"Джокер в колоде" - читать интересную книгу автора (Пратер Ричард С.)

Глава 3

Чтобы попасть из Лагуны в Лос-Анджелес по Санта-Ана-Фривей, требуется всего лишь час времени, а я выехал почти в десять и в одиннадцать тридцать чудесного летнего вечера уже мчался на своем «кадиллаке» с откидным верхом по Сансет-стрит. Верх машины был опущен, приятный ветерок обдувал прохладой мое свежевымытое, свежевыбритое и надраенное кремом после бритья лицо.

Вырядился я шикарно — кремовато-бежевые шелковые слаксы, белый пиджак специального покроя, который не топорщился из-за прилаженного под полой кольта 38-го калибра, белая рубашка и яркий, павлиньей окраски галстук. Я чувствовал себя готовым преодолеть любое препятствие, уготованное мне в тот вечер. Хотя, честно говоря, я не ожидал, что мне понадобится оружие.

Джим жил на высокой стороне Форест-Нолл-Драйв в современном доме из восьми комнат. Особняк прилегал к склону пологого холма, и снизу его поддерживали толстые цементные колонны. Казалось, что он парит в воздухе, как огромное крыло, вознесенное над Сансет-стрит, и в ясную ночь вид мигающих внизу городских огней был великолепен. Дом располагался в уединенном месте, а удачный ландшафт и пышная растительность скрывали его от любопытных назойливых взглядов.

Я ехал по Сансет-Плаза-Драйв, свернул на Форест-Нолл и припарковался на Лорель, у основания длинного пролета деревянных ступенек, что вели к жилищу Джима. Выйдя из машины, я легко поднялся по ним. Далее тянулась покатая земляная тропинка, обрываясь перед уклоном, что и подходил к большому деревянному помосту у боковой двери, ведущей в гостиную. Не успел я подняться по тропинке, как мне почудилось какое-то движение слева.

Здешняя местность изобиловала кустарниками, папоротниками, лопухами, филодендронами и другой тропической экзотикой, включая порхающих райских птичек. Впереди, слева от меня, росли три сенегальские финиковые пальмы, и мне показалось, что шорох исходил именно оттуда.

— Джим? — позвал я. — Это ты?

Ответа не последовало, но что-то там передвигалось, я уже знал наверняка. И быстрее, быстрее. Прочь от меня. Прищурившись, я различил фигуру: припав к земле, человек бежал к узкой улице за домом Джима.

— Стой! — заорал я, и в тот же миг в доме зажегся свет. Я услышал голос Джима. Он открыл дверь, но сноп света упал на меня, а не на того убегавшего парня, и теперь я его почти не видел.

— Стой! — снова гаркнул я, а чудак припустил с такой скоростью, словно за ним гналась свора псов. Но я действительно преследовал его, хотя и недолго. Я прыгнул вперед и тут же поскользнулся на гладкой траве, мои ноги взлетели вверх, и я грохнулся. Пока я поднялся и снова рванул за ним, человек, я понял по звуку, успел забежать далеко вперед. Потом послышался резкий звук акселератора и хлопнула дверца машины. Я достиг улицы как раз в тот момент, когда мелькнули задние огни автомобиля и он скрылся из виду.

Я подошел к деревянному помосту, и Джим спросил тревожно:

— Что за чертовщина?

— Ты знаешь ровно столько же, сколько я. Успел заметить этого парня?

— Только мельком. Не знаешь, кто он? Мы не имели ни малейшего представления о любопытном, поэтому оставили догадки и вошли в дом. Через скрытые колонки пульсировала тихая музыка. От двери три устланные ковром ступеньки вели вниз, в гостиную, которая тянулась почти по всей ширине дома до стены из кедра. За ней размещалась спальня хозяина. С левой стороны поднимались две широкие изогнутые ступеньки, отделяя таким образом часть гостиной. Здесь стоял под углом к камину не совсем белый диван, с потолка свисала металлическая лампа, похоже персидская, низкий бар из темного дерева был завален всякой всячиной, четыре большие пестрые «гаремные» подушки небрежно разбросаны по полу.

— Небось от беготни у тебя пересохло в горле, — предположил Джим, — а у меня есть кое-что выпить, это поможет тебе перевести дух.

Я усмехнулся.

— Как называется твоя отрава?

— Это мой мартини особого рецепта — водка вместо вермута. Или ты предпочитаешь «Бластофф»?

— Вряд ли. Одно только название напоминает мне русского капрала.

— Ничего подобного. Берешь одну часть «кахлуа» и добавляешь четыре части керосина.

— И это можно пить?

— Конечно нет. Просто поджигаешь и смотришь, как оно горит. Но очевидно, ты не способен принять решение. Поэтому я налью тебе своего мартини в пивную кружку и тем пресеку все теоретические умствования.

Мы оседлали стулья возле камина, и я понял, что Джим действительно приготовил свой особенный мартини, плеснув яда в бутылки из-под шампанского и воткнув эти бутылки в серебряные ведерки для вина, наполненные кусочками льда. Шикарно, но вкус…

— Предположим, наши девочки не любят неразбавленный мартини с джином и водкой? — засомневался я.

— Тогда все достанется нам, — грустно произнес он. — Или я скажу им, что это очень дешевое шампанское, но игривое, а? За твое здоровье!

Мы выпили. Неплохо, подумал я. Хотя можно бы и получше. А если честно, мне оно показалось паршивым.

Я сделал добрый глоток и — бац, откуда что берется — вспомнил-таки лицо. Раньше я безуспешно напрягал память, стараясь докопаться, кто же тот парень, которого я видел рядом с Адамом Престоном. Такое случается: тебя гложет мысль, потом ты выбрасываешь ее из головы, забываешь, а она глядь — и возвращается в твое сознание как раз тогда, когда ее совсем не ждешь.

Прошло много лет с тех пор, как я видел те холодные глаза и острые черты, но сейчас словно пленка проявилась. Вспомнил я и его имя. Микки М. — так его звали в кругу нечистых на руку парней и негодяев. Несколько лет назад в Лос-Анджелесе орудовала шайка воров и пьяниц, занимавшаяся выколачиванием быстрых баксов из всего, что только было недозволено, — четверо или пятеро мерзавцев, которыми заправляла харя по имени Луи Грек. Двое из них — Микки М, и Энтони Сайни по прозвищу Муравей. Возможно, Микки с тех пор стал уважать закон, но известно, что большинство подонков, как и леопарды, не меняют своих шкур, и, похоже, среди знакомых Адама есть сомнительные типы. Я спросил Джима:

— Ты не в курсе, не якшался ли Адам когда-нибудь с темными личностями?

Джим испуганно глянул на меня.

— Черт возьми, что за вопрос? Почему ты спрашиваешь?

Я рассказал ему все, что мне было известно о Микки М., упомянул, что видел его с Адамом, и повторил обрывок их разговора, который слышал.

— Не знаю, что все это значит, — заметил я, — но этот сморчок много болтал. Пойми, Джим, я высказал лишь опасение, поскольку такая многомиллионная операция, как Лагуна-Парадиз, — хорошая приманка для того, чтобы теперешние мускулистые парни попробовали на ней свои зубы.

Какое-то время Джим сидел и хмуро молчал. Потом спросил:

— Он упоминал Бри? Этот сморчок?

— Да. Это все, что я слышал, одно только слово. Или имя. Тебе оно о чем-нибудь говорит? Лицо Джима разгладилось.

— Вероятно, он имел в виду Бри-Айленд.

— А что такое Бри-Айленд?

— Маленький остров, расположенный в пятидесяти милях от берега. Знаешь, Шелл, если проект Лагуны выгорит, остров будет следующим объектом в ряду подобных. Планируется разработка проектов в Баха, штат Калифорния, Монтеррей-Парадиз и, может, недалеко от Торрей-Пайнз. Есть, правда, один, который мне действительно хотелось бы осуществить, — Парадиз-Айленд. — Он уставился в одну точку и замолчал, обдумывая близкое будущее. — На Бри-Айленде будет выстроен большой отель, бассейны, пляжи, хижины, даже зал для гольфа; и там будет маленькая бухта, где можно спускать на воду прогулочные яхты.

— Ты владелец острова?

— Нет. Остров принадлежит Адаму. Когда он неожиданно появился в октябре, я хочу сказать, когда мы с ним познакомились, он только что его купил. У него тогда не было особых планов, но, когда мы начали вместе работать над проектом Лагуны, у нас возникла заманчивая идея благоустроить остров. — Он тревожно улыбнулся. — Если только проект Лагуны не лопнет, вот такие дела. Несколько раз я ездил с Адамом на остров и осматривал его, а в последние месяцы Адам вообще там днюет и ночует. Он сильно воодушевился, сколотил команду — они изучают остров, расчищают территорию, строят лачуги. В любом случае следующим шагом будет Парадиз-Айленд. Как ты находишь этот проект?

— Грандиозно. Для начала придержи хижину для меня. Но какое отношение имеет к вашим замыслам Микки М.?

— Может, он тут и ни при чем. За исключением того, что ты сказал, — вроде он упомянул Бри? Должно быть, он говорил о Бри-Айленде. — Джим нахмурился. — Интересная штука получается: в прошлое воскресенье, когда мы открыли Лагуну, вечером появился парень, который разговаривал с Адамом насчет острова, уговаривал его продать.

— Тоже тип вроде Микки М.? Джим хохотнул.

— Вряд ли. Такой безобидный старикан по имени Лоример. Гораций Лоример.

— А зачем мистеру Лоримеру понадобился остров?

— У него там фабрика, в северной части. Я так понял…

— Одну минуту. Фабрика — на острове? Какая, к черту, фабрика, что там производят?

— Какой-то завод по переработке пищевых продуктов. «Хэндифуд инкорпорейшн», мне кажется, так он называется.

— Переработка продуктов… на острове, да? Бред какой-то. Черт, каким же образом они транспортируют продукцию? Кстати, а рабочие тоже живут на острове или как?

— У Лоримера имеется яхта, приспособленная для доставки грузов в порты, расположенные вдоль побережья, и мне кажется, большинство рабочих живут на острове целую неделю, а в случае необходимости переправляются на берег и обратно в лодке компании. Не могу точно сказать, чем они там занимаются, я никогда не видел фабрику. Но Адам побывал там несколько раз и может рассказать о ней подробнее, если тебе интересно.

— Хотелось бы. Ты говоришь, в прошлое воскресенье Лоример беседовал с тобой и с Адамом насчет острова?

— Не со мной, только с Адамом. Они уединились в модельном доме, и я слышал лишь часть разговора, перед тем как вошел туда. — Он прищурился. — Они заткнулись, как только увидели меня. Теперь, когда я думаю об этом, их поведение кажется мне странным. При случае я заикнулся об этом в разговоре с Адамом, и он объяснил, что, когда покупал остров, в договоре предусматривалась сдача в аренду Лоримеру или его корпорации северной части, той самой, где расположено их предприятие. Почему-то сейчас Лоример заинтересован выкупить остальную часть и завладеть всем островом. Видишь ли, между мной и Адамом существует лишь джентльменский словесный договор, ничто не зафиксировано документально, и, как бы там ни было, остров принадлежит ему — он волен делать с ним все, что захочет. Хозяин барин. Он убеждал меня, что уступать не намерен даже за крупную сумму, пока у нас имеются планы развивать его южную часть.

Я отхлебнул еще мартини, или что там было в бокале, и серьезно обеспокоился, не растворится ли в этом пойле мой язык.

— Интересно было бы все-таки узнать, какое отношение это имеет, и имеет ли вообще, к Микки М. Джим перебил меня:

— К черту Микки М. У меня нет никакого настроения перемалывать ерунду, приятель. Сегодня ночью я настроен на…

Он замолчал, подыскивая подходящую фразу. И, заполняя паузу, на помощь пришел звонок — он мелодично прозвучал три раза: динь-динь-дон. Я взглянул на свои часы. Без десяти двенадцать. Кому-то из девчонок здорово не терпелось. Сердце радостно екнуло.

Джим взвизгнул:

— Я открою!

— Может, это ко мне?..

— Жди! — хмыкнул он, рванулся к двери и распахнул ее. — Дорогая! Ты пришла! Ты вернулась! — Он лепетал какой-то вздор насчет того, что виноват, ужасно раскаивается, и вдруг запнулся. — В чем дело? Ты можешь войти, дорогая.

Секунды тянулись довольно долго, я терзался в догадках, кто к нам явился. Наконец в комнату вплыла Ева. Виляя бедрами, она прошествовала мимо Джима, заметила меня, махнула рукой, потом нацелила большой палец на хозяина и похлопала себя по голове. Я кивнул в ответ и тоже похлопал себя по голове — надо же уметь держаться в высшем обществе. Джим сопроводил Еву к бару, снял с ее плеч легкое оранжевое пальто, шажками отступил назад и окинул ее взглядом, полным восхищения. От избытка чувств он даже присвистнул.

Понятно почему. Есть ткань, которая называется джерси, из нее иногда шьют женскую одежду, и джерси обтягивает тело так плотно, что вас можно принять за нудиста. А Ева сейчас была одета именно в такую кожу. Простое платье ярко-оранжевого цвета с глубоким вырезом, настолько глубоким, что я невольно недоумевал: или оно уже спадает, или Ева задумала его снять немедленно.

Джим торжественно изрек:

— Леди, мне придется промыть глаза мылом, они ослеплены. Вы выглядите сказочно!

Снисходительно улыбаясь, Ева намеренно дотронулась до своих блестящих, прекрасно уложенных черных волос и поблагодарила. Затем спросила, глядя на бутылки с отравой:

— Что это? Шампанское?

— Ну… не совсем, — замялся Джим. — Хочешь попробовать?

Она посмотрела на Джима, улыбнулась, быстро окинула взглядом меня, снова перевела зеленые глаза на обалдевшего воздыхателя.

— Хочу, — согласилась она. И все. Одно слово. Практически книга. Джим плеснул содержимое бутылки в бокал для шампанского, Ева сделала изящный глоток и… неизящно скривилась.

— Что за чертовщина? — пролепетала она и лишь потом:

— Ух!

— Хорошо, да? — спросил Джим улыбаясь.

— Ох, изумительно. — Она, как актриса, выдержала паузу. — Это соляная кислота, я угадала?

— Если хочешь, я могу приготовить что-нибудь другое.

— Ничего, сойдет. Во всяком случае, мне все равно. Что-нибудь другое может оказаться похуже на вкус.

Мы все выпили, дружно выдохнули «Ах», поболтали немного о том, что мы пьем, потом послышалось: динь-динь-йон.

— Теперь открою я.

Я рванулся, как на стометровке, и открыл дверь. Пришла Лори. Все, что творилось с моей нервной системой в первый раз, когда я увидел ее, пошло по второму кругу, но с усилением. На ней было черное платье с клинообразным вырезом, а тонкая полоска на шее под названием «хомут» грациозно подпирала ее головку. Хомут, я думаю, не имеет свойства лишать дара речи, и все же я молча смотрел на нее. Сердце, заметьте, тоже притаилось, замерло.

Наконец она прервала затянувшееся молчание:

— О, проклятье! Ты не помнишь меня! Это вывело меня из оцепенения.

— Как не помню? — запротестовал я. — Ты… ах, ух… Ты — Люси, нет, Анна… Арли? Кэтти? Рейчел? Джой? — По-моему, я свихнулся. — Френси? Френк? Билл?

— Вот я кто! — Она театрально поклонилась и прошла мимо меня, а я отступил в сторону, ломая голову над ее именем.

Вскоре мы вчетвером сидели возле бара, и Лори, успев справиться о том, во что предстоит вонзить свои зубки, отхлебнула коктейль и сказала:

— Замечательно! Замечательно, не правда ли? — При этом она ужасно морщилась и яростно мотала головой, как норовистая лошадка.

— Крепкое да? — спросил я. — Бодрит, да? Она уставилась на меня, а ее глаза медленно сошлись к переносице.

— Однажды меня укусила джиновая змея, — сообщила она, — с ядовитыми вермутовыми зубами. Очень похоже.

— Никакого вермута, — подпрыгнул возмущенный Джим.

— Джим, не перейти ли нам на «Бластофф»?

— Нет, Шелл, только не это, у меня есть кое-что позанятнее. Девочки, как вы относитесь к водке из горячих стаканов? Когда втягиваешь носом пар?

— Вариант газовой камеры, — предположил я.

— Я попробую нюхнуть, — согласилась Лори, а Ева налегла на свой «джинтини», или как там его, опередив подругу. Джим щедро наполнил ее бокал снова.

Итак, каждый из нас одолел по три бокала адской смеси, и когда Джим поинтересовался: «Мы будем есть?», Лори воскликнула: «Почему бы и нет?», а Ева сказала: «Ах, сначала плесни мне чего-нибудь для аппетита», а я пробурчал: «Пьем, пока не лопнут горячие стаканы».

Джим скомандовал:

— Все, расслабляемся. — Я с шумом пропустил сквозь губы воздух, Ева зевнула во весь рот, Лори тихонько соскользнула на пол, а Джим продолжал как ни в чем не бывало:

— Потому что я собираюсь приготовить ужин. И, детки, знайте: вас ожидает огненный ужин. Это возбуждающе действует, правда?

— Иди и готовь ужин, — приказала Ева.

— Едим из картонных тарелок, — добавила Лори. — Чистота посуды — за мной.

Джим метнулся куда-то, где его не было видно, потом позвал меня на помощь. Через несколько минут мы все удобно разместились на полу, на гаремных подушках, и Джим принялся за работу.

Несмотря на бестолковую возню, ночной ужин удался на славу. Джим забросил все, что нашлось на столе — вернее, на полу, — в электрическую кастрюлю, и блюдо получилось восхитительным, к тому же, шутливо священнодействуя, он продемонстрировал нам настоящее шоу.

Мы начали с разогретого сливочного сыра, макая в него кусочки засохшего черного хлеба, потом ели пряный суп и еще одно блюдо, в котором большие сочные кусочки филе-миньон шипели, шкварились и скручивались с божественным набором приправ. Наконец Джим брызнул в бокальчики для бренди несколько капель коньяка «Реми Мартин», взболтал, чтобы жидкость покрыла внутренние стенки, поджег и подождал, пока голубые языки пламени прогреют стекло, а потом налил каждому солидную порцию бренди. После огненного ужина в желудке и теплого ликера было бы странно, если бы нас постепенно не окружила аура греховной сладости. Или сладкого греха.

Как ни называй, это было здорово.

Выслушав восторженные комплименты в адрес своих кулинарных способностей, Джим объявил:

— А сейчас, друзья, фильмы.

Каждый волосок у меня на голове, от шеи до ушей, ощетинился, почуяв неладное. Я поплелся вслед за Джимом в чулан, откуда он извлек шестнадцатимиллиметровый проектор и экран, и спросил, чувствуя все большую тревогу:

— Джим, что ты задумал?

Он только улыбнулся и сказал, что экран покажет.

Что за чертовщину он собирается нам показывать?

— Джим, какое кино?

— Увидишь, — буркнул он.

Я знал, что Джим превосходный фотограф: фото— и киносъемка были одними из многочисленных и любимых занятий моего друга. Может, он собирался показать нам домашний фильм о своем путешествии на Гавайи? Только он никогда не был на Гавайях. Я уверен в этом. И больше всего меня смущало присутствие девушек. Мне казалось, что, когда на экране замелькают первые кадры, обязательно появится какой-нибудь ссутулившийся усатый тип и будет вертеться и подглядывать в окно за красоткой, которая делает что-то ужасное.

Еле волоча ноги, я вошел вместе с остальными в гостиную. Захватив с собой подушки, мы разместились на полу. Джим погасил свет, включил проектор и объявил:

— Этот фильм снимал я сам.

— И ты рискнешь нам его прокрутить?

— Будь уверен, он покажется тебе интересным.

— Что ж, — вздохнул я, — посмотрим. Я повернулся и уставился на экран широко раскрытыми, полными тревоги глазами.