"Высокие ставки" - читать интересную книгу автора (Френсис Дик)

Глава 5

В среду утром Чарли Кентерфильд позвонил мне в половине восьмого. Я сонно протянул руку и нащупал трубку.

– Алло?

– Где тебя черти носили? – спросил Чарли, непринужденно перейдя на “ты”. – Я тебе с воскресенья звоню.

– Меня не было.

– Это-то понятно! – он на самом деле не сердился, наоборот, развлекался. – Послушай... Не мог бы ты мне уделить сегодня некоторое время?

– Сколько угодно.

Моя щедрость была вызвана тем печальным фактом, что Элли сочла нужным провести свой, считай, последний день в Англии с сестрой. Сестра уже купила билеты и строила планы. Я догадывался, что, ради того чтобы провести со мной понедельник и вторник, Элли отменила несколько походов в разные культурные учреждения, так что я не имел права ворчать. Вторник мы провели даже лучше, чем понедельник, если не считать того, что завершился он так же.

– Утром, – сказал Чарли. – В полдесятого, идет?

– Ладно. Забегай.

– Я собираюсь привести с собой одного приятеля.

– Хорошо. Как добираться, знаешь?

– Таксист найдет, – сказал Чарли и повесил трубку. Приятель Чарли оказался крупным мужчиной, примерно его ровесником, с плечами грузчика и с такой же манерой выражаться.

– Берт Хаггернек, – сказал Чарли, представляя мне гостя.

Берт Хаггернек пожал мне руку своей лапищей. Мои косточки хрустнули.

– Друзья Чарли – мои друзья, – буркнул он без особой теплоты.

– Идемте наверх, – сказал я. – Вам кофе? Или завтрак?

– Кофе. – сказал Чарли. Берт Хаггернек сказал, что не возражает, но наложил себе тарелку бекона с консервированными бобами, залив все это кетчупом. Он сам отыскал все это среди моих скудных припасов и с аппетитом принялся уплетать.

– Недурная жратва, – заметил он, – для такого...

– Чего – такого? – поинтересовался я. Он глянул на меня поверх тарелки и махнул рукой, указывая на обстановку квартиры и, видимо, окружающие дома.

– Для такого буржуя, как ты. Он произнес “буржуя”. Видимо, с его точки зрения, это было самое страшное оскорбление.

– Расслабься, – дружески сказал Чарли. – Его происхождение не менее безупречно, чем твое или мое.

– Хм-... – отозвался Берт Хаггернек с недоверием. Что, однако, не помешало ему взять еще кусок хлеба. – Джем есть?

– Увы, нет.

Он обошелся половиной банки мармелада.

– Какое там происхождение? – с подозрением спросил он у Чарли. – Буржуй все снобы.

– Его дед был механик, – сказал Чарли. – Так же, как мой был молочник, а твой – землекоп.

Я улыбнулся про себя. О моих родителях – школьном учителе и медсестре, – Чарли предпочел не упоминать. Куда респектабельнее упомянуть о дедушке-механике, дяде-сварщике и куче кузенов – членов профсоюза. Впрочем, если политики всех мастей тщательно выискивают у себя предков-пролетариев, ежедневно трижды отрекаясь от родственников-аристократов до того, как успеет пропеть петух, чем я хуже? На самом деле, именно две, казалось бы, не пересекающихся ветви рабочих и интеллигенции дали мне лучшее, что есть в обоих мирах: умение работать руками и образование, которое позволяет мне изобретать веши, которые я умею делать. А деньги и опыт сделали остальное.

– Видимо, мистер Хаггернек здесь не по своей воле, – заметил я.

– Да что ты! – сказал Чарли. – Ему нужна твоя помощь.

– Ах, вот как? А как же он стал бы вести себя, если бы хотел дать мне в морду?

– Он не стал бы у тебя завтракать.

Что ж, это достаточно благородно. Вкусив соли под кровом человека, ты уже не можешь его ограбить. Если это правило еще соблюдается, значит, не все потеряно.

Мы сидели за столом на кухне, Чарли курил сигарету, стряхивая пепел в блюдце, а я удивлялся, чего ради он так срочно меня разыскивал. Берт вытер тарелку оставшимся куском хлеба и запил все это кофе.

– А что у тебя на ленч? – поинтересовался он. Это, видимо, вместо “спасибо”.

Чарли, похоже, решил, что пора перейти к делу.

– Берт работает клерком у букмекера, – начал он.

– Полегче, приятель, – перебил его Берт. – Работал.

– Работал, – поправился Чарли. – И будет работать. Но в настоящий момент тот, на кого он работал, обанкротился.

– Босс прогорел, – кивнул Берт. – Пришли пристава и вынесли все эти гребаные конторские столы, стулья и все прочее.

– И всех этих гребаных машинисток?

– Не! – сказал Берт, удивленно вскинул брови, и на его лице наконец-то появилось нечто вроде улыбки. – А ты, стало быть, не такая уж дрянь!

– Я загниваю на корню, – сказал я. – Ну, так что?

– Ну, что босс просчитался. Или, как он изволил выразиться, “его математические расчеты были основаны на неверных предпосылках”.

– То есть не та лошадь выиграла? Берт улыбнулся.

– Соображает, а? Да, и притом не одна. Понимаешь, я на него отпахал хрен знает сколько лет. У него есть – то есть было – место на всех больших скачках: и в Тэтте, и на Серебряном Круге тоже. Я все больше работал у него самого, то есть лично, сечешь?

– Да.

Букмекеры всегда ездят на скачки с клерком, который записывает ставки. Каждая букмекерская контора высылает команду из двух человек, а иногда и больше, на большинство скачек в округе. Чем крупнее фирма, тем на большем количестве скачек бывают ее представители.

– Ну вот, я, – значит, его пару раз предупреждал, что дела наши идут все хуже и хуже. После того как я проторчал там столько лет, я неприятности просто задницей чуял, понимаешь? А за этот год он не раз влипал по-крупному. Я ему говорил, что он доиграется, что нас опишут. И доигрался ведь, верно?

– А он что говорил?

– Говорил, что, мол, не лезь не в свое дело, – ответил Берт. – А как же не Мое, когда это как раз и есть мое дело, верно? В смысле, тут ведь дело шло о моей работе. Я ею себе на жизнь зарабатывал, все равно как и он. Я ему говорю, мол, где же я тогда возьму на хлеб с маслом и на пару пинт с приятелями, а он мне на это отвечает, что, мол, не волнуйся, у меня все схвачено, я, мол, знаю, что делаю!

Голос Берта выражал крайнее презрение.

– Но это было не так, – заметил я.

– Вот то-то и оно, черт возьми! Я ему говорю, а он и ухом не ведет. Как последний идиот, блин. А десять дней тому назад он прогорел по-настоящему. Влетел на крупную сумму. Вся контора – псу под хвост. И мы все оказались на улице, и без выходного пособия. Он перебрал кредитов в банке и сидит по уши в долгах.

Я покосился на Чарли. Тот чрезвычайно внимательно изучал пепел на своей сигарете.

– А почему ваш босс не обращал внимания на ваши предупреждения и очертя голову ринулся в пропасть? – спросил я.

– Да никуда он не ринулся! Сидит целыми днями в пивнушке и квасит.

– Я имел в виду...

– Да не, я понял. Почему он пустил все это чертово предприятие на ветер? А потому, что кто-то запудрил ему мозги, вот что я думаю. В день скачек он был весь из себя, пальцы веером и сопли пузырем. А потом возвращается домой и говорит, что фирма накрылась медным тазом. Белый весь, как мел. Аж трясется. Я ему говорю, что, мол, предупреждали же его. И в тот день я тоже ему сказал, что он дает чересчур большую ставку на этого Энерджайза и в случае чего мы всего не выплатим. А он смеется и мне говорит, что, мол, не лезь не в свое дело. И я так понимаю, что кто-то ему шепнул, что Энерджайз точно не придет первым. А он, блин, пришел, и фирма наша накрылась.

Берт умолк. Тишина была оглушительной, как набат. Чарли стряхнул пепел и улыбнулся.

Я сглотнул.

– Э-э... – протянул я, чтобы хоть что-то сказать.

– Это еще не все! – мягко перебил меня Чарли. – Давай, Берт, рассказывай остальное. Берт не заставил себя упрашивать:

– Ну вот, значит, захожу я в субботу вечером в пивнушку. В прошлую субботу, а не тогда, когда Энерджайз выиграл. Это, стало быть, четыре дня назад. Уже после приставов и всего прочего. Ну так вот, зашел в пивнушку Чарли – он туда иногда забредает, – и усидели мы с ним пару кружечек. Мы ведь старые приятели, еще пацанами сдружились. Мы тогда жили в соседних домах, и он ходил в этот свой чертов Итон, а по выходным мы вместе развлекались. Ну вот, посидели мы в пивнушке, излил я ему свои печали, а Чарли и говорит, мол, есть у него один приятель, и ему бы тоже было любопытно все это послушать. Ну, вот мы и того.., пришли.

– А какие у тебя еще проблемы? – спросил я.

– Э-э... Ага. Видишь ли, у босса была пара букмекерских контор. Ничего особенного, просто пара контор в Виндзоре и в Стейнсе, понимаешь? Та контора, куда явились пристава и все вынесли, она была как раз позади той лавочки в Стейнсе. И вот, значит, стоит наш босс, держится за голову и завывает, как сирена, потому что всю его гребаную мебелишку выносят. И тут звонит телефон. Конечно, к этому времени телефон уже стоял на полу, потому как письменный стол уже был на улице. И вот, значит, босс присаживается на корточки и снимает трубку, а на том конце какой-то хмырь предлагает ему купить обе его лавочки!

Он сделал паузу для пущего драматического эффекта.

– Ну, ну? – подбодрил его я.

– Для босса это была прям манна небесная, – продолжал Берт. – Видишь ли, иначе бы ведь ему пришлось платить налог за обе конторы, несмотря на то что они закрыты. Он этому хмырю буквально на шею бросился. И хмырь приехал в то же утро и выложил ему денежки на бочку наличными, три сотни как один пенни. Вот на них-то босс с тех пор и квасит.

– А чем он занимается, этот хмырь? – спросил я.

– Как чем? – удивился Берт. – Букмекер он, ясно дело.

Чарли улыбнулся.

– Да ты про него небось слыхал, – сказал Берт. – Дженсером Мэйзом его зовут. Я это предчувствовал.

– Ну, и какой помощи ты от меня ждешь? – спросил я.

– Чего?

– Чарли сказал, что тебе нужна моя помощь.

– Ах, это! Да не, на самом деле не нужна. Чарли просто думал, что не помешает рассказать тебе то, что я рассказал ему, вот я и рассказал.

– А Чарли не говорил тебе, кто владелец Энерджайза? – спросил я.

– Нет, Чарли не говорил, – сказал Чарли.

– А какая, к черту, разница, кто евойный владелец? – осведомился Берт.

– Я его владелец, – сказал я.

Берт посмотрел на меня, потом на Чарли, потом снова на меня и снова на Чарли. Видно было, что он что-то обдумывает и прикидывает. Мы с Чарли ждали.

– Ага, – сказал Берт наконец. – Это, значит, ты все это подстроил?

– Конь бежал честно и выложился в полную силу, – сказал я. – Я ставил на него на тотализаторе.

– А тогда с чего мой босс взял?..

– Понятия не имею, – солгал я. Чарли закурил следующую сигарету от окурка предыдущей. Ну ладно, в конце концов, это его легкие.

– Весь вопрос в том, – сказал я, – кто именно дал твоему боссу ложную информацию.

– Не знаю, – сказал Берт, потом подумал, покачал головой и повторил:

– Не, не знаю.

– А не мог ли это быть сам Дженсер Мэйз?

– Бля!

– Поосторожней с оскорблениями личности, – заметил Чарли. – Он может привлечь тебя за это к суду.

– Я же просто спросил, – возразил я. – И еще я спрошу у Берта, не знает ли он о других мелких фирмах, которые прогорели таким же образом.

– Бля! – повторил Берт еще энергичнее. Чарли горестно вздохнул, как будто это вовсе не он организовал сегодняшнюю встречу.

– Дженсер Мэйз, – заметил я, как бы между прочим, – за последний год открыл уйму букмекерских контор. Спрашивается, где его бывшие конкуренты?

– Сидят и квасят в пивнушках, – ответил Чарли.

* * *

После того как Берт ушел, Чарли остался еще на некоторое время. Он уютно устроился в одном из моих кожаных кресел и, слава богу, вновь сделался самим собой.

– Берт – замечательный мужик, – сказал Чарли. – Но утомительный.

Я отметил, что исчезнувшее было безукоризненное итонское произношение вернулось к нему с новой силой. Я слегка удивился тому, как ловко он приспосабливал свой язык и манеры к собеседнику. Чарли Кентерфильд, которого я знал, – это могущественный банкир, курящий сигары, ворочающий миллионами. Но Берт Хаггернек этого Чарли не видел. Мне пришло в голову, что из всех известных мне людей, поднявшихся из низов, Чарли проделал это с наибольшим успехом. Он чувствовал себя в большом бизнесе как рыба в воде, но в то же время совершенно свободно держался с Бер-том Хаггернеком, на что я, чьи успехи были значительно скромнее, способен не был.

– Так кто же у нас главный злодей, Дженсер Мэйз или Джоди Лидс? – спросил Чарли.

– Оба.

– Равноправные партнеры? Мы обдумали это.

– В данный момент это узнать нельзя, – сказал я. Чарли вскинул брови.

– В данный момент?

Я чуть заметно улыбнулся.

– Я подумал, что мне, возможно, удастся найти небольшую брешь в.., в том, что обычно называется правосудием.

– Брать правосудие в свои руки опасно.

– Ну, линчевать я никого не собираюсь.

– А что тогда? Я поколебался.

– Мне надо кое-что проверить. Пожалуй, я этим займусь прямо сегодня. А потом, если я окажусь прав, я устрою большой скандал.

– Невзирая на то, что тебя могут обвинить в клевете?

– Не знаю... – я покачал головой. – Это отвратительно!

– А что ты собрался проверять? – спросил Чарли.

– Позвони завтра утром, я тебе все расскажу. Перед уходом Чарли, как и Элли, попросил показать ему, где я делаю игрушки. Мы спустились в мастерскую. Оуэн Айдрис, исполнявший у меня всю работу по дому, усердно подметал чистый пол.

– Доброе утро, Оуэн.

– Доброе утро, сэр.

– Оуэн, это мистер Кентерфильд.

– Доброе утро, сэр.

Со стороны казалось, что Оуэн ни на мгновение не отрывался от своего занятия. Он лишь раз мельком взглянул на Чарли, но я знал, что Оуэн все равно что сфотографировал его. У моего слуги, маленького и аккуратного суховатого валлийца, была феноменальная память на лица.

– Вам сегодня понадобится машина, сэр? – спросил Оуэн.

– Только вечером.

– Тогда я сменю масло.

– Хорошо.

– Парковать потребуется? Я покачал головой.

– Сегодня вечером – нет.

– Хорошо, сэр, – Оуэн тяжело вздохнул. – Имейте в виду – я к вашим услугам.

Я показал Чарли станки, но он смыслил в технике еще меньше, чем я в банковском деле.

– А чем ты работаешь сперва, головой или руками?

– Сперва головой, – сказал я. – Потом руками, потом снова головой.

– Не понял?

– Сперва я что-то изобретаю, потом делаю, потом рисую.

– Рисуешь?

– Ну, не рисую, а черчу. Знаешь, технические чертежи?

– А-а, знаю, такие, на кальке, – кивнул Чарли с умным видом.

– Да нет, на кальке – это обычно копии. Оригиналы делаются на ватмане.

– А-а, а я-то думал...

Я выдвинул один из длинных ящиков, в которых у меня хранились проекты, и показал ему несколько чертежей. Тонкие карандашные линии, цифры и непонятные надписи имели очень мало общего с яркими блестящими игрушками, которые попадают на прилавки. Чарли сравнил чертеж с готовым образцом и медленно покачал головой.

– Просто не понимаю, как ты во всем этом разбираешься.

– Привычка, – сказал я. – Так же, как ты переводишь деньги из одной валюты в другую по десять раз за час и зарабатываешь на этом тысячи.

– Ну, в наше время тысяч так просто не заработаешь, – уныло заметил Чарли, глядя, как я убираю чертежи и игрушки на место. – Но ты все-таки не забывай, у моей фирмы всегда найдутся финансы для поддержки хороших идей.

– Не забуду.

– Должно быть, когда тебе требуются деньги, с десяток коммерческих банков наперебой их тебе предлагают, – сказал Чарли.

– Деньги добывают производители. Я просто получаю проценты.

Чарли покачал головой.

– Так миллионов не заработаешь.

– Зато и язвы не наживешь.

– У тебя что, совсем нет честолюбивых устремлений?

– Есть. Выиграть Большое Дерби и расквитаться с Джоди Лидсом.

* * *

Я заявился в шикарную конюшню Джоди незваным, тайком, в половине первого ночи, пешком. Машину я на всякий случай припрятал в полумиле отсюда.

Неверный лунный свет озарял помещичий дом с фронтоном и рядами одинаковых окон. Ни наверху, в спальне Джоди и Фелисити, ни внизу, в большой гостиной, свет не горел. Между домом и мною, прятавшимся в кустах у ворот, лежал газон, увядший и засыпанный поздней палой листвой.

Я немного подождал. В доме, похоже, все спали, что я и предполагал. Джоди, как и многие люди, которые встают в половине седьмого, обычно ложился самое позднее в одиннадцать и на телефонные звонки после десяти отвечал резко и неохотно, если отвечал вообще. Зато сам он не стеснялся звонить людям в седьмом часу утра. Джоди не признавал за людьми права вести иной образ жизни, чем такой, как у него.

Справа, чуть позади дома, тускло блестели под луной крыши конюшен. Вокруг них и позади лежали левады, обнесенные белыми изгородями. Среди левад виднелись ландшафтные уголки, где росли великолепные старые деревья. При постройке Берксдаун-Корта его владельцы больше думали о великолепии, чем об экономии.

У меня с собой был большой черный фонарик в резиновом футляре. Не зажигая фонаря, я бесшумно прошел по дорожке к конюшням. Ни одна собака не гавкнула. Никакой сторож не вышел, чтобы спросить, чего мне тут надо. Усадьба была окутана тишиной и покоем.

И тем не менее дыхание мое участилось. Сердце колотилось как бешеное. Если меня поймают, может выйти нехорошо. Я пытался убедить себя, что, во всяком случае, бить меня Джоди не станет, но мне что-то слабо в это верилось. И все же гнев, который заставил меня встать на пути фургона, снова толкал меня на риск.

В конюшнях тоже все было тихо. Цены на солому выросли втрое, поэтому Джоди посыпал пол денников опилками, которые не шуршат под ногами. Внезапный конский храп заставил меня вздрогнуть.

Конюшня Джоди была выстроена не прямоугольником. Она представляла собой ряд чрезвычайно уютных двориков разного размера, с трех сторон окруженных денниками. Лошадей было всего сорок – маловато для того, чтобы содержать такую роскошную усадьбу, – а с тех пор как я забрал своих, их осталось только двадцать. Так что Джоди срочно был нужен новый лох.

Джоди всегда экономил на работниках, полагая, что они с Фелисити вдвоем могут работать за четверых. Из-за его неиссякаемой энергии конюхи у них подолгу не задерживались – не выдерживали бешеного темпа работы. Последний так называемый главный конюх обиделся и ушел, потому что Джоди вечно вмешивался в его дела. Вряд ли в нынешних стесненных обстоятельствах Джоди мог нанять нового. Значит, домик по другую сторону конюшен будет пуст.

Во всяком случае, света там не было, и никто не выскочил наружу, чтобы выяснить, что это тут поделывает чужак среди ночи. Я осторожно подошел к первому деннику в ближайшем дворе и бесшумно отодвинул засов.

Внутри стояла большая рыжая кобыла, лениво жующая сено. Она спокойно повернула голову на свет фонарика. Большая белая проточина на морде. Асфодель.

Я закрыл дверь, задвинул засов на место. В эту холодную безветренную ночь любой резкий звук будет слышен далеко, а Джоди наверняка остается настороже даже во сне. Во втором деннике стоял грузный игреневый мерин. В третьем – темно-рыжий с белым чулком на передней ноге. Я медленно обходил первый дворик, освещая фонариком каждую лошадь.

Мое беспокойство, вместо того чтобы улечься, становилось все сильнее. Я еще не нашел того, за чем приехал, а с каждой минутой вероятность, что меня обнаружат, становилась все больше.

В деннике номер девять, в следующем дворике, стоял темно-гнедой мерин без отметин. В следующем – гнедой без особых примет, в двух других – то же самое. Потом – очень темный, почти черный конь со слегка “арабской” головой, еще один очень темный конь и еще два гнедых. В следующих трех денниках стояли три рыжих подряд, для меня – абсолютно на одно “лицо”. В последнем обитаемом деннике – единственный серый.

Я аккуратно запер дверь серого и вернулся к рыжему, который стоял перед ним. Вошел, осветил коня фонариком и внимательно осмотрел его дюйм за дюймом.

Единственное, что я понял, – это что я слишком плохо разбираюсь в лошадях.

Я сделал все, что мог. Пора домой. Пора моему сердцу перестать колотиться со сверхзвуковой скоростью. Я повернулся к двери.

Внезапно вспыхнул свет. Я вздрогнул и сделал шаг к двери. Всего один шаг.

В дверях появились трое.

Джоди Лидс.

Дженсер Мэйз.

И еще один человек, которого я не знал. Его вид не внушал особой радости и доверия. Здоровый, мускулистый, в теплых кожаных перчатках, в натянутой на лоб шерстяной шапке и в очках от солнца – это в два часа ночи.

Похоже, они ожидали увидеть кого угодно, только не меня. На лице Джоди отразился ужас, смешанный с гневом, причем ужаса было куда больше.

– Какого черта ты тут делаешь? – рявкнул он. Ответить мне было нечего.

– Он отсюда не уйдет, – сказал Дженсер Мэйз. Глаза за очками в металлической оправе сузились от злобы, длинный нос торчал, словно кинжал. Куда и подевались светские манеры, которыми Дженсер Мэйз очаровывал своих клиентов, облегчая их карманы! Их место заняла неприкрытая жестокость преступника, застигнутого на месте преступления. И застиг его я. Но теперь уже поздно раскаиваться...

– Чего? – обернулся к нему Джоди.

– Он отсюда не уйдет.

– Как же ты его остановишь?

Никто ему не ответил. И мне тоже. Я успел сделать еще два шага к выходу, когда здоровый мужик, ничего не сказав, начал действовать. Тяжеленный кулак в перчатке врезался мне под ребра. Удар был короткий, но очень умелый. Я выдохнул весь воздух, что был у меня в легких, куда быстрее, чем это предусмотрено природой, а вздохнуть оказалось уже весьма затруднительно.

Если не считать ребяческих драк в школе, мне никогда не приходилось всерьез защищать себя. И учиться было уже некогда. Я ткнул локтем в лицо Джоди, пнул Дженсера Мэйза в живот и рванулся к двери.

Но здоровяк в шапке и темных очках понимал в драках куда больше моего. Он был на пару дюймов выше меня и фунтов на тридцать тяжелее. К тому же я подогрел его энтузиазм. Я крепко врезал ему между носом и ртом. Взамен получил пару крепких тумаков напротив сердца. К свободе я не продвинулся ни на шаг.

Джоди и Дженсер Мэйз очнулись после моего первого натиска, схватили меня за руки и повисли на мне, как пиявки, всем своим весом Я пошатнулся. Здоровяк примерил дистанцию и прицелился мне в челюсть. Мне вовремя удалось отдернуть голову, и перчатка только ожгла мне щеку. За первым ударом тут же последовал второй, другой рукой, и этот кулак попал в цель. Денник вокруг меня завертелся, Дженсер Мэйз и Джоди внезапно отпустили меня, я упал и крепко приложился головой о железные ясли.

В результате я провалился в никуда.

Наверно, это похоже на смерть.