"Крысиные гонки" - читать интересную книгу автора (Френсис Дик)

Глава 6

Пилот “Полиплейн” стоял в стороне и наблюдал за избиением. Я подбежал к нему.

– Ради Бога, – воскликнул я, – пойдем поможем ему!

Он бросил на меня холодный бесстрастный взгляд.

– У меня завтра медицинская комиссия. Идите сами.

Тремя прыжками я подскочил к дерущимся, перехватил занесенный над скорчившимся Кенни кулак одного из мужчин и ударил его ногой под колени. Он упал навзничь с криком, в котором смешались злость, удивление и боль. Его напарник получил мощный удар носком ботинка под зад. Их вопли слились в совсем не музыкальный дуэт.

Бить людей было их профессией, не моей, а у Кенни не хватило сил встать, поэтому один из них снова полез в драку. И мне досталось, удары сыпались со всех сторон. Разумеется, они не ждали от меня серьезного сопротивления и с самого начала увидели, что я играю не по их правилам.

Они умело работали тяжелыми кулаками, а носки ботинок утяжелили свинцовыми подковками, как всегда делают трусы. Изо всех оставшихся сил я лягал их по коленям, тыкал пальцами в глаза и рубил ребром ладони по шеям.

Хотя я почти выдохся, но превосходил их в решимости и не хотел упасть и подставить почки под их свинцовые подковки. Но и они наконец устали и совершенно неожиданно, будто им кто-то свистнул, захромали прочь, унося с собой разбитые колени, кровоподтеки на шее и один серьезно расцарапанный глаз, оставив мне звон в голове и боль в ребрах.

Я прислонился к самолету, чтобы отдышаться, и смотрел на Кенни, сидевшего на траве. У него из носа шла кровь, все лицо тоже было залито кровью, и он пытался вытереть ее ладонью.

Нагнувшись, я помог ему встать. Он легко поднялся. Мне стало спокойнее: значит, серьезных повреждений нет. Когда он заговорил, голос звучал вполне нормально.

– Спасибо, старина! – Он чуть усмехнулся. – Эти ублюдки говорили, будто их прислали вбить мне в голову, что с жокейской карьерой покончено... Господи, меня просто согнуло... У вас не найдется виски?.. О Господи!.. – Он наклонился, и его вырвало прямо на траву.

Выпрямившись, он вынул из кармана большой носовой платок и вытер рот, а потом с ужасом уставился на оставшиеся на белом платке красные разводы.

– У меня кровь...

– Из носа, – успокоил его я. – Ничего страшного.

– Ох... – кашлянул он. – Послушайте, старина, спасибо. Понимаю, спасибо – это мало... – Сузившимися глазами он посмотрел на пилота “Полиплейн”, который все еще молча стоял и наблюдал за нами. – Этот подонок даже не пошевелил пальцем... Они калечили меня, а он даже не подошел... Я кричал...

– У него завтра медицинская комиссия, – перебил я Кенни.

– Будь он проклят вместе со своей комиссией!

– Если летчик каждые полгода не проходит медицинскую комиссию, ему запрещают летать. А если ему надолго запретили летать, он теряет работу на воздушном такси или, в лучшем случае, половину жалованья.

– Угу. А у вас когда медицинская комиссия?

– Меньше чем через два месяца.

Кенни засмеялся, и смех прозвучал болезненно и глухо. Он сглотнул, покачнулся и вдруг показался мне таким маленьким и слабым.

– Сейчас вам лучше пойти к врачу, – предложил я.

– Может быть... но в понедельник я должен скакать на Вольюм-Тене… Большие скачки... Если я пройду хорошо, есть возможность получить работу получше, чем у Энни Вилларс. Не хочу упускать шанс. – Он криво усмехнулся. – Жокею тоже плохо, когда спустят на землю. Понимаете, старина?

– Вы не очень-то здорово выглядите.

– К понедельнику все пройдет... Ничего не сломано, кроме, может быть, носа. Такое уже бывало. Ничего, пройдет. – Он закашлялся. – Горячая ванна. Сауна. И к понедельнику буду как новенький, благодаря вам.

– А почему бы не обратиться в полицию?

– Угу, блестящая идея! – саркастически воскликнул он. – Только представьте вопросы, которые они зададут мне! “Мистер Бейст, почему кто-то пытался искалечить вас?” – “Понимаете, офицер, я обещал провести скачку, как им надо, а этот подонок Голденберг, простите, офицер, мистер Эрик Голденберг нанял двух бандитов, чтобы отомстить мне за все упреки, какие он получил, когда я выиграл скачку вместо того, чтобы проиграть...” – “Почему вы обещали проиграть скачку, мистер Бейст?” – “Дело в том, офицер, что я делал это и раньше и заработал на этом приличные левые деньги...” – Он искоса взглянул на меня и замолчал, решив, что сказал достаточно. – Посмотрю, как буду чувствовать себя завтра, и если в понедельник смогу работать с лошадью, то забуду обо всем случившемся.

– А если они снова налетят на вас?

– Нет, – осторожно покачал он головой. – Дважды они этого не делают.

Он прошел вдоль самолета и, посмотрев на свое отражение в окне, снова вытащил платок, послюнявил и почти дочиста стер кровь с лица.

Из носа кровь больше не текла. Он осторожно ощупал его большим и указательным пальцами.

– Вроде не качается. И я не чувствую, что там скрипит. Когда у меня был перелом, там все скрипело.

Теперь, когда он стер кровь, в глаза бросалась страшная бледность, которую еще подчеркивали рыжие волосы. Но он совсем не казался огорченным.

– К понедельнику все будет в порядке. А сейчас, пожалуй, влезу в самолет и буду там сидеть... Пойдем...

Я помог Кенни взобраться в кабину. Он медленно опустился на сиденье, вовсе не походя на человека, который через сорок восемь часов будет способен участвовать в скачках.

– Послушайте... – сказал он, – я так и не спросил вас, с вами все в порядке?

– Да... Я, пожалуй, попрошу вашего пилота принести виски.

– Это будет очень здорово. Но он не пойдет. – Голос Кенни выдавал, как плохо он себе чувствует.

– Пойдет, – ответил я.

И он пошел. Британская авиация – маленький мирок. Все друг друга знают. Новости определенного рода распространяются медленно, но обязательно рано или поздно о поступке узнают все. Он понял, что последует, и даже согласился купить виски.

К тому времени, когда он хмуро принес четверть бутылки виски и картонный стаканчик со льдом, закончился последний заезд, и пассажиры маленькими группами потянулись к самолетам. Кенни уже не выглядел таким напуганным, и, когда пришли два жокея и стали возмущаться и сочувствовать ему, я вернулся к “Чероки”.

Возле самолета уже ждала Энни Вилларс, не особенно взволнованная победой Рудиментса.

– Я думала, что на этот раз вы не отойдете от самолета. – На меня повеяло арктическим холодом.

– Я не сводил с него глаз.

Она фыркнула, а я быстро осмотрел все внутри: хотел лишний раз убедиться, что после последней проверки ничего не изменилось. Внешний осмотр я провел медленнее и тщательнее. Ничего.

Удары, которые я подучил, напомнили о себе. Звон в голове перешел в давящую боль. Заныли синяки и ссадины в плечах. Солнечное сплетение и мышцы вокруг него подсказали, как чувствуют себя тяжеловесы на следующее утро после нокдауна.

– Знаете, – обратился я к Энни Вилларс таким тоном, будто собираюсь из вежливости поддержать разговор, – двое типов только что избили Кенни Бейста.

– И сильно избили? – Если она почувствовала сострадание, то просто артистически скрыла его.

– Ему предстоит неприятная ночь.

– Да... Но я бы сказала, что он заслужил.

– За что?

– Вы не глухой. – Она прямо посмотрела мне в глаза.

– Кенни считает, что мистер Голденберг нанял этих двух типов.

Видимо, Энни Вилларс не знала, что Кенни собирались избить. И не знала, кто это устроил – Голденберг или кто-то другой. Я наблюдал, как она размышляет над полученной информацией. Наконец мисс Энни довольно равнодушно произнесла:

– Кенни не умел держать язык за зубами. – Потом тихо буркнула: – Болван! Сделать такую глупость.

Майор Тайдермен, герцог Уэссекс и Финелла Боль-в-печенках подошли вместе. Герцог счастливым голосом рассказывал о своей победившей лошади.

– Где Колин? – удивилась Финелла. – Разве его здесь нет? Как странно! Я спросила в весовой, и этот человек – как он назвал себя? Ах да, гардеробщик, конечно... его гардеробщик сказал, что Колин уже пошел к самолету. – Она обиженно выпятила нижнюю губу. По глазам было видно, что она хлебнула шампанского, в голосе слышалось капризное нетерпение. Золотые браслеты раздраженно позвякивали, и за утро совсем не выветрился тяжелый запах духов. Я подумал, что Колин ловко увильнул. Майор тоже участвовал в праздновании победы Рудиментса. Ему не удавалось ни на чем сфокусировать глаза, и в нем не чувствовалось прежней напряженности. Рука, поглаживавшая жесткие усы, казалась почти нежной. И даже в подбородке не осталось агрессивности. У меня мелькнула мысль, что его манеры и подозрительность – всего лишь способ создать себе репутацию проницательного человека.

Герцог спросил, не будет ли майор возражать, если они поменяются местами, и герцог сядет впереди.

– Мне нравится смотреть, как колеблются стрелки на приборах, – объяснил он свою просьбу.

Майор, в котором еще играло герцогское шампанское, любезно согласился. Он и Финелла влезли в самолет, а мы с герцогом стояли и ждали внизу.

– Друг мой, вас что-то тревожит? – спросил герцог.

– Нет, сэр.

– По-моему, что-то случилось. – Он внимательно изучал мое лицо.

– Жаркий день. – Я провел пальцем по лбу и почувствовал капельки пота.

В этот момент подошел Колин, тоже мокрый от пота, светлая рубашка помялась, и под мышками темнели большие круги. Он сегодня провел пять заездов и выглядел осунувшимся и усталым.

– Мэтт, с тобой все в порядке? – резко спросил он.

– Я так и знал! – сказал герцог.

– Спасибо, все в порядке.

Колин оглянулся на самолет “Полиплейн”, который еще ждал пассажиров.

– Кенни плохо?

– Ему досталось. Он не хотел, чтобы кто-нибудь знал.

– Один из жокеев, который прилетел с ним в одном самолете, вернулся и рассказал нам. Кенни говорит, что ты спас его от судьбы, худшей, чем смерть, или что-то в этом роде.

– Что? – удивился герцог.

Колин объяснил, что произошло.

Они оба подозрительно разглядывали меня.

– Со мной все в порядке, я вполне могу вести самолет, если вас это беспокоит.

– Ох, старина, конечно, это нас беспокоит.

Колин состроил ироническую гримасу, усмехнулся, набрал побольше воздуха и полез в самолет, чтобы сесть рядом с Финеллой. Герцог подождал, пока я займу свое место, потом сел справа от меня.

Мы сразу попали в плотные облака, которые тянулись к югу до самого Кембриджа, и герцог ничего не видел, кроме пропеллера. Наверно, поэтому он спросил, какая гарантия, что мы не столкнемся с другим самолетом.

Гарантии не было. Только вероятность.

– Небо огромное, – объяснил я. – И существуют строгие правила полетов в облаках. Столкновений практически не бывает.

Он несколько расслабился, приняв более удобную позу и спокойно положив руки на подлокотники.

– Как вы определяете, где мы находимся? – спросил он.

– Радио, – ответил я. – Передатчик с земли посылает радиосигнал. Если стрелка на приборе стоит в центре и показывает вниз, это означает, что мы летим прямо в Оттрингем, откуда приходит сигнал.

– Необычайно интересно, – заметил он.

На подновленном “Чероки” не было таких усовершенствований, как на взорванном. Там специальный прибор, принимавший радиосигнал, автоматически передавал его рулевому управлению. После встречи с типами, атаковавшими Кенни Бейста, мне совсем не помешал бы такой прибор.

– Как мы догадаемся, что подлетаем к Кембриджу? – спросил герцог.

– Стрелка вот на этом диске поменяет направление: из положения прямо вверх перейдет в положение прямо вниз. Это будет означать, что мы проходим над передатчиком в Кембридже.

– Чего только не придумают! – воскликнул герцог.

Мы подлетели к Кембриджу в сплошной облачности и приземлились под проливным дождем на мокрый гудрон. Я подогнал самолет поближе к зданию аэропорта, выключил мотор и откинул необычно тяжелую голову на спинку сиденья.

– Рад, что не пропустил это. – Герцог отстегнул спасательный пояс. – Раньше я всегда ездил только на машине. Энни убедила меня лететь. “Только разочек”, – сказала она. Но с вами, друг мой, я полечу снова.

– Очень рад, сэр.

Он внимательно, добрым взглядом посмотрел на меня.

– Когда приедете домой, Мэтью, сразу ложитесь в постель. Пусть ваша жена вам ее приготовит, теплую и уютную.

– Да, сэр, – ответил я.

– Хорошо. Очень хорошо. – Он кивнул и, открыв дверцу, стал вылезать на крыло. – Вы покорили моего племянника, друг мой. А я уважаю мнение Мэтью. У него отличный нюх: он чувствует за милю и хороших людей, и плохих.

– Ваш племянник – очень милый мальчик, – согласился я.

– Мой наследник. – Герцог расплылся в счастливой улыбке.

Он легко спрыгнул с крыла и поспешил помочь Энни Вилларс надеть пальто. Без сомнения, это следовало бы сделать мне, но я сидел, не расстегнув ремень, чувствуя себя совершенно разбитым. Меньше всего мне хотелось двигаться, и мысль о перелете в облаках в Букингем, где не было хорошего маяка, который помог бы мне сесть, удручала, как никогда. Пожалуй, лучше сделать круг и лететь через Лютенский комплекс: там радар работает двадцать четыре часа, и сигнал поможет мне добраться домой...

Я вздрогнул, вспомнив о вагончике. Холодная маленькая пристань.

Пассажиры забрали свои вещи, закрыли заднюю дверку, помахали мне рукой и направились к входу в аэровокзал. Я рассматривал карту, планируя маршрут возвращения домой. Потом наблюдал за готовившейся к взлету машиной и решил, что отправлюсь за ней следом. А пока подпер тяжелую голову руками и закрыл глаза.

Нелепая растрата времени... Кембриджский аэропорт, если работает после шести вечера, берет добавочную плату за каждую минуту стоянки самолета. Пассажиры и так уже заплатили больше чем за час. Каждое мгновение, которое я провожу здесь, будет стоить им лишних расходов.

В окно с моей стороны раздался легкий стук. Я поднял голову резче, чем того требовала мудрость. Колин Росс, лукаво улыбаясь, смотрел на меня. Я отодвинул задвижку и открыл окно.

– “Я вполне могу вести самолет”... Так, по-моему, ты сказал?

– Это было два часа назад.

– Ах да. Действительно, большая разница. – Он слегка улыбнулся. – Я только подумал: если тебе не хочется сейчас снова лететь, может, согласишься переночевать у меня? Тогда закончишь маршрут завтра. А завтра может быть прекрасный день.

Ему приходилось очень много летать, и он понимал наши профессиональные трудности. Но все равно меня удивило, что он побеспокоился и вернулся за мной.

– Да, ты прав, – согласился я. – Но я могу переночевать в гостинице…

– Выходи из самолета и закажи место в ангаре, – холодно перебил он меня.

– Мне нужно сообщить в “Дерридаун”...

– Сообщи.

Я медленно вылез из самолета и надел куртку. Затем мы вместе пошли к аэровокзалу.

– И позвони жене, – добавил он.

– Жены нету.

– О-о. – Он взглянул на меня с задумчивым любопытством.

– Нет. Не это. Двенадцать лет был женат и три года, как разведен, – объяснил я.

– Лучше, чем я. – Он иронически улыбнулся. – Женат два года, разведен – четыре.

Харли поднял трубку после первого гудка.

– Где вы? В Кембридже? Сегодня не вернетесь? Если вы останетесь там, нам придется платить за ангар.

Я не сказал ему, что пришлось драться и теперь мне не совсем по себе.

– Я сам заплачу. Вы можете вычесть эти деньги из моего жалованья. Колин Росс пригласил меня останься у него.

Эти слова решили дело. Харли понял, как важно для его престижа такое предложение, а Колин Росс был его лучшим клиентом.

– Да? Ну, тогда другое дело. Договорились. Возвращайтесь утром.

Я подошел к контрольному посту и условился, что самолет простоит ночь под крышей. Лишняя работа для дежурных, прежде чем они уйдут домой. Потом я плюхнулся в “Астон-Мартин” Росса. А мир пусть сам заботится о себе!

* * *

Росс жил в обычном кирпичном бунгало на окраине Ньюмаркета. Внутри дом был уютным и теплым, с большой гостиной, в которой стояли роскошные глубокие бархатные кресла.

– Садись, – предложил он.

Я сел. Откинул голову назад. Закрыл глаза.

– Виски или бренди? – спросил он.

– Все равно.

Я услышал, как он наливает, судя по звуку, полный бокал.

– Вот, – сказал он.

Я открыл глаза и с благодарностью взял бокал. Это было бренди с водой. И оно произвело волшебное действие.

Из кухни доносились шипение сковородок и вкусный запах жареных цыплят. Колин потянул носом.

– Обед скоро будет готов... Пойду скажу поварихам, что у нас гость.

Он вышел и почти тотчас вернулся с двумя поварихами.

Я медленно встал, совершенно неподготовленный. У меня и в мыслях не было.

На первый взгляд они выглядели, как две половинки целого: Нэнси и Мидж. Одинаковые темные волосы, стянутые на макушке черной лентой. Одинаковые карие глаза. Прямые брови. Одинаковые улыбки.

– Сам летающий человек! – воскликнула Нэнси. – Колин, как тебе удалось его заманить?

– Накинул сеть.

– Это Мидж, – сказала Нэнси. – Мидж, это Мэтт.

– Человек с бомбой в самолете? – засмеялась Мидж.

Присмотревшись, я уже смог различить их. Мидж была тоньше и гораздо бледнее, она казалась хрупкой, а Нэнси сильной. Но, если бы рядом не стояла сестра, то не создавалось бы впечатления, что Мидж так тяжело больна.

– Надеюсь, с первой и последней бомбой, – вздохнул я.

– Эта была слишком близка. – Мидж поежилась.

Колин налил сестрам “Дюбоне”, а себе – виски.

– Бомбы, драки… Теперь ты получил представление, что такое скачки.

– Столько событий, не то что обработка полей, – согласился я.

– Обработка полей? Это скучная работа? – удивилась Мидж.

– Скучная и опасная. До смерти надоедает таскаться по шесть часов в день над пустыми полями то вверх, то вниз… Понимаете, летать приходится очень низко, не дай Бог на секунду задремать, а от скуки нападает зевота. В один прекрасный день человек теряет осторожность, задевает землю крылом и ломает дорогую машину. После этого его популярность у хозяев падает ниже нулевой отметки.

– Что с вами и случилось? – засмеялась Нэнси.

– Нет… Однажды я в воздухе на секунду заснул, а проснулся в двадцати футах от опоры электропередачи. Я миновал ее в нескольких миллиметрах. После этого я ушел, пока цел.

– Ничего, – засмеялась Мидж, – зато следующий самолет вы разломили так, что даже кусочков не осталось.

Все трое засмеялись. Дружная, спаянная семья.

Колин рассказал об истории с Кенни Бейстом, и сестры сочувственно охали, а я казался себе симулянтом. Ведь Колин постоянно доводил себя до изнеможения, Мидж была неизлечимо больна, а у меня всего-то несколько небольших синяков.

Обед состоял из горячих жареных цыплят и зеленого салата, а на десерт – крупно нарезанный сыр. Мы ели на кухне, положив локти на темно-алый стол и обгладывая кости. Ни разу за все эти долгие тоскливые годы я не проводил вечер так приятно.

– О чем вы думаете? – спросила Нэнси. – В этот момент?

– Делал зарубку на память: всегда заболевать в Кэмбридже.

– Не надо ничего придумывать, – сказала Мидж. – Просто приходите в любое время. – Она досмотрела на сестру и брата, словно ища у них поддержки, и оба кивнули. – Всегда, когда захотите.

Застарелое предостерегающее чувство зашевелилось в голове: не увлекайся, не давай себе волю, не рискуй.

Не увлекайся.

– Ничего лучшего я не хотел бы, – ответил я, сам не понимая, на самом ли деле это так.

Девушки отнесли тарелки в мойку и приготовили кофе. Нэнси осторожно наливала сливки до самого верха чашки.

– Вы думаете, бомба и вправду предназначалась Колину? – вдруг спросила она.

– Не знаю. – Я пожал плечами. – Так же точно она могла предназначаться майору Тайдермену, или Энни Вилларс, или Голденбергу. Или даже Кенни Бейсту. Ведь никто не знал, что он решит обратно ехать на машине, а не лететь. А может быть, бомба предназначалась фирме... “Дерридаун”, если вы понимаете, что я имею в виду. Если бы Колин погиб, то “Дерридауну”, скорее всего, пришел бы конец.

– Не понимаю, почему кому-то может прийти в голову убить Колина. – Мидж вопросительно взглянула на меня. – Конечно, многие ему завидуют, но одно дело завидовать, а другое – убить пять человек.

– Все так спокойно относятся к этой бомбе, – вдруг взорвалась Нэнси. – Этот проклятый тип подложил бомбу, теперь крутится где-то рядом, никто не знает, что он сделает в следующий раз, и никто его не ищет. Ведь это сумасшедший, его надо изолировать.

– Не представляю, как его можно найти, – спокойно перебил ее Колин. – И, по-моему, он не станет рисковать во второй раз.

– Господи, ты же... ты... страус! – с горечью воскликнула Нэнси. – Тебе не приходит в голову, что из-за тебя подложили бомбу в самолет? И какая же должна быть для этого чрезвычайная причина, пусть даже этот человек сумасшедший? И если у него тогда ничего не получилось, все равно это причина давит на него, и что, ты думаешь, мы с Мидж должны делать, если в следующий раз ты разлетишься на куски?

Я заметил, что Мидж с состраданием и пониманием относится к страху Нэнси. Рано или поздно Нэнси придется потерять сестру. Ей невыносима мысль, что угроза нависла и над братом.

– Этого не случится, – спокойно сказал Колин.

Сестры посмотрели на него, а потом на меня. Наступило долгое-долгое молчание. Затем Мидж взяла грудную дужку цыпленка и, зажав один конец, предложила мне отломить. Я ухитрился так держать косточку, чтобы длинный конец остался в кулаке у Мидж.

– Я задумала, – серьезно сказала она, – чтобы Колин перестал стричь ногти на ногах в ванне.