"Дело «Кублай-хана»" - читать интересную книгу автора (Пратер Ричард С.)

Глава 6

Если бы я не находился в состоянии шока от встречи с Мисти, наверняка испытал бы его, войдя в «Сераль». Такой волшебной красоты я еще не видел.

Я раздвинул цветной занавес из нанизанных на нитки цветных бусинок и вошел. Мне пришлось немного постоять, чтобы глаза привыкли к полумраку бара. Помещение озаряли несколько больших металлических ламп, доставленных, вероятно, из Индии или Персии, но остальное освещение исходило от небольших светильников, стоящих на низких столиках. Поначалу я решил, что горят свечи, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это масляные лампы, — я видел похожие в Бомбее.

Справа от меня протянулась длинная стойка бара, а в дальнем конце широкой комнаты за тонкими, почти прозрачными перегородками расположились интимно освещенные кабинки, в которых угадывались смутные силуэты мужчин и женщин; остальную часть помещения занимали низкие, массивные столы, вокруг которых стояли деревянные стулья. В баре толклось много народу, почти все посетители были в карнавальных костюмах. Вокруг слышался приглушенный гул голосов. Я почувствовал легкий аромат спиртного, духов и пудры, запах лосьонов и специй. Играла тихая музыка: звучали свирели, множество мелодичных колокольчиков, тарелки и что-то вроде флейты.

В «Серале» было не просто сказочно красиво, там царила теплая, возбуждающая атмосфера… Да что я все вокруг да около: воздух просто искрился от секса. Что мне чрезвычайно понравилось.

Я подошел к стойке и сел на первый свободный стул.

Бармен, казалось, сейчас исполнит передо мной какой-нибудь танец с немыслимыми пируэтами, такой он был вертлявый и манерный, но он просто подбежал ко мне и изобразил что-то вроде:

— Н-да?

Я решил, что он с юга. С южного Марса, судя по его пестрому одеянию.

— Бурбон с водой.

— Попытайтесь еще раз.

— Да ладно тебе, — буркнул я.

Пожалуй, он хватил через край.

— Может, попробуете что-нибудь из нашего коронного? — предложил он с такой надеждой, что ему было неловко отказать.

— Что еще за коронное?

— Один из наших коронных напитков.

Он куда-то упорхнул, но вскоре протанцевал назад с небольшой, ярко раскрашенной папкой.

Это было меню напитков, состоящее из, как минимум, пятидесяти наименований — от Кишмета до Стамбула и реки Хугли. «Последнее должно быть чем-то невероятным», — подумал я.

— Ну… — протянул я. — А, черт. Принеси любое. Только чтобы я мог его осилить.

— Я бы предложил «Поцелуй кобры», — обрадовался он.

— Валяй.

— Вы именно этого хотите?

— А что в нем?

— Этот напиток изготовлен по секретному индийскому рецепту.

— О'кей, — согласился я. — Какого черта! Находясь в Индии, поступай как индусы. Ну а теперь скажи, что на самом деле входит в «Поцелуй кобры»?

— Много-много выпивки. — Он заговорщически подмигнул и принялся смешивать коктейль — из девяти бутылок.

Во мне зародилось подозрение, и я заглянул в меню. Вероятно, его «коронный» напиток влетит мне в копеечку. Так и есть. Вот он, «Поцелуй кобры», — четыре доллара и девяносто пять центов. Да уж, в этой чертовой бурде, должно быть, уйма хмельного.

Высокий, тяжелый стакан, на краю которого красовалась орхидея, вращаясь, заскользил ко мне по стойке.

— Ну вот, — с гордостью произнес бармен.

— Молодец. Ты включаешься при помощи монетки?

Он покрутил головой, словно отгоняя мух, и утанцевал прочь. «Слава богу, — подумал я, — хоть этот не судья».

Хотя сейчас это не имело большого значения. По крайней мере, в отношении конкурсов красоты. Правда, конкурс в «Хане», похоже, здорово отличается от подобных шоу, размышлял я, попивая «Поцелуй кобры», в котором плавали какие-то штуки, напоминающие полые зубы змеи.

Вот что я вам скажу, не таясь, — я действительно с особой внутренней дрожью ждал этого конкурса красоты. Пусть даже конкурса «талантов» — хотите верьте, хотите нет. Сказать почему? Нет? А я все-таки пооткровенничаю.

Сейчас наступил такой момент, друзья мои, когда конкурс выигрывает ведущий — один из тех парней, которые без конца улыбаются, машут руками и заливаются нежными голосами.

Красота уже не служит главным критерием для участия в конкурсе. Коль у девушки имеется пара рук и ног и все остальное, она принята — если у нее есть талант. Умеет ли она петь? Танцевать? Может прочитать по памяти «Усеянное звездами знамя»?[3] Если да, она получает десять баллов. Для победы нужны одиннадцать.

Да, они расхаживают в вечерних платьях и купальниках и демонстрируют судьям свою неотразимость, а что потом? Потом каждая красавица должна сыграть на балалайке, просвистеть мелодию носом, исполнить какой-нибудь акробатический трюк или показать что-нибудь необычное, прежде чем ее признают лучшей из лучших. Почему? Потому что народ свихнулся, вот почему.

Я помню, как одна милашка завоевала третье место в конкурсе «Мисс Автомобильная покрышка». В ней было пять футов одиннадцать дюймов роста и примерно девяносто семь фунтов веса, на голове — необычный парик, и вообще она смахивала на брата продюсера, а получила третье место за то, что щипала свой нос, как струны арфы. Она сыграла на носу «Алоха ой», и, если уж быть честным до конца, у нее здорово получилось. Плинг-плинг-плин-н-нг-плинг! Ну, сами знаете. Было видно, что она много тренировалась.

Меня же почему-то разбирало любопытство: какой будет реакция отважного человека — ее мужа, естественно, — если он запрыгнет на супружеское ложе и воскликнет: «Э-гей, а вот и я!», а она ответит: «Плин-н-нг!» Или даже: «О, скажи, в первых лучах рассвета ты чувствуешь себя так же прекрасно, как при последних лучах заката?» — и так далее. А почему нет? Разве не это оригинальное искусство обеспечило ей победу?

Вот так на сегодняшний день обстоят дела с конкурсами красоты в США.

И тем не менее я с нетерпением ждал конкурса талантов в «Кублай-хане». Потому что на этот раз для него было разумное основание. Раз победительница получит ведущую роль в телевизионном сериале Саймона Лифа, а некоторых конкурсанток пригласят для участия в небольших эпизодах, что позволит им немного подняться по лестнице шоу-бизнеса, значит, они будут читать стихи или исполнять какое-нибудь драматическое произведение. Тогда продюсеры и режиссеры смогут определить, обладают ли соискательницы хотя бы малейшими актерскими способностями, которые можно было бы развить, огранить и превратить в настоящий бриллиант. Конечно, главное внимание все равно будет сосредоточено на внешних данных — лице, фигуре, грудях, заднице и сексуальной привлекательности, — но зато девушка не станет победительницей лишь потому, что она может босиком шестнадцать раз прокрутиться на одном пальце.

Вот о чем я, судья конкурса, думал. И, увлеченный столь глубокими размышлениями, я вдруг с запозданием понял, что сижу рядом с еще одной исключительно красивой девушкой. Это уже перебор, друзья мои. Они были повсюду. Если пьяница окунется с головой в бак с красителем, он обязательно отравится, как бы ему ни хотелось этого избежать. Так и здесь. Эта красавица была старше остальных, но могла дать им всем сто очков вперед.

Она выглядела одного со мной возраста, лет тридцати. Темная дочерна, с точеным профилем, черные волосы убраны со лба и затянуты бантом на затылке. Глаза обрамляли невероятно длинные ресницы, нос прямой, высокие, выступающие скулы, чувственный, с жестоким изгибом рот.

Ауру доброты и подлинного мягкосердия, но отнюдь не агрессивности создавали ее столь же высокие, выступающие и очень интересные груди. Я сказал «интересные», а не «колыхающиеся» или «вздымающиеся, словно наполненные газом», потому что они были чертовски интересными, в основном благодаря тому, что вы могли их хорошенько рассмотреть и отдать должное этому шедевру природы. В наши дни со всеми этими конкурсами красоты, делающими ударение на свист носом, это крайне важно: сейчас ничего нельзя принимать на веру.

Всего несколько дней назад я прочитал рекламу в дамском журнале «Модерн Ив», которая торжественно вещала: «…и, девочки, для бюста 32-го размера вы можете приобрести „Мэджик-бра“ с размерами 32 A-D, 34 A-D, 36 A-D и 38 А-С („Мэджик-бра“ размера 38D не подходит для бюста 32-го размера)», и мрачно подумал: «Пока не подходит». Есть еще журнал «Модерн Эдам», но я боюсь его читать.

Слава богу, еще не перевелись девушки, больше похожие на прародительницу Еву, вроде той, что сидела справа от меня.

На ней был цыганский наряд, свободная блузка с глубоким вырезом, плетеный золотой пояс и цветастая юбка. В ушах сверкали крупные бронзовые — а может, даже золотые — кольца. На левом запястье позвякивали многочисленные браслеты, на среднем пальце левой руки переливалось огромное кольцо — я решил, что это горный хрусталь, настолько оно было большим.

Она допила коктейль, похоже с шампанским, оттолкнула от себя пустой бокал и задумалась. Потом достала сигарету, и я с быстротой молнии выхватил свою зажигалку и поднес ей огня. Полный кретин. Понял я это несколько погодя.

Она повернула голову, глянула на меня холодными раскосыми глазами и, не обращая внимания на мое пламя, щелкнула своей золотой зажигалкой, усыпанной горным хрусталем, и зажгла сигарету.

— Привет, — улыбнулся я.

Пришлось второпях убрать зажигалку. Я знаю, когда нужно остановиться. По крайней мере, мне так кажется.

Она выпустила дым через нос, глядя на меня с приветливостью раненой антилопы, повстречавшей стаю гиен. Наконец холодно отозвалась:

— Что?

— Просто… привет. Как… ну, как «Привет вам!». Или «Салют, крошка!». В общем, здесь, в южной Калифорнии, дружественной южной Калифорнии, это означает «здравствуйте». — Я замолчал. — По крайней мере, раньше означало.

Все, я выдохся. Может, она была глухой, но при этом очень симпатичной. Это удивительное, необычное лицо. С раскосыми глазами и широкими скулами. Темная кожа и гладко зачесанные черные волосы. Она выглядела как представительница евразийской расы, даже азиатской. Даже… Меня вдруг осенило. Она была похожа на монголку. В ее костюме не было ничего цыганского, такие вещи носили прекрасные наложницы Кублай-хана.

Точно. Она идеально вписывалась в здешнюю обстановку, как будто этот дворец выстроен специально для нее — так же, как шах Йахан воздвиг Тадж для своей возлюбленной Мумтаз Махал. Это ее Занаду. Я легко представил ее одной из девяноста девяти жен Кублая. И так же легко вообразил, как она выхватывает огромный меч Кублая и сносит девяносто восемь голов.

Она рассматривала меня, сморщив нос. Не сильно. Но так, чтобы я заметил, как она его морщит и как ей этот милый трюк к лицу.

До меня вдруг дошло, что после беготни по пустыне, валяния в пыли и смены покрышки я сразу направился в бар, не «освежившись» у себя в номере. Естественно, я выглядел слегка помятым и грязноватым. И тем не менее ей не стоило морщить (я подумал — кокетничает) свой острый нос. Я пользуюсь дезодорантом, который по телевизору рекламируют как «убивающий запах пота».

— Кто вы? — спросила она, когда наконец решила снизойти до разговора со мной. — Водитель грузовика? Или, может…

— Не утруждайте себя перечислениями, — грубовато оборвал я ее. — Я слышал их все, мэм. Водитель грузовика, мусорщик, продавец хот-догов. Мы все несем свой крест. А вы кто, королева мая?

Обычно я позволяю людям рвать меня на части и не пытаюсь демонстрировать свой ум, говоря им колкости в ответ. Обычно я этого не делаю, потому что не могу на ходу придумать ничего достойного. Вот как сейчас. А в основном потому, что эта дорога ведет вниз, к проигрышу. Зачем мне это? Я уже достаточно проиграл.

Черт с ней, подумал я. С ней и с ее яркой блузкой. Она, наверное, мычит, когда просыпается по утрам. Черт, я ведь только хотел дать ей прикурить. Ну, может, и не только, сказал я себе. Но она-то этого не знала. А если и знала? Что ж она тогда вырядилась, как невеста на нудистской свадьбе?

Я сидел, делая вид, будто ничего не произошло, и в этот момент вошел высокий симпатичный парень и заскользил в нашу сторону. Казалось, он не идет, а плывет по воде. Его золотистые волосы вились крупными волнами, голова высоко поднята, он рассекал воздух, словно двадцативесельная военная баржа викингов. С широкими плечами и узкой талией, он выглядел как человек, который ни разу не потел за всю свою жизнь.

Он подошел прямо к грудастой монголке и наклонился к ней, складывая рубиновые губы для поцелуя. Я подумал с некоторой тревогой: «Лучше не надо, старик, — ты ее не знаешь так, как знаю я». Он непринужденно клюнул ее в щеку.

— Привет, дорогой, — сказала она.

Очевидно, он все-таки знал ее лучше, нежели я.

— Привет, милая, — ответил он.

— Ты почему так долго?

— Никак не мог найти трусы.

Он явно знал ее намного лучше, чем я.

— О, Джерри, — вздохнула она. — Они там же, где и всегда.

— Ага, я их там и нашел.

Поверьте, это был гнусный разговор. И от нарочитой откровенности становился еще противнее. Сидевшая рядом пара встала и ушла, и дружок монголки уселся на освободившийся стул. Потом он понизил голос, но не настолько, чтобы я не мог его услышать, и задиристо проговорил:

— Я видел, как ты болтала с этим мерзавцем, который сидит рядом с тобой. Он тебя доставал, Нейра?

— Да, — ответила она. — Ты заметил, какие у него грязные руки? Наверное, он работает в гараже.

— Руки? Он… он не дотрагивался до тебя?

Хлюст склонился над ней и в буквальном смысле оглядел ее прелести, словно хотел удостовериться, не остались ли там грязные следы от моих заскорузлых, изношенных тяжелым трудом лап.

— Господи, нет! — воскликнула она. — Что-что, а вкус у меня есть, дорогой.

— Ах, конечно, милая. Предоставь это мне. Я разберусь с подонком.

Я изучал свой стакан — пустой стакан, — когда он подошел и постучал меня по плечу. Я обернулся:

— Да?

Он придал своему лицу устрашающее выражение, над выработкой которого, видимо, долго тренировался.

— Эта дама справа, — с важным видом заявил он, — моя жена.

— Угу.

— Думаю, я должен уведомить вас, что ей неприятны ваши заигрывания, а я считаю их просто возмутительными.

— Да. Хорошо, извините. Черт, я всего лишь сказал «Привет». И больше ничего…

— И я требую, чтобы вы прекратили надоедать ей, — продолжал он, искоса поглядывая на жену: хорошо ли ей слышно.

— Договорились, — согласился я.

«Да уж, — подумал я. — Откуда мне было знать, что она его жена. Наверное, молодожены. О'кей, он выиграл сражение».

Но он никак не мог угомониться.

— Я настоятельно требую, — гневно провозгласил он, — чтобы вы больше не докучали ей своими приставаниями.

— Не беспокойтесь об этом. Я скорее пройдусь босиком по разбитому стеклу.

— По-моему, мне не нравится ваше к ней отношение, — заявил он.

Этот парень начинал меня раздражать.

— По-вашему, да? — огрызнулся я. — А точнее вы не знаете?

Он буквально закипал на глазах. Сначала я думал, что он просто поднимает пыль, но теперь его всего колотило. Я не сумасшедший. Черт, я только хотел, чтобы эти неземные существа оставили меня в покое.

— Ну, ты, хвастливая обезьяна! — крикнул он. — Ты…

— Уймись, дружище. Давай не будем обзывать друг друга. Все и так уже выглядит достаточно смешно.

— Смеш…

— Смешно и глупо. — Я и сам уже начал заводиться. — Раз уж я должен оправдываться, то скажу: я всего лишь попытался поднести огня твоей жене, но она повела себя так, словно я поджег ее трусики. Если тебе нужна правда, я думаю, она просто злобная…

— Все. Вон! — он протянул руку и схватил меня за локоть. Мое терпение лопнуло.

У меня есть один пунктик: я очень не люблю, когда меня хватают и пытаются выбросить за дверь или втолкнуть внутрь или просто пихают куда-нибудь. Я почувствовал, как во мне закипает ярость, и безуспешно попытался ее обуздать. А он тем временем толкал меня, обнаружив, вероятно, что это не так уж легко.

Я сбросил его лапу со своей руки и произнес с большим пылом, чем следовало бы:

— Ладно, раз ты ужасно жаждешь правды, получай ее. Случилось вот что: я увидел, что ее грудь растеклась по стойке, и начал подбирать ее, решив, что это ангельский пирог, приготовленный из восьми дюжины яиц. Она сказала: «Будьте добры…»

Он не дал мне закончить. Он снова протянул свою клешню и попытался схватить меня, но я выбросил вперед руку и задержал его.

— Не делай этого.

Может, он уловил угрозу в моем голосе или еще что-нибудь, но, к счастью, не схватил меня. Моя рука была повернута к нему тыльной стороной и находилась всего в шести дюймах от его физиономии, поэтому он хорошо ее рассмотрел. Она вся в шрамах, а костяшки немного распухшие — от битья физиономий, — и он весьма заинтересованно разглядывал ее.

— Есть одна маленькая деталь, — сказал я. — Я слышал, как твоя жена назвала тебя Джерри. Прежде чем я уделаю тебя, хотел бы узнать, твоя фамилия, случайно, не Вэйл? Надеюсь, что не так.

— Вэйл? Конечно, Вэйл. Откуда вы знаете? Как… Вы и моя жена…

— О, кончай, Джерри Вэйл. Замечательно. Я — Шелл Скотт, — вздохнул я облегченно, — и мы станем хорошими друзьями.

— Вы — Скотт? — Он вдруг расплылся в улыбке. — О, черт, Орманд предупредил, что вы приедете. Мне только что сказали, что вы здесь, Скотт. — Он снова протянул руку — на этот раз для того, чтобы пожать мою. Потом, сияя, обернулся к жене: — Все в порядке, Нейра. Это — мистер Скотт. Шелл Скотт.

Интересно, подумал я, почему это сейчас все в порядке. И что именно в порядке? Нейре, похоже, все было до лампочки. Для нее все оставалось по-прежнему. Ей невозможно было угодить. Она передернула плечами — при этом ее цыганская блузка едва не соскользнула вниз — и равнодушно протянула:

— Ну и?..

«Все-таки она злобная», — решил я. Джерри Вэйл понизил голос и прошептал:

— Я очень рад, что вы здесь, Скотт. Девушка — ну, вы знаете?.. — так и не появилась. Вы понимаете, о чем я говорю? Орманд посвятил вас в детали?

— Да. А теперь позвольте посвятить вас. Девушка и не появится. А вам придется оседлать коня…

— Не появится?

Я огляделся вокруг. Два места за Нейрой оставались свободными, а молодой петушок, сидящий слева, склонился к малышке в платье восточной красавицы и то ли говорил с ней, то ли собирался ее съесть, так что никто не мог нас подслушать.

Я тоже понизил голос:

— Самое важное сейчас — это то, что ваш босс в каталажке. Закон…

— В каталажке?

— Да, в тюряге в Индио. В тюрьме. Может, его и не посадили, а только допрашивают, но ему это не нравится. Я бы рискнул…

— О господи, какого черта Орманд делает в тюрьме?

— Думаю, пытается выбраться оттуда. Что, кстати, вы должны были организовать уже десять минут назад.

— А что случилось? Почему он…

— Девушка, Джин, не появится, потому что ее убили. Кто-то застрелил ее.

У Вэйла перехватило дыхание, и он начал было что-то лопотать мне, но я его не слушал.

— Не знаю, как полицейские собираются связать его со смертью девушки, — я был там, когда это произошло, — но они хотят серьезно поговорить с ним о каком-то типе по имени Сардис.

— О ком?

— О Сардисе. Эфриме Сардисе. Похоже, его прикончили, и ребята шерифа интересуются…

— Убили? Кто-то убил Эфрима Сардиса?

Его челюсть отвисла, глаза выкатились из орбит.

Я медленно продолжал:

— Да. Похоже, так. Я не знаю подробностей… Мне так и не удалось закончить.

Нейра издала какой-то свистящий звук, сползла со стула, как раненая птица, выпрямилась и пронзительно завизжала. Ее глаза закатились, она тут же потеряла сознание и свалилась на пол.