"Казнить его дважды" - читать интересную книгу автора (Пратер Ричард С.)

Глава 13

Покинув Уэверли, я поехал обратно, к себе в отель «Спартан». В спальне я нашел пальто, в котором был в тот вечер. В его кармане обнаружил смятый и сырой клочок бумаги, который я туда засунул.

Этот текст не был отрывком из «Правдивых признаний о страданиях». Но это были действительно страдания: письмо на одной странице, написанное Аманде Дюбонне одним из тех несчастных, о которых говорил Уэверли. По крайней мере, я так предполагал, потому что ни в самой бумаге, ни в строчках не было ничего, что говорило бы об этом. Но может быть, что-то можно было прочесть между строк…

Я внимательно прочитал письмо, но так и не отыскал ничего, что могло бы привести меня к автору. Ни малейшего проблеска. По крайней мере, я ничего не нашел. Я перечитал его три или четыре раза, а потом забыл о нем. На некоторое время.

Потом вернулся к своему списку и начал по порядку звонить, думать, говорить. Мне надо было разобраться с троими людьми — Наташей Антуанетт, Мадлен Уиллоу и Джереми Слэйдом.

Плюс описание и вопрос: «Кто он?» Это был гангстер, принимающий участие в шантаже, рэкетир-сборщик. Описание ограничивалось только тем, что мог передать мне Уэверли со слов рыдавшей Наташи: крупный мужчина, не очень опрятный, лысоватый спереди и с длинными волосами, спадавшими на плечи, может быть темными, может быть седоватыми. По какой-то причине она особенно отметила его ноги. Уэверли пытался передать ее красочное описание этих необычных конечностей: «Они были самые большие из тех, которые я когда-либо видела, не считая гиппопотама. Боже, это были те еще ноги!»

Немного, но, может быть, и хватит. Итак: большой и нескладный, наполовину лысый, с несоразмерно большими ногами. Он посетил Наташу в восемь вечера, а перед девятью она была уже у Уэверли.

Покончив с размышлениями, я связался с полицией. Никакой помощи и никаких продвижений. Я узнал, какой сорт сигарет курил убийца Наташи. Он и несколько миллионов других людей.

Я поговорил с Мадлен Уиллоу. Сейчас она выглядела точно сама смерть. Эдак лет на сто шестьдесят, и плюс в каждом килограмме ее веса было две трети жира. Вот так она выглядела. А когда-то эта женщина, бывшая актриса, была хороша безо всякого преувеличения. Она дебютировала более тридцати лет назад в фильмах второго разряда, где целовала героя в шею, а потом била его. Танцевала на нью-йоркских балах на пуантах. Сейчас в это трудно было поверить. Она танцевала на пуантах.

— Аль Джант? Кто? Конечно, я его не знаю, кто бы он… Кто? Альдо Джианетти? — возмущенно восклицала она. — С вами что-нибудь не в порядке, молодой человек. Конечно, это были мои деньги. Я сделала тысячи, миллионы, когда была звездой. Я — что? Конечно, это были мои деньги. Я же говорю вам, я никогда не слышала об… Я пожалуюсь на вас властям, молодой человек. Я доложу о вас.

Я сказал ей, черт возьми, я ведь только спрашиваю, и оставил ее, узнав именно то, что ожидал, — ничего. Но еще оставалось много разных других путей.

Всю вторую половину дня я размышлял о голубоглазой Шерри Дэйн. Я дважды звонил и говорил с ней, частично для того, чтобы спросить, не вспомнила ли она еще чего-нибудь о киллере. А еще и для того, чтобы предупредить ее побольше быть дома и по возможности никуда не ходить, потому что и ее могут застрелить. Чем больше я узнавал об этом деле или строил догадок, тем больше я тревожился об этой актрисе.

А может быть, мне надо было больше беспокоиться о себе самом.

Это случилось, когда я меньше всего ожидал.

В тот день к вечеру за мной вполне могли следить. Только время от времени, я могу сказать это без всякого хвастовства. Заметить хвост и избавиться от него — для меня самое привычное дело. Это просто эпизод из жизни детектива, часть его работы, так же как для бухгалтера правильно вести его книги. И тем не менее они могли без особых трудностей определить линию моего поведения, куда я пойду дальше или что буду делать в течение ближайшего часа или двух.

Было около пяти часов дня, и я в течение двух последних часов объезжал членов съемочной группы Слэйда — как исполнителей, так и техников. Я надеялся, что кто-то из них — находясь один на один со мной и без опасения, что кто-то услышит его сообщение, — что-то добавит к моей разрозненной информации. Но никто из них ничего не мог дополнить. Любой, понимающий, что я делаю, мог в конце концов вполне логично допустить, что я обращусь и к другим членам съемочной группы, и определенно — к руководителям, и проявлял осторожность в разговоре со мной.

Вот так. Потом я убедился в этом. Но чтобы остаться в живых, вы должны предвидеть такие вещи заранее. Поэтому кто может быть уверен, что он останется живым?

И в течение двадцати секунд я в этом совсем не был уверен.

Я остановил машину у кромки тротуара на Палм-Драйв, около двухэтажного дома Вивиан Вирджин в Беверли-Хиллз. Я вышел из машины, думая о том, что Вивиан — истинная женщина, а мне нравились многие женщины, и я надеялся, что если она дома и даже не поможет мне в моем деле, то…

И это все, о чем я успел подумать.

Сначала я услышал свист пули у моей головы, а уж потом — треск выстрела. Забавно, какие мысли проносятся в голове в подобные минуты. Я думал: стреляли не из винтовки, по крайней мере не из той самой винтовки, потому что я слышал выстрел. И еще целых восемнадцать разных мыслей промелькнули в моей голове. Но я не стал задерживаться ни на одной, потому что я уже распростерся в воздухе, сделав такой прыжок, который оказал бы честь крупной газели, и заскользил по газону Вирджин, роя подбородком землю, словно крот. Но это продолжалось недолго.

Я упал на газон и покатился по нему, одновременно между поворотами доставая мой кольт особой модели, 38-го калибра. Я вскочил на ноги и поскользнулся на мокрой траве. И это получилось очень кстати.

Как раз когда моя нога поскользнулась и я начал падать на грудь, я услышал второй выстрел. Третья пуля прошлась по моей спине. Я почувствовал, как подернулось мое пальто и мне обожгло кожу. Возьми он немного пониже, и я больше не встал бы. Но я встал, и на этот раз не поскользнулся.

Пригнувшись, я бросился к дому Вивиан. Стреляли слева, а я бежал правее, подальше от человека с оружием. Я его не видел, у меня было только общее представление о том, где он находился. Но некоторые впечатления нагромоздились в моем мозгу, и я знал, что буду делать. Если не хочу, чтобы в меня попали.

Прозвучал еще один выстрел, но и здесь был промах, потому что я успел заскочить за стену дома и плюхнуться на подстриженный кустарник. За домом Вивиан был еще один, на углу при пересечении двух улиц. Стрелявший был где-то там. Судя по громкому звуку выстрела, он пользовался автоматическим пистолетом 45-го калибра. Поэтому хорошо, что его крупные пули только поцарапали меня. Но я знал, где он находится, и догадался, что он около машины, припаркованной на углу, чтобы можно было быстро уехать. Могло случиться, что бандит был не один, а еще с двоими или троими людьми. Но мог быть и один.

Подбежав к стене дома Вивиан, я ухватился левой рукой за угол, откинулся назад и выстрелил в направлении, откуда стреляли, но взял прицел повыше, чтобы никого не задеть. У меня не было шансов попасть в этого стрелка, но я не хотел зацепить еще кого-нибудь. Мне просто нужно было произвести звуковой эффект, чтобы этот тип подумал, что я стою за углом дома. Еще не замолкло эхо от грохота моего кольта, как я уже стремглав бежал вдоль стены дома, а потом повернул налево, за дом, к перпендикулярной улице.

Между двумя участками тянулась низкая кирпичная стена, и я перемахнул через нее, как через игрушечный барьер. На той стороне был тоже травяной газон, поэтому при беге мои шаги были едва слышны. Прямо передо мной стоял пустой автомобиль, новый «корвейр», это была машина того стрелка. Сначала я этого не знал, но понял в течение нескольких следующих секунд.

Мой расчет строился на том, что этот выродок все еще подстерегает меня, думая, что я стою у того же угла дома Вивиан. Он ждет, когда я высуну голову, чтобы снести ее. Но меня все нет и нет. Он подумает, что потерял меня, ему надоест ждать, и он решит быстро исчезнуть отсюда, чтобы попробовать сделать все в другой раз. Таков, на мой взгляд, был ход его мыслей.

Я все бежал, до тротуара, а потом свернул налево — и увидел прямо перед собой здоровенного громилу, который бежал к автомобилю, с тяжелым пистолетом 45-го калибра в руке. Но дуло его пистолета смотрело вниз, а у меня он был поднят, и все, что мне оставалось сделать, — это только чуть-чуть изменить его положение, чтобы прицелиться прямо в середину его тела.

Мы увидели друг друга одновременно. Но все же была маленькая разница. Я-то ожидал увидеть бандита. И этой маленькой разницы оказалось вполне достаточно. Если бы мы оба продолжали бежать, то мы врезались бы друг в друга. Но каждый из нас попытался остановиться. Я сбавил скорость и даже немного проскользил по тротуару, согнув ноги в коленях, а он хрипло закричал от неожиданности и направил на меня пистолет.

Но я раньше спустил курок пистолета. Пуля угодила ему в верхнюю часть груди, но парень устоял на ногах. Он тут же выстрелил. Пуля попала в тротуар позади меня и с завыванием рикошетом отскочила от бетона. Бандит был совсем близко от меня, когда я сделал второй выстрел, и только потом мы столкнулись, довольно сильно. Ствол моего кольта уперся ему в живот, я втиснул его поглубже и выпустил в него третью и последнюю пулю.

Но столкновение наших тел было еще сильнее, чем удар пули, и он грохнулся на землю. Бандит упал на бок, пистолет, грохоча по бетону, отлетел прочь. Потом повернулся и с трудом сел, упершись руками в тротуар. Так сидел он несколько мгновений с выражением смятения на лице. Потом кровь хлынула из всех трех дыр в его теле.

Детина зарычал, подался вперед, подтянулся на руках и, шатаясь, поднялся на ноги. Это был крупный сукин сын и очень сильный. Вернее, он был очень сильным. Поднятые кулаки бандит медленно сжимал и снова разжимал. Но он не мог достать до меня. Было уже поздно. Его горло судорожно задергалось. Рот открылся. Он издал странный звук, и на его губах показалась кровь, которая начала заливать подбородок.

Киллер наклонился вперед, сплюнул и с шумом грохнулся на тротуар. Словно он был привязан веревкой и ее внезапно разрезали. Упал как мешок с мукой, будто все его мускулы одновременно лишились силы. Голова глухо стукнула о тротуар. Все тело его обмякло, кишечник и мочевой пузырь тут же опорожнились, кровь хлынула изо рта и образовала на тротуаре лужу, в которой можно было различить и остатки его ленча. Бандит лежал, уткнувшись лицом в тротуар, среди своих собственных крови и испражнений.

Вот урок для тех, кто хотел бы стать киллером: или не промахивайся при первом выстреле, или ешь немножко, сходи в сортир, прими клизму и умри опрятно.

Мерзко? Конечно мерзко. Насильственная смерть всегда выглядит мерзко. В ней нет ничего привлекательного. Есть подонки, которые считают, что это очень мужественно, круто, шикарно — носить с собой пистолет или выкидной нож. Им не вредно было бы увидеть, как прощаются с жизнью взрослые негодяи.

А этот был крупным. Крупным и лысоватым спереди. Его воротник был не просто грязным, а очень грязным. Его выдавали большие ноги. Я и сам ношу обувь большого размера, но два его ботинка по длине равнялись трем моим.

Так вот они, большие ноги.