"Борт С747 приходит по расписанию" - читать интересную книгу автора (Незнанский Фридрих)

Глава 11 Дальнее зарубежье

Фрау Маргарита Лангман, интеллигентная женщина среднего возраста, направлялась на юг, в небольшую деревеньку, где когда-то жил известный русский художник Кандинский. Об этом ее попросил знакомый российский искусствовед — нужно было для книги сфотографировать сам дом, мемориальную доску на нем и сделать несколько видовых снимков деревни. Там действительно есть чем полюбоваться.

Фрау Маргарита знала эту дорогу как свои пять пальцев. Она часто возила сюда из Нюрнберга многих знакомых. Места здесь на редкость живописны даже на общем фоне Германии, где много красивеньких деревень и городков. Перед выездом она кое-что уточнила по схеме, в частности, где находятся бензоколонки. Посмотрела, сколько бензина осталось в баке, прикинула, когда он кончится. У фрау Лангман была привычка заправляться, израсходовав содержимое бака до последней капли.

Остановившись у колонки на второстепенной дороге, женщина вышла из машины и приветливо улыбнулась молодому заправщику-турку:

— Мне, пожалуйста, полный бак девяносто пятого. Сорок литров.

Заправщик согласно кивнул, а фрау Лангман направилась к магазину, где находилась касса. Там она достала из сумочки пластиковую карточку, которой собиралась расплачиваться. При этом ключи от машины положила на прилавок.

Помещение представляло собой типичный придорожный мини-маркет, торговавший разнообразной всячиной, начиная от автомобильных запчастей и кончая свежими булочками и газетами. Сейчас помимо фрау Маргариты в магазине находились двое молодых людей, с заинтересованным видом разглядывавших витрины с товарами. Ознакомившись с ассортиментом, один из них встал в кассу рядом с фрау Лангман. В тот момент, когда она подписывала чек, парень ловким движением схватил со стойки ключи и в мгновение ока передал проходившему мимо товарищу, который вразвалочку вышел из магазина.

Рассчитавшись за бензин, фрау Маргарита хотела было отойти, как вдруг обнаружила исчезновение ключей.

— Где мои ключи? — с возмущением обратилась она к стоявшему за ней молодому человеку приятной наружности. Тот молча смотрел на нее и вежливо улыбался. Наверное, иностранец, не понимает по-немецки.

— Ключи, — повторила она и для наглядности сделала рукой движение, будто поворачивает ключ в замке. Однако пантомима оказалась излишней. Молодой человек все понимал. Лучезарно улыбаясь, он сказал:

— Я не видел. По-моему, тут ничего не было.

На минуту фрау Лангман засомневалась, выложила ли она ключи на прилавок. В последнее время у нее появились кое-какие признаки рассеянности. То забудет выключить электроплиту, то не вытащит из розетки шнур стиральной машины, то оставит в магазине покупку. Может, она по ошибке положила ключи в карман? Фрау Маргарита похлопала себя по карманам брюк и пиджачка. Там ничего не было, да, по идее, и не должно быть: чтобы карманы не оттопыривались, она в них ничего не клала, предпочитала все носить в сумочке, каждую вещь в своем отделении. Заглянула в сумочку, в карманчик, где обычно держала ключи от машины, — он был пуст.

Вдруг фрау Лангман похолодела от ужаса: она услышала звук заведенной машины, и не просто звук, а хорошо знакомое гудение ее «Ауди». Молодой человек стремительно вышел из магазина, женщина последовала следом. Так и есть — за рулем ее машины кто-то сидит, она того и гляди тронется с места.

Заправщик, который собрался было подойти взять чек за оплаченный бензин, почувствовал, что дело неладно: женщина приехала сюда одна, а в машину почему-то садится парень. Неужели это угон?

— Эй, господин! — крикнул заправщик и приблизился к машине со стороны водительской дверцы. — Мне кажется, здесь была…

Однако в этот момент второй молодой человек, подбежав, толкнул турка так сильно, что тот сделал несколько шагов назад, споткнулся о крышку резервуара и упал, ударившись копчиком. А второй угонщик мгновенно успел запрыгнуть в машину с правой стороны, и «Ауди» сорвалась с места.

В этой ситуации завидное хладнокровие и наблюдательность проявила кассирша, она же продавщица магазина. Молодая пышноволосая толстуха позвонила в полицейское управление и рассказала дежурному про угон, перечислив все нужные подробности:

— Только что произошел угон автомобиля «Ауди ТТ», белого цвета, номер семьдесят шесть-восемнадцать, индекс баварский. В машине уехали двое молодых парней. Один в джинсовом костюме и клетчатой рубашке, второй в вельветовых брюках с широким рубчиком, пиджак у него светлый, с зеленоватым отливом. Они поехали в сторону города.

Услышав, что угонщики направились в город, дежурный полицейский удивился. Хотя в таком маневре есть резон: сообщение об угоне будет передано всем экипажам, патрулирующим в округе. На загородных дорогах эта «Ауди» будет на виду, найдется масса свидетелей, ее легко удастся вычислить. В городе ей сподручней затеряться. К тому же не исключено, у преступников имеется местечко, где можно спрятать машину. Спрячут, месяц-другой та простоит в укрытии, за это время жулики смогут даже перебить номера и в один прекрасный день спокойно поедут туда, куда им понадобится.

Как показали дальнейшие события, второй вариант оказался более реальным. Медленно ехавшая по городу одна из патрульных машин с двумя полицейскими только приняла сообщение, как буквально у нее перед носом, по встречной полосе, прошмыгнула белая «Ауди ТТ» с указанным номером, в ней находились оба угонщика в таких же нарядах, которые были описаны работницей бензоколонки. Никаких сомнений тут быть не могло — они.

Развернувшись, полицейская машина обогнала «Ауди» и через микрофон велела угонщикам остановиться возле тротуара. Жулики и не подумали подчиняться донесшемуся через микрофон распоряжению. Больше того, остановившись, они, рискуя столкнуться, подали метров пятьдесят назад, после чего свернули направо.

Это было ловкое коленце. Полицейскому «БМВ» не с руки подать назад, поскольку после переключенного на зеленый светофора на улице появился пелетон машин, занимавший все три полосы. Однако, на беду угонщиков, полицейские успели передать по рации, на какую улицу те выехали, а там оказался еще один полицейский экипаж.

И тут началась бешеная погоня. Машины с шумом мчались по узким улицам городка, лихо лавируя между домами. Продолжаться долго это не могло — если не обращать внимания на светофоры, рано или поздно «Ауди» в кого-нибудь врежется. Врезаться можно и просто на большой скорости, можно и сбить пешехода. Поэтому на одной из улиц, заметив впереди большую пробку, угонщики, остановив автомобиль, одновременно выскочили из него и попытались удрать.

Они сразу разделились — один быстро перебежал на другую сторону улицы и помчался налево, второй что было мочи рванул направо. Патрульная машина остановилась возле угнанной «Ауди», и полицейские в свою очередь тоже разделились. Один побежал направо, куда помчался парень в вельветовых брюках и салатовом пиджаке. Спринтер из него получился неважнецкий. Во всяком случае, расстояние между ним и стражем порядка сокращалось на глазах. Преступник оглянулся, увидел атлетическую фигуру мчащегося за ним полицейского и понял, что у него нет никаких шансов на спасение. Вдобавок он уже устал, задыхался. Поэтому он остановился и поднял руки вверх.

— Можешь опустить, — чуть насмешливо сказал догнавший его бравый лейтенант, который, как ни странно, почти не запыхался. — Мне так будет удобней.

Угонщик покорно опустил руки. Полицейский с видимым удовольствием защелкнул на них наручники.

У второй пары силы оказались примерно равны. После нескольких поворотов они очутились на улице, застроенной старыми и новыми многоквартирными домами. К счастью для беглеца, здесь имелись дворы, металлические решетки и заборы, подворотни. Они пробежали мимо детского сада, школы, школьного стадиона. У преступника намечался шанс удрать. Он с разбега перемахнул через ограждение площадки для катания на роликовых коньках. Если ему удастся пересечь эту площадку до того, как полицейский на ней появится, он солидно от него оторвется и сможет спастись.

Полицейский тоже это понял. Добежав до металлической ограды площадки, он увидел угонщика на другой стороне. Еще какие-то секунды, и преступник перелезет через ограждение и скроется. «Площадка пустая, опасности подстрелить случайного человека нет, — замелькало в мозгу. — К тому же стреляю отменно. Если же этого субчика сейчас упустить, потом мороки не оберешься его разыскивать».

Полицейский выхватил из кобуры пистолет и в тот момент, когда угонщик перекинул одну ногу через ограду, выстрелил, попав ему в щиколотку. Парень хотел было сделать усилие, чтобы упасть по ту сторону ограды, однако не сумел и, крича от боли, свалился на площадку. Полицейский с довольным видом заломил ему руки за спину и защелкнул наручники.

— Курт, я его догнал, — сообщил он по мобильнику своему коллеге. — Только пробежали мы чуть ли не марафонскую дистанцию, к тому же мне пришлось в угонщика стрелять.

— И ты, конечно, попал?

— Неужели нет, — осклабился полицейский, утирая рукавом кителя пот со лба.

— Так ты что, убил его?

— Да нет же — в ногу попал. Зачем убивать?! Я нарочно выстрелил в ногу. Так что, давай присылай санитарную машину.

— Как улица называется?

— Если б я знал. — Он повернулся к начавшим собираться зевакам, спросил название улицы и продиктовал напарнику. — Будем стоять возле дома номер двадцать два.

…Все уладилось более или менее удачно. Фрау Лангман оказалась женой известного не только в Баварии человека, влиятельного земельного политика. Полицейские, особенно начальство, были счастливы, что удалось, можно сказать, предостеречь машину от угона. Та проехала всего несколько километров и уже была задержана. Прошел еще час, и автомобиль возвращен хозяйке. Это ли не чудо профессиональной расторопности! Это ли не оперативная работа, заслуживающая самой высокой похвалы!

Теперь следовало разобраться с угонщиками. Установить, что это за типчики. Тот, который сдался добровольно, немец, житель приграничного Франкфурта-на-Одере.

Временно безработный, раньше был авиационным механиком. Не судим, на учете в полиции не состоял.

Второй, которого ранили в ногу, оказался выходцем из России по фамилии Начеткин. В Германию прибыл по приглашению, причем приезжал сюда очень часто, у него оформлена долгосрочная виза. Побудет неделю или две, после чего уезжает на родину. Потом опять приезжает сюда. Так и циркулировал. Зачем, спрашивается? Надо будет разобраться. Не похоже, что его интересовала культура страны Гете и Шиллера. У молодчика другие интересы. Сейчас русский с простреленной ногой находится в тюремной больнице. Через несколько деньков Начеткин поправится, тогда можно будет допрашивать. Напарник его тоже арестован, находится в той же тюрьме, но общаться им не позволят.

Обо всем этом полицмейстеру доложил начальник розыскного отдела. Поблагодарив его, шеф сказал:

— Допросы обоих начнем, когда русский выйдет из больницы.

— Логично. Тут особой спешки нет.

— Сейчас только нужно обоих сфотографировать и разослать снимки туда, где занимаются делами об угоне. Сделать не просто портреты, а ростовые снимки, в одежде. Пусть покажут пострадавшим, чьи автомобили до сих пор не найдены. Может, кто-нибудь их узнает. Возможно, за плечами у этих мерзавцев не один угон.

— Скорей всего, так и есть. Они вели себя не как новички.

Фотографии были подготовлены самым тщательным образом. Обоих преступников нарядили в ту самую одежду, в которой они были арестованы. При этой процедуре немец вел себя безропотно, а его российский напарник пытался оказать посильное сопротивление, ссылаясь на больную ногу, через которую не пролезает брючина. Однако все его стенания не возымели действия. Снимки делались цифровым аппаратом и были быстро разосланы по электронной почте.

Первым на послание баварских полицейских откликнулись коллеги из маленького Потсдама. Их земляк, директор местного музея Бурхардт Вернер, узнал на фотографии парня, угнавшего его «Мерседес» цвета кофе с молоком. Все происходило в Берлине, средь бела дня, угонщик не таился. Стоял на краю тротуара. Потом он еще поругался с какой-то девушкой, неясно, сообщница это или случайный человек. Вернер помнил, что по-немецки парень говорил с явным акцентом.

Это был российский гражданин, ныне находящийся в тюремной больнице.

Буквально на следующий день пришло аналогичное сообщение непосредственно из Берлина. Гражданин Генрих Фюнфман почти уверен, что изображенный на фотографии парень в джинсовом костюме и есть тот самый преступник, который недавно угнал его черный «БМВ». Хитростью выманил его из машины — прицепил к бамперу связку пустых консервных банок, а когда Фюнфман вышел, чтобы их отцепить, быстро забрался в машину и был таков. Дело происходило ночью, но поскольку Фюнфман случайно остановился рядом с фонарным столбом, он более или менее разглядел внешность угонщика.

— Теперь ясно, зачем этот русский подолгу находится у нас, — сказал полицмейстер своему заместителю, довольно потирая руки. — Это профессиональный угонщик.

— Многие машины от нас перегоняются в Россию. Я бы сказал, большинство из угнанных. Хорошо бы выяснить, куда они передавались на следующем этапе, — задумчиво произнес заместитель. — Известно, что в Россию они поступают с переделанными номерами двигателя и кузова.

Иначе их потом не продать. Значит, номера перебивают либо у нас, либо на худой конец в Польше.

— Сейчас есть реальный шанс это выяснить. Разумеется, это не решит проблему в целом…

— И в то же время сильно поможет ее решению, — подхватил заместитель. — Ведь каждый участник международной аферы является маленьким звеном очень длинной цепочки.

Этот разговор состоялся утром. А днем, в начале четвертого, молодой врач тюремной больницы Курт Дорфхайм отправился в палату, чтобы сделать перевязку раненому угонщику. Вообще-то он должен был сделать раньше, но, сидя в ординаторской, несколько замечтался: думал о том, как странно распорядилась судьба, занеся его, отличника медицинского факультета столичного университета, в провинциальный городок, да вдобавок в тюремную больницу.

Наконец, оторвавшись от своих невеселых дум, Курт пошел в четвертую палату. Здесь, как и во всех остальных, тоже находился один человек. С этим русским у врача сразу возникла взаимная антипатия, они почти не разговаривали друг с другом. Любые приказания медика раненый выполнял молча, злобно посверкивая глазами или недовольно морщась. К тому же он плохо говорил по-немецки. Когда пациент чего-нибудь не понимал, Курт делал, что требовалось, без лишних слов: переворачивал на другой бок, сгибал ногу, отодвигал руки.

Сейчас при его появлении больной даже не шелохнулся. В этом ничего удивительного нет: после обеда большинство пациентов спали. Прежде чем снять повязку, доктор приготовил тампон и дезинфицирующий раствор, затем дотронулся до плеча больного, чтобы разбудить его. Тот не проснулся, и Курт потряс его посильнее. Опять никакой реакции. И только тут врач почувствовал, что под его рукой находится холодеющее тело: пациент был мертв.

Дорфхайм в ужасе покинул палату и почти бегом направился к главному врачу. Того он перехватил в коридоре у входа в ординаторскую и выпалил:

— Господин Штюнинг, больной из четвертой палаты умер!

— А кто там у нас? Огнестрельное ранение?

— Да, русский угонщик.

Пожилой врач взглянул на него с едва уловимой усмешкой:

— Вы хотите сказать, что он умер от ранения в ногу?

— Я не знаю, от чего. Просто я сейчас вошел, а он мертвый.

— Пойдемте туда! — нахмурился Штюнинг.

И забавная парочка — лысый молодой человек и пожилой с пышной шевелюрой — быстро направилась в четвертую палату.

— Тут уже ничего не сделаешь, — осмотрев покойника, вздохнул главврач. — Похоже, ему ввели препарат, вызвавший остановку сердца.

— Я никаких уколов ему не делал! У меня и мысли такой не было.

— Да в этом никто не сомневается.

— Тогда кто?

— Кто? — откликнулся врач и сокрушенно покачал головой. — В криминальном мире, мой милый Дорфхайм, действуют свои законы. Действия преступников скрыты от глаз нормальных людей. Нам с вами не под силу узнать, кто убил этого человека. В этом может разобраться только полиция. Но даже ей придется нелегко.

— И часто такое случается? — испуганно поинтересовался Курт.

— У нас за пять лет существования это впервые. В других тюрьмах, слышал, бывало. Но крайне редко. Во всяком случае это сенсация. Тем более что погиб иностранный гражданин, подданный другого государства. Представляю, какой шум сейчас поднимется.

— В прессе?

— Насчет прессы я как раз не уверен. Возможно, от нее этот инцидент удастся до поры до времени утаить. А вот полицейскому управлению, увы, придется сразу сообщить. Это моя обязанность. Вот там-то и начнется переполох…

Андрей позвонил Багрянцеву и спросил, кто ведет следствие по делу о гибели Святковской.

— Еще не узнавал. А что?

— Хотелось бы ознакомиться с материалами следствия. Сам понимаешь для чего.

— Хочешь сказать, ее гибель связана со злополучными страховками?

— А ты сомневаешься?

— Безусловно нет, — вздохнул Сергей Константинович.

— Как раз я чем-нибудь могу помочь следствию. Вряд ли им известно про возню со страховками.

— Ладно, я узнаю в ОВД про следователя и перезвоню тебе.

Багрянцев позвонил через час с небольшим:

— Узнал я про следователя. Он из лобненского ОВД — Казовский Михаил Григорьевич.

— Ты с ним знаком?

— До сегодняшнего дня не был знаком, зато сейчас, правда, заочно немножечко знаком. Я ему позвонил, все рассказал и договорился, что мы с тобой к нему подъедем.

— И он все нам покажет?

— Он надеется, что ты можешь помочь следствию.

Сегодня у Корешкова накопилось много дел в агентстве. Тем не менее он договорился с генеральным директором, что тот отпустит его на часок пораньше. И так-то они с Багрянцевым приедут в Лобню поздно, Казовский из-за них задерживается, неудобно.

Михаил Григорьевич встретил их в своем маленьком кабинете радушно. Ему пятьдесят с небольшим, лицо круглое, с пышными усами, за стеклами очков щурятся лукавые глаза. Он очень улыбчивый, разговаривать с ним — одно удовольствие.

Казовский показал москвичам все, что мог: протокол осмотра места гибели Святковской, заключение судмедэкспертизы, показания участников, точнее, участника — водителя поливальной машины — и свидетелей, фотографии разбитых машин и трупа Надежды Николаевны.

Из протокола осмотра места происшествия было ясно, что Святковская ехала с невероятной скоростью, под двести километров, в результате — очень длинный тормозной путь. Признаков алкоголя не обнаружено ни у Надежды, ни у водителя поливальной машины Хромченко. Почему он, выезжая на трассу, не пропустил ехавшую там машину? Она была очень далеко. Поэтому он спокойно выезжал. Начал поворачивать, а она тут как тут. Да и сама объехать его могла, что ей мешало?…

Андрея особенно заинтересовали показания свидетелей ДТП. Их было трое — мотоциклисты, которые, услышав сзади сильный удар, развернулись и поехали на место аварии. Они-то и вызвали милицию и «скорую помощь».

— Первые показания у них взял гаишник. А вы с этими байкерами тоже разговаривали? — спросил Корешков.

— С каждым по отдельности, — ответил следователь. — Как положено. Это я сделал в первую очередь.

— И все утверждают, что оказались на месте ДТП случайно. Ночью, далеко от Москвы, на шоссе, отнюдь не являющемся местом излюбленных байкерских тусовок.

Казовский пожал плечами:

— Так-то оно так, подозрительно. Только у нас нет никаких доказательств злонамеренности их действий. Сомневаюсь, были ли они знакомы со Святковской. Они такое знакомство отрицают. Что там у них произошло на самом деле, мы вряд ли узнаем. Кстати, водитель поливальной машины их показания подтверждает.

— А что он может подтвердить? — удивился Андрей. — Разве он их знает?

— Нет. В том смысле, что они действительно ехали намного впереди «Ауди». Он, когда выезжал на трассу, как раз эту троицу пропустил, а машина Святковской в то время была далеко слева.

Андрей еще раз пробежал глазами протокол показаний свидетелей, составленный на месте происшествия. Потом спросил:

— Михаил Григорьевич, эти трое мотоциклистов равнозначные фигуры или среди них имеется лидер?

— Да, есть лидер. Это Геннадий Порошкевич по прозвищу Гризли. Фигура широко известная в узких кругах.

— Байкерских?

— Не только. Скорее, криминальных.

— И что вам удалось выяснить про этого представителя мира животных?

Следователь закурил и сказал:

— Подонок. Самый что ни на есть ярко выраженный подонок. Но изворотливый, сволочь, каких свет не видел. Вечно у него другие оказываются виноваты, а он ни при чем.

— То есть уже выявлена такая закономерность?

— Да. Боюсь, и в этот раз ничего не удастся доказать.

— Посмотрим, — сказал Андрей, кладя на стол протокол допроса.

— Понимаю ваше благородное стремление во всем разобраться, — улыбнулся Казовский. — Только порой обстоятельства сильнее нас. Скорей всего, гибель Святковской будет классифицирована как несчастный случай.

— И тогда дело закроют?

— А что еще остается? — развел руками следователь.

Москвичи встали, собираясь уходить. Корешков поблагодарил Михаила Григорьевича за то, что он разрешил познакомиться с материалами следствия.

— Сергея Константиновича благодарите, — кивнул тот в сторону Багрянцева.

На обратном пути сидевший за рулем Сергей предложил:

— Давай где-нибудь остановимся, перекусим. Маленько проголодался.

Андрей охотно поддержал эту идею, он и сам в течение дня почти ничего не ел. Тут как раз они увидели вывеску кафе «Вечный зов». Разве можно не поддержать коммерцию людей, придумавших для своего общепитовского заведения столь остроумное название?!

В небольшом помещении разместились с десяток деревянных столов, возле каждого по четыре массивных стула. Примерно половина столиков была занята посетителями, все компании маленькие, тихие, непьющие, значит, из проезжающих. Раз водителю пить нельзя, другие тоже из солидарности не станут.

Друзья заказали себе по полному обеду.

Андрей снял очки. С момента его драки с четырьмя бандитами на парковке возле «Левиафана» прошло всего два дня. Синяки и ссадина на скуле по-прежнему украшали его лицо, хотя площадь ссадины уменьшилась, а «фонари» значительно посветлели. Вид у него сейчас был взвинченный, глаза сверкали нервным блеском. Сразу это заметивший Багрянцев с укоризной произнес:

— Андрей, ты паршиво выглядишь. Что с тобой происходит?

— Почти не спал эти дни.

— Так подействовала гибель Святковской? А если это любовь, да?

— Нет, — огрызнулся Корешков. — Никакая это не любовь. Даже не дружба. Есть другие причины для бессонницы. Неужто сам не понимаешь?!

— Если я правильно понимаю, то тебе следует прекратить пороть горячку. Поезжай домой, как следует отоспись.

— Сереж, прошу: не давай мне полезных советов. У меня для этого дела есть две бабушки.

Багрянцев пожал плечами:

— Ну, как хочешь. Просто я знаю то, что неизвестно им.

— Что ты имеешь в виду? — подозрительно прищурившись, спросил Корешков.

Подошла официантка, которая принесла хлеб и приборы. Когда она удалилась, Сергей сказал:

— Я знаю, ты вбил себе в голову, что виноват в гибели этой девушки. Это очень навязчивая идея и к тому же плохая, хотя с психологической точки зрения понятна. Я так же обвинял себя, когда у меня на руках умерла мать. Я тогда согласился на опасную командировку. Она нервничала, просила меня отказаться, а я все-таки поехал. Больше того, чтобы она не оставалась у себя дома одна, я привез ее к нам, чтобы Тамарка за ней следила. Мать тогда плохо себя чувствовала. Возможно, ей эта поездка на машине тоже повредила. Так либо иначе, через неделю утром я вернулся, а вечером мать скончалась. И я тоже винил себя в ее смерти, пока один психолог не посоветовал мне, грубо говоря, не травить напрасно душу. Так и здесь. Рано или поздно эти мазурики все равно бы попались. И любой, кто принялся бы расследовать их аферу, вынудил бы их начать заметать следы. Это и ежу ясно. Оба помолчали.

— Это ты прав. Девушку не воскресишь, — после паузы произнес Андрей. — Однако неписаный закон выше Уголовного кодекса.

— Я же слова про кодекс не сказал, — удивился Багрянцев.

— Не сказал, но все равно это сквозило у тебя в подсознании. А я считаю, смерть искупается только смертью.

Багрянцев почувствовал излишне агрессивное настроение товарища и завел разговор о том, что человек не должен самостоятельно присваивать себе функции присяжных заседателей и уж тем более судьи. Он сослался на только что нашумевший пример — бывший боксер застал педофила, насилующего его десятилетнего сына, и убил его.

— Твоему сыну тоже десять лет, — вставил Андрей. — Если все было так, как рассказывают, ты на месте этого боксера поступил бы иначе?

— Нужно учесть, кто рассказывает. Сам боксер и рассказывает. Один человек, других подтверждений нет. Сейчас идет следствие. Еще даже нет результатов экспертиз, ни одного. А все кругом кричат, что приговор боксеру должен быть оправдательным. Куда это годится?!

— В данном случае ты выступаешь как адвокат дьявола.

— Да уж лучше так, чем внедрять новые образцы поведения, что проскальзывают сплошь и рядом.

— В каком смысле?

— В прямом. Отовсюду доносится: мсти, убивай — и станешь героем. Самый наглядный пример с осетинцем, который убил швейцарского авиадиспетчера. Встречали как героя, брали автографы, снимали для телевидения, в республике сделали заместителем министра.

— Так ведь других героев сейчас нет! — воскликнул Андрей. — Да и почему им не появиться, если государство перекладывает защиту закона на плечи граждан!

— С этим трудно не согласиться. Государству такая политика вдвойне выгодна. Во-первых, граждане сами решат свои проблемы, не нужно напрягать правоохранительные органы. Во-вторых, совершающие самосуд сами превращаются в нарушителей закона, и это усиливает их зависимость от государства. Поэтому нас с тобой самосуд не должен восхищать. Если все так начнут поступать, то страну захлестнет совершенно неуправляемая волна преступности. Даже не волна — цунами.

— Но если судебная система неэффективна! Своей коррумпированностью она провоцирует людей выходить на тропу войны, руководствоваться в своих действиях эмоциями. Кстати, суд присяжных тоже не столько правовой, сколько эмоциональный. И каждый рядовой человек тоже способен решать свои проблемы самостоятельно.

— Ну, знаешь ли, от тебя слышать подобные речи удивительно. Тоже мне Робин Гуд выискался. После таких слов у меня появилось желание надеть на тебя… — Сергей запнулся.

— Смирительную рубашку? — хмыкнув, подсказал Корешков.

— Пожалуй, это слишком. А вот наручники — в самый раз.

— Если ты серьезно полагаешь, это что-то изменит, пожалуйста. — Андрей протянул ему руки. — Защелкивай. Пока не поздно.

В это время к их столику очень кстати подошла официантка с подносом, и Багрянцев примирительно засмеялся:

— Уже поздно. Теперь тебе руки понадобятся, чтобы взять у девушки тарелку с борщом и есть. Приятного аппетита!