"Девять жизней" - читать интересную книгу автора (Лин Фрэнк)

12

Джей давным-давно ушел, но запах лука от его гамбургера остался. Меня замутило, я открыл окно и постарался оставить его в таком положении, подложив под раму старый выпуск справочника «Кто есть кто». Вот-вот, подумал я, пристраивая книжку – мы можем позволить себе купить только подержанный экземпляр четырехлетней давности важнейшего справочного издания, а потом еще и использовать его вместо кондиционера.

Я принялся расхаживать по комнате взад-вперед. Прохлада постепенно освежала мой утомленный мозг. Предметы обстановки в нашем офисе, приобретенные в разное время, напоминали геологические слои, свидетельствуя о периодах экономического подъема и спада в истории фирмы. Обшарпанный письменный стол относился к самой ранней, докембрийской эпохе. Я пытался найти утешение и обрести хоть какой-то душевный покой, разглядывая старые знакомые вещи, однако желание провести среди них Новый год упорно не приходило.

Экспроприированные у Кларка секции с документами мешали моему мерному расхаживанию, и, разозлившись, я решил наконец ознакомиться с их содержанием. Какое-никакое, а все-таки занятие, и к тому же Делиз до сих пор не нашла ничего, касающегося Мэри и Дермота Вуд.

Изучение папок могло бы занять у заинтересованного исследователя долгие годы. Кларк, вероятно, провел сотни часов, изучая местные газеты и выискивая имена жертв несчастных случаев, чей возраст соответствовал бы возрасту его клиентов. Найдя подходящее, он подавал заявление на паспорт и свидетельство о рождении; некоторые документы были выданы двадцать лет назад. Кларк держал целую фабрику удостоверений несуществующих личностей. Отдельные документы использовались многократно разными людьми. Делиз сказала правду: это была золотая жила. Кларк вел тщательный учет подлинных и фальшивых имен и адресов.

Я полагал, что моя помощница, конечно, первым делом посмотрела на букву «W», но на всякий случай проверил.

Обложки папок были очень старые, потрепанные, с погнутыми держателями. С большим трудом я отделил все, что числилось под W, и выложил на стол. Перелистав стопку еще раз, я вынул бумаги из папок и сложил на пол. Потом заметил, что три папки сорвались с держателя и завалились на дно секции. Ни на одной из них также не значилось фамилии Вуд. Не нашлось бумаг Мэри ни на «Виндзор», ни на «Касселз», ни на «Лес» [16]. В конце концов я обнаружил их на слово «Древесина».

Папка была довольно тонкая, но когда я вытащил из нее пожелтевшие от времени листки, сердце у меня забилось от волнения. Большая их часть касалась Дермота Вуда, покойного укладчика асфальта. Он подавал заявление на пособие по безработице под именем Эймонн Касселли, работая в «Страхан-Далгетти» под именем Вуд. В папке лежали ирландское свидетельство о рождении и паспорт, то и другое на имя Касселли, вероятно, поддельные, если только некто Касселли не умер в молодом возрасте и Вуд не выдал себя за него. Кроме того, имелся большой желтый конверт. С замиранием сердца я его открыл.

Конверт содержал несколько коричневатых фотографий.

На одной я увидел молодую цветущую женщину в платье служанки 30-х годов. На обороте стоял штамп фотоателье на Бэкингем-Палас-роуд; вероятно, это была предполагаемая бабушка Мэри. На другой был запечатлен теннисный корт, где та же девушка держала в руках поднос с напитками для игроков. Глаза ее были устремлены на легко узнаваемую, напоминающую собачью, физиономию Эдуарда Виндзора, принца Уэльского. Фоном служило нечто вроде обнесенной рвом крепости с пушками на стенах.

Я нашел книги и фотографии, подобранные Делиз, положил их на стол и стал пытаться определить запечатленных на снимках людей. Вот женщина, которую принц обнимает за плечи – это, надо полагать, Тельма Фернесс, его подруга на тот момент. Две другие дамы в группе – Фрида Дудли Уорд и Уоллис Симпсон, бывшая и будущая любовницы. Мужчина с усами на заднем плане – скорее всего, Эрнест Симпсон, а еще один – вероятно, младший брат Эдуарда, Генри, позднее герцог Глостерский. Безусловно, на фотографии были запечатлены бабушка Вуд и Эдуард, но один как хозяин, другая как служанка. Я достал из ящика стола лупу и стал изучать выражение их лиц. Лицо Эдуарда выражало ту скуку, которая не покидала его, наверное, всю жизнь, но девушка глядела на него нежным, обожающим взглядом. Не для того ли фотограф – возможно, Сесил Бартон – оставил ее в кадре, чтобы показать контраст между чувствами служанки, издалека восхищающейся своим будущим королем, и жеманными улыбками благородных дам?

Две следующие бумаги взволновали меня уже по-настоящему. Я не верил своим глазам. Одна представляла собой метрику, выданную в августе 1934 года в Эннискиллене, Северная Ирландия. Она удостоверяла рождение Эдуарда Артура Дейвида Джорджа Виндзора. Имя матери – Мэри Монтгомери (Виндзор). Приписка в скобках была сделана той же рукой, что и весь документ, и указывала, возможно, на сомнение регистратора в заявленной Мэри фамилии. Строчка, предназначенная для имени и рода занятий отца, пустовала.

Другой документ был сложен в несколько раз. Я осторожно развернул и поднес его к лампе. На гербовой бумаге вверху было отпечатано: «Форт Бельведер-Виндзор», и рядом – герб принца Уэльского с тремя перьями.

Ниже, твердым почерком, следующее:

Свидетельство о заключении брака.

Ноябрь 1933 года.

Настоящим удостоверяется брак между Эдуардом, принцем Уэльским, и Мэри Монтгомери, девицей сего прихода. Таинство венчания, в соответствии с ритуалом Англиканской церкви, между Его Королевским Высочеством Эдуардом, принцем Уэльским, и Мэри Монтгомери, совершено священником Эриком Сент-Джоном Саммерсби (подпись). Подписи Е. К. В. и Мэри Монтгомери, а также подписи свидетелей прилагаются.

Эдуард Яр.

Мэри Монтгомери

Тельма Фернесс

Эрнест (неразборчиво)

Я посмотрел бумагу на просвет. Она имела водяные знаки и казалась настоящей – но, как ни крути, нашел-то я ее в архиве поддельных документов. Впрочем, этого материала хватило бы не на одну сенсационную статью. Особу, занимающую английский престол, ожидал еще один кошмарный год, если бы эта бомба замедленного действия, оставленная ее дядей, взорвалась.

Каким же ничтожеством был этот Эдуард! Вероятно, он полагал, что тайный брак – отличная шпилька родителям, которые – так же, как и мои – не переставали твердить ему, что он должен найти себе подходящую невесту.

Разумеется, бедная девушка не знала, что, согласно Акту о бракосочетании высочайших особ, для законного брака требовалось согласие Георга V.

Я отыскал ключ от старенького сейфа, стоящего в углу комнатушки Делиз. Я приобрел этот сейф в один из благополучных периодов фирмы почти задаром – а потом потратил уйму денег на разрешение администрации поставить его у себя.

Огромный медный ключ вполне годился для того, чтобы запереть им реликвию эдвардианской эпохи. Впрочем, замок, вероятно, мог бы открыть и ребенок. Я держал в сейфе свой автоматический пистолет и еще кое-что. Теперь туда же отправилась тайна Мэри Вуд.

Весьма невеселая тайна. Я попытался мысленно воссоздать обстановку свадьбы. Друзья Эдуарда, очевидно, находили бракосочетание принца со служанкой невероятно забавным – а наивная девушка настояла, что только на таких условиях отдаст свое маленькое сокровище пресыщенному принцу. Кто-нибудь, наверное, шутил, что он должен найти девственницу, чтобы произвести на свет наследника престола – а потом шутка обернулась реальностью. Монтгомери объявила, что она беременна. Вероятно, Эдуард был уверен, что не может стать отцом – но попадались ли ему до того молодые здоровые девушки?

Я подошел к окну. Толпы народа устремлялись в сторону Чайна-тауна. Хотя на дворе стоял не китайский, а вполне европейский Новый год, владельцы окрестных ресторанов радовались возможности угостить гуляющую «лупоглазую» публику. Мне хотелось к людям, но я знал, что если отправлюсь в паб, то с большой вероятностью закончу вечер где-нибудь в канаве.

Жалость к себе – отвратительное чувство, но именно в нем я погряз теперь с головой. Я заткнул уши, чтобы не слышать звуков новогоднего веселья, и провел еще одну скверную ночь на раскладушке.

В 7.30 утра я уже мчался к Стретфордскому спортивному комплексу. Сорок раз переплыл бассейн, принял вожделенный душ и, к собственному удивлению, отправился завтракать в «Макдональдс». Несмотря на избыток калорий в их пище, все-таки это заведение страшно удобно.

Вернувшись в офис, я позвонил Джею и оставил ему на автоответчике сообщение, чтобы он потребовал проведения электронного теста книги регистрации Пултера, хотя шанс на оправдание Кэт Хэдлам казался мне уже практически нулевым и весь вчерашний энтузиазм улетучился. Похоже было, что за ее свободу мне лично предстояло заплатить немалую цену. Может быть, действительно стоило забыть об этом и предоставить дело полиции и суду?

Я не спеша прогулялся по центру города. День стоял свежий, в воздухе почти не чувствовалось выхлопных газов, с юго-запада дул легкий ветерок. Пообедав в пиццерии, я вернулся в офис. Больше идти было некуда.

Ближе к вечеру мне позвонила мисс Эттли из «Полар Билдинг Сосайети» и очень удивилась, застав меня на рабочем месте в первый день нового года. Она сообщила, что в моем деле наметились кое-какие сдвиги: мистер Харрисон попросил, чтобы ему принесли мои бумаги, и сказал, что дело, возможно, будет пересмотрено. Она подробно рассказала мне обо всех деталях, а меня так взволновала перспектива вернуться в свою квартиру, что, недолго думая, я спросил ее, не хочет ли она со мной пообедать. Мисс Эттли, производившая впечатление особы со здоровым аппетитом, согласилась – не то чтобы слишком поспешно, но довольный голос, каким она обсуждала место встречи, приятно контрастировал с тоном моей последней беседы на аналогичную тему с Делиз. Эттли звонила из своего дома в Пойнтоне.

– Знаете, Дейвид, я хочу выйти прогуляться в Лайм-парк. Может быть, присоединитесь ко мне? А потом я угощу вас домашним обедом, – предложила она. – Не размышляя слишком долго, я обещал приехать. – Вечером можно будет выйти куда-нибудь в паб…

«Отдал пенни – не жалей фунт», – сказал я себе и обещал приехать.

Она жила на Чеззлвит-авеню в квартале, где все улицы носили имена диккенсовских персонажей. Доехав до района, я понял, как путано она объяснила мне дорогу: налево по Черибл, направо по Хэвишем, а потом прямо по Тротвуд… Но в конце концов я все же отыскал путь в лабиринте сдвоенных коттеджей и был радушно встречен мисс Эттли, уже экипированной в темно-синюю куртку, джинсы и сапоги.

– Называйте меня Сьюзан, – сразу заявила она.

Лайм-парк начинался недалеко от ее дома. Она старательно вела беседу о пустяках, пока мы не добрались до величественного здания и не припарковались. Она была приятно удивлена, когда я достал свою карточку Национального треста, и нас пропустили в здание. Все-таки банкрот Дейв Кьюнан был не чужд культуре. Потом мы обошли огромный парк, вместе с толпами посетителей любуясь оленями. Несмотря на теплый западный ветер, тут, в предгорьях Пеннин, стоял холод, но все же в обществе Сьюзан Эттли я начинал понемногу оттаивать. Помогая ей взбираться по крутой дороге, я брал ее за руку. Здесь, на фоне дикого пейзажа, это было совершенно естественным.

Когда мы вернулись на Чеззлвит-авеню, процесс размораживания продолжился. У Сьюзан в духовке стояла мусака – греческая запеканка из баклажанов с мясом – и, пока мои уши отходили от мороза, она накрыла стол в столовой. У нее был уютный дом, украшенный множеством женских безделушек. Все горизонтальные поверхности были уставлены миниатюрными фигурками, статуэтками, сувенирами – предметами, смысла которых я никогда не понимал. Когда мне дарили подобные вещи, я их даже не распаковывал, а через полгода обнаруживал где-нибудь на антресолях, как будто вся моя домашняя жизнь была прелюдией к выселению.

Прогулка и сытный обед расслабили меня окончательно. Я был готов к развлечениям. Сьюзан, прекрасная рассказчица, поведала мне множество историй об ухищрениях, к которым прибегали клиенты Общества, чтобы уклониться от оплаты кредита. Некоторые я постарался запомнить, чтобы воспользоваться ими. Вообще же слушать эти откровенные рассказы было очень приятно: они должны были означать, что мисс Эттли не числит меня в категории дефолтеров. На личные темы мы не переходили, но у меня сложилось впечатление, Что в данный момент мужчина в жизни Сьюзан отсутствовал, и это обстоятельство ее огорчало.

– Что за человек этот Харрисон? – спросил я.

– О, типичный начальник. Очень высокого мнения о своей персоне, – расплывчато ответила она.

– А какой он из себя? – настаивал я. Мне важно было узнать о нем хоть что-нибудь, но она не поддавалась.

– Высокий, крепкий, тренируется с гирями… – Она произнесла это как нечто само собой разумеющееся. – Держит гири прямо в кабинете! Он начинал матросом на флоте и сделал отличную карьеру. В нем до сих пор осталось что-то грубоватое. Но давайте лучше о чем-нибудь приятном! Я терпеть его не могу. Тупой как пробка, а мою работу ни в грош не ставит.

Конкуренция в «Билдинг Сосайети» была жестокой, в основном между женщинами, и она пояснила, что если одинокие дамы, такие, как она, занимали относительно неплохое положение, то на самые высокие ступеньки поднимались лишь те, кто имел партнера.

– Руководство относится к ним лучше, – произнесла она с сожалением, собирая тарелки.

Я был очень доволен обедом. Муссака особенно радовала после насыщенных холестерином гамбургеров, которые я поглощал на фоне бесконечных детских дней рождения в «Макдональдсах». Я предложил Сьюзан помыть посуду, пока она будет переодеваться, и с наслаждением принялся за тарелки и сковородки, впервые за неделю дорвавшись до кухни. Составляя тарелки в сушилку, я чувствовал, как мои мысли проясняются. Надо попробовать вытянуть из Сьюзан, в каких отношениях состоит Гордон с «Билдинг Сосайети». Если Гордон полагает, что повлияет на меня, выставив из дома, возможно, я могу чем-то ему отплатить? Я был уверен, что функционирование и распределение капитала строительных обществ регулируются строгим законодательством, и коль скоро Гордон с такой легкостью вертел Харрисоном – не исключено, что о нем можно выяснить что-нибудь интересное. Я понимал, что хватаюсь за соломинку, но что еще мне оставалось делать?

– Вы такой хозяйственный, Дейвид, – сказала Сьюзан, вернувшись в кухню и наградив меня поощрительным взглядом. – Вы уверены, что не женаты?

Она вдруг показалась мне очень привлекательной. Черты, которые в нашу первую встречу напомнили мне коровьи, теперь сделались изящными и правильными. Кроме того, очень радовала возможность не думать о том, что в дом ворвется разъяренная мамаша. Я вдруг ощутил, как утомительно общение с семейством Делани. Мы со Сьюзан улыбнулись друг другу, и я объяснил, что являюсь вдовцом. Розовая блузка с двумя расстегнутыми верхними пуговицами и леггинсы прекрасно обрисовывали ее весьма интересную фигуру.

В гостиной я шагнул в сторону кресла, но она показала мне на место рядом с собой на диване.

– Отсюда гораздо лучше видно телевизор, Дейвид, – объяснила она, забравшись с ногами в уголок.

– Я предпочитаю, чтобы меня называли Дейв, Сьюзан, – сказал я. – И я думал, мы собираемся выехать в город.

– А стоит ли? Здесь так уютно. – Она протянула мне тяжелый хрустальный стакан с ароматным виски. – Я не очень люблю пабы – там так шумно, и обязательно попадется кто-нибудь, с кем мы разорвали контракт, – объяснила она. Я понял, что должен выбирать между уютным вечером со Сьюзан и ранним возвращением в «Атвуд Билдинг». Рядом с этой женщиной я действительно чувствовал себя легко.

Я отхлебнул виски, и мы продолжили беседу.

В новостях говорили о королевской семьи, и мы некоторое время поболтали об их проблемах. Я с трудом сдерживался, чтобы не поведать ей о своем открытии, но Сьюзан оказалась такой ярой монархисткой, что скажи я ей о том, что настоящий наследник престола – не принц Чарльз, а безвестная бродяжка– и мирному течению нашей беседы пришел бы конец.

Потом мы перешли к разговору о ней самой. Родители ее умерли. У нее были брат и сестра, которые имели свои семьи. Вспомнив о Либерти, я согласился, что дети могут создавать большие проблемы. Сьюзан сказала, что сама она «всегда ставила на первое место работу, но вообще-то ценила радости жизни».

В твердых чертах ее лица я уловил нечто мечтательное и почувствовал, что спрятанный где-то глубоко огонек начинает разгораться. Около одиннадцати часов я решил, что пора отправляться восвояси, пока в моей жизни не появились новые осложнения.

– Не торопитесь, Дейвид. Мы еще немножко перекусим. У меня есть спиртовка для фондю – вы любите сыр?

Она упорхнула в кухню, и скоро я уплетал плавленый сыр. Ее расторопность и кулинарные дарования были в самом деле незаурядны. Однако главное, как сказал один древний китаец, не усложнять жизнь – и я сделал еще одно поползновение в сторону двери.

– Дейвид, вы слишком много выпили, чтобы садиться за руль. Вы должны остаться, – проговорила она, крепко держа меня за руку.

– У меня же нет пижамы, – жалобно отбивался я.

– Неужели вы думаете, что она вам понадобится?

Она обхватила меня за плечи, прижав спиной к двери, и жарко поцеловала. Мои силы к сопротивлению изрядно порастратились, а чувствовать себя желанным было очень приятно. Я позволил затащить себя наверх. Спальня выглядела так же по-женски, как и весь дом – розовый ситец и фарфоровые зайчики.

– Вот теперь нам по-настоящему уютно, – заявила она, когда я забрался рядом с ней под одеяло.

– Ты знаешь, я действительно предпочитаю, чтобы меня называли Дейв, – сказал я еще раз, Но ее интересовало совсем не мое имя.

Утром я проснулся первым и посмотрел на спящую Сьюзан. Она чуть-чуть похрапывала; на губах играла довольная полуулыбка, под прижатым к груди подбородком образовалась складка. Левая рука лежала в углублении между двумя пышными возвышенностями. Я ощутил жар, исходящий от ее тела, и накрыл ее одеялом.

Голова почти не болела, но очень хотелось пить. Я хлебнул немного апельсинового сока, который нашел в холодильнике, и посмотрел в окно на незнакомые окрестности. Деревья и дома побелели от толстого слоя инея. Чтобы привести в порядок окна машины, понадобилась бы горелка. От одного только взгляда на этот пейзаж мне сделалось зябко. Задвигая шторы, я разбудил Сьюзан, а когда снова залез под одеяло, она приложила все усилия, чтобы меня согреть.

Мой инстинкт самосохранения спал. Сторожевые колокола должны были уже вовсю бить тревогу, но вкусная еда, тепло и комфорт, предложенные мне вместо тоскливого интерьера «Атвуд Билдинг», усыпили мою бдительность.

Когда мы наконец встали, день уже клонился к раннему зимнему закату.

Сьюзан снова уставила стол необыкновенными яствами, нас никто не беспокоил, и я чувствовал себя в полной безмятежности. Единственное, что меня немного настораживало – это что Сьюзан никто не звонил.

Я должен был сообразить, что передо мной не просто одинокая женщина тридцати с чем-то лет, что она только что пережила какой-то бурный роман и что ее привлекает не один мой мужественный профиль. К сожалению, я не был так самостоятелен, как Либерти Уокер, и не умел прятаться в шалаше, когда дома не ладилось.

За исключением небольшой послеобеденной прогулки, мы никуда не выходили.

– Ты знаешь, я все-таки не всегда так делаю, – сказала она мне.

– Не всегда ходишь в парк после обеда?

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Я понимала, что с тобой поступают плохо. Когда ты приехал в контору, ты выглядел очень уверенным в себе, а потом, когда я объяснила, что твое выселение не ошибка, у тебя стало такое лицо… В общем, я испугалась. Знаешь, у меня под столом есть кнопка сигнала тревоги. Слава богу, что я на нее не нажала. Тогда бы у нас не было этого уик-энда!

Стало быть, я должен благодарить тебя уже за две вещи, подумал я. Не мешало бы добавить к ним третью: немножко информации.

– Когда я сказала тебе, что изъятие квартиры произошло по распоряжению Харрисона, я думала, ты бросишься наверх и придушишь его. Вот почему я разрешила тебе заглянуть в дело.

Я терпеливо ждал дальнейших откровений, но их не последовало. Заглянув в ее невинные голубые глаза, я решился. Была не была.

– Сьюзан, помнишь ту записку, которую приложил к делу твой шеф? – Она кивнула. – Там говорилось, что некто по имени Гордон сообщил вашей фирме, что я мошенник.

– Меня это не удивляет, – спокойно ответила она. – Я много лет работала личным помощником Харрисона. Его всегда притягивали преуспевающие бизнесмены, как Джейк Гордон. Его архив забит сведениями о них. Барри всегда сам хотел быть предпринимателем, вот в чем все дело. Он не желает до конца жизни оставаться управляющим провинциального строительного общества.

Итак, Харрисон превратился в Барри.

– Уважает крупные автомобили, рубашки «Тернбул-энд-Ассер» и стейки под соусом тартар?

– Барри любит хорошие бифштексы, машина у него действительно большая, а про рубашки я не в курсе. Рубашки ему покупает жена, – серьезно произнесла Сьюзан. – Ничего личного я о нем не знаю.

– Похоже, что твой Барри – кандидат номер один на «прием Гордона». Такая встреча превращает сильного мужчину в медузу.

– Дейвид, не будь таким жестоким! Да, действительно, Харрисон грубо разговаривал со мной, когда я спрашивала его о твоем деле, но вообще он совсем не злой человек.

– Ну, тогда, может быть, ты все-таки объяснишь мне, по какой причине меня выкинули на улицу, приняв на веру гнусный поклеп Гордона? Харрисон думает, что, упомянув на этом огрызке бумаги имя Гордона, он сложил с себя ответственность, однако он нарушил все основные положения устава вашего замечательного общества.

Сьюзан задумчиво посмотрела на меня.

Когда мы вернулись в дом, она принялась готовить очередное блюдо, а я сел вместе с ней на кухне.

– Значит, ты полагаешь, что в офисе можно найти какую-нибудь зацепку к тому, каким образом Гордон заставил Барри плясать под его дудку? – спросила она, намазывая маслом хлеб для сэндвичей с ветчиной. Я сдерживал свое нетерпение. Хотя к себе в кровать она затащила меня весьма решительно, я не сомневался, что относительно драгоценного «Полар Билдинг Сосайети» она подумает десять раз.

– Как ты относишься к бифштексу на ужин? – поинтересовалась она, пока я размышлял, что еще она могла бы для меня сделать.

Ужинать я не собирался, планируя вернуться в свой пустынный офис, но теперь снова засомневался. Пока я принимал решение, Сьюзан отбила стейки, а затем мы сели рядом на диван.

– По-твоему, могут быть какие-то письменные материалы? – осторожно спросил я, возвращаясь к начатой теме.

– М-мм… наверняка. Или у него в компьютере. Попробуй эти мятные конфетки. – Я начинал понимать, что ощущает откармливаемый на паштет страсбургский гусь, и впервые в жизни посочувствовал борцам за права животных.

– Ты действительно полагаешь, что могла бы что-нибудь откопать? – Я затолкал в себя конфету.

На ее розовых щеках появились задорные ямочки.

– Я подумаю, Дейвид, – сказала она, проводя рукой у меня под подбородком, – но сделаю это не раньше завтрашнего утра. Сегодня все закрыто, а завтра, хотя это тоже выходной, будет обслуживающий персонал.

– Отлично, – отозвался я, понимая, что мне предстоит разделять с ней ложе и стол еще один день, – но мне нужна бритва и кое-что из вещей. Я обернусь за час.

Однако выпускать меня из-под контроля Сьюзан не собиралась и настояла, что поедет со мной. Я молил Бога, чтобы Делиз не посетил внезапный прилив раскаяния за неласковое обращение со мной и она не поджидала меня в конторе.

В «Атвуд Билдинг» Сьюзан неодобрительно осмотрела наши комнатушки.

– Ты же мог устроиться в сто раз лучше! Кто же к тебе поедет в такой мрачный район? Офисные помещения сейчас сильно подешевели. Я могла бы что-нибудь тебе подыскать.

Я побросал несколько вещей в пакет. К несчастью, это действие снова стимулировало ее заботливость: она заметила нестираные рубашки, которые я собирался отнести в прачечную.

– Я постираю их тебе и поглажу, – вызвалась она. Отказываться было невежливо, да и попросту невозможно. С решительным выражением лица она перетрясла мое белье и выбрала грязное. Кажется, я напал на единственную карьеристку в стране, которая готова была сделать что угодно для выбранного ею мужчины.

На обратном пути в Пойнтон она без умолку обсуждала тему нового офиса и способы улучшения организации моего труда в целом. Почему мне так везет на женщин, жаждущих меня усовершенствовать? Они определенно принимают меня за пустырь для застройки с большим плакатом «Свободная площадь» в середине.

Вернувшись в уютный домик, мы принялись уписывать стейки под видеозапись свадьбы сестры Сьюзан, с ее комментариями. Сестра была моложе нее. Муж сестры успешно занимался оптовой торговлей сантехникой. Этой крошечной тучки на горизонте, пока еще размером с десятипенсовик, все же хватило, чтобы я понял, что стоит за неистощимым гостеприимством и пиршеством тела.

Тщательно подбирая остатки соуса кусочком мяса, я не имел ни малейшего желания заниматься любовью. Она сделала все сама и весьма разумно, надо отдать ей должное, приступила к практической фазе, опустив романтическую.

Я предпочел бы сначала переварить бифштекс, но выбирать не приходилось. Разжав объятия, мы прилегли на диван и обсудили наш план поездки в «Билдинг Сосайети». У нее были свои ключи, она могла отключить сигнализацию и полагала, что через соседние комнаты сможет добраться до кабинета Харрисона.

– На твоем месте я бы не рисковал, – попытался я охладить ее энтузиазм. – У него может стоять дополнительная сигнализация. И разве ты не можешь зайти в его компьютер из своего?

– Сеть у нас есть, но я не знаю кода для доступа на его жесткий диск, – ответила она, – а после двух неудачных попыток мой терминал будет уничтожен. Когда кому-то из девиц нужны коды, они всегда просят его разрешения, и он достает их из сейфа.

– А ты ничего не можешь предположить? Ну, имя его жены или старшего ребенка?

Сьюзан наморщила лоб.

– Ключ от сейфа он, конечно, носит с собой, но у меня есть его рождественская открытка. Пойду посмотрю. – Открытка представляла собой фотографию дома Харрисона – весьма подходяще для директора строительного общества. Она была подписана, но имена его жены и детей не упоминались. Единственным именем собственным было странное название дома – «Оберон». Сьюзан объяснила, что Харрисон служил на флоте и так называлась его подводная лодка. Это меня заинтересовало: забавно, подумал я, она знает, как называется его подводная лодка, но не знает, как зовут его жену.

– Ну вот, – сказал я. – Сделай одну попытку с «Обероном» и бросай.

– Хорошо, Дейвид. Я попробую, но ты должен мне обещать, что никому не покажешь эти материалы и что мы снова увидимся. Что это – начало дружбы, а не конец.

Иногда я могу быть хладнокровным мерзавцем. Мою душу искалечила смерть моей жены три года назад, по крайней мере, так я себя оправдываю. Вероятно, это и есть подлинная причина того, что Делиз всегда колебалась относительно союза со мной. Однако, каким бы бессердечным я ни был, я все же должен был как-то с собой уживаться. Лежа на диване под боком у Сьюзан, я серьезно задумался, прежде чем что-либо сказать.

– Послушай, Сьюзан, я приехал к тебе не для того, чтобы соблазнить тебя и выманить какую-то информацию. На прошлой неделе ты сама предложила мне посмотреть бумагу, из которой следовало, что Гордон участвует в делах Харрисона. Я не использую людей, чтобы потом выбросить их, как бумажный носовой платок, и я очень благодарен тебе за эти два дня, но дальше – давай посмотрим, как будут развиваться наши отношения.

Я думал, что мой уклончивый ответ ее удовлетворит, но тут же мысленно выругал себя за глупость. Мисс Эттли, разумеется, собиралась играть в серьезную игру.

На следующее утро я встал рано, долго стоял под душем и почувствовал себя отлично отдохнувшим. Сьюзан надела свой деловой костюм, – строгую синюю юбку и пиджак и кремовую блузку с галстуком.

– Тебе лучше остаться здесь, – сказала она. – Если кто-нибудь увидит, что я впускаю тебя в закрытое здание, у меня будут неприятности. – Поверх костюма она набросила длинное двубортное пальто из верблюжьей шерсти.

Когда она ушла, мне стало так не по себе при мысли о внебрачном ребенке и алиментах, что я поднялся наверх, натянул спортивный костюм и отправился пробежаться по парку. Физическая нагрузка частично восстановила душевное равновесие, но не избавила полностью от опасений за будущее моих доходов. Когда я вернулся, Сьюзан уже ждала меня в гостиной с толстой папкой компьютерных распечаток.

– Представь себе – пароль был не «Оберон»! Компьютер не пропустил меня. Тогда я попробовала «Обероны» – и прошла!

Я пристально посмотрел на нее. Мне бы такое в голову не пришло. Употребление названия судна во множественном числе для обозначения его экипажа – не слишком ли глубокое знание морской терминологии для особы, утверждающей, что она почти ничего не знает о своем шефе, бывшем подводнике? Сьюзан триумфально улыбнулась и протянула мне папку. Меня вдруг охватило сомнение… Я ее использовал, чтобы добыть информацию о Гордоне – или она использовала меня, чтобы насолить Харрисону?

– Здесь в основном финансовый учет, ты сам едва ли разберешься, – сказала она. Я понял намек.

– Сьюзан, ты говорила…

– Дейвид, перестань волноваться, – поспешила она успокоить меня. – Ты думаешь, я хочу заманить тебя в ловушку? Это не так. Садись за бумаги, а я пойду разогрею суп.

Файлы, как она и сказала, действительно по большей части состояли из столбцов цифр, регистрирующих одобренные Харрисоном кредиты. Меня охватило отчаяние: я пытался разыскать иголку в стоге сена. Чтобы разобраться в этой китайской грамоте, нужна была целая команда из отдела по расследованию крупных финансовых махинаций.

Вернувшись, Сьюзан выставила на низкий столик перед диваном две чашки французского лукового супа с гренками, батон белого хлеба, большой кусок стилтонского сыра, крекеры и бутылку болгарского каберне «Совиньон».

– Не смотри так мрачно, Дейвид. – Она протянула мне салфетку. – Здесь в основном записи об обычных кредитах. Их мы отсеем в момент. Кредит на приобретение дома с террасой в Натсфорде едва ли может интересовать твоего друга Гордона.

На несколько минут я сосредоточился на еде. После пробежки аппетит вернулся ко мне, хотя я и сомневался в своей способности сжигать калории в том же темпе, в каком Сьюзан заставляла меня их поглощать.

– Может быть, мне лучше взять эти бумаги к себе и посидеть над ними ночку? – спросил я, когда мы добрались до вина и сыра.

– Не говори глупостей. Это дело касается меня не меньше, чем тебя. Если Харрисон обворовывает фирму, спекулируя средствами вкладчиков, я хочу об этом знать. Ну-ка, помоги мне развернуть эту карту.

Мы расстелили на столе огромную карту Манчестера и прилежащих к нему районов, и под диктовку Сьюзан я начал отмечать места описанных 8 документах Харрисона сделок. Скоро карта покрылась густой сетью точек, а здоровая стопка бумаг была решительно отметена. Ближе к вечеру появилось нечто, похожее на результат. Харрисон выдал фирме под названием «Экстракшн энтерпрайзиз» ипотечный кредит на сумму 350 000 фунтов на покупку поля в окрестностях Пойнтона. И такую же сумму фирме «Минерал сервисиз лтд.» на приобретение прилегающего участка.

Сьюзан энергично развернула карту Пойнтона, и мы обвели на ней указанные места. Это была часть заброшенного гравиевого карьера. Еще через час стал проясняться смысл трансакции. Харрисон выделил деньги двум компаниям на покупку карьера, но они явно приобрели невыгодную его сторону: отсутствовал подъезд. Для того чтобы пользоваться карьером, им пришлось бы покупать специальное разрешение на постройку дороги через респектабельный жилой квартал. На мой взгляд, единственным смыслом такого приобретения могла быть какая-то операция с целью уклонения от налогов.

– Такие сделки, если удается их заключить, чрезвычайно выгодны, – объяснила Сьюзан – Если ты сумеешь получить разрешение на повторную разработку старого карьера, ты извлекаешь из него изрядное количество гравия и продаешь по прекрасным ценам строителям дорог. Остается яма, которую ты сдаешь мусорщикам. Когда котлован заполнится, ты немного ждешь, пока он осядет, затем засеваешь травой – и получаешь участок под застройку в очень выгодном месте. Это называют трехступенчатой схемой: извлечение минерального сырья, эксплуатация котлована и застройка, с огромной прибылью на каждом этапе.

– Да, но пока мы не узнали ничего, кроме того, что Харрисон давал солидные ссуды на покупку земли тайком от собственной фирмы. Какое отношение имеет к этому Гордон?

– А давай туда съездим, – предложила Сьюзан. – Как сотрудника Общества меня интересует, во что были вложены такие большие деньги наших инвесторов.

На улице было по-прежнему очень холодно и уже смеркалось, когда мы вышли из дома и отправились на то место, куда двенадцать тысяч лет назад сползающий ледник доставил миллионы тонн первоклассного строительного материала, чтобы обогатить сегодняшних спекулянтов недвижимостью. «Ниссан» подпрыгивал на ухабах. С одной стороны тянулся ряд особняков индивидуального дизайна, с другой – участок, покупку которого финансировал Харрисон.

Сьюзан снова достала карту и всмотрелась в нее.

– Можешь назвать это «Землей Харрисона», – сказала она, показывая на места, которые мы только что миновали, – хотя он ею не владеет. – Затем она показала на заброшенную ферму в конце дороги справа от нас. – Смотри! – воскликнула она. – Здесь все-таки есть дорога! Она идет между кварталом элитных домов и общественным парком. Для того чтобы въезжать и выезжать, нужно пользоваться дорогой, принадлежащей частной ферме, но на ее покупку Харрисон никому денег не давал!

– Да, и отгадайте с трех раз, кому она принадлежит. – Я был уверен, что фермой владеет Гордон.

– Как только контора откроется, я посмотрю в земельный реестр, – нетерпеливо подхватила Сьюзан. – Эти дурацкие выходные – пустая трата времени!

– Я бы так не сказал.

Мы медленно поехали обратно, переваливая через кочки и кроша лед в лужах.

– По этой дороге никто не разрешит возить гравий, – продолжала рассуждать Сьюзан. – Она принадлежит богатому жилому кварталу, и ты представляешь себе, что скажут хозяева этих особняков о перспективе видеть у себя под окнами фуры с гравием. Так что подъезд возможен только через «Грейндж-Фарм».

– Что же ты теперь думаешь о Харрисоне? – спросил я.

– Если эта ферма действительно принадлежит Гордону и если Барри Харрисон имеет финансовый интерес в компаниях, которым Общество ссудило деньги, тогда у Барри могут быть проблемы, – осторожно ответила она. – Я согласна, что все это выглядит крайне подозрительно, но может оказаться, что никакого мошенничества все-таки нет.

В каком-то месте я сбился с дороги, и мы вернулись на Чеззлвит только проплутав по Копперфилд, Микобер и Хэвишем. Стояла уже непроглядная тьма, и опускался морозный туман.

– Ты останешься? – спросила Сьюзан. – Я собиралась приготовить карри с черносливом. Ты любишь рогангошт? – Она посмотрела на меня круглыми и очень серьезными глазами.

– Если пища и в самом деле музыка любви – тогда вперед! – согласился я. Двое последних суток были самым долгим отрезком времени, проведенным мной в обществе женщины после смерти моей жены. Это очень успокаивающе действовало на мою нервную систему и, несомненно, должно было повлиять на объем моей талии.

К тому же прояснились многие важные вещи. Мне стало совершенно очевидно, что я не собираюсь жениться ни на Делиз, ни на ком-либо другом. И уж никак не на Сьюзан.