"От всего сердца" - читать интересную книгу автора (Гудмэн Джо)

Глава 11

Беркли бросила на Грея неуверенный взгляд. Он ничем не выказал своих ощущений. Напротив, сделал вид, будто ужасное предчувствие не посетило его, хотя дрожь, охватившая ее, передалась и ему. Сердце Беркли неистово ко-лотилось, и она видела, что с Греем происходит то же самое.

Священник что-то говорил ей, но она не слышала слов, не улавливала общего смысла сказанного. Достигавшие ее звуки казались искаженными. Беркли переполняли страх и благоговейный ужас, осязаемые и материальные. К ее горлу подступил комок.

Почувствовав на себе взгляд Грея и посмотрев на него, она увидела в его глазах лишь нетерпеливое ожидание. Он не казался испуганным, не выказывал ни раздражения, ни тревоги, но чуть заметно улыбался, снисходительно и ободряюще. Беркли не понимала, как Грей сохраняет такое невозмутимое спокойствие, когда она на грани обморока.

Преподобный Эмос Уоткинс обратился к Грею. Когда кто-то приподнял руку Беркли, она пошатнулась. Возле нее появился Нат, сжимавший в пальцах кольцо. Сдержанно улыбнувшись, мальчик тут же скрылся за спиной Грея. Золотое кольцо на ладони Грея свидетельствовало о том, что Нат выполнил свою миссию.

Грей что-то сказал, надевая кольцо на палец Беркли, и она краем глаза заметила, как одобрительно кивнул священник. Сэм, Доннел и Шоун, стоявшие по другую сторону, заулыбались, а Энни вложила в ее руку платочек.

Все завершилось поцелуем. А может, только началось — Беркли и сама не знала. Грей сжал любимую в объятиях. Его губы мягко, благоговейно, с невыразимой нежностью прижались к ее рту. Когда он наконец оторвался от Беркли, ей почудилось, что черты его лица расплываются, скрываясь в неясной дымке. Только теперь она поняла, что ее глаза мокры от слез.

Грей нащупал платок из льна и кружев, аккуратно заткнутый за плотно облегающий рукав ее платья.

— Из старых запасов? — спросил он, вкладывая платок в ладонь Беркли.

Она рассеянно улыбнулась ему:

— Нет, новый. Подарок Энни.

Прежде чем повернуться к свидетелям, Беркли вытерла слезы и убрала платок. Глаза Сэма подозрительно блестели, Шоун часто моргал. Доннел Кинкейд, сведя кустистые брови на переносице, упорно смотрел себе под ноги.

Из полукруга гостей выступила Энни Джек и стиснула Беркли в объятиях.

— Теперь уже нет никаких сомнений в том, что вы колдунья. Вы опутали мистера Джейнуэя чарами. Вам не убедить Энни, что дело в чем-то другом.

— Не буду и пытаться.

Энни схватила руку Грея и крепко сжала.

— Попомните мои слова, мистер Джейнуэй. Будьте добры к своей жене, иначе вам придется чертовски туго. Простите за крепкое словцо, ваше преподобие, но Энни должна была сказать так, чтобы ее поняли.

— Я понял тебя, Энни. — Грей поцеловал кухарку в щеку, и она залилась румянцем.

— Эй, эй, полегче! — воскликнула она, наставив на Грея палец. — Энни совсем не хочет ссориться с миз Беркли.

Кухарка отошла в сторону, и к Беркли приблизились остальные, чтобы поцеловать и поздравить ее. Сэм Хартфорд вдобавок похвалил ее свадебный наряд. Только Нат держался поодаль. Заметив, какими глазами Пандора смотрит на длинный шлейф, мальчик поймал кошку. Он стоял у бара, держа Пандору и думая, удалось ли ему выполнить все, о чем сегодня утром просил Грей.

Беркли указала на Ната глазами, и Грей тотчас же направился к нему.

— Если бы не ты, все бы пошло насмарку, — сказал он. — Но ты вовремя вспомнил о кольце и помешал Пандоре испортить свадебное платье.

Нат вскинул голову:

— Вы действительно так считаете?

— Уверен. Кошка смотрела на Беркли, будто на плошку со сливками.

Нат бросил взгляд на Беркли. Мелкие жемчужины на лифе ее платья ярко блестели.

— Уж скорее как на полный горшок, — заметил он.

— Верно. — Грей коснулся руки мальчика. — Подойди к ней и пожелай счастья. А я подержу Пандору подальше от этого облака атласа и кружев. — Он ободряюще кивнул и, проводив взглядом Ната, отнес Пандору на второй этаж. Когда Грей вернулся, мальчик, уже справившись со смущением и радостно улыбаясь, стоял рядом с Беркли. Грей облегченно вздохнул.

Энни Джек и ее помощники приготовили свадебный обед для новобрачных и гостей; всех ожидал настоящий пир. Ростбиф, лососина, жареный картофель кружочками, морковь, груши, грибы, сдобный рулет, салаты, соусы и клубничное мороженое выстроились на стойке бара во всю ее длину, и целая толпа официантов была готова пополнять запасы снеди. Игорный дом превратился в банкетный зал с фонтанчиком, из которого бил пунш. Правда, к пуншу никто не притронулся, и ближе к полуночи Грей распорядился вскрыть дюжину бочонков пива.

Сегодня «Феникс» был открыт для всех. Беркли, Грей и Нат встречали всех, кто входил в широкие двустворчатые двери. Одни пришли поздравить новобрачных; других привлекли слухи о бесплатной выпивке. Противостоять такому соблазну было нелегко. Играла веселая музыка, и пары-танцевали до упаду. Дамы не испытывали недостатка в партнерах. И Нат тоже. Беркли дважды просила Грея избавить мальчика от напора очередной пышной груди. После того как Нат в третий раз угодил в женские тенета, Грей отвел усталого, но довольного мальчика в его комнату и уложил в постель.

— Горшки со сливками, — сонно пробормотал Нат, повернувшись на бок. — Все до единой.

Грей тихо рассмеялся и натянул одеяло ему на плечи.

— Точно, — сказал он и, почувствовав знакомое прикосновение шерсти к своим ногам, опустил взгляд. Взяв Пандору на руки, он почесал ее за ушами и положил на кровать рядом с Натом. Кошка примостилась на сгибе руки мальчика.

Вернувшись в зал, переполненный гостями, Грей не увидел Беркли. Почти мгновенно ощутив ее отсутствие, Грей стоял на лестничной площадке и обводил взглядом кружащиеся в танце пары, людей у бара, толчею у входа. Однако Беркли не было нигде. Грей искал ее в кухне, на заднем крыльце и даже спустился в подвал.

Казалось, никто не заметил, что Беркли нет, во всяком случае, никто не подсказал Грею, где она. Он вышел из отеля на Портсмут-сквер. Ночь стояла необычайно теплая для этого времени года, но Грею на глаза то и дело попадались мужчины, которые сутулили плечи и прятались в воротники, как будто им было холодно.

Грей обвел взглядом площадь. В темноте платье Беркли сразу бросилось бы в глаза. Грей полагал, что она вышла из душного игорного зала подышать воздухом, но здесь ее не оказалось. И все же Грей направился к центру площади. Постояв там, он обернулся и наконец увидел Беркли.

Она стояла на балконе гостиной, положив руки на балюстраду и подавшись вперед. Беркли вынула из прически гребни, и теплый ветер трепал ее волосы.

Грею бросилось в глаза ее сходство с Реей, горделивой и прекрасной фигурой, некогда украшавшей нос «Леди Джейн Грей».

Беркли отошла от балюстрады, и сердце Грея затрепетало. То же самое он ощущал в начале свадебной церемонии и еще не менее десятка раз на протяжении дня. Кровь зашумела у него в ушах. Грей бросился к «Фениксу» и протиснулся сквозь толпу, заполнившую зал. Казалось, все догадываются, что он идет к Беркли и зачем. Грей с улыбкой выслушивал добродушные насмешки и советы по поводу того, как вести себя в первую брачную ночь. Его продвижение к лестнице сопровождалось чем-то вроде импровизированной барабанной дроби. Грея крепко хлопали по спине, пивными кружками колотили по столешницам. Старатели ритмично топали тяжелыми башмаками.

Когда Грей добрался до верхней площадки, собравшиеся разразились шквалом аплодисментов, но он не остановился, чтобы поблагодарить гостей.

Теплый ветер задувал с площади в его комнаты. Дверь балкона была открыта настежь. По обе ее стороны колыхались шторы, трепетали огоньки светильников. В камине горел огонь. Над свечами мерцали желто-оранжевые язычки пламени; они уже почти погасли, но дуновение ночного воздуха вновь вернуло их к жизни.

Грей закрыл за собой дверь. Шторы, огоньки ламп, язычки пламени тут же успокоились. В проеме балконной двери появилась Беркли.

Грей шагнул к ней.

Она отступила, подтвердив самые ужасные его опасения.

— Беркли, — промолвил он. — Я все объясню.

— Кто ты такой?

— Войди. Поговорим в комнате.

Она не двинулась с места.

— Я осмотрела Рею и увидела надпись. Тебе следовало срезать ее, прежде чем устанавливать фигуру на фасаде. Надпись слишком красноречива, чтобы оказаться совпадением. — Она собралась с силами и повторила вопрос:

— Кто ты такой?

— Грей Джейнуэй.

Беркли отступила еще на шаг, не удовлетворенная ответом. Прикоснувшись спиной к массивной каменной балюстраде, она чуть вздрогнула. Ее взгляд метнулся влево, к фигуре, возвышавшейся неподалеку от балкона.

— Это украшение того корабля, на котором ты родился.

— Да, я сам рассказал тебе об этом.

— Но ты умолчал о том, когда родился.

— Пять с половиной лет назад. — Грей потянулся к Беркли, но она отпрянула в сторону, уклоняясь от его руки, и оказалась рядом с фигурой. Грей даже не пытался остановить ее.

Безупречное лицо Реи заливал голубоватый лунный свет. Казалось, она вырезана не из дерева, а высечена из гранита. Беркли повернулась к Грею спиной и, стараясь не смотреть вниз, прикоснулась к резным локонам богини. Ее пальцы скользнули по отполированным до блеска плечам Реи, глаза не отрывались от надписи под грудью фигуры. Это было название корабля, который она когда-то украшала.

Леди Джейн Грей.

Опустив руку, Беркли отступила от перил. Она по-прежнему стояла спиной к Грею, но чувствовала, что он рядом.

— Грей Джейнуэй — это всего лишь имя, — негромко промолвила Беркли. — Имя ничего не говорит о том, кто носит его.

— В таком случае я не понимаю, почему ты сердишься. Ты знаешь, кто я такой.

Беркли покачала головой:

— Ты обманул меня.

— Нет. Если я и ввел тебя в заблуждение, то значит, заблуждался сам.

— Ты — Грэм Денисон.

— Это всего лишь имя.

Беркли обхватила себя руками. Пальцы Грея скользнули по ее обнаженному плечу; она стояла к нему спиной, вплотную к балюстраде, и деваться ей было некуда.

— Почему ты не рассказал мне, а заставил меня думать, будто убил его. Зачем тебе понадобилось утаивать свое имя?

— Потому что я и сам не знал. Даже если я и был когда-то Грэмом Денисоном, он не имеет никакого отношения к моей нынешней жизни. — Он повернул Беркли к себе лицом, и его палец скользнул по ее подбородку. — Понимаешь, Беркли, я таился от тебя, потому что сам не знал своего настоящего имени. Если же я действительно Денисон, это не имеет никакого значения.

— Неужели?

Грей видел, что Беркли хочет верить ему. Она с надеждой смотрела на него широко распахнутыми глазами, и только дрожащие губы выдавали ее тревогу. Он наклонил голову и прикоснулся к ее губам. Это был еще не поцелуй, но и этого прикосновения оказалось достаточно. Беркли замерла, бессильно уронив руки. Она дышала ровно, почти беззвучно. Оторвавшись наконец от жены. Грей увидел, что она запрокинула голову и закрыла глаза.

— Идем в комнату, — сказал он. — Прошу тебя. Беркли открыла глаза.

— Я боюсь.

— Знаю.

— Весь день, с той самой минуты, когда ты взял меня за руку, меня терзал необъяснимый страх. Мне казалось, что тебя отрывают от меня, от моего сердца. Мне казалось, будто ты чувствуешь то же и так же сильно, как и я. Я не ошиблась, Грей?

Он был бы рад успокоить ее, сказав, что новобрачных перед алтарем зачастую охватывают тягостные сомнения, но унимать тревоги Беркли ложью ему не хотелось. Его не страшили испытания, возможно, ожидающие их в будущем, — лишь бы они были вместе.

— Я действительно что-то почувствовал.

— Ты понял, что это было?

— Надеюсь, да. — Беркли нахмурилась, и Грей взял ее лицо в свои ладони. — Выслушав меня, ты поймешь, что нам ничто не угрожает.

Грей закрыл балконную дверь, а Беркли положила в камин маленькое поленце. Он устроился на софе. Беркли опустилась в кресло-качалку. Внезапно она поднялась, налила в бокал немного виски и подала Грею.

— Спасибо.

Она вновь села в кресло и прикоснулась к своему кулону.

— Ты сказал, что впервые видишь эту серьгу.

Грей посмотрел на украшение.

— Да. Насколько мне известно, я не видел ее прежде. Я не лгал тебе, Беркли — по крайней мере, в том смысле, который ты вкладываешь в это слово. Я назвал себя в честь «Леди Джейн Грей», клипера, принадлежащего лондонской компании Эсбери. Я состоял в команде судна с 1845 года вплоть то того дня, когда его бросили в заливе Сан-Франциско.

— Грэм Денисон исчез в 1845 году, кажется, весной.

— Я поступил на службу в апреле.

— Денисон плыл на клипере «Сирена» компании «Ремингтон шиппинг». Он высадился в Филадельфии, а затем… — Беркли беспомощно пожала плечами.

— Когда я появился на «Леди Джейн», судно было приписано к порту Чарлстона. О ремингтоновском клипере мне ничего не известно.

— Не понимаю. Как ты мог не знать о нем?

— Я очнулся на палубе «Леди Джейн», полностью потеряв память. — Уголок рта Грея насмешливо приподнялся. Беркли слушала с недоверием и любопытством. — Мне сказали, что такое случается. Я не первый, кого постиг этот недуг. Несколько лет назад я консультировался у лондонского врача, специализирующегося по амнезии. Врач не утверждал, что ко мне вернется память.

— Отчего возникает амнезия?

— Ее может вызвать травма головы.

Беркли внимательно посмотрела на макушку Грея, как будто последствия удара до сих пор могли быть видны.

— Ты выглядишь совершенно здоровым.

Грей усмехнулся:

— Спасибо на добром слове, но снаружи ничего не видно — ни шишек, ни ран.

— Что с тобой произошло?

Грей помедлил, не желая признаваться.

— Пожалуйста, не лги мне, — попросила Беркли. — Что мешает тебе рассказать правду?

— Меня избили.

Беркли приоткрыла рот от удивления.

— Избили? Кто?

Грей пожал плечами.

— Не помню. Судя по кровоподтекам, которые исчезли только через месяц, меня били несколько человек, причем не только кулаками. Это случилось не на корабле, а в порту Чарлстона. Позднее, я узнал, что меня подобрали два моряка с «Леди Джейн». Они случайно оказались рядом и спугнули моих противников. — Грей приподнял бокал, насмешливо салютуя своим спасителям, и сделал большой глоток. — Во всяком случае, так они рассказывали, причем несколько раз.

— Ты им не веришь?

— Нет. И никогда не верил. Шеффилд и Хэнкс не из тех, кто готов прийти на помощь. Узнав их поближе, я понял, что они не вступились, бы за меня. Однако я не имею оснований полагать, что они были среди тех, кто избивал меня. Думаю, им заплатили, чтобы они перенесли меня на «Леди Джейн». Думаю также, что, не потеряй я память, меня ожидал бы несчастный случай в открытом море. Но они не пытались убить меня, поскольку я не представлял угрозы ни для них, ни для тех, кто хотел сжить меня со света. К тому времени, когда мы пришли в Лондон, Шеффилд и Хэнкс окончательно убедились в этом и, не желая навлекать на себя подозрения, оставили меня в живых.

— Ты говорил, что клипер бросили в бухте Сан-Франциско. Значит ли это, что те двое сейчас в городе?

— Нет. Пять лет назад они сошли на берег в Лондоне. Больше я их не встречал. Вероятно, они сорвали изрядный куш за то, что вывезли меня из Чарлстона. Им больше было незачем оставаться на борту «Леди Джейн».

— И ты на этом успокоился?

— Да. — Грей вновь криво усмехнулся. — А, понимаю. По-твоему, мне следовало заставить их сказать правду, а то и отомстить. — Он покачал головой. — Откровенно говоря, я был счастлив расстаться с ними. Попытки вырвать у них правдивый ответ стоили бы мне жизни, а они вышли бы сухими из воды. Когда корабль прибыл в Лондон, я еще не поправился до конца. Я справлялся со своими обязанностями, поэтому капитан не приказал швырнуть меня за борт, но был слишком слаб, чтобы проверить свои подозрения насчет Шеффилда и Хэнкса.

— Ты просто не хотел знать правду.

Допив виски, Грей поставил бокал на стол.

— Да, — сказал он. — Не хотел. Наверное, тебе трудно это понять. — Не дожидаясь ответа, он продолжал:

— Думаешь, меня не интересовало, кому понадобилось убить меня или хотя бы убрать с глаз долой? Я размышлял об этом дни напролет. Может, я причинил кому-нибудь вред, представлял для кого-нибудь угрозу? Задолжал в карты? Что, если я был вором? Я никогда не считал себя заведомо невиновным в том, что со мной случилось, и ты тоже не должна так считать. Вполне возможно, меня постигло заслуженное наказание. Может быть, я кого-то обманул. Женщину. Делового партнера. Друга. Мне не хотелось это знать. Если я оказался жертвой мщения — что ж, поделом мне.

— А если нет? У тебя отняли прошлое. Ты подумал о своей семье? О людях, которые имеют право знать, что с тобой стряслось.

— Разумеется, думал. За истекшие годы мне удалось выяснить, что в Чарлстоне меня никто не искал. Куда больше внимания уделяли беглым рабам. Никто и никогда не давал объявлений о поисках человека, приметы которого совпадали бы с моими.

— Это не так, — возразила Беркли. — Торны искали тебя. Но ты отчасти прав: поиски велись необычным способом. Они требовали от своих агентов осторожности. Декер и Джоанна Торн подозревали, что ты имеешь основания скрывать свое имя, и в ходе поисков стремились уберечь тебя от разоблачения.

— Не уверен, что я — Грэм Денисон, но даже будь я им, это не имеет никакого значения. Теперь я ничем не могу помочь Торнам. И уж конечно, эта серьга незнакома мне. Если они надеялись, что я наведу их на след младшего брата, то, как ни печально, их надеждам не суждено оправдаться. — Грей растер затекшие напряженные мускулы шеи. Он чувствовал приближение мучительной головной боли.

Беркли увидела, как в уголках его губ залегли глубокие складки. Грей выглядел невероятно усталым, его взгляд стал холодным и отчужденным. Беркли поняла, что Грея терзает невыносимая боль. Она встала и протянула ему руку. Казалось, в первое мгновение Грей не понял, чего от него ждут, но потом поднялся и взял ее за руку. Беркли повела, его в спальню.

Она зажгла лампы, помогла Грею снять сюртук и расстегнула его сорочку.

— Сядь. — Беркли указала на кровать. — Я на минуту. — С этими словами она вышла в гардеробную.

Когда Беркли вернулась, Грей снимал обувь и носка, Увидев, что она принесла его пижаму, он чуть нахмурился.

— Я собирался помочь тебе снять свадебное платье. В сущности, за этим и пришел.

— Знаю. Ложись.

Грей вытянулся на постели. Его глаза тут же закрылись. Беркли села рядом с ним, осторожно приподняла его голову и положила себе на колени. Когда она начала массировать его виски, Грей вздохнул.

— Как ты догадалась? — стросил он, имея в виду терзавшую его головную боль.

— По побелевшей коже вокруг твоих губ. У тебя это часто случается?

— Нет, не очень.

— Еще одна причина стараться не ворошить прошлое.

Грей посмотрел на Беркли, изумленный ее проницательностью.

— От воспоминаний у тебя начинает болеть голова. Я не ошиблась?

Ее пальцы легли на затылок Грея, и он вновь закрыл глаза.

— Нет, не ошиблась. Так бывает всегда. Порой мне чудится, будто я что-то припоминаю, и тут же в моем мозгу словно вспыхивает слепящий свет. Воспоминание, не успев оформиться, растворяется в этой вспышке.

— Стало быть, ты ничего не помнишь.

— Не совсем так. Боль возникает, когда я пытаюсь заставить себя заглянуть в прошлое. Но иногда воспоминания всплывают сами по себе. Они всегда приходят неожиданно, и я не в силах осознать их до конца. Они каким-то образом связаны с той деятельностью, которой была посвящена моя прежняя жизнь. Кажется, будто я вновь повторяю свои поступки. В тот вечер, когда я впервые стоял вместе с тобой на лестнице, представляя тебя собравшимся в игорном зале, у меня возникло ощущение, будто со мной уже было нечто подобное. Этот короткий взгляд в прошлое длился лишь несколько мгновений. За пять лет такое происходило со мной не однажды.

— Расскажи о других случаях.

— Как-то раз я сидел в парижском борделе, играл с хозяйкой в вист, и у меня внезапно появилось чувство, что это со мной уже было.

Беркли дернула его за волосы.

— Мог бы промолчать об этом приключении.

Грей приложил ее ладонь к губам и поцеловал.

— Я был там только раз.

— И пришел туда, только чтобы сыграть в карты.

— Именно. — Грей взглянул на Беркли и увидел, что она сдерживает улыбку. Он выпустил ее руку, и ее пальцы вновь легли ему на голову. — Когда я вычерчивал планы «Феникса», меня не покидало ощущение, что все это мне знакомо.

— Ты говоришь о чертежах или о процессе их создания?

— О чертежах.

— Может, «Феникс» похож на дом, где ты когда-то жил.

— Я думал об этом. Возможно, ты права. Не знаю. А может, вся моя жизнь прошла в отелях.

— Грэм Денисон родился в семье аристократов-южан. Его родственники были богаты, владели землями и пользовались привилегиями за добрую сотню лет до революции.

— Ты видела его дом?

— Нет. Я не бывала в «Бью-Риваж». Моя семья покинула Чарлстон, когда мне было шесть лет. В любом случае нас нипочем не пригласили бы на прием к Денисонам, да и к любому другому плантатору. Они не удостаивали мою мать такой чести.

— Отчего же?

— Своим присутствием она напоминала им о том, как низко может пасть любой из них.

— О чем ты? — удивился Грей, но внезапно все понял.

— Мои родители не состояли в браке. Андерсон Шоу — мой приемный отец.

Грей подумал, что и сам мог бы догадаться. Всякий раз, упоминая об Андерсоне Шоу, Беркли смущалась. Неужели его жена стеснялась признаться в том, что она незаконнорожденная?

— А твоя мать?

— Ее звали Вирджиния Лернер. Она родилась в Саммерфилде, к западу от Чарлстона. Саммерфилд — большая плантация, приносившая неплохой доход. Мать была младшей из четырех детей. Все четыре — девочки. По словам матери, ее невзлюбили с самого рождения. Родители мечтали о наследнике, и все свое детство мать притворялась мальчишкой. Потом, в шестнадцать лет, она взбунтовалась и совершила непростительный поступок…

— Забеременела.

— Да, но не это самое страшное. Она отказалась назвать имя отца. Моего отца. Именно поэтому, а не только из-за того, что забеременела, ей пришлось покинуть Саммерфилд.

— Но и в таких обстоятельствах девушки выходят замуж, — сказал Грей.

— Моя мать не пошла на это. Отец избил ее палкой, чтобы заставить одуматься. Как-то раз я видела рубцы у нее на спине. На месте матери я не выдержала бы таких истязаний.

— Итак, твоя мать уехала.

— Да. Она боялась потерять ребенка, если останется. Я узнала об этом от Андерсона. Мать вообще избегала говорить о своем прошлом, но думаю, расстаться с Саммерфилдом ей было гораздо легче, чем годы спустя, покинуть Чарлстон. Она проплакала весь день. Помню, как я испугалась тогда. Мать была белее снега, в глазах — отрешенность. Слезы буквально иссушали ее. Мне казалось, что она умирает.

— Но почему?

— Думаю, оттого, что ее ждала разлука с любовником… моим отцом.

Грей перекатился на бок, привлек к себе Беркли и приподнялся на локте.

— Ты знаешь, кто он?

Беркли покачала головой.

— Я так и не познакомилась с ним. Время от времени он появлялся в нашем доме. Я видела его несколько раз, но думаю, что он навещал мою мать гораздо чаще. Помню, меня то и дело без предупреждения выставляли из дома. С нами жила женщина, негритянка. Она готовила, убирала в доме, присматривала за мной. Полагаю, эта женщина заботилась и о матери. Порой она торопливо выгоняла меня из дома в самый разгар дня, бормоча что-то о каких-то грехах. Тогда я ничего не понимала. Думала, что чем-то провинилась, хотя видела, что Лиззи не сердится на меня. Когда мы уехали, она осталась в городе. Андерсон не позволил взять ее с собой.

— Ты расспрашивала мать о своем отце?

— Нет. Тебе это кажется странным? Я не решалась. Мать не запрещала мне говорить об отце, но я чувствовала, что расспросы огорчат ее.

— Ты старалась беречь мать.

— Я об этом не задумывалась. Видимо, да.

— А после ее смерти? Ты спрашивала об отце у Андерсона?

— Лишь однажды. Андерсон сказал, что не знает его. — Беркли откинула со щеки светлую прядь волос и чуть опустила глаза. — Я не поверила ему.

— Почему он решил оставить тебя в неведении?

Беркли пожала плечами:

— Может быть, мать попросила его об этом. Надеюсь, он поступил так, выполняя ее желание. — Беркли вздохнула. — Но, зная его, я полагаю, что Андерсон преследовал свои цели. Какие именно, мне неизвестно. — Она бросила на Грея взгляд и робко улыбнулась. — Я не собиралась говорить о себе, но рада, что ты заставил меня рассказать о. том, в чем я нипочем не призналась бы по своей воле.

— Правда? По-моему, мы слишком редко говорим о тебе. — Он взял руку Беркли, разжал ее пальцы и начал рассматривать линии ее ладони. — Может быть, объяснишь, что они означают?

— Попробуй сам.

— Ладно, Вот здесь указано, что ты выйдешь замуж.

— Тебе следовало посмотреть на мою ладонь неделю назад. Сэкономил бы семь дней, два вечера в опере и дюжину букетов.

— Ты сказала бы, что я все выдумал.

Беркли рассмеялась:

— Продолжай. Что еще ты видишь?

— Совершенно ясно, что у тебя будет только один супруг.

— Неужели?

— Да. И еще четверо… нет, пятеро детей.

— Очень интересно. Я предсказывала тебе столько же.

— Да ну? А я и Забыл.

— Что еще?

— Ты станешь матерью чужому ребенку.

— Нату.

— Именно. — Палец Грея переместился к другой линии. — А вот эта линия говорит о том, что в твоей жизни будет лишь один мужчина.

— Ох! — Беркли с деланным интересом посмотрела на свою ладонь. — Не подскажешь ли, когда я его встречу?

Грей тут же прижал ее к кровати. Она засмеялась, как маленькая девочка, но Грей, прильнув к ней губами, заставил ее умолкнуть. Его долгий крепкий поцелуй воспламенил Беркли, и она прильнула к губам Грея.

Наконец Грей отстранился и взглянул на нее.

— Я хочу быть твоим единственным мужчиной.

— Так и есть.

Они не отрываясь смотрели друг другу в глаза, их взгляды были красноречивее любых слов.

— Я тебя обожаю. Мне очень нравится, что ты усложняешь мою жизнь.

Беркли улыбнулась.

— А знаешь, ты был прав. — Темная брозь Грея приподнялась, и она поспешила объяснить:

— Я говорю о твоем имени… о том, кто ты такой и кем мог быть в прошлом. Это не имеет значения. Я тебя люблю.

Грей выпустил ее руки, и Беркли тут же обхватила его за шею и прижала к себе. Она поцеловала уголок его губ, подбородок, ямку на шее. Грей перевернулся на спину, и Беркли легла сверху. Приподняв ночную рубашку, он скользнул рукой между ее бедер. Она раздвинула их и оседлала Грея.

Приподнявшись, Беркли посмотрела на него. Его глаза потемнели. Беркли расстегнула запонки, распахнула его сорочку и провела ладонями от пояса до плеч. Грей прерывисто вздохнул, чувствуя, как от ее прикосновений его кожа пошла пупырышками.

Он снял сорочку, и ладони Беркли легли ему на плечи. Она прижалась к его губам дразнящим поцелуем, сначала едва ощутимым, потом все более крепким и страстным. Неторопливо лаская его, Беркли проникла между его губами, играла с его языком. Тело ее волнообразно задвигалось. Каждый раз, когда она меняла положение, смещаясь в ту или иную сторону, Грея охватывала сладостная истома.

Раздвинутые бедра Беркли скользили по его телу. Он еще не снял брюки, и это препятствие лишь возбуждало, приводило в исступление их обоих.

Грей распустил по плечам волосы Беркли, и они рассыпались, закрыв ее лицо. Она наклонилась, целуя его шею, потом спустилась к ключицам и замерла на его груди. Грей почувствовал прикосновение ее теплого языка. Повернув голову, она поцеловала его сосок, мягко ухватила его зубами и начала посасывать. Грей рывком выгнулся дугой ей навстречу, но Беркли приподняла бедра, и он негромко застонал.

Губы Беркли скользнули по его груди к животу, пальцы забрались под тесемку нижнего белья. Он хотел помочь ей расстегнуть пуговицы, но она отвела его руку в сторону, стянула брюки и трусы до колен, предоставив Грею самому избавиться от них. Мгновение спустя он почувствовал, как ее губы обхватили его напряженную плоть.

Грей закрыл глаза, ощущая только прикосновения ее рук и горячего влажного рта. У него перехватило дыхание, сердце неистово забилось, грудь налилась свинцовой тяжестью. В ушах шумела кровь, заглушая, все прочие звуки. Нежные прикосновения языка Беркли, тугое кольцо ее губ приводили его в исступление. Он издал стон наслаждения и потянулся к ней. Ее шелковистые волосы обтекали его пальцы, как поток неуловимой воды.

Он выгнулся дугой, сливаясь с Беркли, и схватил ее за руки. Она приподняла лицо, целуя его плоть и слизывая первые капли семени, выступившие на ней. Глаза Грея потемнели и чуть затуманились. По телу Беркли разлилась жаркая волна, она прижалась губами к губам Грея, приподнялась, впуская его в себя и окружая влажным теплом.

Ее лоно сжалось вокруг его плоти, и они погрузились в водоворот страсти, охваченные наслаждением. Бретельки ночной рубашки Беркли соскользнули с плеч, и мягкая ткань сползла ниже, обнажив ее грудь. Розовые соски превратились в тугие бугорки. Грей положил ладони на набухшую грудь, наслаждаясь ощущением ее тяжести. Беркли негромко застонала. Он потянул ее к себе, ловя ртом ее губы.

Беркли прерывисто дышала. Губы Грея опустились к ее груди, язык скользил по соску. Ощущение полной власти над телом Беркли, даже над ее дыханием, переполняло его неизъяснимым блаженством.

Бедра Беркли вздымались и опускались. Она мягко оседлала Грея, окружив его плотным влажным кольцом своего лона и задавая ритм движения их тел. Его руки скользнули по ее груди, опустились на талию.

Грею было достаточно лишь прикоснуться к ней. Как только его пальцы прижались к ее плоти, Беркли вскрикнула достигнув пика, но Грей продолжал ласкать ее, показывая, как долго может длиться наслаждение. Он перевернул Беркли на спину, и она обхватила его бедрами.

Из его груди вырвался хриплый стон. На мгновение глаза Беркли застлала пелена слез, и она моргнула, смахивая их с ресниц. Грей откатился в сторону. Их тела блестели от испарины, отражая свет ламп. Простыни и одеяла смялись. Придя в себя, Грей и Беркли расправили постель и опустили головы на подушки.

Грей повернулся к любимой. Ее глаза закрылись. Он смотрел на ее прекрасное лицо, изящно изогнутые брови, тонкие линии носа. Теперь, когда глаза Беркли были закрыты, Грей не мог заглянуть в их зеленые неземные глубины. Ее влажные губы чуть приоткрылись, дыхание стало мягким и ровным, щеки залил бледнорозовый румянец.

Грей вспомнил, что ее соски чуть темнее щек — точно того же оттенка, как и губы.

Подавшись к Беркли, он прикоснулся губами к ее лбу. На ее лице мелькнула улыбка, но она не шевельнулась. Перегнувшись через нее, Грей прикрутил фитиль лампы, оставив только крохотный язычок пламени. Обняв Беркли за талию, он закрыл глаза.

Когда Беркли проснулась, было еще темно. Она не знала, сколько проспала — несколько минут или часов. Беркли чувствовала себя бодрой, но ее томило смутное беспокойство. Выскользнув из объятий Грея, она тихо пошла в гардеробную, решив, что утром велит перенести сюда свои вещи. Теперь это их общая комната. Отныне ее платья будут висеть вместе с вещами Грея — его нижними рубашками с серебряной вышивкой и сюртуками безупречного покроя. Беркли дивилась своим мыслям. У нее никогда не возникало чувства общности с Андерсоном. Все, чем они владели, принадлежало только ему. Да и сама она была такой же его собственностью, как тросточка или башмаки.

Беркли отогнала неприятные воспоминания, налила в раковину холодной воды из кувшина, вытерла влажным полотенцем руки и лицо. Вода стекала по шее, скрываясь в ложбинке между грудей. Беркли сжала ткань в кулаке, выдавив еще несколько капель. Намокшая сорочка прилипла к телу. Расстегнув верхние пуговицы, Беркли распахнула ворот, обнажив груди, которые до сих пор оставались припухшими и чуть болели.

Ручеек воды пробежал по животу, исчезая в темном треугольнике между ног. Беркли поставила ногу на стул, приподняла подол сорочки, провела мокрым полотенцем по внутренней стороне бедер и промокнула между ног.

Неясный звук заставил ее обернуться. На пороге стоял Грей — темный силуэт, освещенный сзади лампой. Его лицо скрывалось в тени. Он судорожно вздохнул — это и был тот звук, который Беркли услышала мгновение назад.

Она выпрямилась, вынула из-под подола полотенце, сняла ногу со стула и неуверенно замерла.

Грей вошел в комнату и взял полотенце, выжал и намочил вновь. Не говоря ни слова, он поднял подол сорочки Беркли и сам вымыл ее. Лишь однажды его ладонь коснулась внутренней поверхности ее бедер, и Грей тут же отдернул руку. Шелковистая кожа Беркли казалась ему влажной и прохладной. Он швырнул полотенце в раковину и взял лицо жены в ладони. Грей поцеловал ее, щекоча губами.

— Я хочу тебя. Я проснулся от желания. — Он прислонил Беркли спиной к стене, прижался к ней и услышал ее судорожный вздох. — Я не слишком тороплю события? Может, тебе уже хватит?

— Нет. Не хватит.

Затрещала разорванная ткань, и сорочка упала на пол. Беркли прижалась к Грею всем телом. Внезапно он рывком поднял ее, притиснув к стене. Беркли запрокинула голову, чувствуя, как его губы прижимаются к ее шее, и понимая, что там останется след, своеобразное клеймо. До сих пор она не ощущала себя его собственностью. Все, что Беркли отдавала ему, возвращалось сторицей.

Дыхание с хрипом вырывалось из груди Грея. Он вновь и вновь вонзался в нее, прижимая к стене. Губы Беркли раскрылись в беззвучном крике. Она казалась Грею невесомой. Он толчками врывался в ее тело, и, наконец, ягодицы Беркли приподнялись в его руках, побелевшие пальцы впились в его плечи, стройное тело задрожало и замерло. Охваченный судорожным спазмом, Грей удерживал ее на месте до тех пор, пока не прекратило извергаться семя.

Беркли почувствовала, что ее спина скользит по стене. Она вцепилась в Грея, и тот, осторожно отделившись, опустил ее на пол. Целую минуту они сидели рядом, чуть ошеломленные, наслаждаясь чувством полного удовлетворения, и не могли произнести ни звука. Наконец Грей поднял сорочку и подал ее Беркли.

— Кажется, я порвал ее.

— Не кажется, а точно. Не беда, зашью.

Что за глупость — говорить в такую минуту о какой-то тряпке, подумал Грей. Плевать он хотел на рубашку. Его тело до сих пор хранило воспоминания о том, как он прижимал Беркли к стене, рывками вонзаясь в ее плоть. За все это время она не издала ни звука, если не считать жалобного стона, слетевшего с ее губ.

— Я сделал тебе больно? — спросил Грей. — Входя сюда, я не думал… не ожидал…

— С тобой мне ни разу не было больно.

— Не правда. В первый раз я заставил тебя страдать… была кровь. Ты ушла от меня. Взяла простыни и исчезла. Тебе было больно, я знаю.

Беркли погладила Грея по щеке и, подавшись к нему, ласково поцеловала.

— Ты доставляешь мне наслаждение, а все остальное не в счет. — Она поднялась на колени и стыдливо прикрылась сорочкой. Тусклый свет из соседней комнаты вырвал из темноты ее плечо. — Иди в постель. Я задержусь на минуту.

Легким плавным движением Грей поднялся на ноги. Беркли не могла оторвать от него взгляда, залюбовавшись крепким стройным телом, глянцевито блестящими упругими мускулами.

— Оставь маленькую щелочку, — попросила она, глядя ему вслед.

Грей собирался оставить дверь открытой настежь, но догадался, что Беркли опасается, как бы он вновь не накинулся на нее. Усмехнувшись, Грей лег в постель и накрылся одеялом. Несколько минут спустя, пришла Беркли, От нее слегка пахло мылом и лавандой. Она оставила сорочку, в гардеробной, и ее тело окружал только легкий аромат.

— Как прошла наша свадьба? — спросила она. — Все ли я сделала так, как надо? И не опозорилась ли?

— Лучшего нельзя и желать. Ты была прекрасна. Помнишь хоть что-нибудь?

— Уж кто бы обвинял меня в забывчивости, только не ты. И все же, признаться, я не помню, что происходило после того, как ты взял меня за руку. В памяти остались мои ощущения, но я не имею понятия о том, что делала.

— Ты произнесла все приличествующие случаю слова. Могу привести целую толпу свидетелей и они поклянутся в этом. Потом ты начертала свое имя в нашем брачном договоре.

Грей улыбался, но Беркли видела, что оборот, который приняла беседа, чуть обеспокоил его.

— А какое имя написал ты сам? — спросила она.

— Свое. Мистер Грей Джейнуэй. Именно так меня сейчас зовут. И не важно, кем я был в иные времена и в других местах.

— Неужели? — Беркли приподнялась и посмотрела на него. — Ты когда-нибудь задумывался над тем, какое выбрал имя? Ты позаимствовал его у корабля, но оно могло появиться и другим путем.

— Что из этого?

— Не кажется ли оно тебе хотя бы отдаленно знакомым?

Руки Грея потянулись к шее. Он вспомнил мучительную боль, охватившую его в тот миг, когда он впервые назвал себя на борту «Леди Джейн Грей». Воскресить ее в памяти было нетрудно. Боль вернулась к нему с прежней неистовой силой.