"Андромеда" - читать интересную книгу автора (Хойл Фред, Эллиот Джон)

Глава 4. Часть 1

Никто никогда не ездил в Торнесс ради удовольствия. Чтобы попасть туда из Лондона, нужно было затратить не менее двенадцати часов — сначала самолетом до Абердина, затем — на дизельном экспрессе через Шотландское нагорье к городку Гэрлох на западном побережье. Торнесс был следующей железнодорожной станцией к северу от Гэрлоха. Впрочем, с железной дороги не было видно ничего, кроме маленькой чахнущей деревушки, дикого скалистого берега да вересковых пустошей. Ракетный центр располагался на небольшом полуострове напротив широкого пролива между островами Скай и Льюис. Перешеек был отделен от суши высокой оградой из металлической сетки, поверх которой была натянута колючая проволока; ворота защищены сторожевыми будками с вооруженными часовыми, а вдоль ограды и по прибрежным обрывам ходили патрули с собаками. Со стороны моря на серой глади Атлантического океана виднелся лишь островок, населенный птицами, да иногда проходил случайный патрульный катер. Под облачным небом все вокруг было зеленым, серым или коричневым, и, если не считать звуков, время от времени доносившихся из-за ограды, здесь царила тишина. Когда Рейнхарт и Флеминг сошли с поезда, лил дождь. На станции их встретила черная служебная машина, которую вела молодая женщина в зеленой форме. Разбрызгивая воду, они помчались по шоссе через голую, поросшую вереском равнину к воротам Центра. Здесь сержант в форме шотландского полка проверил пропуска и по телефону доложил директору о их прибытии. Административные службы размещались в длинном и узком одноэтажном здании, стоявшем посреди большого двора. Хотя оно было новым и современным, все же в нем осталось что-то от традиционной мрачности казармы. Однако кабинет директора производил совсем иное впечатление. Черные полы сияли, на лампах — белые плафоны обтекаемой формы, шторы свешивались до полу, а карты и схемы на стенах были вставлены в полированные рамки. За столом директора, огромным и роскошным, сидел человек с узким морщинистым лицом. На столе стояла табличка, на которой аккуратными черными буквами было выведено: «Доктор Ф.Т.Н. Джирс». Джирс вежливо, но без особого энтузиазма поздоровался с Рейнхартом и Флемингом, старательно делая вид, что его должность ему в тягость.

— Вы увидите сами, какая здесь ужасная тоска, — сказал он, угощая их сигаретами, которые хранились в отполированном стакане из головки ракеты. — Мы, разумеется, заочно знакомы друг с другом. Рейнхарт осторожно опустился в одно из кресел для посетителей; оно оказалось настолько низким, что сидящий за столом хозяин был еле виден профессору.

— Если не ошибаюсь, мы уже контактировали с вами по вопросам, связанным со слежением за ракетами. — Рейнхарту при разговоре приходилось вытягивать шею; безусловно, так было сделано намеренно. Флеминг понял это и усмехнулся. Физик по образованию, Джирс много лет был научным руководителем различных военных проектов и к этому времени больше походил на солдафона, чем на ученого. Где-то глубоко под маской ревностного службиста скрывался разочарованный исследователь, но из-за этого Джирс только сильнее завидовал чужому успеху, больше раздражался из-за массы мелких неотложных вопросов, которые ему приходилось решать каждый день.

— Насколько мне известно, вы должны вскоре начать свои работы на нашей территории. — Несмотря на свой занудливый характер, Джирс был способным администратором и уже все подготовил к приему гостей. — Но, конечно, будет нелегко. Мы не можем предоставить вам неограниченные возможности.

— Мы же не просим… — начал Рейнхарт. Флеминг перебил его:

— Насколько мне известно, за нами закреплено преимущественное право? — Джирс холодно взглянул на него и стряхнул пепел в пепельницу из головки поршня.

— Вам выделят определенные часы для работы на главной счетной машине — Вы получите собственное лабораторное помещение и квартиры для вашей группы. Это будет на нашей территории, и вы будете подчиняться нашему режиму, однако вам выдадут пропуска и вы сможете свободно приходить и уходить, когда захотите. Нашу службу безопасности возглавляет майор Кводринг, а я отвечаю за научную работу.

— Но не за нашу, — сказал Флеминг, не глядя на Рейнхарта.

— У меня более низменные, но и более насущные дела. — Джирс, насколько мог, игнорировал Флеминга и обращался только к профессору. — У вас, у министерства науки, цели более возвышенные, но, так сказать, более отвлеченные и расплывчатые. На столе в рамке стояла фотография жены и детей директора.

— Интересно, как они ладят между собой? — сказал Флеминг Рейнхарту, когда они вышли. На улице все еще лил дождь. Один из помощников Джирса повел их мимо административного здания, через двор, по мокрой траве, по бетонным дорожкам, мимо низких, похожих на бункеры строений, наполовину укрытых под землей, вверх к стартовой площадке на мысу.

— Сегодня еще тихо, — сказал провожатый, когда они нагнулись, защищаясь от хлестких струй. — Обычно здесь такое творится, что только держись. Несколько небольших ракет в нейлоновых чехлах покоились на наклонных стартовых установках. Они были повернуты в сторону моря. Одна ракета, побольше, стояла вертикально на главном пусковом столе; тщательно принайтовленная к пусковой башне, она казалась неподъемной и вросшей в землю.

— Мы здесь не держим ничего особенно большого. Это все перехватчики. Маленькие, да удаленькие, так сказать. Разумеется, здесь высшая степень секретности, обычно мы не пускаем к себе гостей. Главная счетная машина, помещавшаяся в большом лабораторном корпусе, производила внушительное впечатление. Она была американского производства и втрое больше любой из машин, на которых они когда-либо работали. Дежурные инженеры вручили Флемингу расписание, где были отмечены отведенные ему часы. Хозяева держались довольно любезно, но не проявили особого интереса к работе гостей. Затем им показали незанятое служебное помещение, отведенное для них, и несколько стандартных домиков, маленьких и неуютных, но чистых, обставленных казенной мебелью. Хлюпая в промокших ботинках по грязи, они прошли к жилым корпусам, где им показали столовую и клуб для старшего персонала, магазин, прачечную, гараж, кинотеатр и почту. Сотрудники Центра были обеспечены всем необходимым, и им незачем было выходить за пределы городка, разве только чтобы полюбоваться вереском и небом. За первые два-три месяца в Торнесс переехала только основная группа: Флеминг, Бриджер, Кристин, Джуди и несколько ассистентов. Лаборатории были завалены листами с вычислениями, схемами, синьками и расставленными как придется опытными макетами различных электронных устройств. Флеминг и Бриджер просиживали ночи напролет над электронными блоками будущей машины и схемами соединения; здание постепенно заполнялось: приезжало все больше научных сотрудников, ассистентов, чертежников, инженеров. В начале весны из Глазго прибыли представители фирмы, подписавшей контракт на поставку оборудования, и все вокруг запестрело надписями «Макинтайр и сыновья». Здание для «сверхмашины», как окрестили это детище флеминговского интеллекта, находилось на территории Центра, но в некотором отдалении от городка; к нему то и дело подъезжали грузовики с оборудованием, исчезавшие в воротах. Постоянные сотрудники Центра наблюдали за всей этой суетой с живым интересом, но это их не касалось и они продолжали заниматься собственными делами. Примерно каждую неделю со стороны стартовых установок доносился могучий рев, за ним следовала яркая вспышка, и очередные четверть миллиона фунтов из карманов налогоплательщиков взлетали в воздух. Пасущиеся в округе коровы и овцы лениво разбегались; затем в конструкторских бюро несколько дней продолжалась лихорадочная деятельность. Вообще же окрестности здесь были тихими и неразведанными, а когда дождь прекращался, они становились невыразимо прекрасными. Младшие члены группы Рейнхарта быстро подружились с персоналом Центра и охранявшими его солдатами. Они вместе ели, пили, гуляли по окрестностям и носились по заливу на маленьких парусных лодках. Но Флеминг и Бриджер держались особняком, за что получили прозвище «небесные близнецы». Если их не было возле строящейся машины или в лаборатории, значит, они работали в домике Флеминга или Бриджера. Иногда Флеминг, решая какую-нибудь проблему, запирался у себя один, а Бриджер, прихватив полевой бинокль, отправлялся на моторной лодке на птичий островок Торхольм. Рейнхарт распоряжался из Лондона; он регулярно приезжал в Центр, но большую часть времени проводил в недрах Уайтхолла, добиваясь утверждения планов, смет, разрешений, а также занимаясь бесчисленными отчетами, которые все время запрашивало правительство. В результате все, что требовалось для бесперебойной работы, они получали очень быстро, и задержки с материалами бывали редки. Рейнхарт скромно утверждал, что Осборн в подобных делах маг и волшебник. Только Джуди оказалась на отшибе. Помещение, где она работала, было в стороне от лаборатории, в главном административном корпусе, а жить ей пришлось вместе с сотрудницами Центра. Флеминг, хоть и был всегда очень приветлив, не мог уделять ей много времени. Бриджер и Кристин старательно ее избегали. Она умудрялась следить за общим ходом работы и порой принимала приглашения офицеров отправишься на прогулку по окрестностям, но и только; дальше этого дело не шло. В долгие зимние вечера она пробовала вышивать, лепить и даже снискала себе этим репутацию артистической натуры. На самом деле ей просто было скучно. Когда новая счетная машина была почти закончена, Флеминг повел Джуди осматривать ее. Сам он относился к машине с благоговейным страхом, к которому примешивалась неприязнь. Либо он во всем ошибался, либо должно получиться нечто невообразимое и сверхъестественное. Видно было, что Флеминг страшно утомлен: он отчаянно устал и устало отчаивался. Но машина поражала воображение. Она была так велика, что пульт управления находился внутри нее.

— Мы тут как Иона во чреве китовом, — объявил Флеминг Джуди, указывая на потолок — Там установлен основной агрегат системы охлаждения — гелиевый сжижитель. Сердечники запоминающего устройства непрерывно омываются потоком жидкого гелия. За тяжелыми двойными дверьми находилось обширное помещение размером с танцевальный зал, в центре которого до самого потолка подымалась панель, состоящая из множества электронных блоков. Напротив панели стоял главный пульт управления, обращенный задней стороной к двери. На одном конце пульта виднелось что-то напоминающее обычную клавиатуру пишущей машинки; на другом помещалось печатающее устройство. Кроме того, на пульте было еще несколько клавиатур и приспособления для обработки перфокарт. Осветительные плафоны пока не работали — горела только одинокая лампочка на пульте, да еще несколько переносных ламп свешивалось с аппаратурных стоек. Зал был в полуподвальном помещении без окон. Он походил на таинственную пещеру.

— Это все аппаратура управления и контроля, — пояснил Флеминг, показав на возвышавшуюся перед ними металлическую стену, — а это — входные устройства. Флеминг показал Джуди клавиатуру телетайпа, магнитофон и приставку для работы с перфокартами, добавив:

— Она-то хотела иметь очень хитрую магнитную воспринимающую систему, но мы решили изменить ее и поставить обычный магнитофон. Так легче для нас, зрячих.

— Она?! Флеминг как-то странно взглянул на Джуди.

— Я говорю «она», потому что воспринимаю ее как самостоятельный разум, почти как личность. Джуди так давно жила в этой атмосфере, что свыклась с подобной мыслью. Она позабыла тот трепет, который охватил ее тогда, в Болдершоу-Фелл, когда телескоп впервые принял послание из космоса. С тех пор было так много тревог и уводящих в сторону событий, что основная цель их работы подернулась дымкой, да к тому же само послание приняло вполне земной образ построек, кабелей и сложного, но изготовленного людьми оборудования. Но, стоя здесь рядом с Флемингом, который казался не просто усталым, но одержимым, движимым какой-то внешней неведомой силой, Джуди не могла не ощутить присутствия неземной мощи, притаившейся где-то в сумраке зала. Это чувство возникло на мгновение и рассеялось. Оно не завладело ее сознанием, подобно тому как это, видимо, случилось с Флемингом, и все же вновь по ее спине пробежал холодок.

— А это — выходные устройства, — сказал Флеминг, который, казалось, не заметил ее волнения. — Ее мыслительный процесс облечен в форму двоичного исчисления, но мы заставляем ее выдавать результат в десятичной системе, чтобы сразу можно было считывать. Металлическую стену перед ними прорезала полоса индикаторной панели.

— Что это? — поинтересовалась Джуди, показывая на несколько сот неоновых лампочек, расположенных рядами между двумя узкими металлическими пластинами, выступающими под прямым углом к поверхности панели. На пластины были надеты прозрачные футляры из органического стекла.

— Это тоже для контроля. Лампочки — просто разновидность контрольного устройства. Они показывают, как через машину проходят данные.

— А вы уже вводили какие-нибудь данные?

— Нет еще.

— Ты, наверное, не сомневаешься, что машина заработает? — Никогда не допускал иной мысли. Они бы не стали передавать конструкцию машины, которая не работает.

— Уверенность, звучавшая в его голосе, не была простой самонадеянностью. Казалось, его устами говорит кто-то другой.

— Это если ты все правильно понял…

— Я понял все. Вернее, почти все. Например, я не совсем понимаю, для чего нужно это, — он указал на металлические пластины в футлярах из органического стекла. — Это электрические контакты с напряжением около тысячи вольт между ними; потому-то мы и надели на них предохранительные футляры. Они предусмотрены конструкцией, и я уверен, что мы научимся их использовать. Возможно, что это какие-то воспринимающие устройства. Он говорил все с той же уверенностью, и, по-видимому, его нисколько не смущала сложность машины. Казалось, его ум давно к этому подготовлен и только ожидал счастливой возможности. Теперь Джуди поняла, какую тоску и пустоту он, должно быть, испытывал год назад, когда толковал о прорыве и о сломанных перилах. Правда, и сейчас он не выглядел более счастливым. Она вспомнила пророчество Бриджера: «Джон никогда не будет счастлив». Все, что они осматривали потом, казалось относительно простым и понятным.

— Работает она так, — пояснял Флеминг. — Мы вводим данные через телетайп — это самый быстрый способ из всех, какие у нас есть. Управляющее устройство решает, что с ними делать. Арифметическое выполняет расчеты, обращаясь, когда нужно, к памяти. Результат поступает на выходное печатающее устройство. Кабели проложены под полом, а арифметические блоки располагаются по боковым стенам. До сих пор это напоминало устройство обычных систем, но здесь сходство и кончается: скорость работы и емкость тут такие, какие нам раньше и не снились. Вокруг стояла полная тишина. По сторонам матово поблескивали ряды металлических стоек с аппаратурой, храня свои секреты. Из полумрака невидяще глядела контрольная панель. Флеминг оглядывался с хозяйским видом; он казался частью этой машины, подобно тому как за рулем был частью своего автомобиля.

— Она будет выглядеть симпатичнее, когда заработает, — сказал Флеминг и повел Джуди в другую половину зала, скрытую за стойками контрольных устройств. Там оказалось большое полукруглое помещение, столь же слабо освещенное. В центре его возвышалась огромная, одетая в металл колонна.

— А вот сердце машины — память. — С этими словами Флеминг открыл одну из панелей в нижней части колонны и зажег расположенную внутри специальную лампочку. — Вот, можете полюбоваться этим достижением молекулярной электроники. Ячейки памяти образуют как бы сердечник. Он помещен в полный вакуум и находится при температуре в один-два градуса выше абсолютного нуля. Вот зачем нужен жидкий гелий. Джуди заглянула внутрь и увидела куб высотой около трех футов из чего-то похожего на металл. Этот куб был заключен в стеклянный цилиндр и опутан охлаждающими трубопроводами. Флеминг говорил привычными фразами, словно читал лекцию:

— Каждый сердечник состоит из чередующихся слоев проводящего и непроводящего вещества толщиной в несколько десятитысячных дюйма. Слои перекрещиваются и образуют структуру, похожую на пчелиные соты. В результате образуется полная бинарная ячейка, умещающаяся на микроскопически малом кусочке металла.

— И эта ячейка соответствует клетке мозга?

— Если угодно.

— А сколько здесь таких ячеек?

— Объем сердечника — около одного кубометра. Следовательно, ячеек несколько тысяч миллиардов. А всего таких сердечников шесть.

— Значит, это больше, чем человеческий мозг?!

— О да! И намного. Да и работает он быстрее и лучше. Он закрыл дверцу и замолчал. Джуди попыталась представить, как все это будет работать, но задача оказалась ей не по силам. Она не могла понять самой сути дела. Все было слишком огромным и необычным, чтобы уместиться в ее воображении. Джуди поздравила Флеминга и пошла к выходу. Флеминг смотрел ей вслед, одинокий и погруженный в какие-то невеселые размышления, но так и не попытался остановить ее. Затем он снова принялся — в который раз — проверять расчеты. Денниса Бриджера в отличие от Флеминга нельзя было назвать слишком увлеченным работой. Он делал свое дело флегматично, угрюмо и не предпринимал явных попыток установить связь с «Интелем». Майор Кводринг со своими подчиненными внимательно следил за ним. Устраивались периодические проверки сотрудников, выходящих через главные ворота, чтобы убедиться, что никто не выносит какой-либо документации и секретных материалов. Однако Бриджер не делал решительно ничего, что могло бы вызвать подозрения. Ездил он только на прибрежный островок Торхольм, откуда возвращался с яйцами чаек и олуш, а также с умилительными фотографиями тупиков. Посулы Кауфмана, сколь бы соблазнительны они ни были, казалось, не возымели действия. Джирс со своей стороны относился с подозрением ко всей группе в целом. Хотя он и не ставил им палки в колеса, взаимоотношения между ними установились враждебные. Было ясно, что если бы эксперимент не удался, он почувствовал бы себя в некотором роде удовлетворенным. Однако теперь, когда сверхмашина была почти готова и у его подчиненных и начальников интерес к ней возрастал, Джирс принял меры, чтобы возможный успех был приписан ему. Именно он предложил устроить официальную, но негласную церемонию открытия. И министр науки, чтобы взять реванш за прошлогоднюю неудачу в Болдершоу-Фелл, позволил уговорить себя и дал согласие разрезать ленточку в Шотландии. Флеминг пытался, насколько возможно, оттянуть эту церемонию, однако в конце концов она была назначена на один из октябрьских дней; к этому времени в машину следовало ввести программу, чтобы она была полностью готова к приему данных. Генерал Ванденберг и десятка два ответственных чиновников в Уайтхолле попросили своих секретарей сделать пометки в календарях. У Джуди наконец появилась работа. Конечно, ни о какой прессе не могло быть и речи, зато нужно было согласовать церемонию открытия с различными министерствами и разработать с помощниками Джирса программу визитов. Джуди почти не видела Флеминга. Закончив работу, она долго гуляла одна по вересковым полям, несмотря на ненастье ранней осени. Примерно за неделю до открытия, гуляя, она увидела далеко в море большую белую океанскую яхту. От городка ее закрывал остров Торхольм, и увидеть ее можно было только пройдя большое расстояние вдоль берега моря. Джуди заметила ее, когда к вечеру возвращалась домой по тропе над прибрежным обрывом. На следующий день яхта все еще была на том же месте, и Джуди, которая шла по тропинке между обрывом и вересковыми зарослями, показалось, что она заметила вспышки сигнального фонаря. Само по себе это не возбудило бы ее любопытства, если бы вдруг откуда-то сверху до нее не донесся шум автомобильного мотора. Она инстинктивно нырнула за куст дрока и замерла в ожидании. Это была явно дорогая машина; ее мощный, но мягко работающий мотор мурлыкал еле слышно. Затем Джуди увидела, что сигналы с яхты прекратились. Несколько секунд спустя мотор взревел, и она услышала, как машина тяжело отъехала прочь. Джуди поднялась и поспешила вверх по тропинке. Когда она выбралась на гребень обрыва, то увидела там глубокий след автомобильных колес, который, извиваясь, вел от берега в сторону проезжей дороги, проходившей в долине между холмами. Большой сверкающий автомобиль как раз исчезал за еловой рощицей у первого поворота. Джуди долго и пристально смотрела ему вслед: ей показалось, что она где-то видела эту машину. Джуди ничего не сказала Кводрингу, но на следующий день снова пришла на то же место. Ни яхты, ни машины не было. Поросшие вереском холмы и море вновь были пустынны, и безмолвие нарушалось только криками чаек. На третий день шел дождь, а потом Джуди была слишком занята приготовлениями к приезду министра и никуда не отлучалась. Вечером накануне церемонии открытия она закончила все свои дела: были назначены шоферы для встречи гостей на станции, обеспечена аэродромная команда для встречи министерского вертолета — бутылки и сандвичи дожидались гостей в дирекции, а программа визита была согласована с Рейнхартом и остальными. Флеминг ходил раздраженный и замкнутый. Да и у самой Джуди разболелась голова. Часам к четырем выглянуло солнце; надев плащ, Джуди отправилась на прогулку. Она шла над обрывом; от земли подымался пар, а далеко внизу зеленые волны разбивались о камни и пенные гребешки, срываемые крепнущим ветром, вспыхивали на солнце. Яхты не было. Не было и машины — там, где у гребня обрыва дорожку пересекала старая колея. Но зато были свежие следы автомобильных колес, оставленные здесь после дождя. Джуди размышляла над этим обстоятельством, когда ее внимание привлек какой-то новый звук. За островом, милях в двух от места, где она стояла, работал подвесной мотор. Сощурившись, — Джуди стояла против солнца — она различила вдали едва заметную черточку — лодку, выбиравшуюся из-за оконечности острова. Лодка направлялась в бухту, рядом с которой был расположен их городок. Это была лодка Бриджера, и Джуди даже разглядела, что в ней сидит один человек, вероятно сам Бриджер. На этом ее наблюдения оборвались. Раздался свист, резкий щелчок, и от скалы рядом с ее головой отлетел осколок. Она не стала осматривать след пули на скале, а бросилась бежать. Вторая пуля просвистела поблизости, когда Джуди сломя голову летела по тропинке. Но тут она обогнула скалу и оказалась вне опасности. Она бежала что есть силы, ненадолго переходила на шаг и снова бежала. Джуди была еще далеко от дома, когда солнце скрылось за грядой облаков. Ветер усилился и, казалось, сдул краски солнечного дня. Джуди дрожала, ноги у нее подкашивались. Когда она прошла через главные ворота, то почувствовала себя в большей безопасности, но в то же время ощутила страшное одиночество. Кабинет Кводринга был заперт, а больше поговорить было не с кем. Идти в столовую ей не хотелось, чтобы не встретить Бриджера. Пока она ходила между коттеджами, совсем стемнело. Неожиданно для себя Джуди оказалась у домика, где жил Флеминг. Не в силах больше оставаться на улице, она стукнула в дверь и, не дожидаясь ответа, быстро вошла. Флеминг лежал на — кровати и слушал мелодии Веберна, льющиеся из проигрывателя особо высокого класса, который он сам сделал. Подняв глаза, он увидел на пороге Джуди: она тяжело дышала, лицо ее раскраснелось, волосы растрепались.

— Очень эффектное явление. — сказал он. — К чему бы оно? — И потянулся за бутылкой виски. Джуди захлопнула за собой дверь.

— Джон!..

— Ну?

— В меня стреляли! Присвистнув, он отставил стакан и спустил ноги на пол.

— Да, стреляли! Только что, на берегу!

— Ты хочешь сказать, что слышала свист пули?

— Я стояла над обрывом; вдруг рядом пролетела пуля и ударила в скалу. Я отскочила, а другая пуля…

— Это, наверное, со стрельбища залетело. Здешние вояки — все никудышные стрелки.

— Флеминг подошел к проигрывателю и выключил его. Он твердо стоял на ногах и был вполне трезв, несмотря на то что выпил, очевидно, довольно много.

— Там никого не было! — воскликнула Джуди. — Вообще никого!

— Тогда это были не пули. Выпей-ка и успокойся. — Он стал искать для нее стакан.

— Нет, пули, — настаивала Джуди, сидя на кровати. — Кто-то с оптическим прицелом…

— У тебя нервы совсем никуда, — Флеминг вручил ей налитый до половины стакан. — Ну, зачем кому-то в тебя стрелять?

— Могли быть причины.

— Например? Джуди уставилась на дно своего стакана.

— Так, ерунда всякая.

— Что ты делала на берегу?

— Просто смотрела на море.

— А что было в море?

— Лодка доктора Бриджера. Больше ничего.

— Почему тебя так заинтересовала лодка Денниса?

— Она меня не интересовала!

— Ты полагаешь, что это он стрелял в тебя?

— Нет. Не он. — Джуди ухватилась за спинку кровати, чтобы унять дрожь в руках. — Можно я побуду здесь? Только вот немного успокоюсь.

— Да делай что хочешь. И выпей-ка вот это. Джуди глотнула неразбавленного виски; оно обожгло ей рот и горло. Из ночного безмолвия за окном вдруг донесся протяжный низкий вопль, и за стеной дрогнула водосточная труба.

— Что это?!

— Ветер, — ответил Флеминг, не спуская с нее глаз. Джуди ощущала, как спирт, разливаясь, согревает ее изнутри.

— Мне здесь не нравится, — пожаловалась она.

— И мне тоже, — согласился Флеминг. Они пили в тишине, нарушаемой только стонами ветра, который бился о соседние дома. Небо за окном было почти темным, с черными клочьями облаков, несущихся с моря. Джуди поставила стакан и взглянула Флемингу в глаза.

— Зачем доктор Бриджер ездит на остров? — Она по-прежнему не могла называть Бриджера по имени.

— Изучать повадки птиц. Ты же отлично знаешь, что он ездит изучать повадки птиц.

— Каждый вечер?

— Ну, а я, когда к вечеру устаю, так хожу под парусом. Если только не выматываюсь вконец, как вот сегодня. Это была правда. Флеминг, никогда не покидавший пределов городка, действительно иногда ходил на швертботе. Впрочем, он делал это не часто и всегда в одиночку, пренебрегая компанией остальных членов местного яхт-клуба. Флеминг взял бутылку за горлышко и нахмурился, подумав о Деннисе Бриджере.

— Конечно, — он ездит наблюдать морских птиц.

— Всегда на этот остров?

— Так ведь они только там и водятся, — сказал он с раздражением. — Там же их масса — тупики, кайры, глупыши… Налить еще?