"Хлеб могильщиков" - читать интересную книгу автора (Дар Фредерик)4Назавтра с раннего утра я пошел за своими чемоданами на вокзал. Они прибыли накануне. Затем я сменил одежду, потому что мое белье начинало пованивать. В костюме цвета морской волны, в белоснежной сорочке с черным галстуком я заявился к Кастэнам. Магазин еще был закрыт, и я постучал в деревянные ставни. Легкий на ногу Ашилл, одетый в куртку из легкой бумазеи, в роскошных тапочках, отороченных мехом, появился в дверях. – Вы? – воскликнул он. – Надеюсь, не слишком рано? – Не беда! Выпьете кофе со мной? Я вошел в этот отвратительный магазинчик, где пахло смертью. Мы прошли з столовую. Жермена расставляла посуду для завтрака. Ее волосы были завязаны лентой, на ней был просторный красный пеньюар. Я уставился на нее, и горячая волна обожгла мне тело. Она тоже посмотрела на меня. – Удачно съездили? – спросил Кастэн. – Прекрасно, да и быстро. Он противно хихикнул: – Вы не знаете? – Что? Немного стесняясь, он жеманно выдавил: – Я вбил себе в голову, что вы не вернетесь. – С чего вы взяли? – Так уж... Мне показалось, что работа вам не понравилась. Конечно, на первый взгляд она не очень... Но вы увидите, к этому быстро привыкаешь. Когда занимаешься делом добросовестно, его начинаешь любить. Кастэн меня умилял. Я чувствовал, что нужен ему. Я производил на него впечатление своими манерами и прекрасно сидящим костюмом. – Ну, вот он, я... Готов к чему угодно. Кстати, есть новопреставившиеся на нашей родине? – Да, жена мясника. Мы сейчас проведем опыт. – Какой опыт? – Вы пойдете туда один. Кроме того, я с утра занят Ришаром. Он повернулся к Жермене: – Сделай милость, оденься. Я ухожу через десять минут и не хочу, чтобы тебя видели в магазине в красном пеньюаре. Она кивнула: – Хорошо, я сейчас оденусь. – Деланж, вы не могли бы подождать, пока моя жена будет готова? На письменном столе я оставил вам адрес мясника, это в ста метрах отсюда. Он проглотил свой кофе, пока я спокойно намазывал маслом гренки. Я таял от мысли, что останусь один с Жерменой, чего я никак не ожидал. Она тоже казалась довольной, но по другим причинам. Женщина рассчитывала, что я дам ей детальный отчет о своей "командировке". Хотя ни один мускул не дрогнул на ее лице, но я видел по дрожанию ее пальцев, что она сгорала от нетерпения. Я избегал ее взгляда, пока Кастэн готовился к работе. Когда он вышел из своей комнаты, облаченный в черную форму, с нахлобученной треуголкой, я покатился со смеху. Он походил на какого-то персонажа Уолта Диснея. Ряженый гном... – Вы смеетесь надо мной? – Мне смешно видеть вас таким вырядившимся. Вы себя не находите, как это сказать, забавным, что ли? – Вовсе нет. – Что за маскарад эти похороны. Они стирают всю серьезность самой смерти. Мне кажется, что во всех странах люди только из чувства самозащиты превратили эту церемонию в спектакль. Они придают слишком большое значение театральности. Моя язвительность шокировала супругов. Они с тревогой переглянулись. – Да вы анархист! – взревел Кастэн. – Я объективен. Не будете же вы утверждать, что верите в эту смешную помпезность, которую вы называете похоронами? Посмотритесь-ка в зеркало! Вы нарядились, как на маскарад! Он пожал плечами: – Ох уж эти парижане... Надо было его успокоить! – Во всяком случае, не буду подшучивать над клиентами. Кстати, этот мясник, он из каких? – О, этот из богатеньких! – Значит, побольше шума? – Если вы сможете победить его прижимистость, то да. Я оставлю вам наши расценки, просмотрите их, прежде чем туда отправляться. С этим хозяин и ушел. Он явно мне доверял, оставляя наедине с полуодетой женой. В душе Кастэн был простым человеком. Я доказал ему свою честность, и он полностью уверовал в меня. Когда дверь магазина закрылась, Жермена пошла проверить, далеко ли ушел ее муж. Потом она вернулась в столовую. Я заканчивал завтрак. Вытерев губы, я поднялся. – Невтерпеж? – Я не смогла вчера ему позвонить. – А когда Кастэн уходит? – Когда он уходит, я остаюсь в магазине и не могу сходить на почту. – Но у вас же здесь телефон. – Это так, но на междугородные переговоры приходят счета, а муж их проверяет. – Ясненько... – Ну, так что там? Ее нетерпение меня раздражало. – А ничего! Видел я эту пташку. Он был недоволен. Я его сильно разочаровал. Ведь он готовился к любовной встрече. И деньжат он ждал побольше. Четыре тысячи монет, это похоже на чаевые, вы не находите? Я думал, что Жермена сконфузится, но она принялась оправдываться: – Я не могла больше, вы это ему объяснили? Это было уже слишком. – Скажите-ка, мадам Кастэн, вы, случаем, не дура? Я вас сразу предупреждаю: меня интересуют красивые женщины, но только если они не полные дуры! Она была шокирована. – Вы отдаете себе отчет, что в вашем возрасте вы играете роль сумасшедшей старухи? По традиции, женщины, содержащие хахалей, должны быть дамами богатыми, старыми и праздными. Или шлюхами... Вы, однако, не подходите ни под одну из этих категорий. Жермена была слишком оскорблена, чтобы ответить. – Вчера, по вашей милости, я провел день самым дурацким образом. Как только подумаю, какую роль вы во всем этом играете, меня душит злоба. Хотите правду? Так вот, ваш могильщик сто раз прав, когда колошматит вас, вы из тех девок, которых надо обтесывать! – Убирайтесь! – закричала женщина, показывая на дверь. Должно быть, подобное она видела в каком-то скверном кино. Я пожал плечами. – Если я уйду, вы же первая об этом пожалеете. Вам ведь нужен порученец, крошка! Поверьте, вам не стоит меня гнать. Я взял ее за плечи и встряхнул: – Вы меня слышите, идиотка вы этакая? Хватит! Шикарный у вас фраер, ничего не скажешь. Видел я его в припадке... – У него был припадок? – Да еще какой! Но успокойтесь, он из него выкарабкался. Жермена побледнела. Лицо у нее стало каким-то отупевшим. Наконец она подняла на меня свои большие голубые глаза, так меня трогавшие. – За что вы его ненавидите? Я пожал плечами: – Можно ли ненавидеть то, что презираешь? – Вы сильный человек? – Я самый обыкновенный. А эта сволочь Морис – вообще никто. И я его считаю ничтожеством! – Вы его презираете потому, что он болен! – Боже мой, вот уж нет. Но я не понимаю его подлого и трусливого поведения. Себя он считает личностью, надеясь вас обдурить и поживиться за счет бедняги Кастэна. До этого он обрюхатил вас и бросил, обрадованный тем, что папочка с мамочкой его прикрыли. И, несмотря на все это, теперь он пользуется вашей любовью и кошельком! Слушайте-ка, Жермена, я больше не хочу слышать об этом мерзавце! И случись мне еще раз его увидеть, я расквашу ему морду, ясно? – Не бойтесь, я не попрошу вас больше ни о чем! И запрещаю вам о нем говорить! У нее был вид глубоко оскорбленной дамы. Я подтолкнул ее к зеркалу, висевшему над буфетом. – Взгляните-ка на себя, Жермена! Вы же красивы! Вам не хватает только хорошей прически у приличного парикмахера, чтобы выглядеть потрясающе. А вы, вместо того чтобы пользоваться вашей молодостью и красотой, гниете в этой крысиной норе. Вы чахнете в этом магазине, в этом мертвом городе. Ваше сокровенное желание – урвать на котлетах сотню франков, чтобы эта... задница могла прозябать. Вот это мне больше всего неприятно. И очень скоро ваше тело станет таким же, как ваша жизнь, и тогда вы никому не будете интересны. Я отпустил ее и пошел в магазин почитать похоронные расценки. Фотографии гробов навевали скуку... И это дерьмо я должен буду кому-то навязывать... Что-то заставило меня насторожиться. Легкий шум доносился из спальни. Звук приглушенных рыданий. Я поднялся и, поколебавшись, пошел туда. Жермена лежала на кровати и плакала, спрятав лицо. В своем горе она была прекрасна. Пеньюар сбился, когда она упала на кровать, и обнажил великолепную ногу и крепкое бедро. Мне казалось, я чувствовал его тепло и бархатистость. Всколыхнувшаяся жалость толкнула меня к ней. Это было уже серьезно: я ее любил. И я хотел ее... Я встал на колени и погладил ее пепельные волосы. Она дернулась и сбросила мою руку. – Оставьте меня! – Жермена, я знаю, что огорчил вас, но так было надо. Я должен был открыть вам глаза. И я должен вам сказать: я люблю вас. Со мной это не впервые, конечно, но так сильно никогда... И никогда так быстро... Для вас я готов на все. Глупо это говорить, но это сильнее меня, я не могу сдержаться. Женщина не шевелилась. Я наклонился и поцеловал ее припухшие от слез губы. Она не оттолкнула меня, но и не ответила на мой поцелуй. Я вышел из комнаты, унося на губах вкус ее печали. После этого я пошел продавать мяснику уютненький гроб, обитый шелком. |
|
|