"Стражники Иерусалима" - читать интересную книгу автора (Вульф Франциска)

VIІІ План Ансельмо

Ансельмо был на взводе. Он долго не мог уснуть в эту ночь и проснулся задолго до привычного времени. В те немногие часы сна, которые выпали ему, его мучили кошмары. Ему снились омерзительные жабы, усыпанные отталкивающими бородавками, которые караулили его в мутных лужах, наполненных слизью, и брызгали ему в лицо ядом, как только он приближался к ним. Еще ему снилось, что он лежал связанный на земле, а над ним склонялся ухмыляющийся Джакомо. Ансельмо слишком хорошо знал, что кошмары были не беспочвенны. Он вполне мог вступить в любовную связь с Элизабет, чтобы попытаться побольше разузнать о ее странных ночных вылазках. И вполне могло случиться, что однажды ночью Джакомо ди Пацци мог бы стоять у его кровати, чтобы убить его, Козимо и синьорину Анну. И еще неизвестно, от чего его воротило больше.

«Да, воистину заманчивые перспективы», – подумал Ансельмо, раздвигая портьеры на своем окне. Было очень рано, над внутренним двором еще висела влажная утренняя дымка. На листьях и цветах алмазной крошкой сверкала и переливалась роса. Это было волшебное зрелище, напомнившее ему Флоренцию, сентябрьское утро, когда дни еще были теплыми и все утопало в пышном цвету, хотя осень уже пометила красками тления цветы и листву деревьев, а ночи становились холодными, предвещавшими неминуемо надвигающуюся на север Италии зиму.

Ансельмо передернуло. Сегодня этот вид не радовал его и не вызывал тоски по дому. Предстоящая миссия вытесняла все другие эмоции. И вновь в его голове неотступно вертелась единственная мысль, преследовавшая его ночью во сне и наяву: почему именно он?

Глубоко вздохнув, он начал одеваться. Ломать голову не имело смысла. Разумеется, Козимо был прав; кроме него, выполнять это задание было некому. Он знал, что Джакомо ди Пацци был опасной личностью, остановить его надо было любыми средствами. И несмотря на это, все внутри его противилось, едва он вспоминал жирные телеса неопрятной стряпухи.

«Козимо хорошо рассуждать, – разглагольствовал он про себя, выходя из своей комнаты и отправляясь в столовую. – Ему не надо связываться с Элизабет. Ему не придется подбираться к ней с льстивыми речами. Самое отвратительное – он не сомневается в том, что я это сделаю. И я, увы, тоже не сомневаюсь».

Столовая была пуста, стол еще даже не был накрыт. Видно, он так рано встал сегодня, что Элизабет и Эстер еще даже не начали готовиться к завтраку господ. Отлично, это даст ему достаточно времени, чтобы выбрать подходящую стратегию. Ансельмо расправил плечи и подошел к окну. Сад отсюда, снизу, выглядел еще красивее, чем со второго этажа. Меж деревьев, кустов и цветов стлался легкий туман. Сейчас он бы нисколько не удивился, если б увидел в пышной зелени лица фей, эльфов или гномов.

Дверь отворилась. Ансельмо обернулся и увидел Эстер. Девушка застыла в дверном проеме, держа в руках стопку тарелок и столовых приборов, и таращилась на него, словно он и был одним из садовых гномов, по ошибке забредших в дом. Ее щеки запылали.

– Господин... – едва слышно прошептала она и тут же опустила взгляд, будто застеснявшись того, что вообще обратилась к нему.

– Доброе утро, Эстер, – приветливо произнес Ансельмо. Обычно застенчивость девушки злила и раздражала его, но сегодня она показалась ему весьма уместной. Эстер была симпатичной. Маленькая и изящная, с кудрявыми черными волосами. Лучше бы ему приказали завоевать сердце этой нежной девчушки.

«Но Эстер – еврейка, осел! – обругал он сам себя. – Ей вряд ли понравились бы проповеди Джакомо ди Пацци. И тот скорей прогнал бы ее к черту, чем принял бы в круг своих адептов».

– Не могла бы ты быть так любезна принести только мой завтрак?

Эстер открыла и снова закрыла рот, но ничего не сказала, а только кивнула и поспешно подошла к столу, чтобы поставить приборы. Она как раз хотела выйти из комнаты, когда Ансельмо пришла в голову одна мысль.

– Эстер! – Девушка остановилась, не поднимая го ловы, словно опасалась, что ее будут ругать за какую-то оплошность. – Я хотел тебя кое о чем спросить.

Она вскинула на него ошеломленный взгляд, кивнула и снова опустила голову.

– Тебе нравится Элизабет? – Увидев ее удивленное лицо, он понял, каким странным должен был показаться ей его вопрос. Но отступать было поздно. – Я хотел бы получить от тебя честный ответ.

– Видите ли, господин, – начала Эстер, блуждая глазами по устланному коврами полу, будто надеясь отыскать лазейку и спрятаться в ней. – Элизабет очень строгая. Но она справедливая, – торопливо добавила она. – Она не терпит небрежности. И она весьма благочестива.

– Ты ведь еврейка?

– Да, господин.

– Как ты думаешь, Элизабет строга к тебе, потому что ты неловкая, или дело в том, что ты еврейка?

Девушка изумленно взглянула на него:

– Раньше я всегда думала, что Элизабет сердится, потому что я такая неповоротливая и неприлежная. Но теперь, когда вы так об этом заговорили... – Она свела брови над переносицей. – Думаю, что, пожалуй... Да, теперь я точно уверена. Она недовольна мною, потому что я еврейка.

– А почему ты так считаешь?

– Она сама говорит об этом. Все время повторяет. – Теперь Эстер стояла перед ним, прямая как свеча, с высоко поднятой головой, будто припала к неведомому источнику и почерпнула новую силу. Ее глаза засверкали. «У нее красивые глаза», – отметил про себя Ансельмо. Красивые глаза с огненным блеском. Вероятно, он не замечал этого, потому что при встречах с ним она всегда смотрела в пол. – Раньше, когда она ругалась на меня, я не задумывалась об этом. А теперь, когда вы завели об этом речь, я поняла. Она говорит, что я ленивая и неповоротливая, потому что я высокомерная еврейка, которая не хочет стараться для христианского дома. Вместо этого я и мои единоверцы плетем козни против добропорядочных христиан, так же как и мусульмане. Но мое зазнайство скоро кончится. Потому что евреи убили Господа Иисуса Христа и должны поплатиться за это. И отец Джакомо очень скоро позаботится об этом.

– Отец Джакомо? – осторожно переспросил Ансельмо. – Кто это такой?

Эстер пожала плечами и вновь опустила глаза. Она опять превратилась в прежнюю маленькую, запуганную служанку.

– Я не знаю, господин. Элизабет часто говорит о нем. Думаю, он кто-то вроде раввина. Мне кажется, она ходит к нему, чтобы послушать его проповеди. Да, по ночам она иногда уходит из дому. Одна женщина у колодца рассказывала мне, что видела Элизабет на одном таком собрании. Но это было довольно давно.

– Элизабет по ночам уходит из дому? – Ансельмо с большим трудом сохранял самообладание. Он сам не знал, что потрясло его больше – то, что рассказала Эстер, или тот факт, что забитая девчушка могла связно произнести больше одной фразы. – Откуда ты знаешь все эти подробности?

Ее щеки порозовели.

– Мне ведь слышно, когда она уходит, господин. Чаще всего, когда свет в доме погашен и в доме очень тихо. То дверь скрипнет, то шаги, то ее одышку... Все слышу. Когда она возвращается, я тоже слышу. Наши комнаты ведь расположены рядом. Она уходит каждую третью ночь. А на следующее утро бранится пуще прежнего.

– Ты знаешь этого отца Джакомо? Когда-нибудь видела его?

Эстер покачала головой:

– Нет. Но у колодца, куда я хожу за водой, женщины и девушки обсуждают его. Некоторые христианки, похоже, регулярно ходят слушать его проповеди. С тех пор их словно подменили. Раньше они были такие милые, приветливые, а теперь даже не хотят вместе с нами брать воду из одного колодца.

Ансельмо мрачно кивнул. Да, это он мог себе хорошо представить. Ему было известно мнение Джакомо о тех, кто не был крещеным христианином. И этот негодяй мог быть весьма красноречивым и убедительным.

– Ну ладно, не будем больше об этом, – заключил он. – Принеси мне мой завтрак.

– Хорошо, господин.

Она уже хотела выйти из комнаты, но тут Ансельмо пришла в голову еще одна идея.

– Ах, Эстер, еще минутку. – Она остановилась на пороге и вопросительно посмотрела на него. Какая же красавица! Что-то из того, что он сказал ей, вероятно, поселило в ней небывалое самоуважение и достоинство. – Недавно здесь были янычары. Они искали какие-нибудь следы этого отца Джакомо. Ты рассказала им все то, что сейчас рассказывала мне?

Эстер посмотрела на него широко раскрытыми глазами:

– Нет, господин. Они и не спрашивали меня.

– Спасибо, Эстер, это все, – сказал Ансельмо. – А теперь принеси мой завтрак.

Эстер исчезла, и Ансельмо смотрел ей вслед, качая головой. И почему никто не догадался поговорить с этой девочкой? Какой же неприметной она была, если даже янычары не заметили ее!

«Вот удивится Козимо, когда я ему расскажу об этом», – усмехнулся Ансельмо. Впрочем, было бессмысленно смеяться над их собственной глупостью. Джакомо уже успел добиться невероятных успехов, чересчур много сердец уже были отравлены его проповедями. Возомнил себя пророком, апостолом, устраивает собрания каждую третью ночь!.. Надо немедленно остановить его, и как можно скорее! С помощью Элизабет он должен разузнать, где проходят эти тайные сборища. Он уже примерно представил себе, каким способом завоюет доверие Элизабет. У него созрел план во время разговора с Эстер, и Ансельмо решил незамедлительно привести его в исполнение.

Ему не пришлось долго ждать, когда Эстер вернется с подносом, уставленным кушаньями. Как он и надеялся, вслед за ней тут же примчалась Элизабет.

– О простите, господин! – воскликнула толстуха. От возмущения ее щеки пошли алыми пятнами. – Эта девчонка погубит меня! Она заставила вас стоять здесь и умирать с голоду!

В иной ситуации Ансельмо взял бы Эстер под свою защиту. Но раз он решил произвести впечатление на Элизабет, ему придется менять тактику, причем именно сейчас. Если он безукоризненно проведет свою партию, наградой ему будет приглашение на следующую мессу Джакомо. Разумеется, это было сомнительное удовольствие, но неизбежное. И все же это лучше, чем начать ухаживать за поварихой.

– Истинная правда, Элизабет, – произнес он как можно холоднее и надменнее. – Чего же ждать от этих?

Элизабет опешила:

– Что вы имеете в виду, господин?

– Она ж иудейка, – презрительно фыркнул Ансельмо, при этом избегая смотреть на Эстер. То, что он сейчас делал, претило ему, но другого выбора у него не оставалось. – Их ведь хлебом не корми, только дай навредить нам.

– Нам? – Элизабет насторожилась. Вероятно, Джакомо внушил своим приверженцам быть всегда начеку. Ансельмо лишь надеялся, что ему не придется заходить слишком далеко и доставлять Эстер еще и физическую боль, чтобы стряпуха наконец поверила ему.

– Нам, христианам, хочу я сказать. Эти, – кивнул он головой в сторону Эстер, – они ведь просто лентяи. Если бы это было в моей власти, я бы давно выгнал из дому и ее, и Махмуда, этого тупого сукина сына. В Иерусалиме много добропорядочных христиан, которые бы почли за честь служить в нашем доме. Но мой отец к этому не готов. Ему жалко обоих. – Он пожал плечами. – Я считаю, он чересчур мягкосердечный. Ему следовало бы выставить обоих за дверь и... – Он замолчал, пригладил рукою волосы. – Остается только надеяться, что рано или поздно придет тот, кто положит конец их проискам и прогонит всех иудеев и мусульман из Иерусалима.

– Конечно, господин, если вы так считаете. Налить вам кофе?

– Да, с удовольствием. – Ансельмо сел на свое место. Ему было неловко в своем новом обличье. Эстер молча поставила на стол корзинку с хлебом и вазу с фруктами. Она не глядела на него, но в уголках ее глаз блеснули слезы.

– Господин желает еще что-нибудь? – спросила Элизабет.

– Пока нет.

– Позовите тогда меня, – важно произнесла Элизабет с легким поклоном. У двери она еще раз остановилась и бросила на него благодарный взгляд. Глаза ее сияли, как у матери, младший сын которой только что сделал первый шаг.

Преступление

Этим утром Рашид был первым, кто сразу же после звонкого сигнала побудки, огласившего казарменный двор, встал и оделся. Обычно он растягивал этот момент как можно дольше, ведь каждый миг покоя был бесценным в солдатской жизни. Но сегодня он спешил. Ночью у него созрел план. Он рассчитал, что Омару сначала нужно будет ввести в курс дела Ибрагима, и они наверняка после завтрака предпримут что-то против него. Поэтому он принял решение прямо сейчас отправиться к наместнику. Оставалось лишь надеяться, что в такой ранний час его вообще допустят к Эздемиру.

Юсуф выпрямился в постели и пригладил пятерней взъерошенные волосы.

– Ты уже оделся, Рашид? – сонно спросил он, широко зевнул и потянулся. – К чему такая спешка?

– Дела есть, – буркнул Рашид и завязал пояс.

– Какие же?

– Поговорить надо кое с кем.

– О чем же?

Рашид уже хотел поставить приятеля на место и спросить, какое ему до всего этого дело, но, увидев странное, напряженное выражение лица друга, передумал.

– Не волнуйся, ты узнаешь об этом вовремя, – ответил он. Он уже собирался выскочить из спальни, но еще раз обернулся. – Если Омар спросит обо мне за завтраком, скажи ему, что я поговорю с ним позже.

Юсуф кивнул. Он был необычайно бледен, бескровные губы сомкнуты в узкую полоску. Но у Рашида не было сейчас времени заниматься проблемами Юсуфа, это может подождать, как и все остальное. Сначала нужно поговорить с Эздемиром. Не оборачиваясь больше, он вышел из зала, пересек двор и покинул территорию казармы. Стражники на воротах, уставшие от ночной службы, не задали ему ни одного вопроса и не сделали ни одной попытки задержать его.

Город просыпался медленно и неповоротливо, словно великан. Улицы были еще пустынны, лишь кое-где дорогу ему перебегала бездомная кошка. Со скрипом открывались ставни, и из домов вырывались наружу голоса обитателей и повседневные звуки – громыхание посуды, позвякивание кочерги, которой ворошили жар в печи, плач ребенка, молитвы на арабском и на иврите. Каждый звук Рашид воспринимал так, будто слышал его впервые. Эти люди не подозревали о той буре, которая собиралась над их головами. С одной стороны, угроза исходила от этого злосчастного проповедника, мечтавшего изгнать из Иерусалима каждого, кто не являлся христианином. С другой – от янычар, которые попытаются захватить власть в городе в свои руки. Быть может, и евреи вынашивали свои планы. Но какая бы сторона ни победила, несомненно одно: это будет конец Иерусалима. Именно это он и осознал ночью. Без всех трех конфессий Иерусалим был так же немыслим, как без Храмовой горы, храма Гроба Господня и Стены Плача. Сам Аллах избрал этот город святыней. И Он наверняка не хотел расставаться ни с кем из своих детей.

С Храмовой горы донесся голос муэдзина, призывавшего верующих к утреннему намазу. Ибрагим и Омар сейчас наверняка раскатывают свои молельные коврики. А потом... Рашид ускорил шаг. Времени у него было в обрез.

Юсуф как раз успел одеться, когда муэдзин возвестил об утренней молитве. Большинство товарищей уже находились во внутреннем дворе, где все вместе склонились в направлении священного города Мекки. Ему же пришлось раскатать свой коврик там, где его застал голос муэдзина – в спальном зале, возле своей кровати. Зато по крайней мере он был один.

Отбивая поклоны и механически повторяя слова молитвы, он напряженно размышлял. Он ломал себе голову с тех самых пор, как ушел Рашид. Почему так спешил приятель, что удрал из спальни еще до утреннего намаза и завтрака? Куда отправился? С кем хотел поговорить? О чем? И почему Рашид сначала не доверился ему, как всегда делал раньше? Сколько он себя помнил, они всегда были друзьями и совместно обсуждали любую проблему. Но в последнее время Рашид стал очень странным, замкнутым, он словно отсутствовал и не хотел иметь ничего общего ни с ним, ни с другими товарищами. Перестал участвовать в общих развлечениях. Даже шахматные партии, которые так любил приятель, стали редкими. Но почему? У Рашида появилась какая-то тайна?

Все эти мысли мельничными жерновами тяжеловесно и неповоротливо ворочались в мозгу Юсуфа. И все же к концу молитвы у него нашелся ответ. Рашид изменился с той злосчастной истории с изнасилованием двух девочек. Другие янычары, скорее всего, ничего не заметили, так как Рашид брал себя в руки и внешне вел себя как обычно – смеялся, шутил и бранился. Но Юсуф хорошо знал друга, и его-то Рашид не мог обмануть. Он это видел по его глазам. И этот вчерашний приступ ярости, когда он случайно коснулся его. Быть может, в этот момент у Рашида созрела решимость, несмотря на данное обещание, рассказать кому-нибудь о той истории?

Юсуфу стало дурно от одной мысли о каре, которая ожидала бы его в таком случае. Но с кем мог говорить Рашид? Омар с Ибрагимом тут же спросили бы его: почему он сразу не доложил о произошедшем, а выжидал так долго? Наместник? Неужели Рашид вознамерился отправиться к наместнику и рассказать тому о проступке Юсуфа? Но какая ему польза от этого?

Мысли Юсуфа кружились, как колесо, катившееся со склона, – поначалу медленно и неуклюже, а потом все быстрее и быстрее.

Ну конечно, все так просто. Если наместник узнает о двух девочках, он возложит вину на янычар. Он вызовет к себе Ибрагима, Омара и остальных командиров. Может, даже доложит Сулейману Великолепному, и султан, конечно, накажет их всех. Но какая польза Рашиду, если султан урежет их жалованье или отменит празднества по случаю Рамадана? Он ведь, в конце концов, сам янычар. А вот если он решил порвать с янычарами, тогда ему это безразлично.

Юсуфу стало жарко, лицо его горело. Во время большого досмотра Ибрагим искал предателя, одного из янычар, бывшего на самом деле последователем этого христианского проповедника, в поисках которого они уже перерыли весь город. По отношению к Рашиду он был особенно строг. Может, уже подозревал его? Значит, Рашид и был тем предателем, которого он искал?

Юсуф свернул коврик и аккуратно положил на свою кровать. Сделанное открытие не понравилось ему, но других вариантов не было. Рашид был сторонником этого проповедника-подстрекателя. С чего бы иначе он так рьяно защищал тех христианских девчонок? Почему с таким уважением относился к гяурам? Почему в последнее время так редко появлялся в бане или в мечети? Потому что он уже не принадлежал к их сообществу. Значит, стал христианином и, чтобы навредить янычарам, побежал сейчас к наместнику. Он хочет предать его, Юсуфа, до недавнего времени своего лучшего друга. И тогда гнев Сулеймана обрушится на янычар. Быть может, у них даже отберут оружие. И на пути проповедника станет одним врагом меньше. Да, все сходилось.

У Юсуфа подступил комок к горлу. То, что он должен был сейчас сделать, ему было противно, но у него не было другого выбора. Ему надо пойти к Омару и обо всем рассказать ему. Прямо сейчас, чтобы они могли начать действовать, пока не будет поздно.

Когда Юсуф пришел в комнату Омара, тот был не один. Вместе с ним был Ибрагим. Это не входило в планы Юсуфа, потому что он всегда робел перед мастером суповой миски и даже побаивался его. «Значит, такова воля Аллаха», – подумал Юсуф. Таким образом ему придется рассказывать свою историю всего один раз.

Ибрагим и Омар молча слушали его рассказ. О двух маленьких девочках он умолчал. У офицеров не должно сложиться впечатление, что он всего лишь хотел отомстить Рашиду. Вместо этого он рассказал о тайных визитах к христианам, которые его товарищ якобы наносил в последнее время. Не намеревался ли Рашид предать его, своего лучшего друга, и всех янычар? Какая разница, что он, Юсуф, придумал историю, в правдивости которой был почти убежден или, во всяком случае, не сомневался, что она близка к истине?

Когда Юсуф закончил свою исповедь, в комнате повисла тишина.

– Юсуф, – наконец заговорил Омар, и голос его звучал серьезно, но вполне дружелюбно, – ты знаешь неписаный закон, что янычары не предают друг друга. К тому же обвинения, которые ты выдвигаешь против Рашида, довольно тяжкие. Если ты говоришь правду, то Рашид – враг янычар, враг нашего благороднейшего султана. Тебе, разумеется, известно, какая кара грозит предателям. Вы с Рашидом друзья с детства. Поэтому я спрашиваю тебя: ты твердо уверен?

Юсуф поперхнулся. Он вдруг наяву увидел перед собой лицо Рашида, его улыбку. Но потом перед его мысленным взором предстала сцена, происходившая именно в этот момент: Рашид стоит перед наместником и рассказывает ему, какое зло он, Юсуф, причинил двум девочкам.

– Да, – ответил он, – я уверен в своих словах. Если бы я не был абсолютно уверен, я бы не пришел к вам.

Ибрагим и Омар переглянулись.

– Вчера вечером Рашид очень поздно пришел в спальню. Собственно говоря, опоздал. Ты знаешь, где он был?

Юсуф покачал головой:

– Нет. Поскольку у него в волосах застряло сено, я подумал, что он был в конюшне. Он часто проводит время с лошадьми. Но... – Он пожал плечами. – Я, конечно, не знаю, так ли это. Он может сказать все что угодно.

– Он обманул тебя, – подал голос Ибрагим и поднялся со своего места. – Омар сейчас как раз докладывал мне об этом. Он опросил конюхов. Ни один из них вчера не видел Рашида. Теперь возникает вопрос: почему он лгал? – Ибрагим щелкнул языком. – Да будет тебе известно, мы уже давно подозревали Рашида. Правда, должен признать, что пока это были всего лишь предположения, что он нарушает обет и вступает в отношения с женщинами. Такое время от времени происходит, и искоренить это, наверное, невозможно. Но измена, – он покачал головой, – дело гораздо более серьезное. Мы немедленно схватим и допросим его. Если он действительно виновен, а в этом, пожалуй, нет сомнений, мы будем вынуждены покарать его со всей суровостью.

– Так точно, мастер суповой миски, – произнес Юсуф, и у него запершило в горле. Он прекрасно знал, что это означает. Рашид умрет от руки палача. Он вдруг почувствовал угрызения совести. Верно ли он поступил, когда пошел к мастеру поварешки, вместо того чтобы сначала начистоту поговорить с Рашидом?

«А что сделал Рашид? – напомнил ему внутренний голос. – Он поговорил с тобой, прежде чем отправиться к наместнику?» И все же Рашид ведь был его другом. Они росли бок о бок и...

– Я понимаю, как ты сейчас переживаешь, Юсуф. – Ибрагим положил ему руку на плечо. – Рашид был твоим другом, во всяком случае, ты так думал. Но поверь мне, ты сделал единственно верный шаг. Аллах будет милосерден к тебе. Рашид безжалостно предал своих друзей, своих товарищей, султана и Аллаха.

– Так точно, мастер суповой миски, – пробормотал Юсуф, опустив голову. Эти слова должны были служить ему утешением, но не могли успокоить его совесть. Она сжимала его внутренности раскаленными щипцами. Что, если он все-таки ошибся? И почему он не поговорил сначала с Рашидом? – Я должен присутствовать, когда вы...

– Нет, Юсуф. Ты не должен присутствовать при аресте Рашида. Мы немедленно пошлем отряд к дворцу наместника. Если его там нет, мы прочешем весь город и все равно отыщем его. Перед судом тебе, разумеется, придется повторить свои показания. Но это единственное, что мы от тебя потребуем в этой ситуации.

Юсуф кивнул.

– А теперь ступай на свой пост. Не сомневайся, ты получишь вознаграждение за помощь, оказанную при поимке этого подлого изменника.

Юсуф отдал честь, развернулся и зашагал к двери.

– Ну, что скажешь, друг мой? – услышал он голос Ибрагима, прежде чем закрыть за собой дверь. Мастер суповой миски говорил тихо, но у Юсуфа был на редкость тонкий слух. – Какая удача для нас! Воистину, Аллах велик.

Рашид беспокойно ходил взад-вперед по комнате писаря. Скрип лениво скребущего по бумаге пера буквально сводил его с ума. Ему казалось, что он уже несколько часов дожидается наместника. Сначала от него пытались отделаться заявлением, что Эздемир еще отдыхает и его ни в коем случае нельзя беспокоить. На его второй запрос он получил ответ, что наместник как раз совершает утренний намаз, и его опять же ни в коем случае нельзя беспокоить. Затем тот как раз собирался приступить к завтраку, и его снова ни в коем случае нельзя было беспокоить. Рашиду даже стало интересно, какие отговорки придут на ум писарю в следующий раз. Все это было бы весьма забавно, если бы с каждой новой отговоркой не утекало драгоценное время.

Время... Времени у него оставалось совсем немного. Он уже пытался объяснить постовым у ворот, какое важное у него дело, но они лишь пропустили его во внутренний двор. Потом он долго уговаривал их товарищей, пока они наконец не соизволили отворить ему дверь и не разрешили переступить порог вестибюля, где ему пришлось убеждать новых стражников. И вот теперь он в конце концов добрался до комнаты писаря. Всего лишь одна последняя дверь отделяла его от Эздемира. Но перед ней сидел Саади, зять наместника. Вооруженный всего лишь своими письменными принадлежностями, он все же оказался самой непреодолимой преградой. С таким же успехом у двери мог лежать валун размером с дом. Без помощи ангелов или джиннов Рашид туда бы не проник. А когда это наконец случится, скорее всего, будет поздно. К тому времени Ибрагим и Омар уже раскинут свои сети и сделают все, чтобы скинуть Эздемира с трона. От этого можно было сойти с ума.

Рашид продолжал мерить шагами комнату, нервно постукивая пальцами по эфесу ятагана. – Когда наместник будет готов принять меня?

Саади замер и улыбнулся – приветливой, ничего не говорящей и непреклонной улыбкой.

– Я ведь уже сказал, что он...

– Да, знаю, – прошипел Рашид. – Его ни в коем случае нельзя беспокоить, чем бы он ни занимался. Неужели вы не можете понять, что дело, о котором я должен доложить наместнику, крайне срочное? Разве я вам не сказал об этом?

– Сказали. И не один раз, если позволите мне это маленькое замечание. – На губах Саади играла все та же ничего не говорящая улыбка. – Насколько это дело действительно важное, решит сам благородный наместник Эздемир, когда будет готов принять вас.

Рашид сжал кулаки. С каким удовольствием он разбил бы своим кулаком нос Саади. Он со скрежетом стиснул зубы. В этой проклятой писарской не было ничего, на чем он мог бы сорвать свою злость. Совсем ничего, кроме человека, которому он даже не мог высказать все, что о нем думает. Он встал и принялся раскачиваться – с носка на пятку, с пятки на носок.

– Не соблаговолите ли вы лучше присесть? – ласково поинтересовался Саади и показал на подушки, горкой лежавшие у стены на полу.

– Нет.

Саади приподнял брови и вновь обмакнул перо в чернила.

– Как вам будет угодно, – равнодушно заметил он и продолжил свою работу.

Рашид исподлобья наблюдал за ним. Интересно, сколько времени потребуется Саади, чтобы вскочить и позвать стражу? Сколько времени понадобится страже, чтобы добежать сюда? Хватит ли ему этого времени, чтобы броситься, минуя Саади, к двери, распахнуть ее и добежать до наместника, прежде чем его остановят?

Он уже серьезно начал обдумывать этот план, как дверь растворилась изнутри, из нее вышел маленький худой человечек, подошел к Саади и что-то прошептал ему на ухо. Саади отложил в сторону свое перо, поднялся, неторопливо привел в порядок свою одежду, не обращая внимания на взгляды Рашида, прожигающие насквозь. Наконец он улыбнулся посетителю.

– Пожалуйста, – произнес он с неким подобием поклона. – Теперь наместник готов принять вас. Следуйте за мной.

Однако Саади не спешил. Он вышагивал так медленно и чинно, что у Рашида заронилось подозрение, будто тому доставляет удовольствие злить янычара. В конце концов он все же очутился перед троном наместника. Рашид так долго ждал этого момента и так нервничал, что не сразу нашелся что сказать. Поэтому он просто поклонился. Наместник внимательным взором изучал его.

– Салам, – вежливо поздоровался он. – Мне кажется, это лицо я уже когда-то видел. Ты не из тех ли янычар, которые в свое время охраняли мою дочь? Да, теперь припоминаю. Мы дважды играли с тобой в шахматы. И ты оба раза выиграл.

– Да, господин, – ответил Рашид. Он не слишком гордился теми победами, поскольку Эздемир хоть и был приятным партнером, но довольно слабым игроком.

– Благодарю тебя еще раз за верную службу и твою искренность, – продолжил Эздемир. Многие из твоих товарищей уступили бы мне победу из чистой вежливости, ну и, конечно, из уважения к моей должности. Поэтому я и подарил тебе шахматы. Ты честно заслужил их. – Улыбка промелькнула на его лице, и Рашиду бросилось в глаза, каким уставшим выглядел наместник. Щеки его впали, под глазами темнели круги, а от носа к уголкам рта пролегли глубокие морщины. Он казался человеком, на которого каждый день взваливают новые заботы. – Полагаю, ты пришел ко мне сегодня не для того, чтобы еще раз поблагодарить за шахматы или опять насладиться моим убогим шахматным искусством. Итак, о чем ты хотел со мной поговорить? Саади сказал, это нечто важное.

Рашид собрался с духом:

– Да, господин. Речь идет об измене. Ваша жизнь в опасности.

На лице Эздемира не дрогнул ни один мускул, однако тело напряглось, а руки судорожно вцепились в поручни трона.

– Измена? – переспросил он. – Чья?

У Рашида пересохло в горле. Теперь, когда настал момент, ему было трудно говорить. Он испытывал такое глубокое отвращение к Ибрагиму и Омару, что его затошнило.

– В рядах янычар, господин, – ответил Рашид, и ему стало стыдно, что он тоже был одним из них. – Ибрагим, мастер суповой миски, сам замешан в этом. Он и другие заговорщики хотят свергнуть вас, чтобы самим править городом.

– Ибрагим? – Эздемир побледнел. И все же у Рашида было такое впечатление, что новость не слишком-то огорошила его. Может, он и сам уже опасался этого? – Как тебе пришло в голову такое страшное обвинение? Мне, человеку, который на протяжении многих лет знает Ибрагима и его верность султану, оно кажется абсурдным.

– Знаю, господин, я и сам бы никогда не поверил, если бы не услышал собственными ушами, как Ибрагим говорил об этом со своим мастером поварешки. К несчастью, это правда, и Аллах тому свидетель.

Рашид подробно рассказал обо всем услышанном. Эздемир слушал молча. Когда юноша закончил, наместник задумчиво погладил свою бороду:

– То, что ты мне рассказал, похоже на одну из историй, которые преподносят зевакам пустомели на базарах. Ибрагим уже много лет мой друг. У тебя есть доказательства? Рашид покачал головой:

– Нет.

– Так назови мне хотя бы одну причину, почему я должен тебе верить.

– Я не могу назвать вам ни одной, господин, – ответил Рашид. Сколько он ни раздумывал прошлой ночью и за истекшие часы ожидания, он меньше всего мог предположить, что Эздемир ему не поверит. Поэтому теперь он не знал, что ему делать. – И я не могу заставить вас верить мне. Но настойчиво прошу вас соблюдать осторожность. Удвойте охрану у дворца и перевезите свою семью в безопасное место. А потом... – Он вздохнул, снял шапку и пригладил волосы. – По крайней мере, я сделал попытку предупредить вас. – Он снова водрузил на голову высокую шапку.

– Не знаю почему, но, кажется, я все же тебе верю, – вдруг произнес Эздемир. – На всякий случай последую твоему совету. А что будешь делать ты? Вернешься в казарму? Рашид покачал головой:

– Нет, господин, теперь я не могу этого сделать. Слишком много событий произошло. Я никогда не смогу забыть предательство мастера суповой миски. К тому же я нарушил заповеди янычар – во многих отношениях. – Из его груди вырвался тяжкий вздох. Ему казалось, что на сердце у него лежит огромный камень. – Я покину отряд янычар и этот город.

– Ну тогда прощай. Да хранит тебя Аллах на твоем пути, куда бы тебя ни забросило.

Рашид поклонился, повернулся и уже собирался выйти, как из комнаты писаря донеслись громкие голоса. Дверь распахнулась, и в зал ворвались шестеро янычар под предводительством Ибрагима и Омара.

– «Мастер суповой миски»! – крикнул Эздемир в то время, как рука Рашида инстинктивно схватила эфес сабли. Если они прямо сейчас решили напасть на на местника, сначала им придется сразиться с ним. – В чем дело? Что вы тут делаете?

– Мы охотимся за одним предателем. – Голос Ибрагима громким эхом прокатился по залу. – Мы хотим арестовать его. Вот он! – Он указал на Рашида. – У нас есть все основания предполагать, что этот парень – последователь христианского проповедника, которого мы так долго и так безуспешно ищем. Теперь он, вероятно, решил натравить тебя на янычар, чтобы проповедник со своими войсками мог занять дворец. К счастью, мы во время узнали о его подлых планах.

Щеки Рашида запылали от гнева. Ибрагим и Омар повернули оружие против него. Мерзавцы!

– Вы лжете! – запальчиво крикнул он и выхватил саблю. – Клянусь, что я не...

– Спокойно! – Эздемир поднялся с трона и примиряюще воздел руки. – Этого еще не хватало! Мне здесь не нужно кровопролития. Давайте все же выслушаем, что хочет сказать Ибрагим.

Рашид хотел что-то возразить, но увидел предостерегающий взгляд наместника. Он заставил себя успокоиться и вложил саблю обратно в ножны.

– Итак, вы утверждаете, что этот янычар является человеком проповедника? – мягко спросил Эздемир.

– Да, – ответил Ибрагим. – Именно поэтому, полагаю, мы так долго не могли выйти на след этого подстрекателя. Рашид сводил на нет все наши усилия. Так что ты оказался прав в своих предположениях, Эздемир.

– Твои обвинения очень серьезны, Ибрагим. У тебя есть доказательства?

– Да. Доказательства и свидетели, которые видели, как он заходил в христианские дома.

– Свидетели? Это интересно, – хмыкнул наместник и пристально посмотрел на Рашида.

Рашиду казалось, что почва уходит у него из-под ног. Значит, кто-то все же видел, как он ходил к Анне. Кто-то из товарищей выследил его и донес Ибрагиму. Эти сведения были сейчас на вес золота. В таком случае обвинение легко повернуть против него и объявить его предателем.

– Положи оружие на пол, Рашид! – выкрикнул Омар и дал знак двум янычарам.

Скрепя сердце Рашид опустил на ковер свой ятаган, потом закрыл глаза, чтобы не видеть, как солдаты хватают его за руки и набрасывают на шею и запястья толстую веревку. Эздемир больше не поверит ни единому его слову, слишком ладно скроена ложь Ибрагима.

– Что будем с ним делать? – спросил Омар и немного растерянно посмотрел на Рашида. – В тюрьму его?

Ибрагим нахмурился, потом его глаза вдруг засверкали.

– Нет, – твердо заявил он, – мы казним его прямо здесь, на месте его измены. На колени его!

Рашида грубо подтолкнули и заставили опуститься на колени перед Ибрагимом. Он поднял глаза и взглянул ему в лицо. Ибрагим даже не пытался скрыть торжествующую ухмылку. Не теряя времени, он уже вытащил саблю.

– Так, Рашид, помолись напоследок, – тихо произнес он. – Мне почти жаль, без тебя будет скучно. Сегодня ты сделал мне несколько подарков.

– Нет, Ибрагим, – решительно вмешался Эздемир, подошел к мастеру суповой миски и положил ладонь ему на правую руку, в которой тот держал саблю. – Я не желаю кровопролития в моем дворце. Это относится и к нему. – Он показал на Рашида.

– Как тебе будет угодно, Эздемир, – угрюмо отозвался Ибрагим, неохотно заправляя саблю в ножны. – Тогда мы доставим его в казарму и...

– Нет, – перебил его наместник, покачав головой. – Эта идея мне тоже не нравится.

– Но почему?..

– Этот парень предал вас. Ты можешь представить себе, что с ним сделают товарищи, когда узнают об этом?

Ибрагим вызывающе рассмеялся:

– Разорвут на куски.

– Вот именно. Если он сторонник проповедника, нам понадобятся его показания. Поэтому я посажу его в свою тюрьму и прикажу допросить. А затем его будут судить по закону.

Омар и Ибрагим обменялись быстрыми взглядами. От Рашида не укрылось, что это предложение наместника никак не устраивало обоих. Они бы, без сомнения, предпочли заставить янычара замолчать прямо сейчас. Ибрагим заскрежетал зубами от ярости.

– Ну хорошо, – прошипел он. – Если ты считаешь, что ты и твои люди справятся с ним...

– Не беспокойся, Ибрагим, – успокоил его Эздемир. – Спокойно собирай свидетелей, которые смогут выступить против него на суде.

– Когда состоится суд?

Эздемир задумчиво посмотрел на Рашида:

– Как только мы закончим допрос. Поскольку никто не может предсказать, насколько упрям и твердолоб этот парень, я пока не могу назвать тебе точную дату. Быть может, через четыре или пять дней. В любом случае мы поторопимся и сообщим вам, как только соберем все сведения. Стража! – позвал наместник. Появились два человека из лейб-гвардии Эздемира. – Отведите арестованного в темницу и заприте его в одиночной камере. Да закуйте его получше!

Один из стражников грубым пинком по ребрам повалил Рашида на пол, так что несколько мгновений ему пришлось хватать воздух ртом. Потом его подняли на ноги и подтолкнули вперед. Ибрагим поджал губы, злорадные искорки исчезли из его глаз.

– Справедливость восторжествует, Ибрагим, – воскликнул Эздемир. – Это я тебе обещаю. Я сам буду вести допрос. – И хотя он стоял к нему спиной, Рашид буквально видел хитрую улыбку, которой наместник одарил своего старого друга. Впрочем, ему оставалось лишь гадать, какие помыслы были у Эздемира. Кому он поверил – Рашиду или Ибрагиму? Ему захотелось повернуть голову, чтобы еще раз перехватить взгляд наместника, но один из стражников так потянул за веревку, петлей висевшую на его шее, что он чуть не задохнулся. С помутненным сознанием он упал на колени, и только пинки смогли снова поднять его. Почти в беспамятстве от боли и удушья Рашид, спотыкаясь, двинулся вперед. Что бы ни задумал Эздемир, он надеялся и молил Аллаха только об одном – чтобы его мучения скорее закончились.