"Оловянные солдатики" - читать интересную книгу автора (Фрейн Майкл)

4

В старом здании отдела этики по стенам плясали ярка, зыбкие блики; легкие, почти неразличимые звуки, сказочно преобразившись, отдавались гулким эхом. Дверь за Голдвассером захлопнулась с таким грохотом, точно выстрелили из гаубицы. Голдвассер нервно дернулся. Мак-Интош обернулся к нему и кивнул. Он занимал свою излюбленную позицию при исследованиях этических проблем. Терпеливый и бесстрастный, он стоял на портале подъемного крана, подобно капитану на мостике, облокотясь на поручни, и ни единый мускул его большого багрового лица не шевелился.

– Поднимайтесь сюда, – пригласил он Голдвассера, и его слова внушительно повисли в воздухе, как напечатанные.

Голдвассер вскарабкался по металлической лесенке. Портал высился над испытательным резервуаром Мак-Интоша. Макинтош очистил свой отдел от всего лишнего – мебели, стен, полов и все это заменил испытательным резервуаром для этических автоматов. Целеустремленный был мужчина.

– Мы как раз проводим последний серийный опыт, – сказал Мак-Интош. Голдвассер ничего не ответил. При виде испытательного резервуара ему всегда становилось как-то не по себе. Резервуар напоминал ему бассейны для плавания и заставлял стыдиться своих дряблых бицепсов. Голдвассер все время ждал, что банда богатырски сложенных плебеев без всяких признаков духовной жизни накинется на него и сбросит в воду. На дальнем краю резервуара тихонько хихикнула девушка; эхо заулюлюкало по всему зданию, словно некое божество гомерически расхохоталось над ним, Голдвассером.

Порой и самому Мак-Интошу испытательный резервуар напоминал бассейн для плавания. Летом Мак-Интош изредка нырял туда с портала, прямо в одежде, и плавал допотопными саженками взад и вперед под уважительные шуточки подчиненных. Делал он это, чтобы доказать собственную непосредственность и легкомысленное пренебрежение условностями, и еще потому, что в гардеробной у него висел запасной комплект одежды; да кроме того, вислое брюхо меньше угнетает, когда ты в костюме.

– Майна, – распорядился Мак-Интош. Подъемный кран развернул над водой плот и начал его опускать. На плоту, угрюмо пялясь друг на друга, сидели старший научный сотрудник Синсон в желтом спасательном поясе и этический автомат “Самаритянин-2”. Резервуар окутала величественная гулкая тишина.

Все усилия своего отдела Мак-Интош сосредоточил на самаритянской программе. Этическая проблема в ее чистом виде, как он себе представлял – это двое на плоту, выдерживающем только одного, и он все старался построить автомат, который разработал бы четкий алгоритм этичного поведения для таких обстоятельств. Первая модель, “Самаритянин-1”, прыгала за борт с величайшей охотой, но прыгала ради спасения любого предмета, оказавшегося рядом с ней на плоту, от чугунной болванки до мешка мокрых водорослей. После многонедельных жарких препирательств Мак-Интош согласился, что недескриминированная реакция – явление нежелательное, забросил “Самаритянина-1” и сконструировал “Самаритянина-2”, который жертвовал собою ради организма хотя бы уж не менее сложного, чем он сам.

Плот замер, медленно раскручиваясь в нескольких метрах над водой.

– Пошел! – крикнул Мак-Интош.

Плот ударился о воду с отрывистым всплеском, похожим на выстрел. Синсон и “Самаритянин” не дрогнули. Постепенно плот выровнялся, его начали захлестывать небольшие волны. Вдруг “Самаритянин” подался вперед и ухватил Синсона за голову. Четырьмя экономными движениями он измерил габариты Синсонова черепа, затем помедлил, вычисляя. Наконец, после заключительного щелчка, автомат боком скатился с края плота и без колебаний затонул на дне резервуара.

– Спаси его, господи! – приказал Мак-Интош молодому человеку в плавках, стоявшему наготове возле самой воды. Господи нырнул и обвязал затонувшего “Самаритянина” канатом.

– Отчего бы не привязывать к нему канат до того, как он кувыркнется за борт? – спросил Голдвассер.

– Он не должен знать, что его спасут. Иначе решимости жертвовать собой грош цена.

– А как же он узнает?

– Да ведь “Самаритяне-2” – хитрюги. Иногда мне чудится, будто они понимают каждое наше слово.

– Они слишком низко организованы, Мак-Интош…

– Нет-нет, они проникаются доверием к людям. Поэтому время от времени я кого-нибудь не выуживаю, оставляю на дне. Надо же показать остальным, что я не расположен шутки шутить. Двоих уже списал на этой неделе.

“Самаритянина” отбуксировали к краю резервуара и перевернули вверх тормашками, чтобы вылить воду. Время от времени он испускал едва слышное тиканье и содрогался.

– Слыхали новость о новом корпусе, а? – спросил Голдвассер.

– А что такое?

– Насчет королевы.

– Нет.

– Она приезжает на открытие.

– Неужели?

Он перегнулся через поручень и проорал:

– Эй, господи! Все в порядке? Тогда готовь его к следующему рейсу.

– А теперь что будет? – спросил Голдвассер.

– Начинаем новую серию опытов – поведение относительно менее сложных организмов.

Подъемный кран опять водрузил “Самаритянина-2” на портал. На индикаторах и градуированных дисках автомата появилось нечто новое, поразившее Голдвассера.

– Вам не кажется, что у него ханжеский вид? – спросил он у Мак-Интоша.

– Да уж так всегда, стоит ему только окунуться. Мелкий конструктивный недостаток. Устраним при доводке.

– Но, Мак-Интош, если самопожертвование доставляет ему удовольствие, это ведь нельзя считать решением этической проблемы, правда?

– Не понимаю, почему бы ему не получать удовольствия от праведных поступков.

– Какая же это жертва, если приносишь ее с удовольствием?

– Да вы истый пуританин, Голдвассер! Что праведно, то праведно, а если извлекаешь удовольствие их праведного поступка, то тем лучше.

– Поступок, может, и праведный. Но, согласитесь, Мак-Интош, этически он не интересен!

Доведенные до белого каления, они пронзали друг друга взглядами. Голдвассера бесила мысль, что этот упрямый жирный тугодум в чем-то немаловажном, может быть, умнее его самого. Но, наверное, и Мак-Интоша бесила мысль о том, что в конечном итоге его здравый, неповоротливый мозг не выдерживает конкуренции с блистательным умственным аппаратом Голдвассера.

– Как бы там ни было, – сказал он, – на открытие вашего нового корпуса приедет королева.

– Надо полагать, Нунн снова нажал кнопки?

– Надо полагать, так.

– Еще раз запрягли элиту.

– Надо полагать, это значит, что вам волей-неволей придется поставить там хоть какие-то опыты.

– Ничего подобного.

– Все равно намерены бойкотировать?

– Безусловно. Я же вам говорил. И Нунну говорил. Не желаю иметь с новым корпусом ничего общего. Нечего мне там делать. Я достаточно загружен самаритянской программой. Твердишь-твердишь одно и тоже с утра до вечера.

– Будут неприятности.

– Ну и пусть.

На помост подняли увесистый мешок с песком и уложили на плоту бок о бок с “Самаритянином”.

– Майна! – рявкнул Мак-Интош.

Плот взметнулся над водой и стал без рывков опускаться. Снова наступила гулкая тишина.

– А здесь ведь логическая неувязка, – ни с того ни с сего заявил Голдвассер, и голос его загудел под самой крышей.

– Вира! – рявкнул Мак-Интош.

Всплеск воды слился с отголосками слов “неувязка” и “вира”, их пошло бросать от стены к стене, от резервуара к потолку. Пока плот восстанавливал равновесие, “Самаритянин” и мешок бесстрастно созерцали друг друга. Когда плот стало захлестывать, “Самаритянин” ухватил мешок и попытался измерить объем его черепа. Он сделал было свои четыре экономных движения, но, сбитый с толку не похожей на череп формой мешка, помедлил, принял какое-то решение, задумчиво пожужжал и замер в неподвижности.

– Умница, – тихонько выдохнул Мак-Интош.

Плот погрузился лишь частично. Но постепенно вода покрывала “Самаритянина” и мешок, а те стоически смирялись с судьбой. Первым исчез под водой мешок. За ним, напоследок окинув мир безропотным взглядом мученика, исчез и “Самаритянин”. Набухший, съежившийся, темный, искаженный в воде предмет неотвратимо опускался на дно.

– Ну вот, надеюсь, теперь у вас нет возражений против “Самаритянина-2”, – сказал Мак-Интош. – Видите, он даже не пытается жертвовать собой ради мешка.

– Вижу, – ответил Голдвассер, – но, Мак-Интош, вы ведь добились только того, что ко дну пошли оба.

– Эх, Голдвассер, – сказал Мак-Интош, – какой же вы закоренелый циник.