"Печаль палача" - читать интересную книгу автора (Лейбер Фриц)

Фриц Лейбер
Печаль палача


И было небо, серое от века. И была земля, далекая от века. И был некто, печальный от века.

Восседая на своем скромном, выложенном черными подушками троне, что стоял в одном из многочисленных залов замка, расположенного в самом сердце Страны Теней, принц Смерть покачал головой, потер бледные, с синевой виски и поджал лиловые с серебристым отливом губы. Он был облачен в кольчугу и перепоясан черным, отделанным тускло сверкающими маленькими серебряными черепами ремнем, к которому прицеплен был обнаженный клинок.

Хотя принц Смерть владычествовал всего лишь над миром Нихвона, проблем у него хватало. За двадцать последующих ударов сердца ему предстояло задуть фитили множества человеческих жизней. Да, стук сердца принца Смерть разносился под землей гулом свинцового колокола, и в каждом ударе было что-то от вечности, однако длились они, увы, все же не так долго, как хотелось бы. Вот уже осталось девятнадцать. А Повелители Неизбежности, которым покорялся принц Смерть, еще не получили своей дани.

Посмотрим, что мы имеем, подумал принц. Внешне он был совершенно спокоен, ничто не выдавало его озабоченности. Так, сто шестьдесят крестьян и дикарей, двадцать кочевников, десяток воинов, двое нищих, шлюха, купец, священник, аристократ, ремесленник, король и двое героев. Вроде бы все сходится.

За три удара сердца он выбрал из общего числа сто девяносто шесть человек и наслал на них погибель. Крошечные ядовитые демоны в их телах объединились в неудержимые орды. У кого-то оторвался и закупорил венозный сосуд тромб, у кого-то в конце концов не выдержала хрупкая стенка артерии; ползун по скалам внезапно поскользнулся на неизвестно откуда взявшемся комке грязи; кто-то повстречался с наученной укусить гадюкой, кому-то повезло наступить на скорпиона.

Нарушив суровые правила собственного поведения, принц Смерть позволил себе слегка позабавиться с королем. На крохотную долю секунды он погрузился в размышления об участи нынешнего правителя Ланхмара, главного города одноименной страны в мире Нихвона. Правитель был мягкосердечным человеком с ученым складом ума, любил по-настоящему только семнадцать своих котов, однако зла не желал в Нихвоне никому и то и дело отбирал у Смерти добычу, прощая злодеев, примиряя враждующие семейства, посылая обозы и ладьи с зерном в голодающие провинции, выпуская на волю зверушек, подкармливая голубей и покровительствуя изучению медицины и иных добрых наук. Он был для подданных холодным родником в жаркий день; жил в мире спокойствия и мудрости, который сам по себе влагал в ножны мечи, разжимал кулаки и сглаживал морщины на насупленных лбах.

Тем не менее именно в это мгновенье, повинуясь велению принца Смерть и исполняя его хитроумный, не до конца ему самому понятный замысел, по запястью монарха Ланхмара скользнули острые коготки любимого королевского кота, которые ревнивый племянник монаршей метрессы накануне вечером смазал быстродействующим ядом редкой змеи из тропических джунглей Клиша.

Однако с оставшейся четверкой, а в особенности - с двумя героями, принц Смерть намеревался расправиться так, как подскажет ему вдохновение. В тот же миг перед его мысленным взором предстал Литкил, Безумный Герцог земли Ул-Храсп. Стоя на высоком балконе, герцог любовался схваткой троих вооруженных ятаганами с зазубренными лезвиями берсерков с севера с четырьмя полупрозрачными демонами, которые размахивали кинжалами и боевыми топорами. Подобные кровавые зрелища доставляли Литкилу громадное удовольствие. По чистой случайности в этой схватке сошлись почти все воины из того десятка, который обрек на гибель принц Смерть.

Припомнив, как верой и правдой служил ему долгие годы Литкил, принц Смерть на долю мгновения заколебался. Но даже лучшим из слуг приходится со временем давать расчет, и потом, ни в одном из миров, о которых доводилось слышать принцу, - и уж, конечно, не в Нихвоне - не ощущалось недостатка в палачах-добровольцах, в том числе таких, кто был кровожаден по натуре, кто не знал усталости и кто был склонен к немыслимым извращениям.

Поэтому, не тратя времени даром, принц Смерть мысленно окликнул одного из четверки демонов, последнего в строю. Повинуясь зову, тот поднял голову. Его зияющий пустотами глазниц череп повернулся к Литкилу, и прежде чем двое стражников, что стояли по бокам от Безумного Герцога, успели заслонить своего господина щитами, занесенный для удара топор демона раскроил Литкилу лоб и переносицу.

Литкил еще не рухнул на камень балкона, стражники не наложили еще на тетивы стрелы, чтобы отомстить убийце, обнаженная рабыня, которую обещали в награду гладиатору-победителю - правда, зачастую получать трофей оказывалось некому, - еще не набрала в грудь воздуха для истошного вопля, а волшебный взор принца Смерть уже переместился в иное место. Его манил Хорбориксен, цитадель Короля Королей. Там принц, мельком оглядев Большой Золотой Дворец, отыскал грязную мастерскую, где лежал на убогом тюфяке изможденный старик, которому больше всего на свете хотелось, чтобы холодный утренний свет^ который проникал внутрь сквозь оконца и прорехи в крыше, не затмил бы серебристого сверкания паутин, что причудливыми арками и сводами нависли над его головой.

Этот старик, которого звали Горекс, был искуснейшим кузнецом Хорбориксена, а быть может, и всего Нихвона, создателем множества мудреных приспособлений. Однако минувший год утомил его, и он потерял всякий интерес к работе и к жизни вообще, ибо его правнучку Изафем, последнюю в их роду, незаменимую помощницу, дивную красавицу с миндалевидными очами, едва достигшую брачного возраста, похитили евнухи из гарема Короля Королей. Горн кузнеца давно остыл, инструменты покрылись пылью, а сам он отдался скорби.

Он пребывал в такой печали, что принц Смерть вынужден был немного разбавить собственным мрачным юмором желчь, которая вяло и тоскливо текла по стариковским жилам; и Горекс, на миг преисполнившись радости, безболезненно отошел, обретя покой паутин.

Что ж, от аристократа и от мастера-ремесленника удалось избавиться в два счета, стоило лишь пару раз прищелкнуть длинными гибкими пальцами. Остаются только герои.

И двенадцать ударов сердца.

Принц Смерть был убежден, что, хотя бы из-за любви к искусству, уход героев со сцены жизни следует обставлять со всей возможной пышностью. Лишь одному герою из пятидесяти можно позволить умереть от старости во сне - да и то ради смеха. А потому, как полагал принц, нужно прибегать к соответствующему волшебству, забыв на время о реальности, которая годится разве что для низших существ. В течение целых двух ударов сердца он прислушивался к своим холодным мыслям, потирая виски перламутровыми пальцами. Затем его мысли обратились к некоему Фафхрду, варвару с романтическим характером, который тем не менее, будучи пьяным вдрызг или трезвым как стеклышко, одинаково крепко стоял на ногах и быстро соображал, и к его давнему товарищу Серому Мышелову, самому, пожалуй, ловкому вору во всем Нихвоне, который в зависимости от настроения то превозносил себя до небес, то потешался над собой, тоже доходя до крайности.

Мимолетное замешательство, испытанное принцем сейчас, было куда сильнее, чем в случае с Литкилом. Фафхрд с Мышеловом служили принцу Смерть преданнее и разнообразнее Безумного Герцога, кровавые забавы которого наложили свою печать на его лицо. Да, варвар-северянин и низкорослый воришка с кривой улыбкой и заломленными бровями были теми пешками, что не раз помогали принцу Смерть завершить партию с победным для себя исходом.

Однако в величайшей из партий участь всех без исключения пешек - быть сброшенными с доски в коробку, пускай даже они прошли через все поле и стали королем или королевой. Напомнив себе об этом, принц Смерть, который знал, что и его со временем ожидает кончина, отбросил колебания и принялся за дело с быстротой, которая не могла сравниться ни с полетом стрелы, ни с падением звезд.

Мельком взглянув на юго-запад, где находился огромный, озаренный утренним светом город Ланхмар, и убедившись, что Фафхрд с Мышеловом мирно спят в развалюхе под крышей таверны, где обычно искали приюта неудачливые торговцы, - на Стенной Улице, близ Болотных Ворот, принц Смерть перенесся на залитый кровью двор замка Литкила. Как и всякий истый художник, он предпочитал пользоваться подручным материалом.

Литкил все еще падал. Рабыня кричала. Самый могучий из берсерков с искаженным яростью лицом, выражение которого мог изменить лишь полный упадок сил, только что отсек голову убийце герцога. А с галереи на отомстившего за Литкила воина обрушился град стрел. Это было нечестно и несправедливо, но принц Смерть обожал подобные шуточки.

Однако теперь он прибегнул к колдовству, и берсерк исчез. Стрелы пронзили воздух. Принц Смерть тем временем, по-прежнему заботясь об экономии материала, перевел взор обратно на Хорбориксен и заглянул в довольно большую комнату с высокими зарешеченными окнами в гареме Короля Королей. Обстановка комнаты была немного странной: кузнечный горн, ванна для закалки, две небольшие наковальни, пара или тройка молотов и множество других инструментов для работы по металлу. В углу громоздились металлические слитки.

Посреди комнаты, разглядывая себя в полированном серебряном зеркале, стояла стройная девушка не старше шестнадцати лет. Из одежды на ней были лишь четыре филигранных украшения. Наготу ее подчеркивало то, что с тела ее были удалены все волосы, за исключением ресниц, а на те места, где они были, чья-то рука нанесла зеленую с голубым татуировку. Миндалевидные глаза девушки метали молнии.

Вот уже семь лун томилась Изафем в одиночном заключении за то, что посмела расцарапать лица любимейшим наложницам Короля Королей, близняшкам Илтмар. По правде сказать, Король Королей не особенно рассердился, скорее наоборот: царапины на лицах придавали наложницам особую привлекательность в глазах пресыщенного монарха. Однако порядок - прежде всего; вот почему Изафем наказали, поочередно вырвали все волоски и разрисовали тело.

Король Королей был рачительным правителем и в отличие от многих других властелинов требовал от своих жен и наложниц, чтобы они занимались полезным делом, а не убивали время за болтовней, купаньями, сплетнями и ссорами. И поскольку Изафем это дело было хорошо знакомо, ее определили в кузницу.

Девушка думала не о работе, не о безделушках, выкованных ее руками, не о двенадцати лунах в гареме, семь из которых она провела в одиночестве, и даже не о том, что Король Королей до сих пор ни разу не навестил ее - хотя бы для того, чтобы поблагодарить за прекрасные изделия из металла. Что касается мужчин, то пока Изафем общалась только с евнухами, которые обучали ее искусству эротики, - она с трудом удерживалась от того, чтобы не вцепиться дикой кошкой в их пухлые рожи, а в глаза плевала, едва лишь предоставлялась возможность, - и наставляли в кузнечном деле. Все их советы девушка высокомерно не принимала во внимание.

Нет, вся ее изобретательность, подстегиваемая дикой ревностью и безумным желанием вырваться на свободу, направлена была на другое.

Всматриваясь в собственное отражение в серебряном зеркале, Изафем внимательно изучала филигранные украшения на своем стройном, но сильном и мускулистом теле. Эти украшения - две нагрудных чашечки и два наголеннгоса - чудесно оттеняли ее зеленую с голубым татуировку.

Устремленный в зеркало взгляд девушки поднялся над плечом, задержался на безволосом разрисованном темени и остановился на серебряной клетке, в которой сидел на жердочке сине-зеленый попугай с холодной злобой в глазах. Птица в клетке постоянно напоминала Изафем о ее собственном незавидном положении.

Единственная странность филигранных украшений заключалась в том, что нагрудные чашечки, плотно облегавшие соски, заканчивались острыми шпильками, а наголенники на высоте колена увенчаны были эбеновыми ромбиками величиной с палец.

Украшения не слишком бросались в глаза; шпильки имели зеленовато-голубой оттенок, словно под цвет татуировки.

Изафем разглядывала себя с лукавой, одобрительной улыбкой. Улыбка принца Смерть была еще лукавей, а холодного одобрения в ней было больше, чем во взоре любого из евнухов. Миг - и девушка исчезла из комнаты. Прежде чем сине-зеленый попугай успел разразиться испуганным криком, принц Смерть покинул гарем Короля Королей.

Осталось всего лишь семь ударов сердца.

Возможно, в Нихвоне обитали боги, о существовании которых не было известно даже принцу Смерть; боги, которые время от времени находили удовольствие в том, чтобы всячески мешать ему. Или, быть может, Случай ничуть не менее силен, чем Неизбежность. Как бы то ни было, этим утром северянин Фафхрд, который обычно храпел до полудня, проснулся с первым проблеском рассвета и, взяв в руку свой клинок Серый Жезл и слегка пошатываясь, вышел из развалюхи, где они ночевали с Мышеловом, на крышу таверны. Там, размахивая обнаженным мечом, нагой варвар принялся практиковаться в отражении ударов невидимого противника. Он наступал и увертывался, притоптывал ногой, испуская порой боевой клич и ни капельки не заботясь об усталых купцах, сон которых столь немилосердно нарушил. Сперва Фафхрд замерз, ибо город окутывала холодная утренняя дымка, которую ветер пригнал с Великого Соленого Болота, но вскоре разогрелся и даже вспотел, а движения его, поначалу неуклюжие, стали молниеносными и уверенными.

Если не считать криков Фафхрда, утро в Ланхмаре выдалось спокойным. Не звонили колокола, хранили молчание гулкие гонги, ожидая, когда настанет пора оплакивать уход доброго правителя города. Новость о том, что семнадцать его котов заключены до суда каждый в отдельную камеру, еще не успела распространиться среди горожан.

Серый Мышелов тоже пробудился до рассвета, хотя это было не в его привычках. Он лежал, свернувшись калачиком на горе подушек и закутавшись в серый шерстяной плащ. Нет-нет да и протягивал руку, брал с низенького столика кубок с кислым вином, отпивал из него и вновь погружался в мрачные воспоминания о злых и нечистоплотных людях, которых ему доводилось встречать. Он попробовал не обращать внимания на шумные упражнения Фафхрда, но, чем крепче он цеплялся за сон, тем упорнее тот норовил сбежать.

Фафхрд принял третью позицию и выбросил руку с мечом вперед, вниз и чуть-чуть вправо, так что острие клинка оказалось направленным по касательной вверх, и тут перед ним из воздуха материализовался берсерк с пеной у рта и налитыми кровью глазами. Пока варвар приходил в себя от изумления, призрак взмахнул ятаганом, который напоминал скорее несколько скованных в единое целое кинжалов с широкими лезвиями. На кончике ятагана дымилась свежая кровь. Удар был нацелен Фафхрду в шею. Северянина выручило тренированное тело. Почти машинально он весь собрался, встал в кварту и отразил удар. Ятаган берсерка просвистел над его головой с таким звуком, будто быстро провели стальным прутом по железной ограде - клинок варвара пересчитал по очереди зубцы ятагана.

Затем в игру вступил рассудок. (Обычно берсерки, сражаясь, впадали в неистовство и на какое-то время теряли разум.) Не успел берсерк замахнуться для повторного удара, как Серый Жезл, описав круг против часовой стрелки, отсек ему боевую руку. Кисть с зажатым в ней ятаганом упала к ногам варвара. Фафхрд знал, что, имея дело с одержимым воином, нужно сперва обезоружить - или обезручить? - его, а уж потом пронзать ему сердце. Кстати сказать, последнее не заняло у северянина много времени.

Между тем Мышелов ошарашенно разглядывал возникшую из ничего посреди развалюхи, в которой они с Фафхрдом коротали ночь, обнаженную девушку. Он чувствовал себя так, словно внезапно воплотилась в реальность одна из его наиболее смелых эротических фантазий. Раскрыв рот, он наблюдал, как красотка с улыбкой на устах делает шаг к нему, пригибается и отводит руки назад, так что филигранная цепочка, которая поддерживала ее нагрудные чашечки, натягивается до предела. Зеленые миндалевидные глаза девушки зловеще сверкали.

Жизнь Мышелову спасла его давняя антипатия: он терпеть не мог, когда на него наставляли что-либо острое, будь то тонюсенькая игла или якобы смертоносные шпильки на чудесных серебряных нагрудных чашечках, под которыми скрываются прелестные грудки. Он откатился в сторону в тот самый миг, когда выстрелили с одновременным щелчком маленькие, но тугие пружинки и отравленные шпильки с глухим стуком вонзились в стену, возле которой он лежал секунду назад.

Мгновенно вскочив на ноги, Мышелов бросился к девушке. То ли рассудок, то ли интуиция подсказали ему, что она неспроста тянется к двум черным ромбикам, которые венчали ее наголенники. Опередив красотку, он вытащил из-за филигранных украшений пару стилетов и швырнул их за мятый тюфяк Фафхрда.

Потом он ногами обхватил ноги девушки так, чтобы она не могла ударить его в пах. Левой рукой зажал ее голову - после тщетных попыток ухватить красотку за волосы пришлось прищемить ей пальцами ухо, правой - стиснул оба ее запястья и в конце концов ухитрился, применяя, когда требовалось, силу, утихомирить воинственную незнакомку, как она ни брыкалась, ни царапалась и ни плевалась. Груди у нее оказались очень маленькие, но прелесть их от этого была не меньшей.

В дверном проеме, озадаченно мотая головой, возник Фафхрд и - застыл как вкопанный. И где только, черт его возьми, Мышелов раздобыл столь лакомый кусочек? Ну да ладно, его это не касается.

- Прошу прощения, - извинился он. - Пожалуйста, продолжайте.

Захлопнув дверь, Фафхрд задумался над тем, как ему избавиться от трупа берсерка. Задачка была несложной: Фафхрд спихнул мертвеца с крыши, и тот рухнул в огромную кучу мусора, которая почти перегородила Аллею Привидений. Затем варвар подобрал ятаган, оторвал от него сжатую в кулак руку и отправил ее следом за телом. Хмуро поглядев на обагренное кровью лезвие оружия, которое собирался оставить себе на память, он пробормотал:

- Чья кровь?

(Что касается Изафем, то избавляться от нее подобным образом никто и не думал. Впоследствии, излечившись от безумия и немного подобрев к людям, она выучилась бегло говорить по-ланхмарски и открыла собственную кузнечную мастерскую на Медном Дворе, на задворках улицы Серебряных Дел Мастеров. Там она изготавливала чудесные украшения, приторговывая из-под полы всякими штучками вроде колец с отравленным шипом.)

Между тем принц Смерть, для которого время протекало иначе, чем для людей, осознал, что в запасе у него осталось лишь два удара сердца. Легкий восторг, который он испытывал, наблюдая, как двое избранных им героев стараются избежать уготованной им ловушки, - еще принцу доставляла некоторое удовольствие мысль, что во вселенной могут найтись неизвестные и неподвластные ему силы, - уступил место отвращению, когда палач понял, что на артистизм и отстраненность времени уже нет. Значит, ему придется закончить дело самому. По совести говоря, подобный исход был не в его вкусе: deus ex machina [1] всегда представлялся ему неудачной и лживой выдумкой.

Следует ли ему сразить Фафхрда с Мышеловом собственной рукой? Нет, они перехитрили его и по справедливости - если она существует на свете - добились некоторой отсрочки. К тому же его рукой будет двигать раздражение или даже гнев. А принц Смерть, несмотря на известную склонность к лукавству, предпочитал честную игру.

Издав едва уловимый вздох, принц перенесся в королевскую караульню Большого Золотого Дворца в Хорбориксене. Двумя мгновенными ударами он лишил жизни двоих благородных и ни в чем не повинных рыцарей. Прежде он сталкивался с ними лишь мимоходом, но тем не менее отвел им уголок в своей безграничной и непогрешимой памяти. Это были родные братья, которые принесли обет безбрачия и поклялись выручить из беды хотя бы одну прекрасную даму. Сняв с их плеч столь тяжкое бремя, принц Смерть возвратился в свой замок в самом сердце Страны Теней, где ему предстояло предаваться печальным мечтаниям до тех пор, пока вновь не пробьет его час.Двадцатый удар сердца раскатился по подземелью похоронным звоном.


[1] Бог из машины (лат.), искусственная, неправдоподобная развязка, случайное лицо, благоприятно влияющее на исход события. - Прим. перев.


This file was createdwith BookDesigner program[email protected]27.08.2008