"Высокие ставки" - читать интересную книгу автора (Френсис Дик)Глава 8Благодаря заботам ли Оуэна или естественному ходу вещей, наутро я чувствовал себя уже куда лучше. Лицо, смотревшее на меня из зеркала в ванной, было украшено двухдневной щетиной, но зато обрело нормальный цвет, и взгляд снова сделался осмысленным. Даже мешки под глазами почти исчезли. Я побрился и принял душ. Раздевшись, я отметил, что по крайней мере одна пятая часть моей кожи разукрашена синяками. Я порадовался, что, когда мне их ставили, я был без сознания. Болели они уже значительно меньше, чем накануне, к тому же кофе и завтрак тоже сильно помогли делу. Полиция не горела желанием разыскивать угнанный “Ламборджини”. Они без особого энтузиазма записали приметы и сказали, что, возможно, через недельку что-нибудь и проявится. Тем не менее они перезвонили мне через полчаса, кипя от возмущения. Их коллеги отбуксировали машину накануне ночью, потому что я оставил ее на стоянке, зарезервированной для такси на Лестер-сквер. Она находится на полицейской стоянке у Марбл-Арч, и я могу ее забрать, уплатив штраф и расходы по транспортировке. Оуэн вернулся в девять утра с вытянувшимся лицом. Услышав новости, он сильно повеселел. – А вы газеты читали, сэр? – Нет еще. Оуэн протянул мне одну из своих. – Вам стоит знать, – сказал он. Я развернул газету. Элли была права насчет репортера. Заметка была короткая, резкая и недвусмысленная. "Неудачный денек выдался у Стивена Скотта (35 лет), богатого владельца скаковых лошадей. Вчера ночью полиция подобрала его в канаве в Сохо, мертвецки пьяного. Утром Скотт, помятый и небритый, предстал перед судом на улице Мальборо. Он признал себя виновным в том, что напился до бессознательного состояния, и был оштрафован. Не спешите сочувствовать! Завсегдатаям скачек уже известно, что недавно этот самый Скотт бросил на произвол судьбы Джоди Лидса (28 лет), тренировавшего всех его победителей”. Я просмотрел обе ежедневные газеты, которые я выписывал, и “Спортивную жизнь”. Обо мне рассказывалось во всех газетах, всюду примерно в том же духе, разве что менее развязным тоном. Чувство глубокого морального удовлетворения по поводу того, что любителя бить лежачих самого ткнули мордой в грязь. Разумно будет предположить, что информация попала во все газеты и что большинство из них ее напечатали. Я ожидал чего-то подобного, но от этого было не легче. Ни капельки. – Какое свинство! – воскликнул Оуэн, читая заметку в “Спортивной жизни”. Я посмотрел на него с удивлением. Его обычная невозмутимость сменилась бессильной яростью. Неужели и у меня физиономия такая же перекошенная? – Я рад, что вам это не безразлично. – Но это же ни в какие ворота не лезет, сэр! – его лицо вновь сделалось спокойным, но видно было, что это стоило Оуэну немалых усилий. – Могу я что-нибудь сделать, сэр? – Как насчет съездить за машиной? Он немного просветлел. – Сию минуту! Радость Оуэна длилась недолго. Через полчаса он вернулся весь белый и такой разгневанный, каким я его еще ни разу не видел. – Сэр!!! – В чем дело? – Машина, сэр... Машина! Все стало ясно. Подробности Оуэн излагал, запинаясь от ярости. Левое переднее крыло разбито всмятку. Фары – вдребезги. Диск с колеса отвалился. Капот помят. Весь левый бок исцарапан, краска содрана до металла. Левая дверца держится на честном слове. Окна разбиты, ручка двери оторвана. – Словно на ней в кирпичную стенку врезались, сэр, или что-нибудь в этом духе! Я хладнокровно подумал о левом боке фургона Джоди, получившем точно такие же повреждения. Мою машину разбили из мести. – Ключей в ней не было? – спросил я. Оуэн покачал головой. – Она была не заперта. Да ее и не было смысла запирать, все равно один замок сломан. Я поискал ваш бумажник, как вы говорили, но его там не было. Там вообще не было ничего из ваших вещей, сэр. – Ездить-то на ней можно? Оуэн немного поостыл. – Да, мотор в порядке. Должно быть, до Лестер-сквер она доехала своим ходом. Машина здорово разбита, но ездить должна нормально – иначе как бы они ее туда отвезли? – Ну, уже кое-что. – Я ее оставил на полицейской стоянке, сэр. Все равно придется отдавать ее в ремонт – пусть рабочие ее оттуда и заберут. – Да, конечно, – согласился я. Видимо, Оуэн просто не мог ехать через весь Лондон на разбитой машине – он не без основания гордился своим искусством водителя. Оуэн в расстроенных чувствах спустился в мастерскую, а я остался наверху, не менее расстроенный. Этим новым ударом по самолюбию я был обязан исключительно тому, что залез ночью в конюшню Джоди. Я задумался, стоило ли оно того. Не слишком ли высокая цена за то, чтобы провести полминуты в обществе Энерджайза? Но, по крайней мере, теперь я точно знаю, что Джоди его подменил. Это факт, а не пустые домыслы. Все утро я провисел на телефоне, борясь с воцарившимся хаосом. Договорился с автомеханиками насчет ремонта, взял напрокат другую машину. Сообщил своему банковскому менеджеру и десятку других заинтересованных лиц, что потерял свою чековую книжку и кредитные карточки. Заверил множество своих обеспокоенных родственников, читавших газеты, что я не в тюрьме и не в белой горячке. Выслушал проповедь дамы с пронзительным голосом, неизвестно откуда добывшей мой телефон, о том, как это мерзко, когда богачи напиваются и валяются в канавах. Я спросил, прилично ли валяться в канавах беднякам, и если да, то почему у них должно быть больше прав, чем у меня. “Давайте уж по-честному, – сказал я. – Да здравствует равенство!” Дама обозвала меня нехорошим словом и бросила трубку. Это было единственное светлое пятно за весь день. Под конец я позвонил Руперту Рэмзи. – То есть как? Что значит – вы не хотите выставлять Энерджайза на скачки? Он был не менее удивлен, чем Джоди в Сэндауне. – Я подумал, – робко сказал я, – что, быть может, надо дать ему побольше времени. Вы ведь сами говорили, что ему нужно восстановить силы. А до рождественских скачек осталась всего неделя. Мне не хочется, чтобы он скакал хуже, чем может. Удивление Руперта явно сменилось облегчением. – Ну, если вы так настроены, тогда ладно, – сказал он. – Я посмотрел его в работе, и, честно говоря, я им несколько разочарован. Вчера я немного погонял его вместе со стиплером, который Энерджайзу, по идее, в подметки не годится. А Энерджайз даже не мог за ним угнаться. Я несколько озабочен. Не хочется вас огорчать, но вот такие дела. – Все нормально, – сказал я. – Держите его у себя и делайте все, что в ваших силах, и у меня к вам никаких претензий не будет. Только ни в коем случае не выставляйте его на скачки. Я ничего не имею против того, чтобы подождать. Я просто не хочу, чтобы он участвовал в скачках. – Вас понял! – судя по голосу, Руперт улыбался. – А как насчет двух других? – Это на ваше усмотрение. На Феррибота я уже рукой махнул, но мне хотелось бы выставить Дайэла, когда вы решите, что он будет в форме. – Он уже сейчас в форме. Я его записал на скачки в Ньюбери через две недели. Думаю, он покажет очень хорошие результаты. – Вот и отлично, – сказал я. – Вы приедете на скачки? – многозначительно спросил Руперт. Он тоже читал газеты. – Если наберусь храбрости, – небрежно ответил я. – Ближе к делу видно будет. * * * В конце концов я все же поехал. У большинства людей память короткая, и на меня косились не больше, чем я ожидал. Возможно, дело было еще и в прошедшем Рождестве, которое оставило в людях следы благожелательности и снисходительности даже к тому, кто так дурно обошелся с бедным Джоди Лидсом и вдобавок был оштрафован за пьянство. Люди больше посмеивались, чем осуждали меня, – за исключением, разумеется, Квинтуса Лидса, который нарочно разыскал меня, чтобы выразить мне свое неодобрение. Он сообщил, что теперь меня уже точно не изберут членом Жокейского Клуба. “Только через мой труп!” Похоже, папа с сыном оба любили это выражение. На самом деле, из-за Жокейского Клуба я расстроился. Что ни говори, а приглашение сделаться членом Жокейского Клуба означало своего рода признание. Принадлежность к привилегированному обществу, определенный вес в мире скачек, что-то в этом духе. Вот если бы я покорно позволил Джоди продолжать грабить меня, меня бы туда приняли. А поскольку я восстал, меня не приняли. Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Дайэл вернул мне хорошее расположение духа, выиграв барьерную скачку для четырехлеток. Он обошел своих соперников на целый корпус, и даже Квинтус, который говорил всем и каждому, что этой победой я обязан трудам Джоди, не испортил мне удовольствия. Руперт Рэмзи похлопал Дайэла по дымящемуся боку. Вид у Руперта был виноватый. – Боюсь, Энерджайз все еще не в форме... "Ты даже не знаешь, насколько ты прав!” – подумал я. А вслух сказал: – Ничего. Не выставляйте его на скачки. – Да, – с сомнением ответил Руперт, – но ведь он записан на Скачку Чемпионов. Стоит ли лишать его очередного шанса? – Не выставляйте его! – поспешно повторил я. – В смысле.., мне не хочется напрасно платить лишний взнос за участие в скачках. – Да-а, конечно... – Руперт явно не был убежден. Ну, разумеется. – Как хотите... Я кивнул. – Хотите выпить? – Только по-быстрому. У меня еще несколько заездов. Он дружелюбно проглотил свое виски, отказался от второй порции и галопом умчался туда, где седлают лошадей. Я в одиночестве поднялся повыше на трибуны и принялся лениво разглядывать продуваемый холодным ветром ипподром. В течение этих двух недель я пытался выяснить, какой именно лошадью подменили Энерджайза, но так ничего и не узнал. В списке лошадей, которых тренировал Джоди, не было ни одной подходящей. Темные, почти черные лошади встречаются довольно редко, и ни одна из этого списка не подходила либо по возрасту, либо по масти. Подменыш, стоявший у Руперта, был похож на Энерджайза всем: мастью, возрастом, ростом, общим сложением. Видимо, Джоди приобрел его не случайно – он, должно быть, долго и тщательно подбирал нужную лошадь. Интересно, как вообще покупаются такие подменыши? Нельзя же просто обходить конюшни и аукционы и спрашивать, не найдется ли у них точной копии такой-то лошади за бросовую цену. Внезапно мой блуждающий взгляд остановился. В толпе, снующей меж рядами букмекеров, я заметил знакомые темные очки. День был пасмурный. Грозил пойти снег, пронизывающий ветер забивался во все дырки. Казалось бы, никакой нужды защищать глаза от солнца... Очки появились снова. Они плотно сидели на носу широкоплечего мужчины. На этот раз он был не в шерстяной шапке, а в мягкой фетровой шляпе. И не в плаще, а в дубленке. Я поднес к глазам бинокль, чтобы разглядеть получше. Мужчина стоял спиной ко мне, слегка повернув голову влево. Я видел только кусок щеки и темные очки. Он просматривал программку скачек. Темно-русый, среднего роста. На руках – кожаные перчатки. Коричневатые твидовые брюки. Бинокль на плече. Типичный завсегдатай скачек, каких тысячи. Если не считать темных очков... Мне очень хотелось, чтобы он обернулся. Но вместо этого он ушел, не поворачиваясь, и скрылся в толпе. Нет, если не подойти поближе, то ничего не разглядишь... Весь день я разыскивал человека в темных очках. Но не нашел никого, кроме актрисы, которая скрывалась от поклонников. И, разумеется, в какой-то момент я столкнулся с Джоди. Он жил рядом с Ньюбери и выставлял на эти скачки трех лошадей, так что я был уверен, что Джоди здесь будет. Неделей раньше я так боялся встречи с ним, что готов был не ездить на скачки, но в конце концов понял, что ехать надо. Нужно как-то убедить его, что большая часть ночного визита выветрилась у меня из головы, что удар по голове и сотрясение мозга начисто стерли мне память. Я не мог допустить, чтобы Джоди понял, что я видел и узнал Энерджайза и догадываюсь о подмене. Я не мог допустить этого по той же причине, почему я не обратился в полицию. По той же причине, по которой я всерьез заставил Чарли и Элли поклясться соблюдать тайну. Если Джоди будет грозить судебное преследование по обвинению в мошенничестве, он не замедлит избавиться от улик. Полиция и глазом не успеет моргнуть, как Энерджайз будет убит и переработан на собачий корм. Я тщательно гнал от себя мысль о том, что Джоди уже убил его Я доказывал себе, что Джоди не мог быть уверен, что я видел коня и узнал его, даже если и видел. Они застали меня в предпоследнем деннике – они не могли быть уверены, что я не начал обход с дальнего конца. Они вообще не могли быть уверены, что я искал именно подмененных лошадей, и вообще, что я знаю о подмене Они не могут знать, зачем я забрался на конюшню. Энерджайз – ценный конь, слишком ценный, чтобы убивать его из-за пустых подозрений. Я надеялся, что они убьют его только в случае крайней необходимости. Зачем бы еще им было предпринимать столько мер ради того, чтобы мне не поверили? То, что они отвезли меня в Лондон и накачали джином, дало им достаточно времени для того, чтобы перевезти Энерджайза в надежное место. Я был уверен, что, если бы я сразу же примчался туда с полицией, меня бы встретили с невинным изумлением. "Да? Ну что ж, ищите”, – сказал бы Джоди. И никакого Энерджайза мы бы не нашли. "Ах, так вы были пьяны? Ну, значит, вам это все примерещилось!" Конец расследованию – и Энерджайзу тоже конец, потому что после этого держать его у себя стало бы слишком опасно. А вот если мне удастся убедить Джоди, что я ничего не помню, он, наверно, оставит Энерджайза в живых, и тогда я так или иначе сумею его вернуть Я наткнулся на него – буквально – рядом с весовой. Мы обернулись друг к другу, чтобы извиниться, – и извинения застыли у нас на губах, когда мы узнали друг друга. Глаза у Джоди потемнели, точно грозовая туча. У меня, думаю, тоже. – Убирайся с моей дороги! – рявкнул он. – Послушай, Джоди, – сказал я, – мне нужна твоя помощь. – Да я тебя скорее в задницу поцелую, чем стану тебе помогать! Я не обратил на это внимания и сделал озадаченное лицо. – Слушай, не был ли я у тебя на конюшне две недели тому назад? Джоди мгновенно притих и насторожился. – В смысле? – Я знаю, что это глупо, но... Я как-то ухитрился надраться и получил сотрясение мозга от сильного удара по голове... Я думал.., мне казалось, что накануне вечером я отправился к тебе, хотя, убей бог, не пойму, почему и зачем – мы ведь с тобой на ножах. Вот я и хочу знать: был я у тебя или все-таки не был? Джоди пристально посмотрел на меня прищуренными глазами. – Может, и был, – сказал он. – Я тебя не видел. Я с безутешным видом опустил глаза и покачал головой. – Ничего не понимаю! Обычно-то я много не пью. Я с тех пор все пытался понять, что к чему, но не мог вспомнить ничего с шести вечера до того момента, как очнулся в полиции на следующее утро, с жуткой головной болью и весь в синяках. Я думал, может, ты мне скажешь, где я был и что делал, потому что у меня полный провал в памяти. Я почти видел поток нахлынувших на него эмоций. Удивление – восторг – облегчение – и мысль, что ему неожиданно крупно повезло. Джоди почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы вернуться к оскорблениям. – А за каким это чертом тебе понадобилось бы ко мне приезжать? Ты ведь так торопился от меня избавиться! – Не знаю, – угрюмо ответил я. – Может, ты мне позвонил и попросил приехать – но мне что-то не верится... – Совершенно верно. Я тебе не звонил. И вообще, не попадайся мне на дороге. Я тобою сыт по горло. Я бы не взял твоих лошадей, даже если бы ты приполз ко мне на коленях Он посмотрел на меня исподлобья, развернулся и зашагал прочь. Если бы я не знал, о чем он думает, я бы и не заметил легкой торжествующей улыбки, которую Джоди не сумел скрыть полностью. Я ощущал примерно то же самое. Если Джоди так настойчиво требует, чтобы я не появлялся вблизи его конюшен, очень велика вероятность, что Энерджайз по-прежнему там, живой и здоровый. Крепкий, коренастый Джоди пробирался через толпу. Я смотрел ему вслед и видел, как люди улыбались ему. Все видели в нем молодого способного тренера Я же видел беспринципного мошенника. * * * На Рождество я послал Элли открытку, написанную шифром номер четыре. "Когда и где ты сможешь отобедать со мной? Двадцать долларов на такси прилагаются”. Наутро после скачек в Ньюбери я получил ответ, тоже разбитый на группы по пять букв, но не в шифре номер четыре. Элли зашифровала свое послание так ловко, что даже мне потребовалось минуты две, чтобы его прочесть. Очень короткие тексты расшифровывать труднее всего, а это письмо было очень коротким. "Пятого января в Майами”. Я рассмеялся вслух. Двадцать долларов она оставила себе. * * * Той же почтой принесли “Календарь скачек”. Я взял чашку кофе, сел в кресло у окна в гостиной и принялся его просматривать. Небо над зоопарком в Риджентс-парк было таким же свинцово-серым, как накануне, затянутым снеговыми тучами. Над бурой водой и поросшими травой берегами канала качались голые черные ветви деревьев, а текущие непрерывным потоком машины, как обычно, разбивали иллюзию деревенского покоя. Мне нравился этот вид из окна – он, как и моя работа, гармонично сочетал в себе седую старину и современную отточенную технологию. Вся штука в том, думал я, чтобы уметь черпать вдохновение в первой и пользоваться помощью второй. Если у меня и был языческий бог, это было электричество, падающее с небес и приводящее в движение машины. Таинственная, смертельно опасная сила природы, обузданная человеческим разумом и подчиняющаяся нажатию кнопки. Когда я был маленьким, мой дядя-сварщик приучил меня считать электрический ток живым существом. “Если ты не будешь осторожен, ток выскочит и укусит”, – говорил он мне. И электричество представлялось мне этаким огненным чудищем, которое прячется в проводах и выжидает, чтобы наброситься на тебя. Жесткие желтоватые страницы “Календаря скачек” знакомо похрустывали под пальцами. “Календарь скачек” – еженедельное официальное издание, где печатаются списки лошадей, которые должны участвовать в скачках на следующей неделе. Десятки страниц, по четыре столбца на каждой. Кличка лошади, имя владельца, тренера, возраст лошади, вес жокея и вес гандикапа. Я принялся тщательно просматривать списки лошадей, участвующих в барьерных скачках, с карандашом в руках, чтобы случайно не пропустить строчку. Кличка лошади, имя владельца, имя тренера... Я занимался этим и на прошлой неделе, и за неделю до того. И так далее. Я закончил просматривать списки лошадей, которые должны были участвовать в скачках в Вустере, и вздохнул. Триста шестьдесят восемь участников одних барьерных скачек для новичков, триста сорок девять – других, но той лошади, которую я искал, среди них не было. Кофе почти остыл. Я все равно выпил его и принялся просматривать списки скачек в Тонтоне. Еще сотни кличек – и снова ничего. Аскот – ничего. Ньюкасл – то же самое. Уорик, Тиссайд, Пламптон, Донкастер – ничего. Я на некоторое время отложил “Календарь” и вышел на балкон, подышать свежим воздухом. Воздух был отчаянно холодный, он резал легкие. Дикий полярный ветер, несущий городскую сажу. Та же смесь, что и всегда. Звери в зоопарке притихли, прячась в утепленных домиках. Летом они всегда шумят больше. Вернемся к работе. Хантингдон, Маркет-Рейзен, Стратфорд-на-Эйвоне... Добравшись до Стратфорда, я вздохнул и посмотрел, много ли там еще осталось. Ноттингем, Карлайл, Уэзерби. Вот и еще одно утро потрачено впустую... Я вернулся к Стратфорду – и нашел его! Я моргнул – и поспешно снова уставился на страницу, словно кличка лошади могла исчезнуть, если я отведу взгляд. Где-то посередине списка шестидесяти четырех участников Шекспировской Барьерной для новичков. Паделлик. Эта кличка впервые упоминалась рядом с фамилией Джоди. Я хорошо знал клички всех его прежних лошадей. Искал я новую, неизвестную. Которая, если мои догадки верны, должна принадлежать самому Джоди. И вот она! О масти Паделлика в “Календаре” ничего не говорилось. Я чуть ли не бегом бросился к полке, на которой стояло несколько каталогов, и принялся разыскивать его во всех указателях. Ну да, конечно. Черный или темно-гнедой мерин, полукровка от чистокровного производителя и кобылы породы гунтер. Тренировал его человек, о котором я никогда не слышал, четыре раза участвовал в скачках для четырехлеток, призовых мест не занимал. Я тотчас же позвонил тренеру. Представился мистером Робинсоном и сказал, что хочу купить дешевого новичка. – Паделлика? – переспросил он с сочным бирмингемским выговором. – Да я от этого урода избавился еще в том октябре. Совсем бестолочь. Скакал так медленно, что замерзнуть можно. Что, его снова выставили на продажу? Ну, не могу сказать, что меня это удивляет. Типичный тихоход. – А.., а кому вы его продали? – осторожно поинтересовался я. – Выставил его на смешанные торги в Донкастере. Там у них была сплошная дрянь. Он пошел за четыреста фунтов. Это за него, пожалуй, дороговато. Покупатель нашелся только один, понимаете ли. Этот мужик, пожалуй, мог бы купить его и за триста, если бы постарался. Я был очень рад выручить за него целых четыреста, честно вам скажу. – А вы не знаете, кто его купил? – Че? – этот вопрос его, похоже, удивил. – Не могу сказать. Он заплатил аукционерам наличными и имени своего не назвал. Я только видел, как он торговался. Здоровый такой мужик. Никогда его раньше не видел. В темных очках. И потом он куда-то делся. Заплатил и забрал мерина. Честно говоря, я был рад от него избавиться. – А какой он из себя, этот мерин? – спросил я. – Я ж говорю, медлительный, как улитка. – Да нет, я спрашиваю – какой он с виду? – То есть? Вы же вроде покупать его собрались. – Только на бумаге, так сказать. Я думал, – соврал я, – что он все еще принадлежит вам. – А-а, понял. Черный он. Почти весь черный, только морда чуть коричневая. – А белых метин нет? – Ни волоска. Весь как есть черный. Черные часто ни к черту не годятся. Он от моей кобылы, понимаете? Думали, будет рыжий, а уродился черный. На вид-то он ничего. Смотрится. Но толку с него никакого. Резвости в нем нет. – А препятствия берет? – Ну да, берет. Когда в ударе. В общем, неплохо. – Спасибо вам большое. – Не берите его, – предупредил тренер. – Он никуда не годится. Если что – потом не жалуйтесь, что я не предупреждал. – Не возьму, – заверил я его. – Еще раз спасибо за советы. Я задумчиво повесил трубку. Конечно, возможно, на аукционах сшиваются десятки неуловимых здоровяков в темных очках, выкладывающих наличные за медлительных черных лошадей без отметин. А может быть, и нет. Телефон зазвонил у меня под рукой. Я снял трубку после первого же звонка. Стивен? Этот голос, отдающий сигарами и портвейном, ни с чьим не спутаешь. – Чарли! – Ты уже завтракал? – осведомился он. – Я только что слез с поезда в Юстоне и подумал... – Здесь или где? – перебил я. – Сейчас заеду к тебе. – Отлично! Он явился, сияющий и экспансивный. Он успел вложить три миллиона долларов где-то в районе Регби. Чарли, в отличие от многих банкиров, предпочитал видеть все своими глазами. Он говаривал, что доклады на бумаге, конечно, штука хорошая, но они не передают оттенков. Если проект припахивает гнильцой, он, Чарли, не станет выкидывать деньги на ветер. Чарли верил своему чутью, и оно было его состоянием. В данный момент он с удовольствием принюхивался к большой порции разбавленного виски. – Как насчет той жратвы, которой ты угощал Берта? – поинтересовался он, выныривая из стакана. – По правде говоря, мне надоело обедать в ресторанах. Мы отправились на кухню и дружно позавтракали ветчиной с хлебом, консервированными бобами и сосисками. Все это ужасно вредно для фигуры, тем более для фигуры Чарли. Он погладил себя по внушительному брюху. – Надо будет как-нибудь сесть на диету. Но не сегодня. Мы сварили кофе, перешли в гостиную и удобно устроились в креслах. – Хорошо живешь, – сказал Чарли. – Тихо, спокойно... Прямо завидно. Я улыбнулся. Через три недели такого спокойного существования Чарли угодил бы в психушку. Он нуждался в деловой суете, крупных сделках, молниеносных решениях, финансовых манипуляциях и власти. А меня, признался я себе, такая жизнь свела бы с ума значительно быстрее. – Ты уже сделал этот замок? – спросил Чарли как бы между делом, закуривая сигару. Но я задал себе вопрос, не за этим ли он приехал. – Наполовину, – ответил я. Он потряс спичкой, чтобы затушить ее. – Тогда дашь мне знать? – Обещаю. Он глубоко затянулся гаванской сигарой и кивнул Его взгляд говорил о том, что сейчас он действует в интересах своего банка. – Ради чего ты пойдешь на большее. – спросил я. – ради дружбы или ради замка? Он немного опешил. – Ну, это зависит от того, что тебе нужно. – Практическая помощь в контрнаступлении. – Против Джоди? Я кивнул. – Ради дружбы, – сказал Чарли. – Это проходит по статье дружбы. Можешь на меня положиться. Его решимость меня удивила. Он заметил это и улыбнулся. – То, что он сделал с тобой, – это верх свинства. Не забывай, я ведь был здесь. Я видел, в каком ты был состоянии. Видел все это унижение от обвинения в пьянстве и боль от бог знает чего еще. Ты был малость не в себе, это факт. – Извини. – Не за что. Если бы он ударил только по твоему карману, я бы помог тебе разве что трезвым советом, а так буду помогать всерьез. Я не ожидал ничего подобного. Я полагал, что дело будет обстоять как раз наоборот, что потеря собственности разгневает его куда сильнее, чем потеря лица... – Ты уверен?.. – осторожно спросил я. – Конечно! – решительно ответил Чарли. – Так что надо сделать? Я взял “Календарь скачек”, лежавший на полу возле моего кресла, и объяснил, как я нашел Паделлика. – Его купил в Донкастере за наличные крупный мужчина в темных очках, а выставляют его под именем Джоди. – Это наводит на мысли. – Ставлю этот дом против комариного чиха. – сказал я, – что Руперт Рэмзи из кожи вон лезет, пытаясь подготовить его к Скачке Чемпионов. Чарли неторопливо потягивал сигару. – У Руперта Рэмзи стоит Паделлик, а он думает, что это Энерджайз. Так? Я кивнул. – А Джоди собирается выставить Энерджайза в Стратфорде-на-Эйвоне под именем Паделлика? – Думаю, да. – Я тоже так думаю. – Только не все так просто. – Почему? – Потому что Паделлик записан в еще две скачки, в Ноттингеме и Лингфилде, – объяснил я. – До всех трех скачек – от десяти до четырнадцати дней. И неизвестно, какую из них выберет Джоди. Чарли нахмурился. – А какая разница, которую он выберет? Я объяснил. Пока он слушал, глаза у него вылезли на лоб. Наконец он улыбнулся. – Ну, и как же ты собираешься выяснить, в которой скачке он будет участвовать? – Я подумал, – сказал я, – что мы могли бы мобилизовать твоего друга Берта. Он для тебя пойдет на многое. – А на что именно? – Как ты думаешь, сможешь ли ты убедить его устроиться на работу в одну из букмекерских контор Дженсера Мэйза? Чарли расхохотался. – И как много я могу ему сообщить? – Только то, что надо узнать. Но не зачем. – Стивен, ты меня убиваешь! – И еще одно, – сказал я. – Что тебе известно об ограничениях рабочего времени для водителей грузовиков? |
|
|