"Заговор во Флоренции" - читать интересную книгу автора (Вульф Франциска)

Когда смолкли последние удары колокола Санта Мария дель Фьоре, Анна села в карету. Матильда и Энрико провожали ее, словно она отправлялась в путешествие на Сицилию, хотя дом Пацци находился в соседнем квартале – в пятнадцати минутах ходьбы. Но даме из хорошего дома неприлично ходить пешком по городу, да еще одной. Легко представить, как бы вытянулись лица у Пацци, если бы она явилась к ним пешком!

Откинувшись на жесткую спинку сиденья, Анна погрузилась в раздумья. Интересно, с какой целью пригласили ее Пацци? Хорошо бы узнать подробности о смерти Джованны. Прав ли был Джулиано, рассказав ей, что Козимо обесчестил Джованну? Надо бы все выяснить. Возможно, Джакомо знает про эликсир? Козимо вполне мог рассказать ему об этом таинственном зелье – ведь когда-то они были друзьями. Но захочет ли он говорить об этом?

«Если умно поведу себя, возможно, и расскажет», – решила Анна.

Возница уже натянул поводья, остановившись у дома Пацци. Анна слышала, как он сошел с облучка и подошел к дверце кареты, чтобы открыть ее.

– Прибыли, синьорина, – объявил он, помогая ей выйти из кареты.

Анна осторожно сошла по шатким ступенькам и стала рассматривать фасад дворца. По стилю и размерам он мало отличался от палаццо Медичи: изящные колонны из светлого песчаника между оконными проемами были единственным украшением довольно скромного фасада высокого здания. Анна старалась воссоздать в памяти его облик и предназначение в XXI веке. Она знала улицу, где сейчас находилась. Некоторые здания сохранились и поныне, вплоть до 2003 года. В одном из них сейчас располагаются современные офисы, в том числе фирма «Гуччи». А что сейчас в доме Пацци? Архив, банк или магазин? Анна не могла вспомнить, видела ли она когда-нибудь это здание. Эпоха Пацци в этот момент близилась к закату. Возможно, в течение столетий, переходя от одного владельца к другому, дом изменился до неузнаваемости или, придя в упадок, был снесен.

Меж тем ее прибытие не осталось незамеченным. Не успела Анна сделать шаг к дому, как сразу же открылась дверь и навстречу ей вышел Джакомо де Пацци в сопровождении слуги.

– Приветствую вас от всего сердца, синьорина Анна, – радостно воскликнул он, взяв ее за руки. Его радость была несколько преувеличенной. Анне показалось, что он потянулся к ней, чтобы поцеловать в щеку, но в последний миг удержался. – Я бесконечно благодарен, что вы нашли время нанести нам визит, синьорина Анна.

– Я тоже рада, синьор Джакомо, – ответила она. – Это я должна вас благодарить за ваше любезное приглашение.

– Если вы помните, синьорина Анна, мы договаривались о встрече… – начал он, широким жестом приглашая в дом. – Что же мы стоим у порога? Входите, прошу вас. Мы же не на Понте Веккио случайно встретились. Добро пожаловать в дом, синьорина Анна.

Он протянул ей руку, и – по каменной лестнице из пяти ступеней – они поднялись в дом.

За пять месяцев пребывания во Флоренции XV века Анна побывала во многих домах. Преимущественно это были дворцы знатных семейств города, обставленные дорогой мебелью из разных стран мира, с огромными картинами, с тяжелыми серебряными и бронзовыми люстрами и светильниками на стенах и потолках. В вестибюле одного из таких домов Анна обратила внимание на небольшой китайский столик из лакированного дерева. Подобные предметы преследовали отнюдь не эстетические цели и не служили комфорту. Единственное их предназначение заключалось в демонстрации благосостояния обитателей дома. Больше всего Анне нравился вестибюль в палаццо Джулиано, выполненный в сдержанном стиле, скромно обставленный и в то же время радостный и полный жизни. Войдя в дом, ты ощущал пульс жизни: из кухни слышался звон посуды, переговаривались или чистили столовое серебро слуги. Из многочисленных окон струился приятный свет. Какой контраст с домом Пацци!

Здесь в вестибюле с высоченными потолками царили полумрак и мертвая тишина. Казалось, что тяжелые гобелены, которыми были увешаны стены, поглощают каждый звук. На какой-то миг Анне стало трудно дышать, она боялась задохнуться.

– Синьорина, передайте мне вашу накидку, – раздался низкий, почти загробный голос подошедшего слуги. Анна невольно вздрогнула.

– Этому дома больше ста лет, – не без гордости объявил Джакомо де Пацци. Странно, но при такой высоте потолка голос его не отозвался эхом. Архитектор, построивший дом, с помощью одной хитрости сумел избежать эха, закрыв стены гобеленами. Анна с интересом рассматривала гобелен, изображавший Циклопа – его единственный глаз был устремлен прямо на нее; стоящие у ног великана спутники Одиссея с ужасом наблюдали, как одноглазый Циклоп пожирает одного из их товарищей.

– В вестибюле, к несчастью, всегда сквозняки, – продолжал Джакомо, заметив, как Анна поежилась. – Раньше здесь не было камина. Его достроили позже, из-за чего пришлось изменить всю конструкцию дома. Пройдемте в столовую, там намного теплее.

Он первым прошел к двери, которую тут же открыл юный паж.

Столовая оказалась уютнее. На окнах были тяжелые шторы. Вдоль стен и на столах стояло множество светильников со свечами, излучавшими мягкий свет, а в торцевой стороне уютно потрескивал камин. На стенах висело около дюжины живописных полотен, которым на вид было не менее ста лет, – все без исключения портреты мужчин в черном одеянии и со строгими лицами или женщин, держащих букетики цветов в целомудренно сложенных на коленях руках.

В центре зала находился огромный стол со стоящими по концам серебряными канделябрами, драгоценной посудой из яркого расписного фарфора. По какой-то неведомой причине Анну охватил страх. Стол был накрыт всего на две персоны.

– Простите меня, синьор Джакомо, из вашего приглашения я поняла, что донна Лючия тоже…

– О, извините меня за это упущение, синьорина Анна! – воскликнул Джакомо, ударив себя по лбу. – Где только витают мои мысли? Радость от вашего появления заставила меня забыть о самых простых правилах вежливости. Только этим можно объяснить мою забывчивость. Я уже давно должен был передать вам самый сердечный привет от моей матушки, которая, к сожалению, занемогла и просит извинить ее. Несмотря на огромное желание увидеть вас, она вынуждена остаться у себя.

– Искренне сожалею, – ответила Анна. Безусловно, каждый может внезапно заболеть, и мать Джакомо в этом смысле не представляет исключения: она уже немолода, к тому же два месяца назад похоронила дочь. Но внутренний голос подсказывал ей, что здесь что-то не так и она ни на минуту не должна расслабляться. Все-таки Джакомо был неженатым мужчиной. – Надеюсь, у нее ничего серьезного?

– Нет, нет, насколько мне известно. – сказал он, и Анна заметила легкую тень, промелькнувшую по его лицу. – Моей матери далеко за восемьдесят. А после смерти сестры она заметно сдала, и мне иногда кажется… – Он запнулся, и в его глазах блеснула странная искра, словно что-то ослепило его. – Мне кажется, ее самое сокровенное желание – последовать за своей дочерью.

– Мне очень жаль, – тихо проговорила Анна, опустив глаза. – Не могу выразить словами, как я сожалею и сочувствую вам. Джованна была так молода и…

– Да, это так, – сказал Джакомо с тяжелым вздохом. – Она действительно была молода, во всяком случае, слишком молода, чтобы умереть. И все-таки ее смерть не была такой уж неожиданностью для нас. Уже много лет Джованна страдала странным недугом. Врачи оказались бессильны. Не помогали никакие микстуры, мази и эликсиры. А мы обращались к лучшим врачам Италии. Конечно, были у Джованны и счастливые минуты. Иногда по нескольку дней она была спокойна, радовалась жизни, как прежде. Иногда мы даже открывали шторы и окна, вместе смеялись, веселились. Джованна даже выходила из дома. Такие дни были для нас подарком судьбы, даром Господним, плохие дни – посылаемым свыше испытанием. Так, в течение многих лет мы несли свой крест. – Джакомо вздохнул и опустил голову. – К сожалению, плохих дней становилось все больше. Джованна замыкалась в себе, избегала людей и солнечного света. Иногда она была не в состоянии даже встать с постели. Как жаль, что вы не знали прежней Джованны, красивой и беззаботной, молодой… Так было, пока… – он вдруг смолк.

– Мне очень жаль, – повторила Анна, мысленно задаваясь вопросом: не Козимо ли был причиной ее недуга? И не разлад ли между бывшими друзьями и поведение Козимо привели к тому, что в этом доме исчезла радость и он превратился в могильный склеп?

– Спасибо, но не будем об этом. Конечно, все это очень печально, но… – Джакомо пожал плечами. – Господь не оставил нас, освободив Джованну от страданий. Он снова проявил к нам бесконечное милосердие, подарив бедной Джованне несколько радостных минут незадолго до смерти. Мы должны благодарить Господа за все, что он нам посылает. – Они помолчали, и Джакомо улыбнулся. – Присаживайтесь, синьорина Анна.

Молодой слуга, такой же бледный и худой, как и привратник в вестибюле, пододвинул стул, случайно задев ее колено. Анна невольно вздрогнула: пальцы юноши были холодными, как у покойника.

Анна глубоко вздохнула, чтобы скрыть нарастающую тревогу. «Ерунда, – пыталась она успокоить себя, – все это плод разыгравшейся фантазии. Дом Пацци – не могила, слуги – живые люди». Возможно, она насмотрелась фильмов ужасов и ей чудится всякая чушь.

Не хватало еще, чтобы ей померещились торчащие изо рта хозяина клыки вампира.

Анна обратила внимание на то, что в доме нет зеркал. Не сходит ли она с ума? Зачем ей зеркала? Вампиры и духи существуют только в книгах, фильмах или на сцене. И все же короткий взгляд в зеркало, пусть даже крохотного, наверное, успокоил бы ее. Ей было бы не так жутко в этой мрачной и давящей атмосфере.

– Суп подан, синьорина, – сказал слуга голосом, больше похожим на хриплый шепот. Поставив на стол миску с супом, он открыл крышку и, зачерпнув большой половник, налил в ее тарелку, потом пошел к другому концу стола и обслужил Джакомо.

– Желаю вам приятного аппетита, синьорина Анна. – Джакомо кивнул ей и начал есть.

«Немного горячего супа не повредит», – подумала Анна, продолжая дрожать, несмотря на горящий камин.

Анна решительно зачерпнула ложкой горячий бульон, в котором плавали горошины, кусочки моркови, капусты, свеклы и еще чего-то явно животного происхождения. По-видимому, это требуха или внутренности, неизвестные в XXI веке или используемые в кормах для животных. Вероятно, в XV веке они входили в состав обычного меню. Но, что бы это ни было, суп оказался на редкость вкусным.

Слуги вносили одно блюдо за другим, обмениваясь короткими замечаниями. Когда был съеден и десерт – тонкий пирог с яблоками, – Джакомо вытер салфеткой рот и поднялся.

– А теперь приглашаю вас в библиотеку, – предложил он, протянув Анне руку. – Там мы можем спокойно поговорить. Надеюсь, у вас есть немного времени, достопочтимая синьорина?

Джакомо приветливо улыбался. Он был ненавязчив, учтив, обладал прекрасными манерами – словом, безукоризненный джентльмен. Но почему, несмотря на его галантность, Анна испытывала дрожь в его присутствии, будто какой-то призрак дышал ей в затылок? В лице Джакомо было нечто странное и жутковатое. Анне все время хотелось убежать, но она не могла себе позволить оскорбить Джакомо де Пацци. Поднявшись, она улыбнулась и взяла его под руку.

– Спасибо, с удовольствием.

Джакомо провел ее в библиотеку, находящуюся в соседнем помещении. И здесь все окна были завешены плотными шторами, а солнечный свет заменяли сотни стоявших повсюду свечей. Они устроились у камина. Оба молчали. Первый раз в жизни Анне хотелось взять в руки вышивку, чтобы чем-то занять руки и скрыть волнение. Джакомо, казалось, ничего не замечал вокруг. Глядя на огонь в камине, он был погружен в собственные мысли.

«Уж не забыл ли он про меня?» – подумала Анна, судорожно подыскивая тему разговора. Вот так молча сидеть могут позволить себе супруги, прожившие сорок лет вместе, но никак не люди, почти незнакомые друг с другом. Матильда бы упала в обморок, наблюдая эту сцену. Хорошо, что Анна была опытной журналисткой и умела вести беседу. Сейчас от напряжения, которое повисло в воздухе и которое Анна ощущала почти физически, начнут сыпаться искры. Надо срочно завести разговор. Разумеется, не о погоде или видах на урожай в будущем году. Анна чувствовала, что после того как кончится это тягостное молчание, начнется настоящий разговор – о Медичи, Козимо и Джованне. Она откинулась в кресле, удобно устроилась и стала ждать.

– Здесь мы иногда сидели с Джованной, – начал Джакомо. Он говорил тихо, как бы сам с собой, и в то же время четко выговаривая каждое слово, чтобы Анна могла следить за ходом его мыслей. Ей вдруг представилась картина: Джакомо, освещенный ярким лучом прожектора, сидит на погруженной в темноту сцене и произносит монолог. Он не замечает, что в зале больше пятисот гостей, которые затаив дыхание слушают его. – В те дни, когда Джованне становилось легче, она спускалась сюда и садилась к камину. Мы разговаривали. Я часто читал ей вслух, а она вышивала. – Он бросил быстрый взгляд на Анну. – Те гобелены, которые вы видели в вестибюле, синьорина Анна, вышиты Джованной. – Он тяжело вздохнул. – За несколько недель до своей кончины она ни разу не спустилась в библиотеку. Она была очень слаба. Невыносимо жаль! У нее были золотые руки.

– Да, вы правы. Гобелены необычайно выразительны, – сказала Анна и, вспомнив о Циклопе, пожирающем людей, вздрогнула. Жаль, нет рядом ее подруги Ангелы. Какие выводы сделала бы она о душевном состоянии художницы при виде таких сюжетов? – Джованна была интересная женщина. Кстати… – Анна запнулась, и Джакомо пристально посмотрел на нее. Сначала она собиралась рассказать ему о визите Джованны, но в последний момент раздумала. – Извините меня, синьор Джакомо, я, вероятно, кажусь вам слишком болтливой. Я ни в коем случае не хочу бередить вашу свежую рану. К сожалению, мне не довелось ближе познакомиться с Джованной. Я впервые увидела ее на приеме у Медичи. Мне показалось, что у нас много общего. Простите, если вам больно говорить о вашей покойной сестре, я вас пойму, и мы переменим тему.

– Нет, нет, напротив, – быстро возразил Джакомо, поглаживая руками подлокотники кресла. – Именно потому что ее нет больше с нами, мне доставляет радость рассказать вам о ней. – Он тряхнул головой. – Уверяю, что более преданной подруги, чем Джованна, вы бы никогда не нашли. К несчастью, болезнь помешала ей завязать знакомство со своими сверстницами, но она никогда не жаловалась и часто повторяла, что лучшее времяпровождение для нее – это сидеть у камина вместе со мной. Моя бедная сестра! Добрая, скромная душа! – Он на миг замолчал, сверкнув взглядом, словно в глаз ему залетела муха. – Но в глубине души она, лишенная общения с молодыми женщинами и мужчинами, была очень одинока.

– С каких же пор ваша сестра была больна?.. – начала Анна, но потом осеклась. – Извините, если я…

Но Джакомо только отмахнулся.

– Очень давно. Она была еще совсем юной девушкой, когда все началось. За ней ухаживал один человек, предлагал ей руку и сердце, а потом…

– Он нарушил слово? – спросила Анна. Она намеренно говорила тихо, вкрадчиво и осторожно, как делала всегда, желая подвести интервьюируемого к главному пункту в разговоре, зная, что это для него болезненная тема, а потому – самая интересная для читателя.

Джакомо быстро посмотрел на Анну:

– Вы знали об этом?

– Нет, я просто догадалась. Я…

– Я подумал, что вам уже все рассказали. Может быть, вы стыдитесь, что этот человек был одним из ваших… из Медичи? Я говорю о Козимо, кузене Лоренцо…

Анна вздрогнула. В голосе Джакомо прозвучала нескрываемая ненависть, когда он произнес это имя. По его тону было понятно, что он обвиняет его в смерти сестры. Он смотрел на огонь в камине и, вероятно, больше всего на свете хотел бы видеть в этом горящем пламени своего бывшего друга, корчащегося в предсмертных муках.

– Вы будете удивлены, если я скажу вам, что готов отдать все богатства за то, чтобы получить его голову на серебряном подносе. Но… – Он беспомощно развел руками. – Но не могу… Я не могу убить его сам. И не могу нанять убийцу, который бы выполнил это страшное поручение. И дело здесь, как вы понимаете, не в деньгах. Я сам стыжусь этих низких помыслов. Я каждый день молюсь Богу, прошу о спасении моей души. Как бы я ни ненавидел его, я не способен убить. Ведь Козимо был моим лучшим другом. Не знаю, знакомо ли вам это чувство?

– Я слышала… – осторожно заметила Анна.

– Мы были не просто друзьями, синьорина Анна. Мы были братьями-близнецами. Мы всегда знали, о чем думает, что чувствует другой. Мы все делали сообща. Мы не мыслили жизни друг без друга. И так продолжалось вплоть до того самого дня. – Он задумчиво прикусил губу и, почти перейдя на шепот, заговорил медленнее: – Как бы я хотел, чтобы тот день никогда не наступил. Однажды на рынке мы встретились с колдуньей: мы пришли за любовным напитком, чтобы покорять женщин. Мы были полными дураками! Думали только о юбках и о том, что под ними… – Углубившись в воспоминания, он улыбался. – Но колдунья дала нам не любовный напиток, а старый зашифрованный свиток. В нем было что-то зловещее, а Козимо… – Джакомо покачал головой. – Он всегда отличался чрезмерным любопытством. Если сталкивался с тайной, то должен был разгадать ее во что бы то ни стало. Так случилось и в тот день. Как я ни отговаривал его, он не желал меня слушать. Он заперся в своей комнате, проводил дни и ночи, ломая голову над рукописью, пока ему не удалось наконец расшифровать ее текст. Я хорошо помню, как он пришел ко мне посреди ночи: бледный, изможденный, со странным, лихорадочным блеском в глазах. Он сказал, что в рукописи зашифрован рецепт напитка, который позволяет совершать путешествия в прошлое. Он…

– Эликсир вечности? – выпалила Анна и тут же спохватилась. Такой промах был верхом непрофессионализма. Полнейшей глупостью!

Джакомо странно посмотрел на нее.

– Вы знаете об эликсире, синьорина Анна?

– Да. Некоторое время назад я говорила с Козимо, и он упомянул эликсир.

– Это правда? Значит, вы способны вызвать у человека доверие, синьорина Анна, очень большое доверие. Козимо – осторожный человек. Он никогда никому не говорил об эликсире. Даже в разговорах со мной он с тех пор не произносил этого слова. Сомневаюсь, что об эликсире знают даже в семье Медичи. – Джакомо улыбнулся. – Впрочем, сейчас это не имеет никакого значения. На чем я остановился? – Он сморщил лоб, как актер, забывший текст роли. – Козимо уговаривал помочь ему приготовить эликсир. Я, разумеется, отказался и изо всех сил пытался отговорить и его. Все это дело казалось мне какой-то чертовщиной, черной магией и бесовским занятием. Уже тогда я понимал, как это зелье подействует на его душу. К сожалению, мне не удалось убедить его. Я долго корил себя, и до сих пор меня мучает вопрос, все ли возможности я исчерпал, чтобы спасти Козимо?

– А что вы могли сделать, кроме того, что предостерегли его?

– Я мог бы поговорить с родными. Уверен, они оградили бы его от общества, – ответил Джакомо. Анна похолодела, когда до нее дошел смысл его слов. Неужели он серьезно пытался упечь его в сумасшедший дом? – Но я не сделал этого. Ведь мы были друзьями, и одна мысль, что до конца дней он обречен влачить жалкое существование в стенах лечебницы для душевнобольных, была невыносима для меня. – Он снова покачал головой. – Сейчас я понял, что уже тогда он был потерян для общества. Он долгое время докучал мне, уговаривал вместе заняться эликсиром, но потом отступился, назвав меня трусом, и окончательно отдалился от меня. Что было потом, могу только догадываться. Не знаю, какой бессовестный негодяй достал ему все необходимые ингредиенты. Козимо не справился бы в одиночку, не смог бы приготовить зелье.

– Откуда вам известно, что он действительно получил эликсир?

– Он предлагал мне его выпить, и не один раз. Честно признаюсь, я проявил слабость и даже попробовал его раз или два. Каких только глупостей не наделаешь в молодости? Но, признаюсь вам, я сразу осознал всю опасность, таящуюся в эликсире. И, разумеется, пытался уговорить Козимо воздержаться от эликсира. Увы! Шли годы, и я с ужасом наблюдал, как он меняется на глазах, становится резким, наглым, хитрым и коварным, оскорбляя всех и вся. Его боялись слуги, чурались друзья, от него отказалась семья. Особенно отвратительно он вел себя с молодыми женщинами, из какого бы сословия они ни происходили – будь то служанка, крестьянка или женщина из знатной семьи. Он не брезговал даже нищенками, просящими подаяние. В нем словно горел дьявольский огонь, пожирая душу. И этот огонь невозможно было ничем погасить. Козимо ненасытен. Для него не существует ничего святого. Он топчет ногами все – плохое и хорошее. Он вел себя так безобразно, что отцы семейств боялись выпускать своих дочерей на улицу даже днем. Я тоже не спускал глаз с Джованны, серьезно опасаясь за ее безопасность. Больше того, старался вести дела, не отлучаясь из дому, избегал дальних поездок. Козимо ждал момента, чтобы во время моего отсутствия подобраться к Джованне.

Джакомо сжал кулаки, а голос его задрожал от гнева.

– Он действовал с изощренной хитростью – сначала пускал в ход свой мужской шарм, осыпал ее подарками, дарил цветы и сладости. В общем, вел себя как образцовый кавалер. Потом, когда она стала послушной как овечка, начал рассказывать обо мне всяческие небылицы, пытался уговорить ее бежать с ним из Флоренции. Моя сестра была такой молодой и неопытной, благочестивой и наивной. Вскоре она полностью была во власти этого интригана и развратника. Он почти уговорил ее бежать из дому, но тут, к счастью, я вернулся из деловой поездки. Когда мы с ним столкнулись, Джованне открылось его истинное лицо. Он трусливо ретировался. Она рыдала, сгорая от стыда, страшно раскаивалась, но было уже слишком поздно. Она уже ждала ребенка от него, но волнения и стресс привели к выкидышу. С тех пор она перестала быть прежней Джованной.

Джакомо размеренно качал головой, потом поднялся.

– Не знаю, зачем я рассказал вам это все, синьорина Анна. Возможно, для того, чтобы предостеречь вас. Вы молоды, прекрасны, благонравны. Чем-то вы напоминаете мне Джованну, какой она была, пока этот подлец не сломал ей жизнь. Я знаю, вы верите в человеческое добро и даже представить себе не можете, какой бес сидит в этом человеке, внешне таком привлекательном. Хочу вас предостеречь – вы самый идеальный случай для него. Не сомневаюсь, он будет пытаться соблазнить вас, а я буду корить себя за то, что не сумел предотвратить беду.

Анна молчала. Какие же муки пришлось испытать бедной Джованне! И в то же время в ней шевелилось какое-то неясное чувство, похожее на сомнение. Разве Козимо, хотя бы намеком, пытался приблизиться к ней? Нет. Несколько раз они разговаривали, но темы их разговоров ограничивались эликсиром и тем письмом с приглашением на бал. Во время этих коротких встреч он изо всех сил старался произвести впечатление циника, своенравного бахвала и самодура. Если это и была его манера соблазнения, то, надо признаться, очень своеобразная, а главное, абсолютно новая. Почему же в глубине души она так противилась этой уничижительной оценке Козимо? Впрочем, возможно, именно своей порочностью он привлекал ее?

– Но зачем ему соблазнять меня? – спросила Анна.

Джакомо пожал плечами.

– Кто может знать мотивы сумасшедшего? – Он сжал губы, как будто сдерживая слезы. – В сущности, ему была важна не Джованна. Прежде всего он хотел нанести оскорбление мне. И это ему вполне удалось. Вы даже не представляете, синьорина Анна, какой мукой для меня стало ежедневно видеть страдания Джованны без всякой надежды на выздоровление. – Джакомо закрыл глаза. Анна ждала, когда он успокоится и снова заговорит. – Козимо ненавидит не только меня, синьорина Анна Он ненавидит всех, кто благополучнее его. Поэтому он ненавидит и свою семью, в особенности кузена Лоренцо и его брата Джулиано. Он погубил и мою душу. Насколько я его знаю, он никогда не остановится. Он будет искать все новых жертв, лишая людей самого дорогого.

Анна перевела дух. Не намекает ли он на заговор Пацци? Знает ли он о заговоре? Возможно, ему стало известно, что Козимо замышляет убить своего кузена Джулиано? Мотив совершенно ясен: Козимо, которого все ненавидят, завидует Лоренцо, его славе, власти и популярности. Он завидует и Джулиано, которого все обожают, который молод и красив. Уничтожив Джулиано, он одним ударом убивает двух зайцев. Вероятно, Джакомо хочет предупредить Анну? Но подождем. Пока что это только домыслы. Надо иметь конкретные факты и доказательства.

– Вы подозреваете кого-то конкретно? – спросила она. – Извините, возможно, я излишне настойчива. Вам может показаться странным, но благополучие семьи Медичи и в особенности Джулиано для меня вопрос первостепенной важности. Если вам что-нибудь известно, что против одного из Медичи замышляется какое-то злодейство, скажите мне сейчас же, пусть это лишь смутная догадка. Скажите мне всю правду, какой бы оскорбительной или обидной она ни была. Если это поможет отвести беду, то цель оправдывает любые средства. Вы ведь тоже отдали бы все на свете, чтобы вовремя узнать о кознях Козимо, пока ваша сестра не оказалась в его сетях.

Затаив дыхание Анна ждала, что он скажет на это. Его ответа пришлось ждать целую вечность. Наконец Джакомо заговорил:

– Вы правы, синьорина Анна, – тихо начал он. – Если бы меня предостерегли раньше, Джованна и поныне была бы жива. Она ведь могла стать счастливой женой и матерью. Поэтому.. – Он поднялся и, повернувшись к ней, схватил ее за руки. В его взгляде было нечто невыразимо трогательное. – То, что я скажу сейчас, предназначается только для ваших ушей. Я говорю это под большим секретом. – Он быстро оглянулся, словно опасаясь, что их подслушивают, потом наклонился к Анне и перешел на шепот: – Мне стало известно, что Козимо поддерживает связи с недругами Медичи. Люди видели, как он в наемной карете совершил поездку в Сиену, где тайно встретился с кардиналом и его советниками. А его новый слуга Ансельмо – отъявленный вор и мошенник, который, переодевшись в шута, обворовывал людей на рынке. Говорят, свой порочный талант он поставил на службу Козимо. Он распространяет по городу гнусные сплетни, ворует договоры, важные бумаги, злит и пугает деловых партнеров Медичи. Если его не остановить, то может случиться непоправимое: Медичи придется расстаться со своим богатством или, того хуже, бежать из Флоренции. Козимо уже погубил честь семьи Пацци. Нельзя допустить, чтобы это произошло и с Медичи.

От ужаса у Анны по спине пробежали мурашки.

– Чем я могу помочь? – спросила она в надежде, что у Джакомо есть готовый ответ и ей останется лишь претворить все в жизнь. Но ответа не последовало.

– Не знаю, – со вздохом сказал он. – Вы умная женщина, синьорина Анна. Возможно, вы сами найдете способ, как положить конец его злодеяниям. Могу дать только один совет – остерегайтесь Козимо и никогда не доверяйте ему Какими бы чарами он ни пытайся вас околдовать, как бы ни льстил, скажу вам: это – демон. У него нет ни стыда, ни совести, он не способен на раскаяние. Он давно продал душу дьяволу.

Незаметно вошел слуга, чтобы подложить в камин поленьев. От неожиданности Анна вздрогнула.

– Извините, я… – забормотала она, пытаясь взять себя в руки. Значит, убийца Джулиано – Козимо? Как же ей спасти Джулиано, как предотвратить кровавое преступление, которое произойдет 26 апреля у алтаря собора Санта Мария дель Фьоре и потрясет всю Флоренцию? – У меня все перепуталось. Я даже не знаю…

– Зато я знаю, дитя мое, – тихо сказал Джакомо, по-отечески потрепав ее по руке. – Я понимаю, как вас волнуют эти слухи. Поверьте, я тоже стараюсь всеми возможными средствами пресечь козни этого негодяя. Будьте уверены, я всегда в вашем распоряжении, если потребуется моя помощь. Я всегда готов выслушать вас и дать совет. Надеюсь, общими усилиями нам удастся сорвать планы этого безумца.

Анна кивнула. Это было хорошее предложение. Конечно, Лоренцо ни за что не поверит, если она расскажет ему о подозрениях против Козимо. В конце концов, Козимо его кузен. Лоренцо умный и осмотрительный человек и знает цену Козимо. Но когда дело касалось одного из членов его семейства, Лоренцо был немного сентиментальным. А с Джулиано вообще невозможно говорить на эту тему. Или все же поговорить? Пожалуй, следует сказать ему что-нибудь в таком духе: «Если не будешь бдительным, Козимо убьет тебя 26 апреля перед алтарем Санта Мария дель Фьоре». Да, Джакомо может быть очень ценным союзником. Он в курсе всех дел, которые происходят во Флоренции, пользуется уважением знати и духовенства, у него везде «свои уши», свои верные соглядатаи. А главное, он знал Козимо как никто другой.

– Да, – твердо сказала Анна и поднялась. – Как только я узнаю что-то новое, сразу же сообщу вам. А сейчас прошу меня извинить. Я и так отняла у вас слишком много времени. Скоро вечер, и мне надо вернуться домой.

– Вы совершенно правы. Извините мою неучтивость, но, когда заходит речь о моей сестре, я забываю о приличиях. Я вызову карету. Вас отвезут домой.

Джакомо проводил ее вниз до вестибюля. Здесь стало еще мрачнее и холоднее, чем прежде. Когда слуга расправлял накидку на ее плечах, Анна снова взглянула на Циклопа и других персонажей гобеленов: Сциллу и Харибду, горящую Трою, обрушивающуюся Вавилонскую башню; со всех картин на нее смотрели мужчины и женщины с раскрытыми от ужаса глазами и ртами. Вдруг наверху что-то мелькнуло. Что это? На лестничной площадке стояла неподвижная фигура, скорее напоминавшая тень, и ее взгляд был устремлен вниз.

«Донна Лючия!» – мелькнуло у Анны в голове. Значит, она не так больна, как говорит Джакомо? Не успела Анна сообразить, кто это, фигура мгновенно исчезла.

– Что с вами? – мягко спросил Джакомо, следивший за ее взглядом.

Анна не могла оторвать глаз от лестницы, но там уже никого не было. Фигура лишь на миг замаячила перед глазами, и Анна невольно усомнилась. Наверное, померещилось. Или это была одна из служанок.

– Все в порядке, – ответила Анна, выдавив из себя улыбку. – Просто хотелось еще раз полюбоваться работами вашей сестры. Это настоящие шедевры.

– Карета готова, синьорина, – сказал подоспевший лакей, отвешивая легкий поклон. Он был похож на призрак, как, впрочем, и все остальные слуги. Ничего удивительно, когда живешь в темноте, без солнечного света.

– Благодарю за теплый прием. Надеюсь, вы нанесете ответный визит в дом Джулиано де Медичи. Передайте мой сердечный привет и пожелания скорейшего выздоровления вашей матушке донне Лючии.

Она протянула руку Джакомо, которую тот галантно пожал.

– Вы тоже кланяйтесь Джулиано и его достопочтенному брату Лоренцо. Я знаю, что они не причастны к трагедии. Ваш долгожданный визит пролил целительный бальзам на мою душу.

Он поклонился и поцеловал ей руку.

Анна содрогнулась. Губы Джакомо были холодными и мокрыми, как у утопленника. Она почувствовала отвращение, инстинктивно отдернув руку. Что с ней? У нее ведь нет никаких оснований бояться этого галантного человека.

И все-таки… она чувствовала на руке этот мертвящий поцелуй даже тогда, когда карета уже подъезжала к дому Джулиано. Здесь ее ждали Матильда и Энрико.