"Движущая сила" - читать интересную книгу автора (Френсис Дик)Глава 4У Джоггера была сломана шея. Мы стояли и сверху вниз смотрели на него, на его голову, повернутую под таким углом к телу, который невозможен при жизни. – Свалился туда, наверное, – заявил Фаруэй с таким видом, как будто это было совершенно очевидно-Стоящий с другой стороны ямы Харв встретился со мной взглядом, и я понял, что он так же, как и я, думал, что Джоггер мог свалиться случайно в смотровую яму, только если он был в стельку пьян, да и то скорее всего его спас бы инстинкт. Как будто прочитав мои мысли, во всяком случае первую их половину, Сэнди Смит вздохнул. – Вчера он здорово набрался в кабаке. Все про какие-то присоски разорялся. Я забрал у него ключи от машины и сам отвез его домой. Иначе пришлось бы его арестовать за вождение в пьяном виде. Брюс Фаруэй надменно спросил у него: – Вы жену его известили? – Холост, – коротко ответил Сэнди. – И никаких близких родственников, – добавил я. – У меня записаны ближайшие родственники всех моих служащих, и Джоггер сказал, что у него никого нет. Фаруэй пожал плечами, слез по металлической лестнице, прикрепленной болтами к стенке ямы, вниз и склонился над скрюченным телом, слегка дотронувшись до согнутой шеи. Затем, выпрямившись, кивнул и заявил с обвиняющими нотками в голосе: – И этот тоже мертв. Казалось, он хотел сказать, что два трупа за четыре дня на принадлежащей мне территории – подозрительный перебор. Майкл Уотермид, который оставил своих гостей заканчивать вечеринку по своему усмотрению и последовал за мной на место трагедии, с любопытством спросил: – В каком смысле тоже? – Он имеет в виду попутчика, – ответил я. – В четверг. – Ах да. Конечно, я совсем забыл. Когда они возвращались после доставки двухлеток Джерико. – При воспоминании о Джерико его лицо благородного патриция искривилось, и стало ясно, что он еще не успел переварить ту откровенную информацию, которую походя выложил Эд. Как я понимал, присутствие Майкла в моем сарае в настоящий момент было вызвано смесью откровенного любопытства, дружеского желания помочь и типичного, присущего многим чувства ответственности, которое значительно помогало английской деревенской жизни оставаться в разумных рамках. К тому же он придавал особый вес всему происходящему, на что мы все – Харв, Сэнди, Фаруэй и я – явно были неспособны. – Он давно умер? – спросил я– В смысле, сколько часов назад? Прошлой ночью? Брюс Фаруэй промолвил нерешительно: – Он довольно холодный, но все же я бы сказал, что где-то утром. Все мы понимали, что сказать точнее на данном этапе было невозможно. И в яме, и на улице было холодновато. Доктор вылез из ямы и предложил вызвать машину за трупом. – А как насчет фотографий? – спросил я. – У меня есть фотокамера в конторе. Все торжественно согласились с моим предложением. Я прошел через двор, открыл дверь в контору, взял свой “Никон” и вернулся в сарай. Остальные стояли там же, где я их оставил, вокруг ямы, глядя вниз на беднягу Джоггера и неизвестно о чем думая. Хотя в сарае имелось окно, через которое проникал дневной свет, мы всегда зажигали электричество, когда работали. И сегодня верхний свет горел, но я все же воспользовался вспышкой, сделав несколько снимков с борта ямы и еще несколько снизу, рядом с моим беднягой механиком. Я не прикасался к нему, только нагнулся, чтобы сфотографировать его голову. Он лежал в углу. Грубые, запачканные смазкой стены, черный от грязи пол. Казалось, он смотрел на стену в шести дюймах от его носа. Глаза, как у многих внезапно умерших, были открыты. Виднелись две ровные полоски желтых зубов. На нем был старый армейский свитер, заляпанные грязью штаны и потрескавшиеся ботинки. Как ни странно, от него до сих пор пахло маслом и пылью; землей, не смертью. Яма имела пять футов в глубину. Когда я стоял там выпрямившись, мои глаза были на уровне лодыжек Сэнди, Харва и Майкла. Брюс Фаруэй у меня за спиной. На какую-то страшную секунду мой примитивный инстинкт шепнул мне, что нельзя стоять вот так, с головой на уровне земли. Я резко обернулся, но Фаруэй вполне безобидно писал что-то в маленьком блокноте, и я почувствовал себя полным дураком. По лестнице я вылез из ямы и спросил Харва, как так получилось, что он именно в это время обнаружил Джоггера. Харв пожал плечами. – Да не знаю. Просто бродил по двору, я часто так делаю. Все, кто должен был уехать, уже уехали. Я раньше пришел, чтоб проводить их и посмотреть, все ли в порядке. Ну а потом, чтоб время до завтрака провести, я опять прошелся по двору. Я кивнул. Харв редко рассиживался – предпочитал двигаться. – Я и заметил, что в сарае свет, – сказал он, – и подумал, что можно бы сэкономить электричество. Шел туда и все думал, как это я не заметил, как туда кто-то прошел. Некому вроде бы. Я вовсе не волновался, просто решил посмотреть и, как уже сказал, выключить свет. – Он помолчал. – Только не спрашивай меня, почему я дошел до ямы, потому что я не знаю. Дошел, и все тут. Дело в том, что яма находилась в самом дальнем углу сарая, что как раз и должно было помешать кому-нибудь туда нечаянно свалиться. Большие откатывающиеся на колесиках ворота в дальнем конце сарая позволяли подгонять фургоны прямо на яму. Ближе располагалась маленькая дверь, через которую входили люди, а справа – кладовка, где хранились инструменты. – Как ты считаешь, – спросил я, – Джоггер пролежал там все время, пока водители забирали фургоны? Харв забеспокоился. – Откуда я знаю? Может, и так. Просто дрожь пробирает, верно? – Вскрытие покажет, так ведь, Брюс? – сказал Майкл, и Брюс, слегка скривившись от такого фамильярного обращения, согласился, что гадать до вскрытия бесполезно. Майкл уловил насмешку в моем взгляде и незаметно подмигнул. Приручение доктора явно шло полным ходом Фаруэй и Сэнди достали портативные телефоны и призвали на помощь необходимое подкрепление. Майкл попросил разрешения воспользоваться телефоном в конторе. Да ради Бога, сказал я, там открыто. Он пошел звонить, и, когда Харв и я, оба расстроенные и обеспокоенные, тоже вошли в контору, он как раз говорил по телефону Изабель: “Чертовски обидно за старину Фредди. Да, вне всякого сомнения, чистая случайность. Должен бежать. Пока”. Он повесил трубку, сказал “спасибо”, попрощался и удалился, умиротворенно улыбаясь при мысли о том, что для него лично смерть Джоггера не будет иметь никаких неприятных последствий. – Что ты обо всем этом думаешь? – спросил Харв, когда мы вошли в наше совместное убежище и уселись в раздумье. – Ты веришь, что он свалился? – спросил я. – Не хотелось бы думать о другой возможности. – Что верно, то верно, – согласился я. – Если он не свалился сам... Он не закончил фразу, а я не стал за него это делать. – А кто вчера был в кабачке вместе с Джоггером? – спросил я. Автоматически Харв начал перечислять. – Ну Сэнди, разумеется. Наверное, Дейв... Меня не было... – Он замолчал, пораженный внезапной мыслью. – Уж не думаешь ли ты... что кто-то в кабаке слышал его болтовню про присоски под фургонами? Ты ведь не думаешь. ты не можешь... Я отрицательно покачал головой, хотя как можно помешать таким мыслям прийти в голову? – Подождем, пока не выяснят причину смерти, – сказал я. – Если окажется, что он поскользнулся на чем-то, упал и ударился шеей о край ямы, что возможно, тогда и будем решать, что делать. – Но ведь тот ящик для денег под фургоном был пуст, – напомнил мне Харв. – Кто же станет убивать Джоггера только потому, что он нашел эту пустую штуку? Никто не станет. Не может такого быть. – Нет, конечно, – согласился я. Харв с беспокойством выглянул в окно и посмотрел на ряд фургонов. – Когда я его нашел, – сказал он, – я вернулся домой и позвонил по твоему личному телефону, но попал на автоответчик, пообещавший, что ты перезвонишь, как бывает, когда ты уходишь на час-два. Понимаешь, я подумал, нельзя так долго ждать, и позвонил Сэнди. Я правильно сделал? – Только так и надо было поступить. – Мы не знали, где ты. Потом спросили Изабель, и она сказала, что ты вроде у Уотермидов. Ей Найджел говорил что-то про обед, когда звонил, чтобы рассказать о путанице во времени отъезда по вине дочери. Похоже, Тесса ему об этом и сказала. Ну и Сэнди решил поехать туда за тобой. – Гм... – Новости в Пиксхилле распространялись так быстро, что в глазах рябило. Харв снова начал выказывать признаки беспокойства и нерешительности, и, зная его давно и близко, я сразу понял, что он сомневается, говорить ли мне что-то, что я, возможно, не хотел бы услышать. – Валяй, говори, – обреченно сказал я. – Ну, Найджел еще сказал, что Тесса хотела поехать с ним в Ньюмаркет, когда он повезет кобыл. Забралась в фургон и уселась на пассажирском сиденье. – Надеюсь, он ее не взял. – Да нет, но он растерялся. С одной стороны – ты с угрозой уволить любого за такие дела, а с другой – дочка тренера просит, чтоб подвез. – Он помолчал. – Она уже вполне маленькая женщина, а от Найджела все бабы без ума, ну и моя жена сказала... не пойми меня не правильно... я посчитал, что лучше тебе знать. – Спасибо, – вполне искренне поблагодарил я. – Уж без этих дел мы вполне обойдемся. Не хочу терять в Майкле Уотермиде клиента только потому, что его дочке приглянулся мой водитель. Пожалуй, не стоит Найджела туда посылать, хотя это чертовски некстати, и это еще мягко сказано. Разумеется, из всех моих водителей Майкл предпочитал Льюиса, но зачастую ему требовался не один, а несколько фургонов. Теперь нельзя посылать туда Найджела, и это меня сильно лимитировало. Харв не без юмора заметил: – Можно посылать туда Пат при необходимости, когда она поправится, а пока эту новую женщину, что ты нанял временно. – Неплохо придумано, – заметил я, сдерживая улыбку, и сделал заметку для Изабель, чтобы она отправляла теперь Найджела в основном к Мэриголд Инглиш, которой не повредит легкое учащение пульса. Прошло немного времени, и во двор осторожно въехала полицейская машина со следователями, полицейским врачом и фотографом. Мы с Харвом отправились в сарай, где Сэнди демонстрировал Джоггера своим коллегам в штатском, а Брюс Фаруэй с важным видом беседовал со своим полицейским соратником по профессии. Официальный фотограф с помощью вспышки делал официальные фотографии в тех же ракурсах, что и я незадолго до него. Записали показания Харва о том, как он нашел тело, а затем зачитали их ему вслух на том забавном корявом английском, на котором, похоже, пишутся все подобные документы. Харв расписался под этим творением, хотя это были вовсе не его слова, а Сэнди, Фаруэй и я подтвердили, что мы не трогали тело и что ничего не уносили с места происшествия. Коллеги Сэнди ничем не выделялись, кроме отсутствия чувства юмора. Все случаи со смертельным исходом тщательно расследуются, заявили они, так что завтра нам снова придется отвечать на вопросы. Прибыл тот же черный катафалк, который забирал Кевина Кейта Огдена, или другой, как две капли воды похожий на него, и вскоре еще один человек, окончивший свой земной путь, покинул мои владения в цинковом гробу, прикрытом парусиной и перевязанном ремнями. Полицейские с суровыми лицами последовали за катафалком. Фаруэй, Сэнди и я проводили их глазами, я, во всяком случае, с облегчением. – Очень прискорбно, – отрывисто заметил Фаруэй, которому явно все было безразлично. – Местная достопримечательность, – поддержал его Сэнди, кивая головой. “Ничего себе эпитафия”, – подумал я. – Сэнди, – спросил я, – ты вчера вез Джоггера на его машине или на своей? – Вчера? На своей. Его развалина до сих пор, наверное, стоит у кабака. – Эта развалина принадлежит мне, – сказал я. – Заберу ее позже. Ключи еще у тебя? Оказалось, он их оставил дома, чтобы не потерять. Я сказал, что вскоре за ними заеду, и он со вздохом облегчения отправился спасать то, что еще осталось от его выходного. Брюс Фаруэй последовал за ним, не считая нужным тратить на меня то слегка заискивающее уважение, с которым он обращался к Майклу и полицейскому врачу. Просто холодно кивнул на прощание. Харз отправился домой обедать, что ему уже давно надо было сделать, а я немного пошатался по сараю, заглянул в теперь уже пустую яму и проверил, не пропало ли чего из инструмента. Кладовка была просторной, двадцать на десять футов, но без окон. Я отпер широкую дверь и долго стоял, глядя на владения Джоггера: пару тяжелых гидравлических домкратов, в ассортименте ключи и отвертки, ящики с запасными частями с соответствующими наклейками, бухты кабеля, цепи, банки со смазкой, комплект новых шин, готовых к установке. Несмотря на грязный пол, весь инструмент сверкал чистотой, что было весьма характерно для Джоггера. Насколько я мог судить, здесь ничего не трогали, и в кладовке царил порядок, который ему удавалось каким-то чудом поддерживать. В его пикапе же всегда был безнадежный хаос, из которого он как-то умудрялся мгновенно выуживать необходимые плоскогубцы. Я выключил свет, запер кладовку и пошел к выходу мимо длинного верстака, на котором ничего в данный момент не было, кроме больших и маленьких тисков, и те и другие прочно привернуты. Нигде ничего не валялось. Ничего такого, обо что можно было бы споткнуться даже очень пьяному человеку. В раздумье я вышел из сарая, выключив свет, но по привычке не заперев дверь во двор. Я всегда считал, что тут не стоит перебарщивать. Инструменты находились под замком, кроме того, мы всегда закрывали калитку во двор. На этих мерах предосторожности можно помешаться. Кроме того, все это было против жуликов, не против контрабандистов. И не против убийц. От этого слова меня передернуло. Я не мог в это поверить. Вернее, не хотел. Не может того быть, чтобы Джоггера убили. Из-за того, что он обнаружил пустую коробку и две пустые трубы. Из-за того, что он разболтался по пьянке в пивнушке. У меня создалось впечатление, что я слишком драматизирую события. Лучше всего дождаться результатов вскрытия. Я сидел в конторе и думал о Джоггере. Не о том, как он умер, а о том, каким он был. Старый одинокий солдат, водитель армейских грузовиков, чья действительная военная служба прошла на северо-ирландской границе. Он практически никогда об этом не рассказывал, хотя был случай, когда грузовик едущего впереди него приятеля разорвало на куски бомбой. Я заполучил его в качестве механика с фермой и фургонами, и мне казалось, что такой поворот событий ему по душе. Со своей стороны я тоже считал, что мне повезло, потому что где бы я еще нашел такого опытного, нетребовательного и исполнительного работника. Я скорбел по нему бескорыстно, как по человеку. Несмотря ни на что, он был цельной личностью, и если, по мнению других, ему чего-то не хватало, то только потому, что он в этом не нуждался. Никогда не следует навязывать свою собственную точку зрения на успех другому. Немного времени спустя, когда уже стемнело, я зашел к Сэнди и забрал ключи от пикапа Джоггера. Сэнди спокойно отдал их мне. Я только расписался, он ведь знал, что это мой пикап. Похоже, ему не пришло в голову, что пара ключей на связке принадлежит лично Джоггеру. Затем я пошел к кабачку, куда любил наведываться Джоггер, и, разумеется, обнаружил пикап на стоянке рядом. На первый взгляд там все было в порядке. Приглядевшись повнимательней, я обнаружил, что обе задние двери слегка приоткрыты, и там, где должны были быть салазки и куча всякого инструмента в большой пластмассовой коробке, сегодня не было ничего, кроме ржавой пыли на металлическом полу. Я вздохнул. Целый кабачок народу видел, как Сэнди увез Джоггера домой, оставив пикап со всяким добром без присмотра. Наверное, мне следовало радоваться, что и пикап не украли, и что на нем остались колеса, шины и мотор, и что в баке еще есть бензин. Я поехал на пикапе туда, где жил Джоггер, и что, насколько я знал, было просто ветхим гаражом с жилым помещением наверху. В далеком прошлом все это было местом, где жил шофер. Однако дом, который он обслуживал, давно исчез. Долгие месяцы Джоггер вел непрерывную борьбу, о результатах которой он меня регулярно извещал, с доброхотами из местного совета, жаждущими объявить строение непригодным для проживания. Джоггер полагал, что дом его каким был, таким и остался, а если что и изменилось, так это идеи членов совета. Я полагал, что на таких основаниях можно защищать и пещеру, но, несмотря на псевдологику, усилия Джоггера до сих пор приносили плоды. Я с трудом открыл старую деревянную скрипящую дверь гаража, оставив пикап снаружи, а вовнутрь впустив немного света от уличного фонаря. Джоггер рассказывал, что к нему можно попасть, пройдя через гараж и поднявшись по узкой лестнице у задней стены. Следуя этим инструкциям, я наткнулся на хлипкую дверь, которая открылась, едва я взялся за ручку. И ключей не понадобилось. Я нашел выключатель и впервые вошел в частный мир Джоггера, ощущая себя самозванцем, но, с другой стороны, понимая, что Джоггеру было бы приятно знать, что есть человек, которому он настолько небезразличен, что он пришел сюда взглянуть на его жилище в последний раз и убедиться, что над ним никто не надругался. Здесь все было так, как оставил Джоггер, – кавардак, не тронутый теми, кто украл инструмент. В течение многих лет он прилично зарабатывал, однако жил так, будто едва сводил концы с концами: продавленное кресло, старая застиранная скатерть, газета вместо скатерти на другом столе, пол, покрытый линолеумом. Возможно, армия и научила его наводить шик и блеск, но навыки эти он сохранил только на работе, в остальном же следовал привычкам, воспитанным в нем с детства. Так ему было комфортнее, как в старых разношенных ботинках. Кухни там не было, просто на комоде стояло несколько кружек и тарелок, а рядом чай, сахар, сухое молоко и печенье в пакетах. Я открыл ящик комода и увидел там мятое поношенное белье. Костюм и рубашка, которые он надевал, когда садился за руль, висели на плечиках на внутренней стороне двери. Постель его представляла собой несколько смятых одеял цвета хаки, брошенных на диван. По обычным меркам можно было считать, что она не прибрана. И невозможно определить, спал ли он на ней в прошлую ночь или нет. Тут я сообразил, что внутри все же теплее, чем снаружи, и обнаружил первый предмет роскоши, если можно так выразиться, – маленький обогреватель, ведущий борьбу с суровой природой. Был там и цветной телевизор, три ящика пива, сверкающий электрический чайник и телефон. У одной из стен лежала стопка порнографических журналов, которые он, по-видимому, получал раз в неделю в течение пары лет. В коробке из-под ботинок на полке я нашел свидетельство о рождении, бумаги, полученные при увольнении из армии, и банковскую расчетную книжку строительного общества. Сумма его сбережений заставила меня поднять брови, ибо ясно показала, что именно он делал с заработанными деньгами. Я положил бумаги на место и заглянул в крошечную ванную комнату, которая оказалась именно такой, как я и ожидал, не слишком чистой, но и не отвратительно грязной. Кроме использованных лезвий и расчески, у которой не хватало нескольких зубьев, там ничего не было. Уходя, я оставил все как было, даже включенный обогреватель. В комнате пахло так же, как от него, – смазкой, землей и пылью. Пока сохраняется запах, есть и он. Достопочтенные члены совета выметут все отсюда в самое ближайшее время. Я запер дверь, прикрыл дверь гаража и отогнал пикап на ферму, все время думая о том, почему Джоггер пошел в сарай без ключей и без машины... когда... зачем... и с кем. В комнате на столе Изабель я увидел журнал Джоггера, из которою оставалось только перенести данные в компьютер. Я забрал журнал, прошел в свой офис и уселся читать, что там написал Джоггер. Одни лишь голые факты. Никаких пояснений. Никаких замечаний. Он забрал четырех рысаков в конюшне в Пиксхилле и отвез их по шоссе М4 на бега в Чепстоу. Время отъезда с фермы, время погрузки, время прибытия, время отправления с ипподрома, время прибытия на конюшню, время возвращения на базу. Расход горючего в литрах. Показания спидометра записаны Фургон вычищен. Общее число проработанных часов. Количество часов за рулем. И ни слова о “расческах-присосках”. Расстроенный, я снова положил журнал на стол Изабель и подумал, что ничего полезного я больше сделать не могу. Четыре фургона еще не вернулись, не считая того, что находится во Франции, и другого, отправившегося в Ирландию, но за ними проследит Харв. Если что-нибудь не так, я узнаю об этом очень быстро. Я зевнул, запер все двери и отправился домой. Подкрепив свои силы продуктом производства Шотландии, я уселся во вращающееся кресло и перемотал пленку автоответчика на моем личном телефоне. По служебному телефону отвечала Изабель, принимая заказы на перевозки, но по личным вопросам звонили по другому номеру. В то воскресенье я включил свой личный автоответчик, когда отправился наверх принимать душ, оставил его включенным, пока рвал цветы и отвозил их на кладбище, не выключал я его и на время визита к Уотермидам. Так что он работал весь день. Пленка деловито перекручивалась. Я нажал кнопку включения и чуть не свалился со стула. Первый услышанный мною голос принадлежал Джоггеру – хриплый кокни, неспешный и спокойный. – Ненавижу эту проклятую машину, – сказал он. – Куда ты подевался, Фредди? Похоже, кто-то спер пикап. Его нет в гараже, какой-то ублюдок его свистнул, пока я накачивался. Может, скажешь Сэнди... Нет, постой., не надо. – Он на минуту замолчал, а потом продолжил, и в его голосе слышались виноватые нотки. – Гм, ничего не надо, Фредди. Я знаю, где он. Там, у пивнушки. Забудь, что я говорил, ладно? Послышался щелчок, и линия отключилась. Но следующий звонок был опять от Джоггера. – Я вроде припомнил про пикап. Сэнди забрал ключи Я сначала зайду на ферму, а потом за ключами. И еще, займись этими крестиками. Я нашел одного мертвого в яме прошлым августом, и на нем кишмя кишело, и у араба на лошади прошлым летом были такие же вещи, и она сдохла. Что ты об этом думаешь? Голос смолк, а я остался размышлять, о чем это таком он говорил. Крестики в яме! К тому же мертвые, как и он сам. Бедняга Джоггер, старый бедный путаник. Ну почему он никогда не выражался ясно? До сих пор его рифмованный сленг не был большой помехой, но сейчас я просто выходил из себя. Кто такие крестики и про какого араба речь? Пожалуй, здесь мне мог бы пригодиться словарь рифм, и я решил утром приобрести его. Я включил свой автоответчик где-то часов в одиннадцать. Значит, в это время Джоггер был еще жив. Чтобы быть “довольно холодным” в три часа дня, он должен был умереть вскоре после этих звонков. Некоторое время я сидел и просто смотрел на автоответчик, как будто надеялся, что он каким-то чудесным способом вернет моего механика к жизни. Возможно, застань он меня дома, он бы не умер. Я наверняка не слышал звонка за шумом душа или жужжанием электробритвы. Может, он именно тогда и звонил, а я не заметил, что на автоответчике горит красный сигнал, означающий, что запись произведена. Скорее всего он звонил, когда я рвал и отвозил цветы. Мы разошлись с ним на несколько секунд. Терзаясь этими бессмысленными сожалениями, я дослушал пленку до конца и сам позвонил одному или двум человекам и рассказал о Джоггере. Так или иначе, к концу дня вся деревня только и будет об этом говорить. * * * Ночь я провел беспокойно, и к полвосьмого утра был уже на ферме, чтобы побеседовать с двумя водителями, собиравшимися везти рысаков в Саутуелл. К северо-востоку от Ноттингема имелась всепогодная дорожка, пользующаяся большой популярностью, так как не трескалась, не замерзала и не раскисала, как дерн. С точки зрения пиксхиллских тренеров, у нее был единственный недостаток – расстояние в сто пятьдесят миль от дома. Что касается фирмы Крофта, именно это расстояние было в самый раз, так как фургоны успевали обернуться в течение дня. Правда, выезжать приходилось рано, а возвращаться поздно. Будь она еще дальше, приходилось бы останавливаться на ночь или посылать двух водителей, чтобы они сменяли друг друга. В тот понедельник шесть фургонов направлялись на разные ипподромы, два – за границу, два перевозили племенных кобыл, а еще четыре простаивали, что было весьма кстати из-за гриппа. Я находился во дворе, когда на маленьком “Форде”, давно позабывшем дату своей продажи, подъехала женщина. Она остановилась около конторы и вылезла из машины, оказавшись высокой худой особой в джинсах, теплой куртке, с темными волосами, небрежно стянутыми сзади резинкой. Ни тебе косметики на лице, ни лака на ногтях, никаких претензий на молодость. Как она и обещала, узнать ее было практически невозможно. Я подошел к ней. – Нина? Она слегка улыбнулась. – Я, наверное, слишком рано. – Чем раньше, тем лучше. Я познакомлю вас с другими водителями... но сначала расскажу, о чем они сейчас думают. Нахмурившись, она выслушала мой рассказ о том, как нашли Джоггера, и сразу спросила: – Вы Патрику Винейблзу об этом сказали? – Нет еще. – Тогда я сама. Позвоню ему домой. Я проводил ее в свой офис и послушал, как она говорила по телефону. – Вполне возможно, что это несчастный случай, – сказала она своему начальнику. – По крайней мере, Фредди надеется, что это так. Этим делом занимается местная полиция. Что делать мне? Она немного послушала, несколько раз сказала “да”, а затем передала трубку мне. – Он хочет с вами поговорить. – Фредди Крофт слушает, – сказал я. – Давай уточним детали. Это тот самый человек, кто нашел пустые контейнеры под твоими фургонами? – Да. Мой механик. – А кроме тебя и меня, кто еще знал об этом? – Да любой, кто слышал его в кабачке в Пиксхилле в субботу вечером и кто понимает рифмованный сленг. – Он с чувством выругался, а я поведал ему о лингвистических изысках Джоггера. – Местный полицейский тоже слышал его, но мало что понял. Зато его вполне мог понять тот, кто знал про эти контейнеры. Ракушки под грузовиками, так Джоггер выражался, имея в виду присоски. Просто и ясно. – Согласен. – Патрик Винейблз помолчал. – А кто был в пабе lt;Pub (англ.) – пивная, бар, закусочная.gt;? – Да там всегда полно народу. Спрошу хозяина. Пойду туда в обед и скажу, что хочу поставить по кружке всем, кто был там в субботу и в последний раз видел Джоггера. Вроде как в память о нем. – Вреда от этого не будет, – заметил Патрик. – А я по своим каналам разведаю, что думает местная полиция. Может, смерть этого Джоггера просто несчастное совпадение. – Очень надеюсь, что так, – искренне сказал я. Он попросил снова передать трубку Нине, и она еще несколько раз повторила “да” и наконец распрощалась. – Он просил меня позвонить позже, – сообщила она. – И еще он просил вас быть поосторожней в кабачке. Я рассказал ей о послании Джоггера на автоответчике. – Приду домой и перепишу специально для вас, – пообещал я, – но там трудно что-либо понять. Он придумывал свои собственные рифмы, а таких я раньше от него не слышал. Она взглянула на меня. – Вы больше других с ним общались. – Вроде бы. Вот хочу купить словарь рифм, хотя в случае с Джоггером скорей всего придется просто догадываться. Понимаете, он говорил “тюлени”, а имел в виду наркотики. Тюлени и котики. Вам надо не просто найти рифму, вам нужно подобрать пару к слову, а уж потом рифму. А все ассоциации были чисто Джоггеровым изобретением. – И, если бы он не умер, – заметила она кивая, – вы бы просто спросили у него, что он хотел этим сказать. – Именно. Он просто играл в такие игры, дразнил меня, я думаю, по-доброму. Но не поймите меня превратно. Для него было естественным делом думать в такой вот рифмованной манере. И главное, я не знаю, жизненно важно ли то, что он говорил вчера утром, или он просто болтал от нечего делать. Когда дело важное, он редко прибегал к рифмам. Другое дело – пустая болтовня. Тут пришел Харв, и я представил ему Нину в качестве временного водителя. Харв сделал все, чтобы на его лице не выразилось сомнение, и вообще он знал, что я предпочитаю молодых водителей из-за их относительной выносливости. А тут почти что бабушка. – Пат понадобится не менее двух недель, чтобы оправиться от этого гриппа, – сказал я, гак как по прошлому опыту знал, что слишком ранний выход на работу, связанную с физическими нагрузками, после такой болезни в конце концов приводи! к весьма печальному результату. – У Нины большой опыт вождения лошадиных фургонов, и с лошадьми она умеет обращаться, да и мы ей поможем если что. Он явно услышал твердые нотки в моем голосе и понял, что возражать бесполезно. Я попросил его показать ей столовую и научить заполнять журнал, а также показать, где заправляться и как чистить фургон. Она послушно последовала за ним в контору – только тень вчерашней женщины, потерявшей теперь большую половину своего очарования. Рабочий день начался. Два фургона уже отправились в Саутуелл. Стали собираться и другие водители, большинство из которых направлялись прямиком в столовую пить чай с тостами. Прискрипел на своем велосипеде Дейв. Найджел прибежал трусцой – следит за формой. Все уже знали о Джоггере, включая Розу и Изабель, которые приехали в малолитражках, прихватив по дороге газеты и молоко. Я успел перекинуться парой слов с Ниной, прежде чем они с Дейвом отправились за своим грузом в Тон-тон. – Фургон, который вы поведете, – сказал я, – один из тех, что с пустыми контейнерами внизу. Хочу, чтобы вы знали, хоть я и не думаю, что сегодня их для чего-нибудь используют. – Спасибо, – сухо поблагодарила она. – Буду иметь в виду. Я постоял, пока она не завела мотор и не уехала. Безусловно, водить фургоны ей было не в новинку, если судить по тому, как она легко провела его сквозь ворота и четко повернула на дорогу. Харв, наблюдавший ее отъезд, склонив голову набок, не нашел никаких недостатков. Он пожал плечами, поднял брови и воздержался от комментариев. Когда через полчаса она вернулась и затормозила у ворот, Дейв выпрыгнул из кабины и с ухмылкой доложил Харву, что “дамочка способна развернуть фургон на пятачке, а лошади просто мурлычут при виде ее”. – Где ты ее нашел? – спросил он. – Она попросилась на место Бретта, – сказал я. – Еще четверо вчера звонили по этому поводу. Двое сегодня должны прийти поговорить. Пошли слухи, что у нас не хватает водителей. – Выходит, эта Нина-крошка не останется? – разочарованно спросил Дейв. – Поглядим, как пойдут дела. Второй фургон, направляющийся в Тонтон, прогрохотал мимо Нины, водитель посигналил, и Нина двинулась вслед за ним. – Могло быть и хуже, – расщедрился Харв. – Пока у нее все в порядке. Я сказал Дейву, что, как только все необходимые бумаги будут готовы, он отправится во Францию, чтобы забрать оттуда новую лошадь для конкура, купленную дочерью Джерико Рича. Машину поведет Фил, и ночевать они будут во Франции. Дейв повеселел, ему нравились подобные экскурсии. Но, когда он отошел, Харв усомнился насчет Фила. – Ты хочешь послать Фила в его шестиместном суперфургоне? Всего за одной лошадью? Я утвердительно кивнул. – У него большой опыт. Будет лучше, если он поедет. Не хотелось бы, чтобы в ездке, связанной с Джерико Ричем, что-нибудь снова произошло. Уж Фил точно никого не подберет по дороге, ни живого, ни мертвого. Харв вздрогнул, потом улыбнулся, соглашаясь. Вернувшись в контору, я попросил Изабель поторопить агентов с оформлением документов. Мы пользовались для этой цели услугами специалистов, которые все понимали, работали быстро и редко ошибались. – “Быстро и на высоком уровне”, – сказала она жизнерадостно. – Главный лозунг компании Крофта. – Гм... сойдет и “быстро и неплохо”. Я прихватил с собой в офис свежие газеты и мельком проглядел их. По понедельникам в газетах редко бывало что-то существенное о скачках. О Джоггере ни слова. Главной новостью в одной из газет было сообщение о конском гриппе, разразившемся в нескольких конюшнях и, похоже, выведшем их из строя на несколько месяцев. Высказывалось опасение, что вирус может распространиться и на Ньюмаркет. Тренеры, писал автор статьи, отказываются возить своих лошадей в одном фургоне с чужими, боясь инфекции. Вот и прекрасно. Я тоже всей душой за отдельные поездки. Разумеется, если зараза не дойдет до Пиксхилла. Будет с нас и того, что водители сидят по домам. Конский грипп затянется надолго и сильно сократит число рысаков, нуждающихся в моих услугах. Как писала газета, конский грипп является заболеванием верхних дыхательных путей и раньше был известен как “кашель”. Лекарства не помогали, нужно только время. Ну и что еще нового? Я взял другую газету. Здесь все еще в мрачных тонах описывалась прошлогодняя летняя эпидемия лихорадки и поноса, поразившая лошадей в Европе. Никто так и не узнал причину возникновения эпидемии, и тренеры как огня боялись ее повторения. Можно ожидать нового повышения цен на горючее, прочитал я дальше. Я ненавидел эти истории насчет того, что “можно ожидать”. Так же противно, как и “врачи предупреждают”. Только людей нервируют, паникеры несчастные. Врачам стоит предупреждать пациентов, чтобы не читали “врачи предупреждают”. Все это утро проходило под девизом “можно ожидать”. Можно было ожидать, что Санни Дрифтер не будет на следующий день участвовать в скачках с препятствиями. Можно было ожидать, что вследствие этого ставки возрастут. Можно было ожидать, что Майкл Уотермид выставит своего великолепного Иркаба Алхаву. Я с удивлением прочитал, что Мэриголд Инглиш заявила, что ее переезд в Пиксхилл прошел успешно. “Благодаря прекрасной работе лично Фредди Крофта переезд прошел без сучка без задоринки во всех отношениях”. Вот ведь старая перечница, подумал я, и тут же позвонил, чтобы поблагодарить. – Ты хорошо поработал, – сказала довольная Мэриголд. К половине десятого телефон звонил практически беспрерывно. Так всегда бывало по понедельникам – тренеры заказывали транспорт на неделю вперед На все звонки отвечала Изабель. Только однажды она вошла ко мне. – Там парень звонит, просится на место Бретта. Вроде может подойти. Что мне ему сказать? – Пусть придет сегодня утром поговорить Она ушла и, вернувшись, сообщила, что он приедет. Через десять минут позвонил еще один претендент, потом другой. Если так пойдет дело, во дворе фермы выстроится очередь. Я начал разбираться с претендентами в десять утра. Четыре человека уже ждали, а пятый подъехал через час. У всех были необходимые права, и все утверждали, что и раньше имели дело со скачками. Пятый заявил, что он еще и механик. Все водители до известной степени были механиками. Но этот представил рекомендацию из мерседесовского гаража в Лондоне. Звали его Азиз Нейдер, двадцать восемь лет. У него были черные вьющиеся волосы, смуглая кожа и блестящие черные глаза. Держался он уверенно и спокойно. Ему нужна была работа, но унижаться он из-за этого не собирался. Говорил он с канадским акцентом, что несколько не соответствовало его внешности. – Вы откуда родом? – как бы между прочим спросил я. – Из Ливана. – Он помолчал, потом добавил: – Мои родители ливанцы, но, когда начались беспорядки, они перебрались в Канаду. Я вырос в Квебеке и все еще канадский гражданин, но уже восемь лет как в Англии. У меня есть разрешение работать, если вас это беспокоит. Я внимательно посмотрел на него. – На каком языке вы разговариваете со своими родителями? – На арабском. – И... гм... как насчет французского? Он улыбнулся, показав ослепительно белые зубы, и что-то быстро сказал по-французски. Тот французский, который знал я, касался только бегов и скачек. Речь Азиза была слишком быстра для меня. Летом я перевозил много лошадей клиентам-арабам, большинство служащих которых либо очень плохо, либо совсем не говорили по-английски. Водитель, умеющий с ними объясниться, да к тому же чувствующий себя во Франции как дома, был просто находкой. – С лошадьми умеете обращаться? – спросил я. Он заколебался. – Я думал, вам нужен водитель-механик. Что ж, ничто в мире не идеально. – Удобнее, если водитель фургона умеет обращаться с лошадьми. – Я... это... могу научиться. Научиться было сложнее, чем он думал, но отказывать ему только из-за этого не стоило. – Я сказал всем, что сделаю с каждым пробную ездку, прежде чем решить, кого взять, – проговорил я. – Вы приехали последним, так что придется подождать, сможете? – Хоть весь день, – ответил он. Пробные ездки были очень важны, так как груз должен был оставаться на ногах. Двое из претендентов слишком резко давили на газ и на тормоз, еще один ездил чересчур медленно, а четвертого я бы взял, если бы не было еще одного претендента. Когда я забрался в кабину вместе с Азизом, я осознал, что подсознательно уже отдал предпочтение ему только за его знание языка и квалификацию механика, так что его опыт вождения не имел решающего значения. И хотя он ничем меня не поразил, ездил ровно и осторожно, решение я принял задолго до того, как мы вернулись на ферму. – Когда сможете приступить? – спросил я его после того, как он припарковал машину. – Завтра. – Он еще раз широко улыбнулся, сверкнув глазами и зубами, и сказал, что будет стараться. Я поблагодарил других водителей, с надеждой ожидавших моего решения, и попросил их на всякий случай оставить свои координаты у Изабель. Они разочарованно удалились. Изабель и Роза при виде Азиза заметно похорошели, так что у Найджела, судя по всему, появился сильный конкурент. Я предложил ему трехмесячный испытательный срок при наличии хороших рекомендаций, а также приличную зарплату и другие условия. Роза заявила, что введет его данные в компьютер, и спросила адрес. Он ответил, что снимает комнату в деревне и сообщит ей позже. Роза на всякий случай сказала ему, где жил Бретт. Может, комната еще свободна. Азиз поблагодарил ее, выслушал, как найти квартиру, и жизнерадостно отбыл, как и приехал, в очень стареньком, но ухоженном маленьком “Пежо”. Глядя на него, я подумал, можно ли судить о человеке по его машине. Воскресная Нина вполне соответствовала своему “Мерседесу”, а Нина в понедельник – своей старенькой машине. Азиз же казался чересчур сильной личностью для своего “Пежо”. С другой стороны, у меня самого был “Ягуар”, оставшийся с жокейских времен, к которому я был сильно привязан. Я до сих пор ездил на нем на скачки, но по Пиксхиллу разъезжал на своей рабочей лошадке, “Фортраке” с двойным приводом. Наверное, у каждого, подумал я, личность соответствует двум машинам, поэтому любопытно, что бы предпочел Азиз, случись ему выбирать. По долгу службы я проверил его рекомендации. Гараж в Лондоне, где он работал, сообщал, что дело он знает, но давно уволился. Тренер, чей личный фургон он водил до последнего времени, продал свое дело по финансовым соображениям. Азиз Нейдер работал хорошо и работу потерял вместе со всеми остальными служащими. Пока я звонил по телефону, прибыли две машины, хоть и не вместе, но с одной целью – побольше разузнать. Из первой выгрузилась пресса в виде длинного и тощего молодого человека с большим носом и блокнотом в руках, из второй – местные ищейки в партикулярном платье, не те, что были накануне. Ни тебе улыбок, ни рукопожатий, минимум слов и сверкание блях. Никто даже не старался быть дружелюбным и пытаться воспользоваться моей помощью. И пресса, и полиция по очереди задали мне бестактные и довольно грубые вопросы и с заметным скептицизмом отнеслись к моим ответам. Если не считать Сэнди, я не слишком хорошо знал полицейский мир, но вполне достаточно, чтобы сообразить, что им не стоит говорить ни одного лишнего слова, дабы тебя в чем-либо не обвинили, а то потом доказывай, что ты не верблюд. И еще, никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя пытаться шутить. Даже с Сэнди. С моей точки зрения, полиция сама была виновата, что люди к ней относились с недоверием, хотя большинство из них были, вне сомнения, прекрасными парнями. Придирчивость являлась их врожденным свойством, без этого они просто не могли функционировать. А из тех людей, что я знал, никто не желал подвергаться таким нападкам, особенно если он ни в чем не виноват. Газетчик, похоже, видел себя в роли журналиста-следователя калибра “Вашингтон пост”. Забавно было смотреть, как полицейские отделывались от него, чтобы не путался под ногами. Я с удовольствием выслушал их словесную дуэль, после которой раздосадованный молодой человек удалился в свою машину, а полицейские достали свои собственные блокноты. – Вот что, сэр, – начал один голосом, полным угрозы, – отдайте-ка нам ключи от дома того человека, которого вчера нашли мертвым в смотровой яме, если не возражаете. Я бы с радостью отдал им ключи Джоггера. Но резкость требования только усилила мой и без того растущий антагонизм и привела к тому, что я решил не помогать им, как собирался и как обязательно бы сделал. Не говоря ни слова я вернулся в контору. Они потянулись следом, подозрительно наблюдая за мной. Как будто дай мне волю, я бы уничтожил улики. Изабель и Роза с открытыми ртами смотрели на эту процессию. Я не счел нужным их представить. Двое в штатском остановились около письменного стола. Я выдвинул ящик, достал ключи Джоггера и снял с кольца ключ от дома. Они молча взяли ключ и спросили, что делал Джоггер на ферме в воскресенье утром. Я ответил, что все мои служащие могут приходить на ферму и уходить оттуда когда им заблагорассудится, включая воскресенье. Они спросили меня, как у Джоггера было с выпивкой. Я сказал, что пьяным на работу он никогда не приходил. А что он делал в свободное время, его личное дело. Если Джоггер свалился в яму спьяну, вскрытие это покажет. И без толку тут гадать на кофейной гуще. Один из двух полицейских, что постарше, спросил, видел ли кто-нибудь, как Джоггер упал в яму. Если и так, я об этом ничего не знаю. А меня самого в тот момент не было? Нет. А приезжал я на ферму в субботу после десяти вечера или в воскресенье? Нет. Я поинтересовался, зачем они задают подобные вопросы, и, разумеется, получил ответ, что все несчастные случаи обязательно расследуются. Следователю потребуются все ответы во время дознания. Еще он холодно добавил, что зачастую люди скрывают имеющуюся информацию, чтобы не впутываться в судебные дела. Я сдержался и не спросил, кто, по его мнению, в этом виноват. Разговор продолжался еще несколько минут, не принеся, насколько я мог судить, никаких результатов. Внимательно наблюдая за выражением моего лица, они сообщили, что собираются допросить моих служащих. Я спокойно кивнул, как будто считал это само собой разумеющимся. Они потребовали у меня список всех водителей, работавших в субботу и воскресенье. Я проводил их к Изабель и попросил ее найти в компьютере и распечатать нужный список, указав время отъезда и прибытия. Она с отвращением покачала головой. – Послушай, Фредди, – сказала она. – Мне ужасно жаль, но почему-то я сегодня ничего не могу найти в компьютере. Как только разберусь, в чем дело, сделаю. – Она показала на стопку журналов. – Все данные здесь, надо только напечатать. – Ладно, – легко согласился я. – Тогда просто напиши фамилии. Старым способом, карандашом или ручкой. Она послушно переписала фамилии с обложек журналов и подала листок полицейскому, который принял его с каменным лицом. Когда они ушли, Изабель состроила им вслед гримасу – Могли бы и спасибо сказать, хоть у меня и какие-то нелады с компьютером. – Могли, что правда, то правда. Как только полицейские уехали, из своей машины, как кролик из норы, выскочил тощий журналист, и мне пришлось потратить несколько минут, чтобы убедить его, что Джоггер был прекрасным механиком, что нам его будет очень не хватать, что полиция расследует этот случай, что нам надо подождать результатов их поисков и так далее и тому подобное. То есть врать я ему не врал, но и толкового ничего не сказал. Он уехал недовольный, но тут уж я ничего не мог поделать Взглянув на часы, я понял, что провел большую часть своего обеденного времени, так и не выполнив своего намерения – поставить в память о Джоггере по кружке пива всем присутствовавшим в кабачке, поэтому я быстренько поехал туда на переговоры с хозяином. Хозяин, уютно толстый в результате постоянной близости к пивной бочке, царил в заведении без всяких излишеств, специально рассчитанном на создание психологического комфорта у людей, не привыкших к чрезмерной роскоши. Он умел угодить своим клиентам, от конюха до строгого местного интеллектуала, умел поговорить с ними на их языке. – От старины Джоггера не было никакого вреда, – провозгласил он. – Разве что надирался регулярно по субботам. Это не первый случай, когда Сэнди отвозил его домой. Надо сказать, Сэнди хороший парень. Чем могу вам помочь? – Составьте список, – попросил я, – всех, кто был одновременно с Джоггером в кабачке в тот вечер, и поставьте им за мой счет по паре кружек пива, чтоб помянули его. – Очень даже здорово с вашей стороны, Фредди, – заметил он и немедленно принялся за список, начав с Сэнди Смита. Он записал туда Дейва, Найджела и двух других моих водителей, а также конюхов почти из всех конюшен Пиксхилла, включая новеньких из конюшни Мэриголд Инглиш, чьих имен он не знал. – Они спросили, какой паб лучший в деревне, – гордо сказал он, – и их направили ко мне. – И правильно сделали, – согласился я. – Узнайте их имена, и мы составим этакий памятный список, и пусть он какое-то время повисит у вас на стене. Хозяин еще больше воодушевился. – Джоггер был бы доволен, – сказал он. – Просто счастлив бы был. – Гм, – заметил я задумчиво, – а вам не запомнились какие-либо его последние слова? – “Повторить!” – сказал хозяин, широко улыбаясь. – “Повторить!” Вот его самое излюбленное словцо. Он что-то болтал о каких-то присосках под вашими грузовиками, но перед уходом уже ничего, кроме “Повторить!”, и выговорить не мог. Но всегда вел себя по-джентельменски, никогда не задирался, если наберется, никогда пьяным не дрался, не то что этот Дейв. – Дейв? – удивленно переспросил я. – Вы имеете в виду моего Дейва? – Конечно. Он всегда, как напьется, начинает размахивать кулаками. Хотя до ударов дело не доходило, что правда, то правда. Он уж и не видит ничего в таком состоянии Я тогда ему больше не наливаю, разумеется, и советую отправляться домой. Сэнди и его иногда отвозит, если он уже так напьется, что не может удержаться на велосипеде. Хороший парень этот Сэнди. Особенно если учесть, что он полицейский. – Да, – опять согласился я и дал ему деньги в качестве аванса за поминальные кружки, пообещав заплатить остальное после того, как список будет составлен и все обслужены. – А что, если они все распишутся? Персонально. Сегодня и начну, правильно? – Здорово придумано, – похвалил я. – Пусть каждый поставит рядом с подписью свое имя и фамилию, чтоб все знали, кто там был. – Так и сделаю. Я купил у него домашнего паштета себе на обед и ушел, а он принялся искать лист бумаги, подходящий для поминального списка. В первой половине дня я вместе с Розой просмотрел последние счета, а затем с помощью Изабель, карандаша и бумаги составил свой собственный недельный график. Изабель еще была в моем офисе, когда я нечаянно споткнулся о сумку, забытую конюхами Мэриголд. Подняв ее, я попросил Изабель выбросить ее. Она ушла выполнять мое поручение, но вскоре вернулась в нерешительности. – Там в сумке вполне хороший термос. Я подумала, жалко выбрасывать, пошла в столовую, может, кто из водителей захочет его взять. И... может, сами пойдете и посмотрите? У нее был такой озадаченный вид, что я встал и пошел за ней в столовую, чтобы выяснить, в чем там дело. Оказывается, когда она достала из сумки бутерброды и положила их рядом с раковиной, а затем отвинтила крышку термоса, вынула внутреннюю пробку и вылила большую часть жидкости в раковину, то обнаружила, что там есть что-то еще. Я проследил за ее взглядом и увидел, что ее беспокоило. В раковине лежали четыре стеклянные пробирки, каждая длиной три с половиной дюйма и чуть больше сантиметра в диаметре, янтарного цвета, с черной пробкой, сверху покрытой чем-то вроде водонепроницаемой клейкой ленты. – Они выпали, когда я выливала из термоса, – сказала Изабель. – Что это? – Не имею понятия Пробирки сверху были покрыты мутной жидкостью, напоминающей молоко, которая находилась в термосе. Я взял его и заглянул внутрь. Обнаружив, что в термосе еще осталось немного жидкости, я вылил ее в кружку. Вместе с ней в кружку выпали еще две пробирки. Жидкость была холодной и слегка пахла кофе с молоком. – Не пейте! – воскликнула Изабель, увидев, что я поднес кружку к лицу. – Просто хочу понюхать, – объяснил я. – Это кофе, верно? – По всей видимости. Я взял бумажную тарелку и положил на нее четыре пробирки из раковины. Затем я поставил все на поднос – тарелку, кружку, термос, крышку и пакет с бутербродами и, прихватив сумку, отнес в мой офис, где и водрузил принесенное на стол. Изабель шла за мной. – Что же это может быть? – спросила она, наверное, в четвертый раз, и я мог только сказать, что постараюсь выяснить. С помощью бумажного полотенца я протер одну из пробирок. На ней были какие-то цифры. Сначала я было обрадовался, но оказалось, что они просто указывали емкость пробирки – 10 мл. Я посмотрел пробирку на свет, затем встряхнул ее. Там явно была прозрачная жидкость, но, похоже, большей плотности, чем вода. – Вы собираетесь ее открыть? – спросила Изабель, с открытым ртом наблюдавшая эту процедуру. Я отрицательно покачал головой. – Не сейчас. – Я вернул пробирку на тарелку и небрежно отодвинул поднос. – Давай приниматься за работу, я потом решу, что с этим делать. Теперь, когда поднос уже не был в центре внимания, Изабель постепенно потеряла к нему интерес, и мы смогли закончить составление моего предварительного графика “в карандаше”. Затем Изабель вернулась к себе, чтобы ввести все данные в компьютер. Через пять минут она снова стояла на пороге. Вид у нее был расстроенный. По тому, как Она была одета, я понял, что Изабель уже собралась уходить домой после смены. – В чем дело? – спросил я. – Компьютер барахлит. Ни я, ни Роза, мы ничего не можем с ним поделать. Вы не могли бы вызвать специалиста? – Ладно, – сказал я и потянулся за телефонным справочником. – Спасибо и до завтра. Я еще не нашел номер, как снова вспомнил о пробирках. И вместо того чтобы вызвать специалиста по компьютерам, я позвонил сестре. |
|
|