"День Шакала" - читать интересную книгу автора (Форсайт Фредерик)

Глава 4

Почему человек со столь несомненными достоинствами, как Поль Гуссен, в зрелом возрасте сбился с пути истинного, осталось загадкой для его немногих друзей, гораздо более многочисленных покупателей и бельгийской полиции. За тридцать лет безупречной работы на «Фабрик Насьональ» он приобрел репутацию никогда не ошибающегося специалиста, причем в той области техники, где точность ценится превыше всего. И его честность никогда не ставилась под сомнение. За эти годы он также стал едва ли не лучшим экспертом по широкому спектру вооружений, выпускаемых компанией, от миниатюрного женского автоматического пистолета до орудий больших калибров.

И во время войны он не уронил своего достоинства, хотя и продолжал работать на той же фабрике после прихода нацистов. Проведенное после войны расследование показало, что он участвовал в движении Сопротивления, помогая переправлять сбитых английских и американских летчиков в Англию и организуя акты саботажа в цехах, отчего орудия, изготовленные в Льеже, или не обеспечивали нужной точности, или разрывались на пятидесятом выстреле, калеча и убивая немецких артиллеристов. Все эти сведения адвокаты-защитники буквально клещами вытянули из скромного месье Гуссена и с триумфом представили суду. На присяжных произвело впечатление и чистосердечное признание подсудимого в сознательном умолчании о своем участии в борьбе с нацизмом, потому что ему претили послевоенные награды и медали.

В начале пятидесятых годов, когда на Гуссена пало подозрение в присвоении крупной суммы при весьма выгодной для компании сделке по продаже партии оружия, он уже был начальником отдела, и его руководители громче всех уверяли полицию, что она вышла не на того человека.

Даже на суде директор выступил в его защиту. Но судья пришел к выводу, что предательство доверия компании тем более достойно порицания, и приговорил Гуссена к десяти годам. Апелляционный суд снизил срок до пяти лет. За примерное поведение его выпустили через три с половиной года.

Жена развелась с ним и увезла детей. Прежняя жизнь в окруженном клумбами домике в предместье Льежа осталась в прошлом. Так же как и карьера на «Фабрик насьональ». Он снял маленькую квартирку в Брюсселе, затем приобрел дом. Источником его растущего благосостояния стала незаконная торговля оружием, которое покупала у него половина подпольных движений Западной Европы.

В начале шестидесятых годов его называли не иначе как Оружейник. Любой бельгиец мог зайти в спортивный или оружейный магазин и купить револьвер, автоматический пистолет или ружье, представив удостоверение личности, подтверждающее бельгийское гражданство. Гуссен никогда не покупал оружия на свое имя, ибо каждая продажа фиксировалась в магазине, с указанием фамилии и номера удостоверения покупателя. Он пользовался документами других людей, украденными или поддельными.

Он поддерживал тесные связи с одним из лучших карманников города, который, если не отбывал очередной срок в тюрьме, виртуозно вытаскивал бумажники из любых карманов. За украденные документы Гуссен платил наличными. Работал на него и неудачник-фальшивомонетчик, попавшийся в конце сороковых годов на крупной партии французских банкнот, пропустив букву «и» в словосочетании «Banque de France» (тогда он был молод). Отсидев срок, он переключился на изготовление поддельных документов, где достиг куда больших успехов. В последнее время, когда к Гуссену обращался клиент, жаждущий получить оружие, в оружейный магазин с поддельным удостоверением личности отправлялся безработный, недавно выпущенный из тюрьмы мелкий воришка или актер, отдыхающий между появлениями на сцене.

Из работавших на него людей только карманник и фальшивомонетчик знали, кто он такой. Клиенты Гуссена, схваченные полицией, оберегая его, никогда не признавались, каким путем попало к ним оружие, понимая, что им еще не раз придется обращаться к нему.

Поэтому, хотя бельгийская полиция была осведомлена о некоторых сторонах его деятельности, она не могла поймать Гуссена с поличным или получить свидетельские показания, достаточные для того, чтобы выйти с ними в суд и добиться обвинительного приговора. Знали в полиции и о маленькой, но превосходно оборудованной мастерской, размещенной в бывшем гараже, и, хотя полицейские неоднократно наведывались туда, они обнаруживали лишь разнообразные приспособления для изготовления медальонов и сувениров в виде уменьшенных копий памятников Брюсселя. Один из таких сувениров месье Гуссен подарил старшему инспектору в знак уважения к службе охраны правопорядка.

И утром 21 июля 1963 года Гуссен нисколько не нервничал, ожидая приезда англичанина, рекомендованного ему по телефону постоянным покупателем, бывшим наемником из Катанги. Он воевал в Африке с 1960 по 1962 год, а теперь занимался поддержанием порядка в борделях бельгийской столицы.

Гость прибыл в полдень, как и обещал, и месье Гуссен провел его в свой маленький кабинет.

– Не могли бы вы снять очки? – спросил он, когда англичанин сел, и, видя, что тот колеблется, добавил: – Видите ли, я думаю, будет лучше, если мы будем насколько возможно доверять друг другу, хотя бы на период нашего сотрудничества. Выпьете пива?

Мужчина, Александр Даггэн по паспорту, снял очки и вопросительно посмотрел на маленького оружейника, разливающего по кружкам пиво. Затем месье Гуссен сел за стол, отпил пива и спросил:

– Так чем я могу быть вам полезен, месье?

– Как я понимаю, Луи предупредил вас о моем приезде?

– Конечно, – месье Гуссен кивнул. – Иначе бы вы тут не сидели.

– Он сказал вам, чем я занимаюсь?

– Нет. Мне известно лишь, что он знает вас по Катанге и готов поручиться за вас. Вам нужно ружье, и вы готовы заплатить наличными, стерлингами.

Англичанин медленно кивнул.

– Ну раз я знаю, что делаете вы, будет справедливо, если я расскажу вам о себе. Мне нужно особое ружье. Я... – э... специализируюсь в устранении людей, у которых есть влиятельные и богатые враги. Вам, очевидно, ясно, что эти люди также богаты и влиятельны. Выполнить задания нелегко. Эти люди могут нанять охрану. Требуется тщательная подготовка, и обычным ружьем здесь не обойтись. Одним из таких дел я сейчас занимаюсь. И приехал к вам за ружьем.

Гуссен отпил пива, кивнул.

– Прекрасно, прекрасно. Вы, – как и я, профессионал. Я чувствую, что вы приготовили мне сложную задачку. Так о каком ружье пойдет речь?

– Тип ружья не имеет значения. Важны ограничения, которые накладываются порученным мне делом. Они определяют конструкцию ружья.

Глаза Гуссена блеснули от удовольствия.

– Изумительно, – промурлыкал он. – Ружье, изготовленное для одного человека, который будет стрелять по одной цели в определенное время и в определенном месте, причем второго такого случая не представится. Вы поступили правильно, обратившись ко мне. Я принимаю ваш вызов, месье. Я рад, что вы пришли.

Профессиональный энтузиазм бельгийца вызвал у англичанина легкую улыбку.

– Я тоже, месье.

– А теперь скажите мне, что это за ограничения.

– Главное из них – размеры. Не длина, но габариты рабочего механизма. Казенная часть и патронник не должны быть больше, чем... – он поднял правую руку и подушечкой среднего пальца коснулся ногтя большого. Получилась буква «о» диаметром менее двух с половиной дюймов. – Это означает, что ружье будет без магазина, так как газовая камера не впишется в такой диаметр. По той же причине не подойдет громоздкий пружинный механизм. Мне представляется, это должно быть ружье с затвором.

Месье Гуссен кивал, уставившись в потолок. Он обдумывал слова гостя, мысленно представляя себе, каким же будет ружье со столь малым поперечным сечением.

– Продолжайте, продолжайте, – пробормотал он.

– С другой стороны, оно не должно иметь затвора с рукояткой, торчащей в сторону, как у маузера или «Ли энфильда». Затвор должен скользить назад, к плечу, зажатый указательным и большим пальцами при установке патрона в казенник. Не нужно мне и кольца под спусковым крючком, а сам крючок должен быть съемным, чтобы я мог установить его непосредственно перед выстрелом.

– Почему? – спросил бельгиец.

– Потому что весь механизм при хранении и переносе должен размещаться в цилиндрическом контейнере и этот контейнер не должен привлекать внимания. Отсюда указанный мною предельный поперечный размер. Можно сделать съемный спусковой крючок?

– Вне всякого сомнения. Можно спроектировать ружье на один патрон в стволе, которое переламывается пополам и заряжается, как дробовик. Тем самым мы избавимся от затвора, но появится шарнир, так что выигрыша в размерах может и не быть. Возможно, придется начинать с нуля, начертить чертеж и изготовить казенную часть и патронник зацело, из одного куска металла. Непростая задача для маленькой мастерской, но выполнимая.

– Сколько на это уйдет времени? – спросил англичанин.

Бельгиец пожал плечами.

– Боюсь, несколько месяцев.

– Ждать так долго я не могу.

– В таком случае придется купить готовое ружье и модифицировать его в соответствии с вашими требованиями. Пожалуйста, продолжайте.

– Хорошо. Ружье должно быть легким. Большой калибр не нужен, пуля сделает свое дело. Ствол нужно укоротить до двенадцати дюймов.

– Какое расстояние до цели?

– Я еще не уверен, но, вероятно, не более чем сто тридцать метров.

– Вы будете стрелять в голову или грудь?

– Скорее всего, в голову. Возможно, я выстрелю в грудь, но в голову вернее.

– Вернее, если попадете, – кивнул бельгиец, – но в грудь попасть легче. Во всяком случае, когда стреляешь из легкого ружья с расстояния в сто тридцать метров с возможными препятствиями на линии огня. Я полагаю, – добавил он, – ваша неуверенность в выборе указывает на то, что вы опасаетесь, как бы кто-нибудь не оказался между вами и целью?

– Да, это возможно.

– Сможете ли вы выстрелить второй раз, учитывая, что вам потребуется несколько секунд, чтобы вынуть гильзу, закрыть затвор и вновь прицелиться?

– Почти наверняка мне это не удастся. Возможно, у меня будет секунда, если я воспользуюсь глушителем, а первая пуля пройдет мимо и ее никто не заметит. Но даже если я попаду в висок, глушитель понадобится, чтобы обеспечить мой отход. Пройдет две-три минуты, прежде чем кто-нибудь поймет, откуда стреляли.

Бельгиец продолжал кивать, теперь уже глядя в стол.

– В этом случае вам лучше взять разрывные пули. Вы получите их вместе с ружьем. Вы знаете, о чем я говорю?

Англичанин кивнул.

– Глицерин или ртуть?

– О, я думаю, ртуть. Она компактнее и чище. Есть ли другие особенности в конструкции вашего ружья?

– Есть. Для уменьшения поперечного сечения нужно убрать деревянную ложу под стволом. Вместе с прикладом. Для стрельбы будет использоваться треугольный каркас из верхнего и нижнего подкосов и плечевого упора, который должен разбираться на три отдельные части. И последнее, понадобятся глушитель и телескопический прицел. Они также должны быть съемными.

Бельгиец надолго задумался, изредка поднося к губам кружку с пивом, пока не осушил ее до дна. Англичанин начал проявлять нетерпение.

– Ну, вы сможете это сделать?

Месье Гуссен, казалось, вернулся из мира грез. На его лице появилась извиняющаяся улыбка.

– Пожалуйста, простите меня. Это очень сложный заказ. Но я смогу его выполнить. Я еще никогда не подводил клиента. Образно говоря, вы собрались на охоту, причем по пути вам предстоит пройти многие проверки и никто не должен догадаться о наличии у вас соответствующего снаряжения. Охота предполагает наличие охотничьего ружья, его вы и получите. Не такое маленькое, как двадцать второго калибра, с коим охотятся на кроликов и зайцев. Но и не такое большое, как «ремингтон 300», ибо мы не впишемся в указанные вами размеры.

Я уже представляю себе, что это будет за ружье, его можно купить в некоторых спортивных магазинах Брюсселя. Дорогое ружье, высокой точности, и при этом легкое и небольшого поперечного сечения. С ним охотятся на косуль и других маленьких оленей, но с разрывными пулями оно годится и на более крупную дичь. Скажите мне, этот... э... джентльмен будет идти быстро, медленно или стоять на месте?

– Стоять на месте.

– Тогда никаких проблем. Каркас из трех разборных частей и съемный крючок – чисто механическая работа. Я сам могу укоротить ствол на восемь дюймов и подготовить его для установки глушителя. Правда, с укорочением ствола падает точность стрельбы. Жаль, жаль. Вы – снайпер?

Англичанин кивнул.

– Ну, тогда вы без труда поразите неподвижную цель со ста тридцати метров. Глушитель я изготовлю сам. Он прост по конструкции, но готовый купить трудно, особенно для ружей, не предназначенных для обычной охоты. Далее, месье, вы упомянули о цилиндрических контейнерах для переноски ружья в разобранном виде. Какими они должны быть?

Англичанин встал. Подошел к столу, как гора навис над маленьким бельгийцем, сунул руку во внутренний карман, и на мгновение искорка страха мелькнула в глазах месье Гуссена. Впервые он заметил, что, какое бы выражение ни появлялось на лице гостя, глаза его жили отдельной жизнью, затуманенные серой дымкой. Но англичанин достал из кармана карандаш. Повернул к себе блокнот Гуссена и быстро нарисовал четкий эскиз.

– Узнаете, что это? – спросил он, возвращая блокнот оружейнику.

– Конечно, – ответил бельгиец, коротко взглянув на эскиз.

– Хорошо. Вся конструкция состоит из тонких алюминиевых труб, соединенных между собой винтами или на резьбе. В этой, – он коснулся эскиза, – будет один из подкосов приклада, здесь – второй. Обе трубки составят верхнюю секцию. Вот это – плечевой упор ружья. Это единственный элемент, который входит в обе конструкции.

– Тут, – англичанин коснулся другого места, – в трубе наибольшего диаметра разместится казенная часть ружья с затвором. Она должна соединяться со стволом без разъема. Раз у нас есть телескопический прицел, мушка не нужна, поэтому этот узел должен свободно выскользнуть из контейнера после съема верхней секции. В этих двух секциях, здесь и здесь, будут телескопический прицел и глушитель. Наконец, пули. Их надо уложить в маленький набалдашник внизу. В собранном виде эта штука должна выглядеть так, словно используется только по прямому назначению. После разборки она распадется на семь элементов: пули, глушитель, телескопический прицел, ствол с рабочим механизмом, два подкоса и плечевой упор, образующие приклад, из которых можно быстро собрать настоящее ружье. Понятно?

Еще десять – пятнадцать секунд бельгиец смотрел на эскиз, затем встал и протянул англичанину руку.

– Месье, – в его голосе слышалось нескрываемое уважение, – это гениальная идея. Обнаружить такое ружье невозможно. И какое изящное решение. Я выполню ваш заказ.

Лицо англичанина осталось бесстрастным.

– Хорошо. Теперь о времени. Ружье потребуется мне через четырнадцать дней. Вы успеете?

– Да. Ружье я приобрету в течение трех дней. За неделю я его доработаю. Телескопический прицел я куплю без труда. Выбор, надеюсь, вы предоставите мне, тем более что теперь я знаю, с какого расстояния придется стрелять. А уж вы откалибруете его. Я изготовлю глушитель, пули, контейнеры... Да, это можно делать паралелльно. Однако будет лучше, если вы приедете за день-два, на случай, если в последний момент возникнут какие-то вопросы. Вы сможете вернуться через двенадцать дней?

– Да, в любое время между восьмым и четырнадцатым днем. Но четырнадцать дней крайний срок. Четвертого августа я должен быть в Лондоне.

– Вы получите готовое ружье утром четвертого августа, если подъедете ко мне первого августа для увязки последних деталей, месье.

– Хорошо. Теперь поговорим о ваших расходах и вознаграждении, – англичанин взглянул на оружейника. – Во сколько мне обойдется это ружье?

Месье Гуссен задумался.

– За такую работу, с учетом использования имеющегося здесь оборудования и моих специальных знаний, я должен попросить одну тысячу фунтов стерлингов. Я понимаю, что обычно за одно ружье платят меньше. Но это ружье особое.

Я уверен, что во всей Европе справиться с этой работой могу только я. Как и вы, месье, в своей области я – король. А за лучшее надо и платить соответственно. Кроме того, стоимость покупного ружья, пуль, телескопического прицела, различных материалов... положим на все еще двести фунтов.

– Идет, – англичанин не стал спорить. Сунул руку во внутренний карман и достал несколько пачек пятифунтовых банкнот, по двадцать штук в каждой. Пять пачек он положил на стол.

– В знак моих честных намерений я сразу заплачу вам пятьсот фунтов как аванс и на расходы. Остальные семьсот я привезу через одиннадцать дней. Вас это устроит?

– Месье, – бельгиец быстренько убрал деньги, – до чего же приятно иметь дело не только с профессионалом, но и с джентльменом.

– Далее, – продолжил гость, словно не услышал комплимента. – Вы не будете искать встреч с Луи и спрашивать его или кого-то еще, кто я такой и откуда. Не стоит интересоваться и тем, на кого я работаю или против кого. В случае, если вы предпримете такую попытку, я наверняка узнаю об этом. И тогда вы умрете. Если по моему возвращению сюда полиция расставит мне ловушку, вас будет ждать тот же конец. Понятно?

Месье Гуссен сжался. В глубине его души шевельнулся страх. Он часто имел дело с бандитами, приходившими к нему за ружьем особой конструкции, а то и просто за короткоствольным кольтом. Грубыми, жестокими, ни в грош не ставящими человеческую жизнь. Безжалостность чувствовалась и в этом визитере с другой стороны Ла-Манша, который собирался убить важную и хорошо охраняемую персону. Не главаря какой-то банды, но известного человека, возможно политика. Подумав, он решил, что громкие протесты и уверения в лояльности не лучший способ защиты.

– Месье, – ровным голосом ответил бельгиец, – я не хочу ничего о вас знать. На ружье, которое вы получите, не будет заводского клейма. Видите ли, для меня более важно, чтобы ниточка от вас никоим образом не потянулась ко мне, поэтому я не испытываю никакого желания узнать о вас больше, чем мне известно на сегодняшний день. До свидания, месье.

Выйдя на яркий солнечный свет. Шакал поймал такси в двух кварталах от дома месье Гуссена, которое отвезло его в центр города, к отелю «Амиго».

Шакал предполагал, что для приобретения оружия в магазинах Гуссен должен получать от кого-то поддельные документы, но решил, что лучше найти другого специалиста, не связанного с оружейником. И вновь ему помог Луи, с которым он воевал в Катанге. Впрочем, тому просьба англичанина не доставила особых хлопот. Брюссель издавна являлся центром изготовления поддельных документов, и многие иностранцы предпочитали обращаться к услугам местных умельцев. В начале шестидесятых годов Брюссель являлся также оперативной базой наемников, во всяком случае, до ухода из Конго французских, южноафриканских и английских отрядов. С падением Катанги более трехсот безработных «военных советников» бывшего режима Чомбе отирались в барах Брюсселя, многие с несколькими паспортами на разные фамилии.

Шакал нашел нужного ему человека в баре неподалеку от рю Ньев, после того как Луи договорился о встрече. Он представился, и вдвоем они заняли угловую кабинку. Шакал вытащил из кармана водительское удостоверение, выданное ему лондонским муниципалитетом двумя годами раньше и действительное еще несколько месяцев.

– Оно принадлежит человеку, который умер. Так как мне запрещено садиться за руль в Британии, необходимо заменить первую страницу, чтобы в новой было указано мое собственное имя.

И положил перед бельгийцем паспорт на фамилию Даггэн. Бельгиец посмотрел на паспорт, отметил его новизну, паспорт выдали лишь три дня назад, вопросительно взглянул на англичанина, затем раскрыл водительское удостоверение.

– Никаких проблем, месье. Английские чиновники – истинные джентльмены. Они, похоже, не представляют, что официальные документы могут быть подделаны, поэтому ограничиваются минимальными мерами предосторожности. Эту бумажку, – он поддел ногтем маленький листок, приклеенный к первой странице, с номером водительского удостоверения и полным именем владельца, – можно напечатать с помощью детского полиграфического набора. И водяные знаки – сущий пустяк. Это все, что вам нужно?

– Нет. Я хочу, чтобы вы изготовили мне еще два документа.

– Понятно. А то мне уже показалось странным ваше желание обратиться ко мне по столь простому делу. В вашем Лондоне есть люди, которые справятся с этим за несколько часов. Что это за документы?

Шакал подробно объяснил, что ему нужно. Бельгиец задумался. Достал пачку сигарет, предложил англичанину и, когда тот отказался, закурил сам.

– Дело непростое. Французское удостоверение личности – не проблема. Его можно достать. Как вы понимаете, надо работать с оригиналом, чтобы добиться наилучшего результата. Но вот второй. Должен признать, я ни разу такого не видел. Весьма необычная просьба.

Он подождал, пока официант по знаку Шакала вновь наполнил кружки. И продолжил, когда тот отошел.

– Теперь фотография. Тут тоже есть сложности. Вы сказали о различиях в возрасте, цвете и длине волос. Большинство из тех, кто желает получить поддельный документ, хочет, чтобы в нем присутствовала его собственная фотография с чужими именем и фамилией. Тут же придется использовать фотографию человека, который выглядит совсем не так, как вы сейчас.

Он выпил полкружки, не отрывая глаз от англичанина.

– Для выполнения вашей просьбы придется найти мужчину соответственного возраста, внешне отдаленно напоминающего вас, во всяком случае, лицом и головой, подстричь ему волосы до указанной вами длины. Полученная фотография будет вклеена в документы. И вам придется гримироваться под внешность этого человека, а не наоборот. Вы меня понимаете?

– Конечно, – ответил Шакал.

– На это уйдет время. Как долго вы намерены оставаться в Брюсселе?

– Я скоро уеду, но вернусь первого августа и пробуду здесь три дня. Четвертого я должен быть в Лондоне.

Бельгиец задумался, глядя на лежащий перед ним паспорт. Наконец он закрыл паспорт и передал его англичанину, предварительно записав на листке бумаги: «Александр Джеймс Квентин Даггэн». Листок и водительское удостоверение он убрал в карман.

– Ладно, я все сделаю. Но мне нужна ваша хорошая фотография в фас и профиль. Кроме того, возможны дополнительные расходы... придется обратиться к коллеге во Франции, связанному с карманниками, для того чтобы добыть комплект интересующих вас карточек. Сначала я, конечно, поспрашиваю в Брюсселе, но нельзя исключить вероятности того, что ничего здесь не найду.

– Сколько? – прервал его англичанин.

– Двадцать тысяч бельгийских франков.

Шакал мысленно перевел их в фунты.

– Примерно сто пятьдесят фунтов стерлингов. Хорошо. Я заплачу вам сто фунтов сейчас, а остальные пятьдесят – по получении документов.

Бельгиец встал.

– Тогда займемся фотографиями. У меня своя студия.

Такси доставило их к дому, примерно в миле от бара, на первом этаже которого размещалась фотографическая студия. Вывеска гласила, что указанное заведение специализируется на паспортных фотокарточках, которые клиент может получить в течение получаса. В витрине красовались, вероятно, лучшие образцы творчества владельца студии: портреты двух глупо улыбающихся девушек, отвратительно отретушированные, фотография супружеской пары, ставящая под удар весь институт семьи, и двух младенцев. Бельгиец подошел к двери, отомкнул замок и пригласил гостя войти.

Фотографирование заняло два часа, причем мастерство бельгийца не шло ни в какое сравнение с достижениями автора витринных портретов. В большом сундуке в углу оказались дорогие фотокамеры и сложное световое оборудование, а также краски для волос, парики, очки с разнообразными оправами и набор театральной косметики.

По ходу съемки бельгийцу пришла в голову блестящая идея, исключающая поиски старика, внешне похожего на Шакала. Поработав с полчаса над лицом англичанина, он нырнул в сундук и вытащил парик серо-стального цвета, «под ежик».

– Ваши волосы, если выкрасить их в этот цвет и подрезать до такой длины, будут похожи на этот парик?

Шакал взял парик, внимательно осмотрел его.

– Мы можем попробовать. Поглядим, как он будет выглядеть на фотографии.

Идея бельгийца удалась. Он шесть раз снял Шакала и полчаса спустя вернулся из темной комнаты с еще мокрыми фотоснимками.

Положил их на стол. На Шакала глянуло лицо старого, уставшего от жизни мужчины. Посеревшая кожа, черные мешки под глазами. Без бороды и усов, но седые волосы указывали, что ему уже за пятьдесят, причем здоровье он успел потерять раньше.

– Я думаю, пойдет, – после долгой паузы прервал молчание бельгиец.

– Дело в том, – заметил Шакал, – что вы полчаса накладывали на меня грим, чтобы достичь такого эффекта. Да еще парик. Я не смогу проделать все это сам. И вы фотографировали со специальным освещением, а предъявлять документы, о которых я вас попросил, мне придется под открытым небом.

– Тут вы неправы, – возразил бельгиец, – Абсолютного сходства и не требуется. Представим себе ход мыслей человека, проверяющего документы. Сначала он смотрит на лицо, живое лицо, потом спрашивает документ. Он уже запомнил образ того, кто стоит перед ним. Это влияет на его суждение. Он ищет общие черты, а не наоборот.

Во-вторых, это фотография двадцать пять на двадцать сантиметров. На документе она будет три на четыре. В-третьих, полной идентичности следует избегать. Если удостоверение выдано несколько лет назад, человек не может не измениться. На фотографии у вас полосатая рубашка с расстегнутым воротником. Старайтесь не надевать именно эту рубашку, да и вообще рубашку с расстегнутой верхней пуговицей. Носите галстук, шарф, свитер под горло.

И последнее, добиться такой внешности не так-то легко. Начнем с волос. Вы должны подстричься «под ежик» до того, как предъявите кому-либо новый документ. Волосы надо покрасить под седину, причем седины должно стать больше, чем на фотографии, но никак не меньше. Чтобы усилить впечатление старости и дряхлости, отрастите трехдневную щетину. А потом побрейтесь опасной бритвой, но побрейтесь небрежно, с двумя-тремя порезами. Пожилым людям это свойственно. А самое важное – цвет лица. Чтобы вызвать жалость и сочувствие, оно должно быть серым и усталым. Вы можете достать несколько кусочков кордита (Кордит – бездымный порох)?

Шакал с восхищением слушал фотографа, хотя, как обычно, на его лице не отражалось никаких эмоций. Второй раз за день он встречался с профессионалом, досконально знающим свое дело. После выполнения работы нужно поблагодарить Луи, напомнил он себе.

– Полагаю, что да, – осторожно ответил он.

– Два или три кусочка кордита, пережеванные и проглоченные, через двадцать пять – тридцать минут вызовут тошноту, дискомфорт, но ничуть не вредны для организма.

Кожа тут же сереет, на лице выступает пот. Мы использовали этот трюк в армии, чтобы сказаться больными и избежать длинных и утомительных маршей.

– Благодарю за информацию. Но вернемся к документам. Вы сможете изготовить их вовремя?

– С технической точки зрения вне всяких сомнений. Единственная загвоздка – достать второй французский документ. С этим надо спешить. Но я думаю, что в начале августа они будут готовы. Вы... э... упомянули о задатке, чтобы покрыть расходы...

Шакал вытащил из кармана пачку из двадцати пятифунтовых банкнот и протянул бельгийцу.

– Как я вас найду? – спросил он.

– Так же как и сегодня.

– Слишком рискованно. Человек, который связывался с вами, может уехать из города. Тогда мне не удастся вас найти.

Бельгиец задумался.

– Я буду ждать вас в баре, где мы встретились, с шести до семи вечера, в первые три дня августа. Если вы не появитесь, я буду считать, что сделка не состоялась.

Англичанин снял парик, вытер лицо полотенцем, смоченным в жидкости для удаления грима. Затем он надел галстук и пиджак и повернулся к бельгийцу.

– Я хочу прояснить некоторые аспекты наших отношений, – дружелюбие исчезло из его голоса, а глаза стали мрачными, как туман над Ла-Маншем. – Изготовив нужные мне документы, вы придете в бар, как и обещали. Вы вернете мне водительское удостоверение и листок, который вы вырвете из него. А также все негативы и фотоснимки, сделанные вами. Вы также забудете фамилии Даггэн и настоящего владельца водительского удостоверения. Фамилию на французских документах вы подберете сами, возьмите одну из самых распространенных во Франции. Отдав мне документы, вы забудете и ее. Вы никому не скажете об этом заказе. Нарушив хоть одно условие, вы умрете. Это понятно?

Несколько мгновений бельгиец, не мигая, смотрел на него. За время, проведенное в студии, он уже успел убедить себя, что англичанин – обычный клиент, который хочет водить автомобиль в Англии и по каким-то личным целям прикинуться стариком во Франции. Может, для того, чтобы контрабандой переправить наркотики или алмазы из тихого рыбного порта Бретани в Англию.

– Я вас понял, месье.

Выйдя на улицу, англичанин отошел на приличное расстояние от фотостудии, прежде чем поймал такси. В «Амиго» он приехал уже за полночь, заказал в номер холодного цыпленка и бутылку мозельского, поужинал, помыл голову, чтобы избавиться от последних остатков грима, и лег спать.

Утром следующего дня, 22 июля, он выписался из отеля и поездом «Брабант экспресс» отправился в Париж.

Тем же утром глава Отдела противодействия сидел за рабочим столом и изучал два листа бумаги, копии донесений агентов других подразделений СДЭКЭ. В верхнем углу каждого из них значился список начальников отделов, которым направлялась копия документа. Против его фамилии темнела маленькая галочка. Обе бумаги поступили в одно утро и при нормальном положении дел полковник Роллан мельком глянул бы на них, содержащаяся в документах информация осела бы в его необъятной памяти, а они сами ушла бы в разные дела. Но полковника заинтересовала фамилия, упомянутая в донесениях.

Первое содержало краткий обзор информации, полученной бюро R3 (Западная Европа) от постоянного резидента в Риме. В нем сообщалось, что Родин, Монклер и Кассон все еще сидят на верхнем этаже отеля и их по-прежнему охраняют восемь человек. Они ни разу не выходили из здания с тех пор, как поселились там 18 июня. R3 направило в Рим дополнительных агентов, чтобы держать отель под круглосуточным наблюдением. Инструкции из Парижа оставались неизменными: следить, но не предпринимать активных действий. У главарей ОАС, засевших в отеле, установился определенный порядок общения с внешним миром (см. депешу римского резидента R3 от 30 июня). Курьером являлся Виктор Ковальски.

Полковник Роллан раскрыл толстую папку, лежащую на столе справа от него, рядом с гильзой от 105-миллиметрового снаряда, выполняющей роль пепельницы и до половины наполненной окурками. Его глаза пробежали депешу R3 от 30 июня, остановившись на искомом абзаце.

Каждый день, указывалось в нем, один из охранников покидал отель и отправлялся на главный почтамт Рима. Там одна из ячеек «до востребования» была зарезервирована на фамилию Пуатье. ОАС не взяла отдельный ящик с ключом, вероятно, из опасения, что его вскроют. Вся корреспонденция для главарей ОАС адресовалась Пуатье и оставлялась у дежурного клерка. Попытка агента R3 подкупить его провалилась. Клерк доложил начальству, и его заменил непосредственный руководитель. Существовала возможность досмотра почты Пуатье итальянской тайной полицией, но инструкции, полученные из Парижа, запрещали сотрудничество с итальянцами. Подкуп почтового клерка не удался, но продолжался поиск выхода на документацию оасовцев. Каждый день корреспонденция, поступающая ночью на почтамт, передавалась охраннику, в котором опознали Виктора Ковальски, в прошлом капрала Иностранного легиона, служившего в Индокитае под началом Родина. Ковальски предъявлял поддельные документы на фамилию Пуатье или письмо, подтверждающее его право на получение корреспонденции. Если Ковальски хотел отправить письма, он ждал у почтового ящика в главном зале, опускал их за пять минут до выемки почты, а затем дожидался, пока всю корреспонденцию, вынутую из ящика, не уносили на сортировку. Попытки вмешаться в процесс отправки или получения корреспонденции ОАС связаны с применением насилия, что запрещено Парижем. Иногда Ковальски звонит по междугородному телефону, но узнать номер, по которому он звонит, или подслушать разговор не удалось.

Полковник Роллан закрыл дело и взял второе из поступивших в то утро донесений. Полиция Метца сообщала о задержании в баре в ходе обычного рейда по проверке документов мужчины, который в завязавшейся драке чуть не убил двух полицейских. Позднее в полицейском участке по отпечаткам пальцев его опознали как дезертира Иностранного легиона, Шандора Ковача, венгра по национальности, покинувшего Будапешт в 1956 году. Как следовало из справки парижской полиции, известного оасовского головореза, разыскиваемого в связи с убийствами полицейских в Алжире в 1961 году. По этим же делам разыскивался и бывший капрал Иностранного легиона Виктор Ковальски.

Роллан нажал кнопку внутренней связи и, подождав, пока в динамике раздастся: «Слушаю, мой полковник», приказал:

– Принесите мне личное дело Виктора Ковальски. Немедленно.

Дело принесли из архива через десять минут, и полковник еще час изучал его, раз за разом возвращаясь к одному и тому же абзацу. А когда многие парижане спешили на ленч, созвал небольшое совещание, пригласив в кабинет личного секретаря, графолога из отдела документации, расположенного тремя этажами ниже, – и двух здоровяков из своей преторианской гвардии.

– Господа, – объявил он, – с помощью одного человека, хотя сейчас его нет среди нас и едва ли он добровольно согласится выполнить нашу просьбу, мы должны составить, написать и отправить письмо.