"Высокие ставки" - читать интересную книгу автора (Френсис Дик)

Глава 11

В Лондоне было достаточно холодно, чтобы подумать об эмиграции. Я вернулся рано утром во вторник. В ботинках у меня хрустел песок. Я сочувствовал эскимосам. Меня встретил Оуэн с бледным и вытянувшимся лицом.

– Снег, дождь, на железных дорогах – забастовка, – сообщил он, загружая мой чемодан во взятую напрокат “Кортину”. – Мягкую сталь, которую вы заказывали, до сих пор не привезли. Из зоопарка Риджентс-парк сбежала кобра.

– Спасибо большое.

– Не за что, сэр.

– Что-нибудь еще?

– Из Ньюмаркета звонил некий мистер Кеннет и сообщил, что Гермес проиграл скачку. И еще...

– Что? – спросил я, пытаясь заставить себя смириться со своей участью.

– Вы не заказывали навоз, сэр?

– Нет, конечно!

В палисаднике у меня перед домом стояли три кадки с фуксиями и старое ореховое дерево. Остальное было вымощено булыжником. За домом не было ничего, кроме мастерской.

– А кто-то его привез, сэр.

– И много?

– Я плохо себе представляю, как дворники будут его убирать.

Оуэн уверенно вел машину из “Хитроу” домой, а я дремал – мне все еще казалось, что сейчас полночь. Остановились мы не на дорожке, а на улице, потому что дорожка была завалена кучей дерьма в пять футов высотой.

Ее даже нельзя было обойти, не вляпавшись. Я кое-как пробрался к двери со своим чемоданом, а Оуэн уехал подыскивать другое место для стоянки.

На коврике перед дверью я нашел сопроводительную записку. Почтовая открытка, на которой шариковой ручкой написано крупными буквами:

"Дерьму – дерьмо!"

Коротко и ясно. Маленький сюрприз. Не слишком оригинально, но все же неприятно. Этот “подарок” слишком красноречиво говорил о ненависти, которая его вызвала.

Фелисити, что ли?

В содержимом кучи было что-то знакомое. При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что она состоит из полуперегнившего конского навоза вперемешку с небольшим количеством соломы и уймой опилок. Не от поставщика удобрений, а прямиком из конюшенной навозной кучи. Причем, похоже, из той самой, хорошо знакомой мне кучи Джоди. Впрочем, это ни о чем не говорит. Навозные кучи наверняка все очень похожи.

Оуэн вернулся и с отвращением уставился на вонючее препятствие.

– Если бы я не ездил на машине к себе домой, как вы говорили, я не смог бы выехать сегодня из гаража, чтобы вас встречать.

– А когда это сюда свалили?

– Я был тут вчера утром, сэр. Чтобы приглядеть за домом. А сегодня утром приехал включить отопление – и на тебе!

Я указал ему на открытку. Он прочел, с отвращением наморщил нос, но в руки ее брать не стал.

– На ней наверняка должны быть отпечатки пальцев.

– Думаете, стоит сообщить в полицию? – с сомнением спросил я.

– Стоит, сэр. Неизвестно ведь, что еще взбредет в голову этому шизику. В смысле, если уж человек положил столько трудов лишь для того, чтобы вам насолить, он действительно не в себе.

– Очень разумно, Оуэн.

– Благодарю вас, сэр.

Мы вошли в дом, и я вызвал констебля. Констебль пришел после обеда, посмеялся, но карточку унес, упаковав ее в полиэтиленовый пакет.

– А что делать со всем этим.., дерьмом? – угрюмо спросил Оуэн. – На удобрение оно не годится: в нем слишком много непереваренных семян, сорняки будут.

– Завтра уберем.

– Да тут же небось не меньше тонны! – Оуэн помрачнел еще больше.

– Я не имел в виду, что мы будем сами разгребать его лопатами, – сказал я. – Наймем экскаватор.

Остаток дня ушел на то, чтобы нанять все, что надо. Если постараться, можно нанять все, что угодно. Найти экскаватор оказалось проще всего. А список у меня был довольно длинный.

Примерно в то время, когда банкиры обычно тянутся за шляпами, собираясь домой, я позвонил Чарли.

– Ты оттуда прямо домой? – спросил я.

– Не обязательно.

– Не зайдешь на рюмочку?

– Сейчас буду, – ответил он.

Когда Чарли приехал, Оуэн сел в его “Лендровер”, чтобы отогнать его на стоянку, а сам Чарли остался стоять, растерянно созерцая навозную кучу. В свете фонарей она не стала привлекательнее, и к тому же теперь она начинала растекаться по краям.

– Кто-то меня очень нежно любит, – усмехнулся я. – Проходи. И вытирай получше ноги.

– Ну и вонища!

– Сортирный юмор, – согласился я.

Чарли оставил свои ботинки рядом с моими на газетке, которую Оуэн предусмотрительно постелил у входа, и поднялся вслед за мной наверх в одних носках.

– Кто это сделал? – спросил Чарли, наливая себе огромную порцию виски.

– Жена Джоди, Фелисити, обозвала меня дерьмом после Сэндауна.

– Думаешь, это она?

– Бог ее знает. Она девушка способная.

– А кто-нибудь видел.., мнэ-э.., процесс доставки?

– Оуэн расспрашивал соседей. Никто ничего не видел. В Лондоне вечно никто ничего не видит. Все, что ему удалось узнать, – это что в семь вечера накануне, когда человек, живущий через два дома от нас, вышел прогуляться со своим Лабрадором, который регулярно поливает мои фуксии, кучи еще не было.

Чарли допил свое виски и спросил, что я делал в Майами. Я невольно расплылся в улыбке.

– А кроме этого?

– Я купил лошадь.

– Тебе еще мало?

– Подмену для Энерджайза.

– Ну-ка, ну-ка, расскажи все дядюшке Чарли! Я рассказал если не все, то почти все.

– Проблема в том, что мы можем подготовиться встретить его в субботу перед Стратфордом, а он возьмет и решит везти его в Ноттингем в понедельник или в Лингфилд в среду.

– Или вообще решит не выставлять его.

– А может ударить мороз, и скачки отменят.

– А когда это станет известно? – спросил Чарли.

– Ему придется за четыре дня подтвердить, что лошадь участвует в скачках. Но потом у него будет еще три дня на то, чтобы передумать. Наверняка станет известно только тогда, когда в вечерних газетах накануне опубликуют списки участников. Но и тогда нам нужно будет подтверждение от Берта Хаггернека.

Чарли хмыкнул.

– Берту не нравится сидеть в четырех стенах. Он рвется обратно на ипподром.

– Надеюсь, он все же потерпит еще немного.

– Дорогой мой! – Чарли закурил сигару и помахал спичкой. – Берт по натуре хулиган и задира, и, если ты сможешь дать ему возможность действовать по-настоящему, он будет счастлив. Он сильно невзлюбил Дженсера Мэйза и утверждает, что для “буржуя” ты совсем неплох. Он знает, что ты что-то задумал, и говорит, что, если есть возможность набить Дженсеру Мэйзу его постную морду, он хочет сделать это лично.

Я улыбнулся этому дословному пересказу.

– Ладно. Если ему действительно этого хочется, у меня для него дело найдется.

– Какое?

– Регулировать движение. Чарли выпустил клуб дыма.

– Знаешь, что мне напоминает твой план? Твои собственные игрушки-вертушки. Ты поворачиваешь рукоятку, и все фигурки вертятся на своих осях и делают то, что им положено.

– Ты не игрушка, – сказал я.

– Игрушка, игрушка! Но я, по крайней мере, это знаю. Вся штука в том, чтобы заставить работать тех, кто об этом не подозревает.

– Как ты думаешь, это все сработает? Чарли серьезно взглянул на меня.

– Ну, если повезет – почему бы и нет?

– А тебя потом совесть мучить не будет?

Его лицо внезапно озарилось широкой улыбкой.

– В каждом банкире прячется пират. Ты разве не знал?

В среду Чарли взял выходной, и мы весь день провели на местности, изучая диспозицию. Мы направились из Лондона в Ньюбери, потом из Ньюбери в Стратфорд-на-Эйвоне, из Стратфорда в Ноттингем, а из Ноттингема снова в Ньюбери. К тому времени бары уже открылись, и мы решили освежиться.

– Подходящее место только одно, – сказал Чарли. – Оно годится и для Стратфорда, и для Ноттингема. Я кивнул.

– Рядом с фруктовым ларьком.

– Значит, так и договоримся?

– Да.

– А если он не поедет ни в Стратфорд, ни в Ноттингем, в воскресенье посмотрим дорогу на Лингфилд.

– Ага.

Чарли широко улыбнулся:

– Я не испытывал такого душевного подъема с тех пор, как служил в армии! Неизвестно, как оно все выйдет, но я бы ни за что на свете не согласился пропустить такой цирк!

Его энтузиазм был заразителен. Мы вернулись в Лондон в самом лучшем расположении духа.

Палисадник постепенно обретал прежний вид. Навоз убрали, и Оуэну с помощью нескольких ведер воды удалось более или менее отмыть булыжник, хотя вонь все еще чувствовалась. Оуэн задержался, дожидаясь моего возвращения. Мы оставили обувь в прихожей и поднялись наверх.

– Прямо как в Японии! – заметил Чарли.

– Я задержался, сэр, потому что вам звонили из Америки, – сказал Оуэн.

– Мисс Уорд? – с надеждой спросил я.

– Нет, сэр. Насчет лошади. Из транспортной фирмы. Сказали, что ваша лошадь сегодня вечером вылетает в аэропорт “Гатвик”, как и было договорено. Самолет прибудет завтра, около десяти утра. Я все записал, – он указал на блокнот, лежащий рядом с телефоном. – Но я решил остаться и сказать сам, на случай, если вы не заметите. Они сказали, что вам надо договориться о перевозке, чтобы лошадь забрали.

– Забирать ее будете вы, – сказал я.

– Хорошо, сэр, – спокойно ответил Оуэн.

– Оуэн, – сказал Чарли, – если Стивен вас когда-нибудь выставит, приходите работать ко мне.

Мы некоторое время посидели, обсуждая наши планы и то, что должен был делать Оуэн. Он загорелся не меньше Чарли.

– Мне это доставит удовольствие, сэр, – сказал он, и Чарли кивнул в знак согласия. Я никогда не думал, что они оба в душе авантюристы. Выходит, я их плохо знал.

Оказалось, что я плохо знал и Берта Хаггернека, и даже Элли – эти двое тоже проявили куда больше энтузиазма, чем я ожидал.

В четверг Чарли привез ко мне Берта после работы, и мы уселись за кухонным столом и устроили военный совет над крупномасштабной картой.

– Вот магистраль А-34, – говорил я, указывая карандашом на красную линию, идущую с юга на север. – Она ведет из Ньюбери в Стратфорд. Поворот на Ноттингем вот здесь, к северу от Оксфорда. А место, которое мы выбрали, находится немного южнее. Вот тут... – я обвел его карандашом. – Примерно за милю до перекрестка с дорогой на Абингдон.

– Знаю я эту чертову дорогу, – вмешался Берт. – Это та, что идет мимо Харвеллской атомной станции?

– Она самая.

– Ага. Тогда я найду. Это все семечки.

– Там у дороги стоит фруктовый ларек, – сказал я. – Сейчас, зимой, он закрыт. Такая деревянная будочка.

– Да что я, ларьков не видел? – пожал плечами Берт.

– А рядом с ним – большая стоянка для машин.

– По какую сторону шоссе?

– Слева, как ехать на север.

– Ага, понял.

– Он стоит на ровном месте после довольно крутого подъема. Так что машины там едут довольно медленно. Управишься?

– Чарли, он меня обидеть хочет!

– Извините, – сказал я.

– И что, это все? Перекрыть движение, и всего делов? – Берт казался разочарованным. А я-то думал, что его придется уговаривать!

– Нет, не все, – сказал я. – После этого тебе придется очень быстро выполнить очень трудную работу.

– Это какую, например?

Когда я объяснил какую, Берт откинулся на спинку стула и просиял.

– Вот это дело, блин! – сказал он. – Просто конфетка! Ты, конечно, можешь думать, что я неповоротливый, при моем-то росте, но только ты, блин, ошибаешься.

– Что бы я без тебя делал!

– Слыхал? – гордо сказал Берт Чарли.

– Возможно, это даже правда, – ответил Чарли. Тут Берт объявил, что хочет жрать, и прямиком направился к холодильнику.

– Что у тебя тут есть? Ты, вообще, когда-нибудь жрешь, блин? Тебе эта банка с ветчиной нужна?

– Можешь открывать, – разрешил я.

Берт сделал себе бутерброд, намазал сверху на палец горчицы и слопал его не моргнув глазом. А потом запил его парой банок пива.

– Так что, букмекерскую контору можно послать к черту? – чавкая, осведомился он.

– Что ты узнал насчет Дженсера Мэйза?

– Во-первых, я узнал, что у него есть прозвище. Теперь в евойных конторах работают двое шустрых молодых менеджеров. Их теперь и не узнаешь. Эти парни – цепкие, держат ухо востро и не отличаются мягкосердечием, не то что мой старый босс.

– Мягкосердечный букмекер? – усмехнулся Чарли. – Не бывает!

– Вся штука в том, – продолжал Берт, не обращая на него внимания, – что он страдал не только мягкосердечием, но и размягчением мозгов.

– Так какое же прозвище у Дженсера Мэйза? – напомнил я.

– Чего? Ах да! Так вот, эти шустрые ребятки между собой зовут его Удавом. Ну конечно, не при чужих.

– Удав – потому, что душит мелких предпринимателей вроде твоего босса?

– Ты гляди, соображает! Да, именно поэтому. Душит он их двумя способами. Либо так, как моего босса, – говорит, что лошадь должна проиграть, хотя на самом деле она выиграет. Либо наоборот – когда шустрые ребятки знают, что лошадь, которая раньше ходила в аутсайдерах, на этот раз выиграет. Тогда они обходят все эти мелкие конторы и ставят там по несколько тысяч. Мелкие букмекеры думают, что денежки у них в кармане, потому как эта лошадь нипочем не выиграет. А потом она выигрывает, и эти мужики вылетают в трубу – Потому что оказываются в долгу, как в шелку.

– Во-во. А платить им нечем. И тут этот гребаный святоша, мистер Мэйз, приходит и говорит, что он будет так любезен, что возьмет в уплату ихнюю контору. И берет.

– А я думал, что в наше время мелкие букмекеры сделались хитрее, – заметил я.

– Ага, сейчас! Может, они так и думают, но только все это брехня. Нет, конечно, может, потом они и догадаются, что их надули, подымут крик и откажутся платить, но поначалу денежки-то они берут как миленькие.

– Ну, на этот раз никто не подумает, что его надули, – сказал я.

– Вот то-то и оно. Уйма народу вдруг обнаружит, что этот елейный ублюдок их сожрал. Точь-в-точь как мой бедный старый босс.

Я пару минут поразмыслил.

– Пожалуй, тебе стоит остаться в конторе до тех пор, пока мы не будем точно знать, в какой день лошадь участвует в скачках. Не думаю, что они выставят его на скачки, не сделав на него ставок. Я хотел бы знать наверняка. И ты можешь узнать там что-нибудь важное.

– В смысле, держать ухо востро?

– Да-да. И смотреть во все глаза.

– Я буду круче Кима Филби! – пообещал Берт. Чарли потянулся к материалу для бутербродов и соорудил себе второе издание, поменьше, чем у Берта.

– Теперь насчет транспорта, – сказал я. – Я нанял все машины, какие нам понадобятся, в транспортной фирме в Чизике. Я там был сегодня утром и осмотрел их. Оуэн взял “Лендровер” с прицепом и поехал в “Гатвик”, чтобы встретить Черного Огня и доставить его на конюшню. Обратно он вернется поездом. Потом еще одна машина с прицепом-вагончиком для тебя, Чарли.

Завтра Оуэн отгонит ее в Ридинг и оставит там на автостоянке. Обратно он снова вернется поездом. У меня два комплекта ключей от этой машины и вагончика, так что я тебе твои отдам прямо сейчас.

Я пошел в гостиную и вернулся с маленькой звенящей связкой.

– В какой бы день мы ни устроили нашу операцию, ты сможешь доехать до Ридинга поездом и пригнать машину оттуда.

– Отлично! – сказал Чарли, широко улыбаясь.

– Вагончик – из тех, что нанимают для всяческих шоу, выставок и тому подобного. Внутри там оборудовано нечто вроде офиса. Стойка, пара столов и три-четыре складных стула. Перед тем как Оуэн отгонит его в Ридинг, мы загрузим туда все, что тебе понадобится.

– Отлично.

– И, наконец, большой фургон для Оуэна. Я пригоню его завтра сюда и загружу в него свое хозяйство. Тогда можно будет считать, что все готово.

– Слушай, а как насчет денег? – спросил Берт.

– Тебе нужны деньги, Берт?

– Ну, это.., раз ты так запросто нанимаешь машины направо и налево, я подумал, может, мне тоже стоит взять напрокат машину для себя. А то моя развалюха совсем никуда не годится, понимаешь? Я бы не хотел провалить всю музыку из-за того, что у меня в самый неподходящий момент протечет радиатор или что-нибудь еще в этом духе.

– Ну, конечно, – сказал я. – Так будет надежнее. Я пошел в гостиную и принес Берту деньги.

– Да не, – сказал он, – так много-то мне не надо. Ты что, блин, думаешь, я собираюсь нанять золотую карету?

– Все равно, оставь себе. Он посмотрел на меня косо.

– Слышь, парень, я за это взялся не ради денег! Мне стало ужасно неловко.

– Берт... Ну, тогда вернешь мне, если у тебя останутся лишние. Или пожертвуй их в фонд помощи пострадавшим жокеям.

Его лицо просветлело.

– Блин, я пару раз свожу своего старого босса в пивнушку! Вот это будет настоящая благотворительность!

Чарли покончил со своим бутербродом и вытер руки платком.

– А про дорожные знаки ты не забыл? – спросил он.

– Я их уже нарисовал, – заверил я его. – Хотите посмотреть?

Мы спустились в мастерскую. Декорации будущего представления стояли вдоль верстака и сохли.

– Ты гляди! – сказал Берт. – Прям как настоящие!

– Так и должно быть, – кивнул Чарли.

– Понимаешь, – сказал Берт, – когда я их вижу, мне начинает казаться, что у нас действительно все получится.

* * *

Чарли вернулся домой, в свой роскошный особняк в Суррее, к жене, либительнице бриджа. Берт вернулся в Стейнс, в двухэтажный четырехкомнатный домик с терраской, где он жил вместе со своей старой толстой матушкой. А я вскоре после их ухода взял машину и не спеша поехал по шоссе М-4 в “Хитроу”.

Я приехал рано До самолета оставался почти час. Я часто замечал за собой, что если чего-то очень жду, то приезжаю на место заранее, словно от этого событие должно произойти быстрее. На этот раз вышло наоборот. Самолет Элли опоздал на полчаса.

– Привет! – сказала Элли. Она выглядела так аккуратно, словно пропутешествовала четыре мили, а не четыре тысячи. – Как ваша холодная старушка Англия?

– С тех пор как приехала ты, тут стало куда теплее. Ее широкая улыбка осталась все такой же ослепительной, но в глазах появился новый, теплый свет, точно отблеск флоридского солнышка.

– Спасибо, что приехала, – сказал я.

– Ну что ты, я бы ни за что на свете не согласилась пропустить такое приключение! – она крепко поцеловала меня. – Кстати, сестра не знает, что я в Англии.

– Это здорово! – сказал я и повез ее к себе домой. Перемена климата ничего существенно не изменила. Мы провели ночь – нашу первую совместную ночь, – тесно прижавшись друг к другу, под теплым пуховым одеялом. Мы чувствовали себя куда спокойнее и уютнее, чем тогда, на пляже, или потом, в рыбацкой лодке, или в моем гостиничном номере в Майами, где непрерывно работал кондиционер.

На следующее утро мы отправились в путь еще затемно. Было холодно, и мы с нетерпением ждали, когда обогреватель прогреет салон машины. Элли сидела за рулем, сосредоточенно приспосабливаясь к левостороннему движению, обращая мое внимание на то, что на перекрестках она сворачивает в нужную сторону. Через два часа мы без приключений добрались до фруктового ларька на магистрали А-34 и остановились на просторной автостоянке рядом с ним. Мимо то и дело проносились огромные грузовики, направляющиеся из порта в Саутгемптоне в индустриальный район, расположенный вокруг Бирмингема. Шоссе местами все еще оставалось узковато для такого оживленного движения.

Каждый раз, как тяжелый трейлер взбирался на холм, он, поравнявшись с нами, переключал скорость, что, как правило, сопровождалось громким ревом. Элли пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум моторов:

– Не самая тихая сельская местность! Я улыбнулся.

– Нам дорог каждый децибелл!

Мы пили горячий кофе из термоса и смотрели, как сквозь серые облака постепенно пробивается дневной свет.

– Девять утра. – сказала Элли, поглядев на часы – Поздновато у вас тут светает.

– Нам нужно, чтобы ты была тут к девяти, – сказал я.

– Ты просто скажи, когда надо выехать.

– Ладно.

Элли допила свой кофе.

– А ты точно уверен, что он поедет именно этой дорогой?

– Это самая лучшая дорога и самая прямая. Он всегда тут ездит.

– В том, чтобы иметь врагом бывшего друга, есть свои преимущества, – заметила Элли. – Знаешь все его привычки.

Я убрал термос, и мы поехали дальше, на этот раз повернув на юг.

– Ты поедешь отсюда, – сказал я. – Прямо по А-34.

– Понятно.

Теперь она вела машину более уверенно, уже не хмурясь озабоченно, как раньше. Мы доехали до большого перекрестка и остановились у светофора. Элли огляделась вокруг и кивнула.

– Значит, отсюда еще пара миль.

Мы проехали еще несколько миль. Дорога шла через голые холмы, негостеприимные, продуваемые всеми ветрами.

– Притормози на минутку, – сказал я. – Видишь этот поворот налево? Это дорога к конюшням Джоди. До них примерно миля.

– Ненавижу эту тварь! – воскликнула Элли.

– Ты ведь его даже ни разу не видела.

– Разве нужно быть знакомым со змеей, чтобы испытывать к ней отвращение?

Мы проехали поворот на Ньюбери. Элли едва не свернула себе шею, стараясь запомнить, как выглядит дорога с противоположной стороны.

– Ладно, – сказала она. – Что теперь?

– Это все еще магистраль А-34. Дальше будет указатель на Винчестер, но туда нам не надо.

– Не надо.

Мы проехали Уитчерч и через шесть миль свернули направо, на узкий проселок. Через некоторое время впереди показалась дорожка, ведущая к ветхому на вид деревенскому дому. У ворот висела выгоревшая и облезлая табличка:

"Хентсфорд-Менор, школа верховой езды.

Первоклассное обучение. Предоставляется проживание.

Пони и лошади внаем и напрокат. Предоставление конюшни для ваших лошадей”.

Я нашел это место по объявлению в газете “Кони и пони”. Выбрал я его из-за того, что оно было расположено достаточно близко и Элли могла легко найти дорогу от него к тому фруктовому ларьку. Но теперь, когда я его увидел, сердце у меня несколько упало.

Вид у дома был такой, словно все его обитатели вымерли. Повсюду запустение, пыль, сорняки, гниение и упадок. Ну, конечно, насчет “вымерли” я переборщил. Правда, в доме попахивало плесенью, но его владельцы были вполне еще живы. Дом принадлежал двум сестрам, очень похожим друг на друга. Обеим под семьдесят, худые, жилистые, одеты в брюки для верховой езды, рабочие куртки и сапоги. У обеих – добрые блекло-голубые глаза, длинный и решительный подбородок и пышные серо-стальные волосы, собранные в строгие сеточки.

Сестры представились нам как мисс Джонстон и миссис Фэйрчайльд-Смит. Сказали, что рады приветствовать у себя мисс Уорд и надеются, что ее пребывание здесь будет достаточно комфортабельным. В это время года у них обычно мало гостей. Лошадь мисс Уорд благополучно прибыла еще вчера. Они за ней присматривают.

– Что, сами? – недоверчиво спросил я.

– Разумеется, сами! – весь вид мисс Джонстон как бы говорил: “Только попробуйте сказать, что нам это не под силу!” – Зимой мы всегда увольняем всех помощников.

Они отвели нас в конюшню. Конюшня, как и все прочие постройки, сильно обветшала и к тому же, похоже, была пуста. Среди беспорядочного нагромождения деревянных построек, двери которых мог бы вышибить пинком любой уважающий себя двухлетний младенец, стояли три-четыре крепких кирпичных денника. И в одном из них мы нашли Черного Огня.

Он стоял на подстилке из свежей соломы. В ведре у него была свежая вода, в сетке – хорошее сено. Он деловито хрупал овсом и отрубями. Ну, теперь понятно, куда сестры девают все доходы со своего бизнеса: на заботу о питомцах.

– Он прекрасно выглядит, – сказал я и про себя вздохнул с облегчением, убедившись, что тогда, ночью в далеком Майами, я не ошибся и что этот конь – действительно двойник Энерджайза.

Элли прокашлялась.

– Э-э.., мисс Джонстон, миссис Фэйрчайльд-Смит... Возможно, завтра утром я заберу Черного Огня. Я поеду к друзьям покататься верхом. Хорошо?

– Да, конечно! – сказали они в один голос.

– Мне надо будет выехать в восемь...

– Мы его приготовим, моя дорогая, – пообещала мисс Джонстон.

– Я дам вам знать точно, когда созвонюсь с друзьями, – сказала Элли. – Может быть, я поеду не завтра, а в понедельник либо в среду.

– Как скажете, дорогая. – Мисс Джонстон деликатно помолчала. – А надолго ли вы собираетесь у нас остаться?

– Пожалуй, мы с Черным Огнем останемся здесь минимум на неделю, идет? – не раздумывая ответила Элли. – Быть может, мы пробудем здесь не всю неделю, но в это время года вы вряд ли захотите возиться с нами ради более короткого срока, верно?

Сестры явно обрадовались, хотя старались этого не показывать. А когда Элли предложила уплатить за неделю вперед, их впалые щеки и острые носики слегка зарумянились.

– Чудные тетки, верно? – заметила Элли, выезжая за ворота. – И что делать с этими чертовыми рычагами?

На этот раз она сидела за рулем “Лендровера”, нанятого мною в Чизике, и изучала неизвестные ей рукоятки.

– Вот эта, красная рукоятка, включает привод на обе оси, а эта, желтая, переключает на самый тихий ход. Ни та ни другая тебе не понадобятся, потому что тебе не придется ни ездить по вспаханному полю, ни выкорчевывать пни из земли.

– Я их вообще трогать не буду, пока ты здесь. Она вела машину все увереннее. Вскоре мы вернулись обратно и прицепили к “Лендроверу” прицеп-фургон на двух лошадей. Элли никогда раньше не приходилось водить машину с прицепом. Сложнее всего, как всегда, оказалось разворачиваться и давать задний ход. Не обошлось, конечно, без ругани с моей и с ее стороны. Но, помотавшись с часок по Хемпширу, Элли сказала, что, пожалуй, живой или мертвой, а она до этого фруктового ларька доберется. Мы заправили машину и вернулись в Хентсфорд-Менор. Элли оставила машину развернутой к дороге – “чтобы хотя бы не потерять прицеп в первую же минуту”, как она выразилась.

– С лошадью прицеп будет значительно тяжелее, – предупредил я.

– Ясное дело!

Не заходя к сестрам, мы вернулись к Черному Огню, и я достал из внутреннего кармана бритвенный прибор, состоявший из опасной бритвы с расческой.

– Что ты собираешься делать? – спросила Элли.

– Если вдруг появятся старушки, задержи их болтовней, – ответил я. – Я просто собираюсь сделать нашего дублера во всем похожим на звезду.

Я вошел в денник и как можно спокойнее приблизился к Черному Огню. Он стоял в недоуздке, но привязан не был. И первое, что я сделал, – это привязал его к цепочке. Я погладил его по шее, похлопал, пошептал ему на ухо что-то успокаивающее. Похоже, Черный Огонь не имел ничего против моего присутствия. Я довольно неуклюже коснулся бритвой черной шкуры.

Мне часто говорили, что нервозность людей передается лошадям. И сейчас я думал о том, чувствует ли Черный Огонь, что я совсем не привык иметь дело с лошадьми. Я думал, что впредь надо будет проводить с ними больше времени, что владелец должен знать своих питомцев как можно ближе...

Черный Огонь напрягся и встряхнул головой. И заржал. Но тем не менее продолжал стоять довольно смирно, так что мне удалось спокойно выбрить ему на плече лысинку такого же размера и на том же месте, что у Энерджайза.

Элли оперлась локтями на закрытую нижнюю половинку дверцы денника и следила за мной через открытую верхнюю половинку.

– Гениальность, – с улыбкой заметила она, – это на девять десятых способность строить планы.

Я выпрямился, улыбнулся, похлопал Черного Огня почти как старого приятеля и покачал головой.

– Гениальность – это болезнь. Гениальные люди несчастны. А я счастлив. Так что, увы...

– Тогда откуда же ты знаешь? Что гениальность – это болезнь, и все такое?

– Это все равно что жить в долине и видеть горы.

– А ты предпочел бы страдать на вершине?

Я вышел из денника и аккуратно запер за собой дверь.

– Ты либо рождаешься с альпинистским снаряжением, либо нет. Тут уж не выбирают.

Сестры вернулись и пригласили нас выпить шерри. Нам налили по глоточку в разномастные хрустальные рюмочки. Я посмотрел на часы, коротко кивнул, и Элли спросила, нельзя ли от них позвонить.

Нам доброжелательно ответили, что телефон в библиотеке. Сюда, пожалуйста. Осторожно, тут в ковре дырка. Вот тут, на столе. Сестры улыбнулись, кивнули нам и удалились.

Рядом с телефоном стояла металлическая коробочка с надписью: “Пожалуйста, оплачивайте разговоры”. Я набрал лондонский номер Ассоциации журналистов и попросил спортивный отдел.

– Какие лошади сняты со скачки для новичков в Стратфорде? – переспросили меня. – В принципе нам это известно, но мы предпочитаем, чтобы люди дожидались вечерних газет. Подобные справки отнимают у нас много времени.

– Видите ли, мне нужно узнать это как можно быстрее... – пробормотал я. – Мы будем договариваться...

– Ну ладно. Секундочку. Вот... – мне зачитали несколько кличек. – Записали?

– Да. Спасибо большое.

Я медленно повесил трубку. Во рту у меня внезапно пересохло. Три дня тому назад Джоди объявил, что Паделлик будет участвовать в скачках в Стратфорде в субботу. Если он передумал ехать туда, он должен был предупредить об этом заранее, самое позднее – в одиннадцать утра в пятницу...

Сейчас было уже больше одиннадцати. Среди лошадей, снятых со скачек, Паделлик не значился.

– Завтра! – сказал я. – Он скачет завтра!

– Ух ты! – глаза у Элли расширились. – Мама родная!