"Охота на лошадей" - читать интересную книгу автора (Френсис Дик)

Глава 6

В мотеле на столе моего номера лежал конверт с запиской и листом бумаги.

"Джин!

Здесь все, что вспомнили водители. По-моему, можно держать пари, что они действительно видели эти машины. Верхние три они назвали оба. Остальные вспомнил только кто-то один. Впрочем, ни одного фургона для лошадей".

В списке числились:

«Антилопа», фиолетовая, выпущенная два года назад, с калифорнийским номером. Среди пассажиров толстый ребенок, который строил рожицы в заднее окно. Видели оба дня.

Серый фургон для перевозки мебели. Видели оба дня.

Темно-зеленый «Форд Мустанг», номер штата Невада. В машине молодая пара. Водители лошадиного фургона не могли ее описать, а запомнили потому, что спорили, хорошая машина «Форд Мустанг» или нет. Видели только во второй день.

Белая машина с открытым верхом. За рулем молодая женщина со светлыми волосами. Видели только во второй день.

Армейский зеленый пикап с белыми буквами на дверцах. Видели только во второй день. Один из водителей считает, что пикап, наверно, свернул после Занзвилла на Семидесятое федеральное шоссе, а они повернули на юг. Но точно он не помнит".

Раздеваясь, я три раза прочел список. Мебельный фургон казался самым подозрительным. Но ни одна машина не внушала вдохновения.

Уолт, приехавший утром в аэропорт, отмел и мебельный фургон.

– Это был один из грузовиков «Снэйл экспресс». «Можете тащить свой дом на собственной спине, но позвольте нам облегчить его вес», – процитировал Уолт рекламу этой транспортной компании. – Водители говорят, что лошадь в мебельном фургоне не уместилась бы, он слишком маленький.

Мебельные фургоны разных размеров сновали по всем дорогам и шоссе страны: люди пересекали порой шесть штатов, забирая вещи из старого дома в новый. Когда фургон освобождался, он ехал в местный гараж, где представитель фирмы сообщал водителю о новом клиенте в этом районе. Ярко-оранжевые грузовики фирмы «У-Хол», алюминиевые и голубые «Снэйл экспресс» были так же привычны на дорогах, как и автобусы «Грейхаунд».

– А пикап? – спросил я.

– Еще меньше, лошадь в него не влезет, – мрачно ответил Уолт.

Он возвращался в Нью-Йорк вместе со мной и, пока я изучал досье, непрерывно потирал большим пальцем подушечки других пальцев.

Передо мной лежала пачка фотографий пропавшей лошади, взятых главным образом из рекламных проспектов заводчиков. На фотографиях жеребец не производил особого впечатления.

Сэм Хенгельмен послал за Крисэйлисом своих самых надежных водителей. Ему позвонила миссис Теллер и сообщила, на какое число намечен прилет Крисэйлиса. Потом он получил телеграмму из Англии, когда жеребец уже пересекал океан. Хенгельмен позвонил в аэропорт Кеннеди, и ему объяснили, что до середины понедельника лошади будут в обязательном двадцатичетырехчасовом карантине в соответствии с правилами иммиграционной службы. Он послал фургон тотчас же, как получил в воскресенье телеграмму. На его фирме тоже такая система, что грузовик забирает очередной груз в том районе, куда привез предыдущий. Но некоторые клиенты любят персональное обслуживание, то есть чтобы за их грузом посылали специальную машину. Среди таких клиентов числится и мистер Теллер.

В страховой контракт «Жизненной поддержки» включались и потери при транспортировке. Сэм Хенгельмен не должен был нанимать охрану для перевозки лошадей и не понес ни цента убытка после ограбления.

Оба водителя имели хорошие характеристики со всех прежних работ, ими никогда не интересовалась полиция.

Оба конюха работали на нынешних местах более трех лет. Один из них приехал с фермы Мидуэй, другой – с фермы, лошади которой прилетали тем же рейсом.

Беседа с миссис Юнис Теллер не дала полезной информации.

Я захлопнул папку, улыбнулся и передал ее Уолту.

– А что, если проверить на всякий случай «Снэйл экспресс»?

– Водители говорят, что в мебельный фургон лошадь бы не вошла. – Уолт скептически взглянул на меня.

– Они привыкли к обыкновенному лошадиному фургону. И смотрели из кабины сверху вниз. Скакуна, если с ним грубо обращаться, можно втиснуть в бокс размером семь футов на четыре и высотой шесть футов. Проверьте, сколько фургонов такого или большего размера, принадлежащих «Снэйл экспресс», работало в понедельник и вторник на прошлой неделе и могло оказаться на тех же дорогах.

– Хорошо, – без всякого выражения согласился Уолт. – Если вы сказали, я выполню.

С учетом разницы во времени я приземлился в Хитроу в три утра в четверг и в двенадцать дня уже входил в больничную палату Теллера. Жаркий июнь пришел и ушел: опять моросило.

Если не считать веревок, блоков и повязки, державших в воздухе загипсованную ногу, пациент выглядел вполне здоровым. Он шумно приветствовал меня, глаза у него были блестящие и веселые.

– Утомительный полет?

– Как сказать.

– Вы ели? – Он указал на гору шоколада и фруктов на столике возле кровати.

– Я завтракал в Ирландии в два часа ночи.

Он засмеялся, поудобнее устроился на подушках И протянул руку за сигаретой.

– Как моя жена?

– Очень хорошо.

Он прикурил сигарету и щелкнул крышкой зажигалки.

– Что она делала, когда вы позвонили? – Его озабоченность была хорошо замаскирована.

– Загорала, плавала. В Америке от побережья до побережья стоит страшная жара.

Его рука, сжимавшая сигарету, чуть расслабилась, он глубоко вздохнул.

– Она предложила вам выпить... надеюсь?

– Конечно. Я даже поплавал. И остался к обеду.

Несколько секунд он молча смотрел мне прямо в глаза. Потом прямо спросил:

– Все в порядке?

– Да. Спасибо. И я видел ваших лошадей. Чаб Ладовски показал мне хозяйство.

Теллер гораздо охотнее поговорил о лошадях: с ними не было проблем.

– Слышал, что вы переезжаете в Калифорнию? – спросил я немного погодя.

Напряженность вдруг вернулась к нему: его веки чуть дрогнули, и он отвел глаза в сторону – картина, которую мне по специфике работы приходилось видеть каждый день.

– Да, – подтвердил он, стряхивая пепел. – Юнис любит океан, а мы живем очень далеко от него... И конечно, разведение лошадей в Калифорнии гораздо прибыльнее. Дела у нас пойдут там очень хорошо, не сомневаюсь.

«Юнис захватит с собой и свои проблемы, – подумал я, – хотя на год-два они станут меньше». Вероятно, Теллер именно на это и рассчитывал.

– Что представляет собой новое место? – спросил я.

– Хорошая плодородная земля, есть ирригационная система. Конюшни и хозяйство не хуже, чем в Мидуэй. В некоторых отношениях даже лучше. Раньше эта ферма принадлежала Дэвису Л. Дэвису. – Я непонимающе смотрел на него, и Теллер объяснил: – Этот человек заработал деньги, торгуя гамбургерами в придорожных киосках. В начале этого года он умер, и в прошлом месяце наследники продавали его чистокровных кобыл и жеребцов, чтобы поделить имущество между собой. Перед тем как поехать сюда, я послал его душеприказчикам предложение купить ферму и неделю назад или чуть больше получил ответ, что они принимают мои условия. Контракт еще не подписан, но я не предвижу никаких затруднений. Я рад, что приобрету эту ферму и наконец устроюсь там.

– Наконец?

– Мы искали ферму в Южной Калифорнии больше года, но большинство из виденных нам не подходило. Юнис и я ездили туда в марте этого года и видели ферму Дэвиса. Она нам понравилась. Так что... – Он пошевелил пальцами вместо того, чтобы закончить предложение.

Дверь открылась, и вошел Кибл. Очки отражали бледный свет из окна, он часто моргал, на щеке темнела обычная серая дорожка, по близорукости он не заметил ее, когда брился. Кибл поздоровался и удобно устроился в кресле рядом со мной.

– Ну, как в Штатах? – спросил он.

Я передал им все, что рассказал мне Уолт. Они немного помолчали, обдумывая сказанное.

– И что вы думаете? – задал очередной вопрос Кибл.

Я задумчиво посмотрел на Теллера, но он, стряхнув пепел, спокойно сказал:

– Сим говорит, что вы считаете, будто меня столкнули в реку намеренно. И, как я догадываюсь, теперь он спрашивает, не изменили ли вы свою точку зрения.

– Не изменил.

Кибл и Теллер переглянулись. Дэйв вздохнул и проговорил:

– Мы обнаружили одну-две детали, которые заставляют нас признать, что вы правы.

Кибл кивнул:

– Я поехал в отель Дэйва в Лондоне, чтобы забрать его вещи, оплатить счет и оставить координаты, если он кому-то неотложно понадобится, – сказал он. – Молодой клерк, который принимает клиентов, спросил, нашла ли Дэйва в субботу журналистка из журнала «Коневодство и конюшни». Она была очень настойчива, потому что в журнале последний день отправки материала в типографию, а ей нужно взять интервью у Дэйва. И клерк дал ей мой адрес и номер телефона, которые Дэйв оставил ему на случай, если будут срочные новости о Крисэйлисе.

– Таким путем парень и девушка узнали, где найти Дэйва, – сказал я.

– Совершенно верно, – подтвердил Кибл. – Они позвонили ко мне домой, все разузнали и тут же отправились на реку. На всякий случай я проверил в журнале. Никто не собирался брать интервью у Дэйва, и последний день отправки материалов у них – первое число каждого месяца.

– Очень мило, – пробормотал я.

Кибл достал из кармана конверт и вытащил из него черно-белые фотографии три дюйма на три.

– Это с пленки Питера. Взгляните-ка, – предложил он.

Я стал просматривать фотографии. Утки получились великолепно, гораздо лучше, чем Линни, которая шла рядом с ними. Ленч на палубе, «Летящая коноплянка», первый шлюз, Дэйв на крыше каюты, я, мрачно рассматривающий воду. На снимках были и четыре джентльмена, упавших с плоскодонки в реку, и в разных ракурсах паб, где мы пили виски перед ленчем. Один снимок фотограф сделал, стоя спиной к реке. На нем Кибл, Джоан, Дэйв, Линни и я сидели с бокалами в руках вокруг маленького столика под большим зонтом от солнца.

Кибл ждал, не мигая. Заметив его состояние, я снова просмотрел всю пачку и нашел то, что увидел он. Я взглянул на него. Он кивнул, достал из внутреннего кармана пиджака лупу и протянул мне. Сквозь сильное увеличительное стекло две фигуры стали видны яснее: длинноволосая девушка в белых брюках и парень в светлых джинсах и клетчатой рубашке стояли прямо напротив фотографа позади столика, за которым мы пили перед ленчем виски.

– Это они, – подтвердил я.

– Да, – согласился Кибл. – Утром они были в пабе. И могу с уверенностью утверждать, что из Хенли они последовали за нами на машине... В нескольких местах с дороги хорошо видна река. Когда мы отчалили от Хенли, а потом от паба, они могли заметить, что Дэйв стоял на крыше каюты. И, вероятно, видели, как мы причалили к пабу и как проходили первый шлюз. Так что они могли предположить, что Дэйв будет стоять на крыше каюты, когда катер подойдет к шлюзу «Харбур».

– И пять футов, отрезанных от швартова плоскодонки, пошли на то, чтобы, поджидая нас, спокойно закрепить канат вокруг столба со щитом об опасности, – улыбнулся я.

– Согласен, – сказал Кибл. – Когда вы в понедельник улетели, мы вытащили плоскодонку из воды и обнаружили, что зажим для кормового каната был снят с кормы и закреплен ниже уровня воды на носу.

– И оба швартова были в одном конце плоскодонки, – продолжил Теллер. – Канат все время был под водой, его закрывали лодка, тело и руки девушки. И конечно, мы его тогда не видели и не могли видеть.

– А когда они получили конец из рук Джоан, – закончил Кибл, – мы все в тревоге смотрели, где вынырнете вы с Дэйвом. Девушке оставалось только отрезать канат под водой, и лодка освободилась. Теперь, Джин, я согласен, что это такой несчастный случай, который можно подстроить, и он был подстроен. Вы были правы, а я ошибался. Что, насколько я помню, бывало раза два-три и прежде.

Кибл посмотрел на меня и иронически улыбнулся, а я подумал, что немного есть чиновников высшего ранга, которые могли бы сказать такое без тени неудовольствия.

Сестра привезла на сервировочном столике ленч для Теллера: салат из цыпленка и консервированные мандарины. Пациент выложил мандарины в салат и с обреченным видом съел питательную смесь.

– Пища отвратительная, – спокойно проговорил он. – Я забыл вкус хорошего стейка.

Мы тоже без зависти наблюдали, как он ест. Я спросил Кибла, дало ли какие-нибудь результаты исследование носового платка.

– Только отрицательные, – вздохнул он. – Никто из торговцев сувенирами с медведем Йоги не импортировал такие в Великобританию. Они считают, судя по материалу и качеству рисунка, что платок, скорее всего, изготовлен в Японии. И некоторые из них сомневаются, что рисунок сделан художниками фирмы «Ханна-Барбера». Рисунок неважный, сказали они.

– Пожалуй, возьму его в Штаты и поспрашиваю там, – решил я. – Ведь парень и девушка почти наверняка американцы.

Теллер вскинул брови.

– Парень крикнул: «Можете помочь нам, сэр?» А это «сэр» чаще услышишь от американца, чем от англичанина. И лодочник сказал, что у них такой акцент, «как по телевизору». А у нас на телевидении столько же американцев, сколько и англичан.

– Это же определение годится и для парней из престижных школ, – небрежно бросил Кибл. – Но я согласен, что они, скорее всего, были американцами.

– Теперь нам остается только узнать, кто они и почему хотели вашей смерти.

На этот счет ни у кого не родилось никакой догадки. Теллер допил кофе, и девушка в зеленом комбинезоне забрала поднос.

– Вы поставили охрану на случай, если они предпримут повторное покушение? – спросил я у Кибла, провожая глазами спину девушки, закрывавшей дверь.

– Все меры предосторожности, – Кибл проследил за моим взглядом, – уже приняты. Я договорился с агентством Рэднора – Холли. Они дали для Дэйва лучших парней!

– Эти ребята не позволяют мне открыть даже конверта, – пожаловался Теллер. – По-моему, они забирают все, что мне присылают, выносят на улицу и кладут в мусорный контейнер, а потом ждут, когда внутри затикает. Только шоколад, который покупает лично Сим, они пропускают в палату без проблем. Вы не поверите, но эти ребята настоящие невидимки, их никто не видит.

– Когда вы выйдете отсюда, – засмеялся я, – тотчас заметите.

– Он останется в Рединге, пока вы не распутаете это дело, – сказал Кибл. Он не шутил.

– Но я же не из уголовной полиции, – вытаращил я на него глаза. – Моя специальность – предотвращать внедрение шпионов в государственные институты!

– Я помню. Но мотивы расследования, как мне кажется, те же. Вы только дайте свободу вашим охотничьим инстинктам... и скажите нам, что вы теперь собираетесь делать.

Я встал и подошел к окну. Какая-то тревога шевелилась во мне. По-прежнему моросило. Две медсестры перебегали из одного здания в другое, под их быстрыми ногами взлетали капли воды и оседали на чулках. Полезные люди эти сестры. Нужные люди. Положительные, сострадательные, жесткие...

– Ну? – произнес Кибл у меня за спиной.

– А что, если сделать это за государственный счет? Обратиться в полицию? – Я отошел от окна и прислонился к стене.

– Послушайте, Джин, – ответил Теллер, – у меня достаточно средств, чтобы запустить небольшую космическую программу. И, как я уже говорил, если бы не вы, меня бы вообще здесь не было. Так что тратьте сколько нужно, а я оплачу счета.

– Хорошо... Тогда, я думаю, лучше предоставить агентству Рэднора – Холли разбираться с тем, что может всплыть здесь... Наверное, именно они расследовали, что это за платок? – обратился я к Киблу. Он кивнул. – А я завтра поеду в Штаты. Не могу поверить, что попытка убийства не связана с кражей лошади, поэтому трамплин для этого дела должен быть в Америке. Хотя некоторые ирландские фанатики возмущены тем, что вы снимаете сливки с результатов английского племенного коннозаводства.

– Разве Крисэйлис – ирландская лошадь? – спросил Кибл.

– Ирландских кровей, – подтвердил я. – Он идет по прямой линии от Перпл Эмперор с племзавода Рида в Ньюмаркете.

– Откуда вы знаете? – удивился Теллер.

– Проверял, – коротко бросил я. – Проверял и его особые приметы. И это очень важно. Те, кто забрал его и Оликса, знали толк в лошадях. Оликс был одним из шести жеребцов, находившихся в паддоке в ночь пожара. Крисэйлис был одним из пяти в фургоне. И каждый раз они выбирали именно нужную им лошадь. Надо признать, что это был сознательный, целенаправленный выбор, а не случайность. Потому что забирали самую ценную лошадь из всех. Крисэйлис – темно-гнедой скакун без особых примет. Ни белых носочков на ногах, ни пятен, ни звездочки на лбу. Сплошной темный цвет. Оликс был точно таким же. Есть тысячи лошадей, неотличимых от них.

Они оба, не шевелясь, смотрели на меня.

– Это значит, – продолжал я, – что, даже если мы найдем Крисэйлиса, возникнет серьёзная проблема с опознанием. На английских лошадях нет номерного клейма, как на американских.

– Господи! – выдохнул Теллер.

– Я не узнаю его, даже если он подойдет и съест сахар из моих рук, – продолжал я. – А вы узнаете?

Теллер покачал головой.

– Единственные, кто уверенно опознает его, это люди, которые здесь, в Англии, его вырастили. И тут перед нами возникает большая проблема. Конюх с племзавода Рида умер от сердечного приступа два месяца назад. А новый человек, взятый на его место, не уверен, что узнает Крисэйлиса. Сам Рид только изредка, проходя по конюшне, видел Крисэйлиса в стойле, так что тоже вряд ли сможет нам помочь. Придется вернуться на пять лет назад, к последнему сезону, когда Крисэйлис участвовал в скачках. То есть обратиться к его владельцу и тренеру. Хотя единственный человек, которому бы я стопроцентно поверил, это конюх, смотревший за ним. И конюха, я полагаю, надо будет взять в Штаты, если мы найдем лошадь, которая может быть Крисэйлисом.

– Мы легко выясним, кто был этот конюх, – кивнул Кибл, – и будем держать его на примете.

– Это Сэм Китченс, и в данный момент он в Аскоте, потому что одна из его лошадей бежит в заезде в четыре тридцать. Сегодня день Золотого кубка, – улыбнулся я. – Я мог бы прямо отсюда поехать на скачки.

– Скажите мне только, – тихо проговорил Теллер, – как и когда вы все это узнали? Я всего лишь спрашиваю.

– Утром я провел час в Британском агентстве по разведению чистокровных лошадей. Ровно в девять я уже был там. Потом сделал несколько звонков. Вот и все.

– Дружище, а когда вы спали?

– Между едой в самолете. Очень плохо для аппетита.

– Он сумасшедший, – сказал Теллер Киблу.

– Постепенно привыкнешь, – успокоил его мой начальник. – Хуже всего первые восемь лет.

– И этому парню ты доверяешь свою дочь?

– Гм, – хмыкнул Кибл. – Об этом мы еще не говорили.

– О чем? – подозрительно спросил я.

– Мы хотели просить вас взять Линни с собой в Штаты, – объяснил Теллер. – Она погостит у Юнис, пока я в больнице.

Я взглянул на Кибла и понял, что он знает, о чем я подумал: Юнис нуждается в компаньонке, и именно поэтому Линни едет туда, а вовсе не в награду за окончание школы.

– Очень рад, – вежливо ответил я. – Если хотите, я отвезу Линни в Новую Зеландию, даже на парусной лодке.

– Она слишком молода для вас, – беззаботно заметил Кибл.

– Да, это правда. – Я оттолкнулся от стены. – Где я ее встречу?

– Вот билеты для вас обоих. – Кибл протянул мне конверт. – Она будет ждать вас на аэровокзале Виктория завтра в восемь тридцать утра. Вас это устраивает?

Я взял билеты и кивнул.

– Могу я взять с собой носовой платок?

Он достал конверт с платком, я спрятал оба конверта в карман и взял негативы снимков Питера. Просмотрев их на свет, я выбрал тот, где мы сидели за столом, и тоже положил в бумажник.

– Завтра в Нью-Йорке отдам напечатать, – сказал я. – Потом останется только просеять двести миллионов жителей.

Когда я приехал в Аскот, от дождя на заломленных тульях шляп зрителей образовались лужицы, но почва выглядела хорошо, а лошади – бодро. Я нашел глазами тренера, который был мне нужен, и направился туда, где он разговаривал с крупной женщиной в мятом розовом платье, стоявшей под мокрым розовым зонтом. Тренер увидел меня через ее плечо, и я наблюдал, как на лице отразилось усилие вспомнить, кто бы это мог быть, а потом радость узнавания. Он улыбнулся от удовольствия, что сумел вспомнить.

– Джин Хоукинс?

Крупная женщина обернулась, она не знала меня и, решив, что и не хочет знать, ушла.

– Мистер Аркрайт?

Мы пожали друг другу руки, и я подумал, как мало возраст изменил его. Все такой же прямой, крепкий, седоволосый, как и в те дни, когда он был соседом отца в Йоркшире.

– Пойдем выпьем и спрячемся от дождя. – Его высокую серую шляпу покрывали мелкие бисеринки воды. – Хотя сейчас он почти прошел, не то что час назад.

– Я только что приехал.

Он привел меня в бар на балконе и заказал водку с тоником. Я попросил тоник без водки, и он заметил, что мой отец, большой любитель выпить, перевернулся бы в гробу, если бы услышал просьбу сына.

– Чем ты сейчас занимаешься? – Он потягивал прозрачную пузырящуюся смесь. – Все еще на государственной службе?

– Да, – кивнул я. – Но сейчас я временно оставил ее.

– Мне всегда казалось странным, что у тебя такая... спокойная работа, – улыбнулся он. – Я же помню, каким сорванцом ты был. Никогда бы не подумал, что ты усидишь за столом. – Он пожал плечами. – Твой отец всегда думал, что ты будешь кем-нибудь на скачках. А с лошадьми ты работал вполне прилично, знал, как подойти к ним. Не могу понять, почему ты бросил это занятие. – Он укоризненно посмотрел на меня. – Два года в армии не пошли тебе на пользу.

– Как раз когда я был в армии, мне и предложили эту работу, – улыбнулся я.

– Наверное, безопасную, – проговорил он. – Перспектива, пенсия и все такое.

– М-м-м, – неопределенно промычал я. – По правде говоря, я приехал сегодня, чтобы спросить у вас про Крисэйлиса.

– Не знаешь, нашли его?

– Пока нет. Американец, который его купил, друг моего босса, и они попросили меня узнать, не окажете ли вы им любезность.

– Если смогу, – произнес он. – Если смогу.

– Проблема в том, – объяснил я, – что если потерянную лошадь найдут, в особенности далеко от того места, где она потерялась, то как они убедятся, что это Крисэйлис?

Сначала он вытаращил на меня глаза, а потом засмеялся.

– Да, определенно, это проблема. Но Крисэйлис не был в моей конюшне... позволь вспомнить... уже четыре года. Да, в прошлом октябре исполнилось четыре года. Не уверен, смогу ли я безошибочно опознать его, к примеру, среди двадцати таких же лошадей, как он. Абсолютно не уверен. А они хотели бы опознать его без малейших сомнений?

– Да, – согласился я. – Вообще-то, сегодня утром я звонил вам домой, и ваш секретарь сказал, что я найду вас здесь. Еще он сказал, что бывший конюх Крисэйлиса тоже будет здесь. Сэм Китченс. Вы не возражаете, если я поговорю с ним?

– Правильно, он приехал с Милкмейд, заезд в четыре тридцать. Конечно, я не возражаю, спрашивай у него что хочешь.

– Мистер Дэйв Теллер, который купил лошадь, хотел бы знать, не разрешите ли вы Сэму Китченсу поехать в Штаты на несколько дней, чтобы опознать Крисэйлиса, когда его найдут. Мистер Теллер оплатит дорогу и все расходы.

– Вот Сэм обрадуется, – засмеялся Аркрайт. – Он неплохой парень. Очень исполнительный.

– Когда он понадобится, вы получите телеграмму, куда и когда ему приехать. Можно ли считать, что мы договорились?

– Скажи своему американцу, – кивнул Аркрайт, – что я охотно позволю Сэму съездить в Штаты.

– Они с моим боссом будут очень благодарны, – сказал я, тоже поблагодарил старого тренера и заплатил за еще одну водку с тоником. Потом мы поговорили о лошадях.

Сэм Китченс водил по парадному кругу молодую кобылу, и я даже рискнул поставить на нее десять шиллингов, но она оказалась неуклюжей коровой. Я подошел к Аркрайту и смотрел, как он, насупившись, слушал объяснения жокея: мол, беда не в каких-то внешних причинах, а в том, что у кобылы куриные мозги.

Конюхи обычно не терпят, когда критикуют их подопечных, но по выражению лица Сэма Китченса, невысокого плотного человека лет тридцати, я понял, что он придерживается того же мнения о кобыле, как и жокей. Когда Аркрайт представил меня, я спросил, сможет ли он опознать Крисэйлиса с такой уверенностью, чтобы, если понадобится, подтвердить свое мнение в суде.

– Конечно, – без колебаний ответил он. – Я знаю этого парня. Три года с ним работал. Конечно, я узнаю его. Может, сейчас я и не скажу, который из двадцати жеребцов в табуне – он, но, если подойду ближе, сразу определю. По гриве, пятнышкам на шкуре. Я их никогда не забуду.

– Прекрасно, – сказал я. – А нет ли... нет ли в нем чего-то особенного, что могло бы помочь человеку, который никогда его не видел, узнать, что это именно Крисэйлис?

Он задумался, наверно, на минуту или две.

– Прошло четыре года. Почти пять лет. Единственное, что я помню, у нас вечно были заботы с его задними копытами. Они были тонкими и постоянно трескались в одном и том же месте. Но на племзаводе, куда его забрали, их могли вылечить, потому что он больше не участвовал в скачках. А потом, он сейчас стал старше, и копыта, наверно, затвердели. – Он помолчал. – Я вам вот что скажу: он любил сардины. Единственная лошадь из всех, каких я знал, понимающая вкус в сардинах.

– Странный вкус, – улыбнулся я. – Как вы узнали, что он любит сардины?

– Однажды я пил чай у него в стойле. У меня был сандвич с сардинами. Я положил его на минутку на подоконник, оглянулся – жеребец жует сардины. Я так удивился! И потом мы иногда делили с ним банку сардин на двоих. Они ему очень нравились.

Я остался в Аскоте до последнего заезда и поставил десять шиллингов еще на одного проигравшего скакуна. Из меня получился бы паршивый тренер.