне хотя бы попрощаться с ним.

Когда Чаллис нетерпеливым кивком дал добро, она разве что не прыгнула в объятия Флинкса. К большому его расстройству, она обвила его руками и ногами, чмокнула в щеку и прошептала в правое ухо ритмичным, незрелым сопрано:

– Лучше делай, что он тебе говорит, Флинкс, или он выпустит тебе кишки.

Каким-то образом он сумел сохранить на лице нейтральное выражение, когда она отпустила его с обезоруживающе невинной улыбкой.

– Пока. Может быть, папочка позволит нам потом поиграть. – Повернувшись, она вприпрыжку выбежала из комнаты через дверь в противоположной стене.

– Э… интересная девочка, – сглотнув, заметил Флинкс.

– Ну разве она не очаровательна, – согласился Чаллис. – Мать ее была исключительно красива.

– Значит, вы женаты? Вы мне кажетесь человеком не того типа.

Коммерсант, похоже, был искренне шокирован:

– Я – с пожизненными брачными узами? Мой милый мальчик! Ее мать была куплена прямо здесь, в Дралларе, много лет назад. Прилагаемая родословная утверждала, что она обладала исключительными талантами. Они оказались очень небольшие, пригодные для салонных фокусов, но мало для чего еще. Она, однако, была способна и на кое-что еще, так что я считал, что деньги потрачены не совсем напрасно. Единственным недостатком было рождение этого ребенка, произошедшее в результате моего опоздания на стандартную дебиоинъекцию. Я не думал, что задержка будет иметь значение. – Он пожал плечами. – Но я ошибся. Ее мать доставляла мне удовольствие, поэтому я разрешил ей родить девочку… У меня, однако, есть склонность не беречь свое имущество. Мать после этого прожила недолго. Временами я чувствую, что девочка унаследовала мизерные таланты своей матери, но все попытки доказать это потерпели неудачу.

– И все же, несмотря на это, вы продолжаете держать ее при себе, – с любопытством заметил Флинкс. На секунду Чаллис, похоже, смутился, ощущение, которое быстро прошло.

– На самом деле, это не так уж и загадочно. Учитывая, как умерла ее мать, о чем девочка не знает, я испытываю некоторое чувство ответственности за нее. Хотя я не особенно люблю детей, она подчиняется с охотой, какой могут позавидовать и те, кто постарше ее. – Он широко усмехнулся, и у Флинкса возникло впечатление голого белого черепа, наполненного ломаными ледяными торосами.

– Она достаточно большая, чтобы понимать: если она не будет слушаться, я просто-напросто продам ее. – Чаллис нагнулся вперед, сопя от усилия положить грудь на выпирающий живот. – Однако, вас доставили сюда не для того, чтобы обсуждать детали моей домашней жизни.

– Тогда зачем же меня сюда доставили? Я слышал что-то о кристалле. Я немного разбираюсь в хороших камнях, но я, разумеется, не специалист.

– Да, кристалл. – Чаллис отклонил дальнейшие устные объяснения, вместо этого он поманипулировал переключателями, скрытыми наклоненным противоположным краем стоящего между ними стола. Свет померк, и зловещая пара подручных Чаллиса исчезла, хотя Флинкс чувствовал поблизости их бдительное присутствие. Они находились между ним и единственной четко определенной дверью.

Внимание Флинкса быстро отвлекло тихое гудение. Когда верх стола отодвинулся в сторону, он увидел все устройство. Стол был толстым сейфом. Что-то поднялось из центральной выемки, скульптура из светящихся компонентов, окруженных паутиной тонких проводов. В центре скульптуры находился прозрачный шар из стеклосплава. В нем содержалось что-то, выглядевшее похожим на чистый природный кристалл размером примерно с голову человека. Он сиял странным внутренним светом. На первый взгляд он напоминал кварц, но более длительное изучение показывало, что здесь был уникальнейший силикат.

Центр кристалла был полым и имел неправильные очертания. Он был полон темно-бордовых и зеленых частиц, плававших медленно, как во сне, в прозрачной вискозной жидкости. Частицы были мелкими, как пылинки. Местами они почти достигали стенок кристалла, хотя у них, в общем, имелась тенденция держаться компактно вблизи от его середины. Иногда бархатистые пылинки резко дергались и носились кругом, словно подгоняемые какой-то невидимой силой. Флинкс, как загипнотизированный, уставился в его смещающиеся глубины…


На Земле жил богатый человек по фамилии Эндриксон, который последнее время, казалось, ходил будто во сне. Семья его любила, и друзья были очень привязаны к нему. Им также, сквозь зубы, восхищались конкуренты. Эндриксон, хотя в данный момент он выглядел кем угодно, только не человеком острого ума, был одним из тех странных гениев, которые сами не обладают никакими творческими способностями, но проявляют вместо этого редкую способность распоряжаться и направлять таланты людей более одаренных, чем они сами.

В 5:30 вечера 25 числа пятого месяца Эндриксон шел медленнее обычного по тщательно охраняемым коридорам Завода. У Завода не было названия – предосторожность, на которой настояли нервные люди, чьим занятием было беспокоиться о таких вещах, – и он был построен на западном склоне Анд.

Проходя мимо трудившихся на Заводе мужчин, женщин и инсектоидных транксов, Эндриксон приветливо кивал и всегда удостаивался почтительного ответа. Они все двигались в противоположном направлении, поскольку рабочий день для них закончился. Они все были в пути – эти очень, очень талантливые существа – к себе домой в Сантьяго, Лиму, Дели и Нью-Йорк, а также в земные колонии транксов в бассейне Амазонки.

Один, еще не сменившийся с дежурства, вытянулся по стойке смирно, когда Эндриксон завернул за угол в последний защищенный переход. Увидев, что посетитель не был его непосредственным начальником – господином, носившим свое раздражение, как и свое нижнее белье, поверх брюк, – хорошо вооруженный охранник расслабился. Эндриксон, знал он, был другом всем.

– Здравствуйте… Дэвис, – медленно произнес босс.

Дэвис отдал честь, а затем внимательно изучил шефа, обеспокоенный его внешним видом.

– Добрый вечер, сэр. Вы уверены, что чувствуете себя хорошо?

– Да, спасибо, Дэвис, – ответил Эндриксон, – у меня в последнюю минуту возникла одна мысль… Это ненадолго. – Он глядел на какой-то светящийся предмет неправильной формы, который держал в ладони. – Не хочешь ли посмотреть мое удостоверение личности?

Охранник улыбнулся, осмотрел необходимую полоску обработанного пластика и пропустил Эндриксона в камеру, за которой находилась мастерская, огромная пещера, дополнительно расширенная точным инженерным расчетом и необходимостью. Это было сердце Завода.

Уверенной походкой Эндриксон спустился по лестнице на опечатанный этаж увеличенной пещеры, проходя мимо громадных машин, длинных верстаков, и величественных сооружений из металла и других материалов. Мастерская была сейчас пустынна. Она останется такой до тех пор, пока не явится, пять часов спустя, утренняя смена.

Пройдя треть этажа, он остановился перед внушительной дверью из серовато-коричневого металла, единственным разрывом в сплошной стене из того же материала, что отгораживал просторную часть пещеры. Пользуясь свободной рукой и в то же время по-прежнему уставясь на предмет в другой руке, он вынул кольцо с несколькими металлическими цилиндриками. Он выбрал цилиндрик, прижал большой палец к выемке на его конце, а затем вставил другой конец в дырочку на двери и толкнул его вперед. Механизм двери произвел и поглотил сложную серию излучений. Они вынесли суждение о цилиндрике и о державшей его личности.

Удостоверившись, что цилиндрик закодирован как надо и что его владелец находится в устойчивом психологическом состоянии, дверь пропела тихое согласие и утонула в полу. Эндриксон прошел, и дверь, заметив его прохождение, снова поднялась, закрыв щель позади него.

Впереди обрисовалось не совсем законченное устройство, почти заполнявшее собой эту часть пещеры. Оно было окружено внимательной армией приборов: следящими устройствами, отдыхающими инструментами, контрольными пультами и бесконечными пробирками с разнообразными компонентами.

Эндриксон игнорировал этот знакомый коллаж, и целеустремленно направился к единственному черному пульту.

Он задумчиво посмотрел на его переключатели и датчики, а затем воспользовался еще одним из цилиндриков на кольце, для того чтобы вернуть пульт к жизни. Лампочки послушно вспыхнули, а датчики зарегистрировали для него величины.

Над ним вырисовывалась огромная масса незаконченного КК-двигателя звездолета. Окончательное завершение будет и должно быть только в свободном космосе, поскольку активированное позигравитационное поле двигателя, взаимодействуя с гравитационным полем планеты, произвело бы серию землетрясений и тектонических смещений в масштабах катаклизма.

Но этот факт Эндриксона в данный момент не волновал. Им овладела куда более интригующая мысль. Достаточно ли завершен двигатель, чтобы функционировать? Ему хотелось знать. Почему бы не получить интересные факты из первых рук…

Он взглянул на красоту в своей ладони, затем воспользовался вторым цилиндриком, чтобы отпереть плотно запечатанную коробку на одном конце черного пульта. Под кожухом коробки находилось несколько кнопок, сплошь покрытых ярко-красной эмалью. Эндриксон услышал, как где-то визгливо взвыл клаксон, но сигнал тревоги умолк, когда он включил кнопки в правильном порядке. Он предвкушал огромное удовольствие. С активацией переключателей жидкого состояния по монолиту из стекла, пластика и металла начали растекаться команды. Далеко за противоположной стороной двери Эндриксон слышал крики и топот бегущих людей. В то же время была активирована термоядерная искра, и Эндриксон увидел полное зацепление, зарегистрированное на надлежащих мониторах.

Он удовлетворенно кивнул. Замкнулись последние реле, связавшие с механизмом встроенный в двигатель компьютерный мозг. На короткую секунду поле Курита-Кита обрело существование. В голове Эндриксона на миг мелькнула мысль, что такое никогда не следует делать иначе как в глубине свободного космоса.

Но последние мысли он посвятил изысканной красоте и странным словам, заключенным в предмете, который он держал в руке…

Будь двигатель закончен, могла бы произойти крупная катастрофа. Но он не был завершен, и поэтому поле быстро распалось, не способное поддержать само себя и распространиться до своего полного, двигательного диаметра.

Поэтому, хотя в шестистах километрах, в центре Вальпараисо, вылетели окна, опрокинулось несколько старых зданий и треснула древняя колокольня церкви Санта Авила де Севиль, лишь немногие вещи в непосредственной близости претерпели сколько-нибудь значительные изменения.

Однако Эндриксон, Завод и близлежащая технологическая община Санта Роза де Кригтобаль (населением 3200 человек) исчезли.

Гору высотой в 1352 метра, у подножия которой поднялся городок и в недрах которой был высечен Завод, сменил окруженный расплавленным стеклом кратер глубиной в 1200 метров.

Поскольку логика настаивала, что это событие не могло быть ничем иным, помимо несчастного случая, именно так и постановили специалисты, вызванные найти объяснение, специалисты, не имевшие доступа к той самой красоте, которая так совершенно ослепила ныне испарившегося Эндриксона…


Флинкс моргнул, пробуждаясь от тантализирующей красоты янусского кристалла. Он продолжал пульсировать своим ровным, естественным желтым люминесцентным светом.

– Вы видели когда-нибудь прежде такой камень? – спросил Чаллис.

– Нет, хотя я слышал о них. Я достаточно знаю, чтобы узнать его.

Чаллис, должно быть, коснулся какой-то скрытой кнопки, потому что на краю стола обрел жизнь свет низкой интенсивности. Пошарив во встроенном в стол ящике, коммерсант достал небольшой предмет, напоминавший абстрактную деревянную скульптуру птицы в полете, с опущенными крыльями. Он был сработан так, чтобы налезать на человеческую голову. Гладкие в целом очертания прибора нарушали только несколько видимых проводов и модулей.

– Вы знаете, что это такое? – осведомился коммерсант.

Флинкс признался, что не знает.

– Это шлем оператора, – медленно объяснил Чаллис, помещая его на свои жесткие волосы. – Шлем и заключенные в этом столе механизмы транскрибируют человеческие мысли и передают их в кристалл. У камня есть определенное свойство.

Чаллис произнес "свойство" с таким благоговением, какое большинство людей приберегают для описания своих богов или возлюбленных.

Коммерсант прекратил возиться с невидимыми кнопками и со шлемом. Он сложил руки перед своим сжатым брюхом и уставился на кристалл.

– Сейчас я кое на чем сосредоточусь, – тихо сказал он своему очарованному слушателю. – Это требует небольшой тренировки, хотя некоторые могут обойтись и без нее.

Пока Флинкс увлеченно следил, частицы в центре кристалла начали перестраиваться. Их движение перестало быть хаотичным, и было ясно, что направляли эту переаранжировку мысли Чаллиса. Здесь было нечто, о чем ходили слухи, но что имели честь видеть немногие только очень богатые люди.

– Чем больше кристалл, – продолжал Чаллис, явно напрягаясь, – тем больше цветов присутствует в коллоиде и тем ценнее камень. Общим правилом является только один цвет. Этот камень содержит два и является одним из самых больших и прекрасных, что существуют, хотя даже маленькие камни – редкость.

Есть камни с присутствующими примесями, создающие трех– и четырехцветные демонстрации, и известен один камень с пятицветным содержанием. Вы бы не поверили, узнав, кому он принадлежит и что с ним делают.

Флинкс следил, как пылинки в центре кристалла начали принимать полутвердую форму и облик по указаниям Чаллиса.

– Никто, – продолжал коммерсант, – не сумел синтезировать маслянистую жидкость, в которой плавают взвешенные цветные частицы материи. Если кристалл разбить, восстановить его невозможно. И равно нельзя перенести коллоид полностью или частично в новый контейнер. Трещина в сложном жидкокристаллическом образовании уничтожает индивидуальный пьезоэлектрический потенциал камня. К счастью, кристалл так же тверд, как и корунд, хотя и не приближается по прочности к предметам из дюралесплава.

Хотя контуры постоянно смещались и дрожали, ни на секунду не становясь совершенно твердо зафиксированными, они приняли узнаваемые очертания нескольких личностей. Одна, похоже, была женщиной с преувеличенной фигурой Юноны. Из других один был гуманоидным самцом, а третий – чем-то совершенно чуждым. Вокруг них поднялось двухстороннее помещение, наполнившееся странными предметами, никогда не сохранявшими свою форму больше чем на несколько секунд. Хотя их формы постоянно менялись, производимое ими впечатление – нет. Флинкс увидел вполне достаточно, чтобы желудок вывернулся наизнанку, прежде чем все в кристалле растворилось вновь в облако светящейся пыли.

Оторвав взгляд от кристалла и подняв глаза, он заметил, что коммерсант снял шлем и вытирал пот надушенным платком с высокого лба. Освещенное приглушенным светом, скрытым внизу за краем стола, его лицо стало физиономией неразборчивого в средствах маньяка.

– Легко начать, – утомленно пробормотал он, – но дьявольски трудно поддерживать реакцию. Когда твое внимание переключается на одну фигуру, остальные начинают распадаться. А когда в пьесе требуется представить сложные действия нескольких таких созданий, это почти невозможно, особенно когда есть склонность становиться столь увлеченным… действием.

– Какое все это имеет отношение ко мне? – прервал его Флинкс. Хотя вопрос был адресован Чаллису, его внимание было приковано к этим двум полуощутимым фигурам, охранявшим выход. Ни Нолли, ни Нангер не шевелились, но это не означало, что они ослабили свою бдительность. И охраняемая ими дверь едва ли окажется незапертой. Флинкс разглядел несколько отверстий в выходившей на город стене из стеклосплава от пола до потолка, но он знал, что там ждал отвесный скат на улицу по меньшей мере в пятьдесят метров высотой.

– Видите ли, – уведомил его Чаллис, – если я не стыжусь признаться, что я унаследовал самый преуспевающий семейный бизнес в виде "Чаллис Компани", то я не считаю также себя и дилетантом. Я улучшил дела фирмы благодаря приобретению людей со многими различными талантами.

Он показал на дверь:

– Дорогой Нолли и Нангер два таких примера. Я надеюсь, что вы, мой милый мальчик, будете еще одним.

– Я все еще не уверен, что понимаю, – медленно произнес, лукавя, Флинкс.

– Это можно легко исправить. – Чаллис растопырил и поднял пальцы. – Чтобы удержать взвешенные частицы при манипулировании этой, состоящей из частиц, глиной, требуется особого рода мозг. Мои мысленные сценарии сложны, чтобы наслаждаться ими, мне требуется вспомогательный мозг. Ваш! Я проинструктирую вас относительно своих желаний, что я желаю и вы исполните мои замыслы.

Флинкс мысленно вернулся к тому, что он мельком увидел несколько минут назад в незавершенной пьеске, к тому, что сотворил Чаллис внутри крошечного божьего мира кристалла. Во многих отношениях он был куда более зрелым, чем полагалось для его семнадцати лет, и он в свое время повидал много вещей. Хотя кое от чего из этого вырвало бы и опытного солдата, большинство из них были безвредными извращениями. Но под всей выраженной Чаллисом поверхностной сердечностью и вежливыми просьбами о сотрудничестве бурлило глубокое озеро неочищенных сточных вод, и Флинкс не собирался служить коммерсанту в нем лоцманом.

Выживание на рынке Драллара с детства сделало Флинкса в какой-то мере реалистом. Поэтому он не отверг с ходу предложение коммерсанта и не высказал того, что было у него на уме: "Вы вызываете у меня тошноту и отвращение, Конда Чаллис, и я отказываюсь иметь какое-то отношение к вам или к вашим болезненным фантазиям". Вместо этого он сказал: – Я не знаю, откуда у вас появилась мысль, что я могу оказать вам такую помощь.

– Вы не можете отрицать свое собственное прошлое, – хихикнул Чаллис. – Я собрал на вас маленькое, но интересное досье. Самое примечательное, что ваши странные таланты заметно фигурировали в помощи одному моему конкуренту по имени Максим Малайка. Перед этим и последующими инцидентами вас замечали демонстрировавшим экстремальные психические способности посредством дешевых цирковых фокусов ради получения нескольких кредитов от прохожих. Я могу предложить вам существенно больше за применение ваших талантов. Отрицайте это, если сможете.

– Ладно, допустим, я могу сделать несколько фокусов и одурачить несколько туристов, – уступил Флинкс, изучая в то же время соединявшие его запястья тонкие серебристые браслеты и пытаясь найти скрытую защелку. – Но то, что вы называете моими "талантами", – неустойчиво, и большую часть времени не поддается моему контролю. Я не знаю, ни когда они возникают, ни почему они пропадают.

Чаллис кивал с сильно не понравившимся Флинксу видом.

– Естественно, я понимаю, что все таланты – художественные, спортивные, любого рода – требуется тренировать, дисциплинировать и развивать до своей полноты. Я намерен помочь вам овладеть вашими. В смысле примера… – Чаллис взял что-то, похожее на древние карманные часы, и нажал на крошечную кнопку. Из легких Флинкса мгновенно исчезло дыхание, и он выгнулся вперед дугой. Его руки сжались в кулаки, когда он содрогался, и он почувствовал себя так, словно кто-то подпилил кости в его запястьях; боль так же внезапно прошла, и он стал способен обмякнуть и повалиться назад, охая и дрожа. Когда он обнаружил, что снова может открыть глаза, то увидел, что Чаллис пристально смотрел в них, выжидательно и заинтересованно. Его взгляд ничем не отличался от взгляда химика, наблюдающего лабораторное животное, только что получившее инъекцию возможно смертельного вещества.

– В этом… не было необходимости, – сумел прошептать Флинкс.

– Возможно, и нет, – бездушно согласился Чаллис, – но это было инструктивным. Я видел, как бегали ваши глаза, пока вы говорили. В самом деле, вы, знаете ли, не сможете выбраться отсюда. Даже если бы вы сумели каким-то образом добраться до центральной шахты лифта мимо Нолли и Нангера, там ждут и другие. – Коммерсант помолчал, а затем внезапно спросил: – Итак, неужели то, что я желаю, настолько отвратительно для вас? Вы будете хорошо вознаграждены. Я предлагаю вам обеспеченное существование в моей фирме. В обмен вы можете отдыхать как вам угодно. Вас будут вызывать только для помощи в управлении камнем.

– Меня беспокоит этичность этого дела, а не жалование, – стоял на своем Флинкс.

– Ах, этичность. – Чаллиса позабавили слова Флинкса, и он не пытался этого скрыть. – Это вы наверняка сможете преодолеть. Альтернатива будет намного менее субъективной. – Он праздно побарабанил двумя пальцами по поверхности псевдочасов.

Притворяясь, что наслаждается всем этим, Флинкс думал. Его запястья все еще подергивались, и боль проникла до самых плеч. Он мог снова вынести эту боль, но не часто. А что-нибудь более интенсивное наверняка выключит его. Его зрение все еще имело тревожную тенденцию терять фокус.

И все же… он не мог сделать того, что хотел Чаллис. Эти образы – у него закрутилось в желудке, когда он вспомнил, – участвовать в таких непристойностях… Нет! Флинкс обдумывал, что сказать, все что угодно, лишь бы предотвратить новую боль, когда к его щеке прижалось что-то сухое и гладкое. За этим последовало легкое, как перышко, ласковое поглаживание по шее чего-то невидимого, но знакомого.

Чаллис явно ничего не увидел в темноте, так как когда он снова заговорил, его голос был таким же ровным, как и раньше. Его пальцы продолжали лениво играть на овальном пульте управления.

– Бросьте, мой дорогой мальчик, нужно ли, в самом деле, растягивать это еще больше? Я уверен, что вы получаете от этого меньше удовольствия, чем я.

Палец перестал барабанить и придвинулся к кнопке.

– Эй!

Крик раздался поблизости от двери, и за ним последовали приглушенные ругательства и смутно воспринимаемое движение. Двое охранников Чаллиса безумно прыгали кругом, размахивая руками и молотя что-то невидимое.

Голос Чаллиса в первый раз сделался злобным и гневным:

– Что с вами случилось, идиоты?

Нангер нервно ответил: – Здесь с нами что-то есть.

– Вы оба выжили из своего жалкого ума. Мы в восьми этажах от поверхности и тщательно экранированы от механического вторжения. Ничего не может быть.

Нангер перебил заверения коммерсанта воплем, с подобным которому мало кто мог когда-либо столкнуться.

Флинкс наполовину ожидал этого. И даже у него от этого звука пробежал по спине холодок. А что это сделало с Нолли или с Чаллисом, ставшим вдруг карабкаться через спинку кресла и шарить у себя на поясе, можно было только догадываться.

Флинкс услышал треск, за которым последовало столкновение с чем-то тяжелым и вышедшим из-под контроля. Это был Нангер. Полулицый плотно прижал к глазам обе руки и дико шатался во всех направлениях.

– Камень… берегите камень! – взревел в панике Чаллис. Двигаясь с удивительной скоростью на четвереньках, он добрался до края стола и ударил по выключателю. Свет мгновенно погас.

В слабом освещении от стены-окна Флинкс смог разглядеть, как коммерсант отсоединил верхнюю часть аппарата, шар, содержавший сам кристалл, и выжидая, осторожно держал его в руках, оберегая от повреждений.

Неожиданно в комнате возник еще один источник света в виде резких перемежающихся вспышек иглолучевого пистолета. Нолли выхватил оружие и отчаянно дрался с налетавшим на него и парившим над ним противником. Затем на столе что-то начало гудеть, требуя внимания, и Чаллис поднял трубку и выслушал. Флинкс тоже прислушивался, но не смог ничего расслышать. Чтобы там ни было сказано, оно извлекло несколько свирепых ответов из коммерсанта, чьи небрежные манеры теперь совершенно исчезли. Он буркнул что-то в микрофон, а затем швырнул его обратно на стол. Взгляд, который он бросил на Флинкса в почти полной темноте, был смесью ярости и любопытства.

– Я вынужден с вами распрощаться, мой милый мальчик. Надеюсь, у нас будет возможность встретиться вновь. Я думал, что вы всего лишь нищий со слишком большими для своей головы талантами. Вы явно нечто большее. Сожалею, что вы не выбрали сотрудничество. Ваша материнская линия намекала, что вы могли бы. – Чаллис усмехнулся. – Я никогда не повторяю ошибок. Считайте это предупреждением.

Все еще ползя на четвереньках, он проделал путь до скрытой двери. Когда она открылась, Флинкс мельком уловил стоявшую там золотистую фигурку.

– Снова подслушиваешь, отродье? – пробурчал, поднимаясь на ноги, Чаллис. Он дал девочке затрещину, схватил ее за руку. Она заплакала и отвела взгляд от Чаллиса, когда дверь, закрываясь, повернулась.

Когда Флинкс обратил свое внимание на другую дверь, в голове у него уже все завертелось от небрежного замечания коммерсанта. Но прежде чем Флинкс смог обдумать все, что вытекало из этой фразы, он был поражен цунами маниакальной психической энергии, чуть не сбившим его с кушетки. Оно было невообразимо сильным, мощней всего, что он когда-либо получал от человеческого мозга. Оно содержало вопящие образы Конды Чаллиса, медленно распадавшиеся, словно игрушки. Эти видения беспорядочно смешивались с другими картинами, и среди них проплыло несколько изображений самого Флинкса.

Он вздрогнул под таким титаническим воем. Некоторые из мелькавших образов были намного омерзительнее всего, что пытался создать внутри кристалла Конда Чаллис. Мозг коммерсанта, может, и был предельно развращенным, но мозг, стоявший за этой психической бурей, не останавливался на подобной ерунде.

Флинкс уставился на закрывающуюся дверь, видя в последний раз черные глаза на ангельском лице. В этом несформировавшемся теле, понял он, обитал измученный ребенок. И все же даже это откровение не вызвало в нем той же вспышки дикого волнения, что последнее небрежное заявление Чаллиса. "Ваша материнская линия".

Флинкс больше знал о вселенной, чем о своих настоящих родителях. Если Чаллис знал хотя бы слухи о предках Флинкса… пожелание коммерсанта встретиться вновь обязательно сбудется.