2

Он не знал, что его зовут пушистиком. Он и его сородичи называли себя «гашта» — «Народ», если вообще как-то называли.

Разумеется, есть еще всякие звери, но они не Народ. Они не умеют разговаривать, с ними нельзя дружить. Некоторые из них большие и опасные, как трехрогие хеш-назза, или «визгуны», что охотятся по ночам, или годза, что летают на больших крыльях и бросаются на добычу сверху — самые страшные из всех. А другие, наоборот, маленькие и съедобные. Самые вкусные — это затку, многоногие существа, которые прячутся в траве. У них крепкий панцирь, а в панцире — сладкое белое мясо. Ты охотишься и убиваешь, чтобы есть, и стараешься, чтобы тебя не убили и не съели, и чтобы жизнь была как можно приятнее.

Приятно охотиться, если есть добыча и если ты не очень голоден. Приятно перехитрить какого-нибудь зверя, который охотится за тобой, и убежать от него. Приятно играть и гоняться друг за другом по лесу и находить что-нибудь новое и неизвестное. Приятно устроить удобное логово, сбиться в кучку и болтать, пока не уснешь. А потом, когда солнце снова выберется из своего логова, будет новый день, и снова случится что-нибудь новое и интересное.

Так было всегда, с тех пор, как он себя помнил. А помнил он себя очень давно. Он уже не мог сосчитать, сколько раз на его памяти листья желтели и краснели, а потом высыхали и опадали с деревьев. Все те, кто был в их стае, когда он был маленьким, давно уже умерли, погибли или куда-нибудь ушли. Зато в стае появились другие. И теперь его зовут Тоши-Соссо — Мудрый-Тот-Кто-Лучше-Знает, — и делают все, как он скажет. Так стало с тех пор, как Старая «сделалась мертвой». Маленькая, которая идет сейчас рядом с ним, — дочь Старой, одна из немногих детей гашта, которые рождаются живыми и выживают.

Маленькая увидела куст красных ягод еще раньше его и с удивлением вскричала:

— Смотрите, красные ягоды! Они еще не кончились, и их можно съесть!

Для красных ягод было поздновато: они по большей части уже потемнели и сделались твердыми и невкусными. И новые теперь появятся не скоро, только когда на деревьях снова распустятся листья и птицы начнут вить гнезда. А пока есть другие съедобные вещи: на деревьях, которые они все знали, скоро поспеют большие коричневые орехи, мягкие и вкусные внутри. Он очень любит орехи. Но все-таки почему все вкусные вещи не могут быть одновременно? Вот было бы замечательно… Но так было всегда.

Они толпились у куста, стараясь не уколоться об острые шипы, обрывали ягоды, набивали рты, выплевывали семечки, смеялись и говорили о том, какие вкусные эти ягоды и как им повезло, что они нашли их так поздно. Кое-кто из молодежи на радостях даже забыл об осторожности.

— Следить, все время следить, смотреть, слушать! — упрекнул их Мудрый. — Вы не следите — кто-нибудь придет и съест вас.

На самом деле сейчас им ничто не угрожало. Поблизости не было зверей, которых стоит бояться, и никто из них не мог услышать голоса Народа. Однако об осторожности забывать не следует. Забудешь — тут-то тебя и сделают мертвым.

Быть Мудрым совсем не приятно. Другие все время ждут, что он будет думать за них. Это нехорошо. А вот предположим, его сделают мертвым — и кто будет думать за них тогда? Они съели все ягоды и стояли, ожидая, пока он скажет им, что делать дальше.

— Что делать теперь? — спросил он. — Куда идти?

Они все смотрели на него и не знали, что сказать. Наконец Другая, присоединившаяся к стае между временем птичьих гнезд и земляных ягод, перед последним листопадом, сказала:

— Охотиться на затку. Быть может, найти затку для каждого.

Она имела в виду, что каждому достанется по целому затку. Но ведь так не бывает. Затку не бывает так много. Позавчера они нашли двух, и каждому досталось всего по несколько кусочков. К тому же здесь, среди скал, они затку не найдут. Затку сейчас откладывают яйца и ищут мягкую землю, чтобы вырыть норы. Но здесь можно найти хатта-зосса. Он видел молодые деревца с обгрызенной корой. Хатта-зосса вкусные. Если им удастся убить двух-трех, им хватит мяса и никто не останется голодным.

К тому же убивать хатта-зосса приятно. Они почти такие же большие, как Народ, у них сильные челюсти и острые зубы, и они отчаянно защищаются, если загнать их в угол. Он предложил охотиться на хатта-зосса, и все тут же согласились.

— Хатта-зосса живут среди скал, — сказал молодой самец, которого звали Собирателем. — Скал больше на вершине холма.

— Найти течь-вода, — предложила Большая. — И идти вдоль нее туда, где она выходит из земли.

— Смотреть, где хатта-зосса объест кору.

Это сказал Хромой. На самом деле он хромым не был, но однажды он повредил ногу и некоторое время хромал, и с тех пор все звали его Хромым, потому что не могли придумать, как звать иначе.

Они пошли вперед, растянувшись в линию, так, чтобы видеть своих соседей. На ходу они охотились — наполовину играючи, потому что они только что наелись ягод, а когда они найдут хатта-зосса, мяса хватит на всех. Один раз Мудрый остановился у полусгнившего бревна, ткнул в него заостренным концом своей дубинки и нашел вкусных белых личинок. Пару раз он слышал, как кто-то охотится на мелких желтых ящерок. Наконец они вышли к ручейку, остановились и по очереди напились, не переставая смотреть по сторонам. Потом они прошли по ручью вверх до источника.

Здесь хорошо будет спрятаться, если за ними кто-нибудь погонится. Над источником смыкались кроны деревьев с острыми сучьями; годза сквозь них не проберутся. Мудрый сказал об этом, и прочие согласились. А наверху, за деревьями, виднелся желтый утес. Хатта-зосса любят такие места. Прочие держались позади, предоставляя ему вести стаю, и следовали за ним, растянувшись цепочкой. Временами кто-нибудь указывал на деревья, объеденные хатта-зосса. Потом они вышли к тому месту, где кустарник кончался, к лужайке у подножия утеса.

Там было семь хатта-зосса, серых зверей высотой в холке по пояс гашта. Все они объедали кору деревьев. Всех перебить не получится, но, если удастся убить хотя бы трех-четырех, мяса хватит всем, чтобы наесться до отвала. К этому времени все уже набрали камней и теперь несли их на сгибе локтя. Мудрый коснулся Хромого концом своей дубинки.

— Ты, — сказал он. — Камнелом. Другая. Идите назад в кусты, обойдите с другой стороны. Мы ждем тут. Вы гоните хатта-зосса на нас, убиваете сколько сможете.

Хромой кивнул. Он и его спутники бесшумно растворились в кустах. Мудрый и прочие долго ждали, но наконец они услышали крик Хромого, который хатта-зосса слышать не могли:

— Готовьтесь! Мы идем!

Мудрый держал наготове камень. Хромой, Камнелом и Другая выскочили из кустов, швыряя камнями в хатта-зосса. Другая сбила с ног камнем одного из хатта-зосса и раздробила ему голову дубинкой. Сам Мудрый оглушил камнем другого; он швырнул второй камень, промахнулся и бросился вперед, размахивая дубинкой. Вокруг слышались крики и мелькали пушистые фигурки. А потом все было кончено; они убили четырех, еще трое убежали. Охотники хотели погнаться за ними.

— Нет, — сказал Мудрый. — У нас есть мясо, мы едим. Потом мы уходим, хатта-зосса приходят назад. В следующее светлое время, после темноты, мы вернемся и убьем еще.

Другие не загадывали так далеко вперед. Вот почему они охотно разрешали Мудрому думать за них. Они стали оглядываться в поисках камней, которые можно было бы разбить и осколками разделать хатта-зосса, но все камни здесь были мягкие. Придется обойтись зубами и руками. Они помогали друг другу: один становился на шею хатта-зосса, а двое других раздирали его за задние ноги; камнями разбивали кости, как молотками.

Поначалу они ели жадно и молча, потому что в последний раз им довелось отведать свежего мяса вчера, в то время, когда солнце выше всего. Потом, заморив червячка, они принялись есть помедленнее, беседуя об охоте и похваляясь своими подвигами. Мудрый нашел плоскую коричневую штуку, очень вкусную; половину съел сам, половину отдал Маленькой. Прочие тоже находили лакомые кусочки и делились ими с другими.

Вот тут-то он и услышал страшные звуки — не столько даже настоящий шум, сколько некую дрожь в мозгу. Прочие тоже услышали их и перестали есть.

— Годза летят, — сказал он. — Два годза.

Все поспешно взглянули наверх и принялись отдирать куски и набивать рты мясом. Им недолго осталось пировать. Мудрый поднял руку, чтобы защитить глаза от солнца, и увидел приближающегося годза: узкое тело меж широких заостренных крыльев, заостренная голова, длинный хвост. Годза был ближе, чем хотелось бы, и Мудрый был уверен, что зверь заметил их. За ним летел другой, а еще дальше — третий. Это плохо.

Гашта подхватили свои дубинки и мясистые задние ноги хатта-зосса, которые они оставили на потом, на случай, если придется удирать. Первый годза уже разворачивался, чтобы спикировать на них, и они собирались нырнуть под деревья, когда случилось нечто ужасное.

С вершины утеса над ними раздался звук, оглушительный, словно гром, но более короткий и резкий — Мудрый никогда еще не слышал такого звука. Ближайший годза судорожно взмахнул крыльями и камнем рухнул вниз. Раздался еще один звук, похожий на первый, но более высокий и не такой громкий; следующий годза тоже упал, упал на дерево, ломая ветки. Третий звук, точно такой же, как первый — и третий годза упал куда-то в лес. Потом наступила тишина.

— Годза сделался мертвый! — воскликнул кто-то. — Что это сделало?

— Шум-гром убил годза; может быть, убьет потом нас?

— Плохое место! — вопил Хромой. — Бежать, быстро!

И они бросились бежать обратно к источнику, унося с собой столько мяса, сколько могли захватить. Теперь все было тихо, только птицы верещали, напуганные этим грохотом. Но наконец и птицы умолкли. Теперь слышалось лишь жужжание насекомых. Гашта принялись есть. Через некоторое время раздался новый звук, пронзительный, но не сказать чтобы неприятный. Некоторое время он перемещался где-то рядом, потом начал удаляться и затих. Птицы снова принялись тихо чирикать.

Народ ел и обсуждал случившееся. Никто из них не знал, что на самом деле случилось, и большинству хотелось убраться отсюда как можно дальше. Быть может, они были правы; но Мудрому хотелось разузнать, что же все-таки произошло.

— Появилось новое, — говорил он своим сородичам. — Никто никогда не говорил о таком. Это новое убило годза. Если оно будет убивать только годза, оно хорошее. Если оно будет убивать Народ тоже, оно плохое. Мы не знаем. Лучше узнать сейчас, тогда мы остережемся. — Он закончил обгрызать большую кость, отшвырнул ее, вымыл руки, вытер их о траву и взял свою дубинку. — Пошли. Возвращаемся. Может, узнаем что-нибудь.

Прочим было страшно, но так сказал Мудрый-Тот-Кто-Лучше-Знает. Если он думает, что надо вернуться, значит, надо вернуться. Все-таки иногда хорошо, когда один думает за всех. Не приходится тратить времени на споры.

Первый годза лежал на лужайке у подножия утеса, и птицы фики уже начали его клевать. Это хорошо: птицы фики не клюют того, что еще подает признаки жизни. Когда Мудрый и остальные подошли ближе, фики разлетелись с недовольными криками.

Под крылом годза была маленькая кровавая ранка, словно туда ткнули острой палкой. Только где же ты возьмешь такую палку, чтобы она проткнула эту чешуйчатую шкуру! Потом Мудрый заглянул с другой стороны и издал изумленный вопль, на который сбежались остальные. Та штука, которая проткнула годза, прошла насквозь, оставив большую зияющую рану! Наверно, годза действительно убил гром, хотя небо было чистое: Мудрому случалось видеть, что бывает, когда молния попадает в дерево. Он осмотрел другого годза, того, что упал на дерево. У этого была дырка под подбородком и вся верхняя половина черепа снесена начисто. Он думал пойти посмотреть на третьего годза, который упал в лес, но потом решил, что не стоит возиться. Прочие в изумлении обсуждали случившееся. Никто никогда не слышал, чтобы кого-то убивали таким образом.

Поначалу Мудрому не удалось никого убедить подняться на вершину утеса, и потому он полез туда один. Но не успел он подняться наверх, как к нему присоединились все остальные: им стало стыдно сидеть внизу. На вершине деревьев не было, только отдельные кусты, редкая травка и песок. Все было тихо и обыкновенно — до тех пор, пока он не увидел следы.

Им никогда прежде не доводилось видеть существа, которое оставляло бы такие следы. Отчасти они напоминали следы Народа. Существо, оставившее их, передвигалось на двух ногах. Но здесь не было отпечатков пальцев: сплошная плоская подошва, расширяющаяся посередине и сужающаяся с одного конца, и еще след пятки, похожий на вывернутое задом наперед копыто. Следы были огромные, раза в три больше следов Народа. И то существо, что оставило их, перемещалось огромными шагами — больше роста гашта! Здесь ходили два существа, но их следы почти не отличались по форме и размеру.

А быть может, эти следы оставили существа, принадлежащие к какому-нибудь огромному Народу? Нет, этого не может быть. Народ есть Народ, другого Народа быть не может. По крайней мере, Мудрый никогда не слышал о другом Народе. Хотя ведь он никогда не слышал и о штуке, которая убивает годза на лету звуками, похожими на гром…

На вершине утеса недавно лежало что-то огромное и тяжелое: оно поломало кусты, примяло траву и даже раздавило несколько камней. Вокруг того места, где оно лежало, все было истоптано странными следами. Наверно, эти существа принесли эту большую и тяжелую штуку с собой, а потом снова унесли обратно. Значит, они и в самом деле очень сильные.

И это значит, что они действительно некий Народ. Только Народ носит вещи с собой. Один из самцов, которого все звали Пыряло, потому что он предпочитал пользоваться острым концом дубинки, тоже подумал об этом.

— Принесли сюда большую штуку, потом унесли. Надо искать следы, куда они ушли. Тогда мы пойдем в другую сторону.

Пыряло не стал ждать, когда Мудрый все обдумает и скажет, что делать. Мудрый это запомнит. Он научит его всему, что знает сам. Тогда Пыряло сможет водить стаю, если он, Мудрый, умрет. Гашта принялись искать следы, ведущие от того места, где лежала тяжелая штука, к краю утеса. И там-то Маленькая нашла первую блестячку.

Она вскрикнула, подняла ее и показала всем. Зря она это сделала: неизвестно, что такое эта находка. Но блестячка не причинила ей вреда, и Мудрый взял ее у Маленькой, чтобы разглядеть получше. Она была неживая и, похоже, никогда не была живой, хотя в этом Мудрый уверен не был. Есть вещи живые, которые движутся, например Народ и звери; есть живые вещи, которые «делают мертвыми». Есть вещи растущие: деревья, травы, плоды, цветы. И есть вещи земляные: камни, скалы, песок и все такое. Обычно про любую вещь можно сразу сказать, какая она; но не про эту штуку.

Она была желтая, яркая и блестела на солнце. Длинная, круглая, чуть длиннее его ладони, с одного конца открытая, с другого закрытая. Ближе к открытому концу она резко сужалась, и снова шла прямо. Вокруг закрытого конца шла бороздка, а посередине была ямка, не желтая, а белесая, словно здесь воткнулось что-то острое и твердое. Вокруг вмятины были странные отметины. Мудрый понюхал открытый конец. Резкий горьковатый запах, совершенно ему незнакомый.

Вскоре Камнелом нашел еще одну блестячку, чуть поменьше и более суженную к концу. Потом Мудрый нашел третью, точно такую же, как та, что нашла Маленькая.

Три удара грома, один чуть тише остальных. Три блестячки, одна чуть меньше двух других. Два вида блестячек — два вида больших следов. Возможно, это что-то значит. Это надо обдумать. Следы были повсюду вокруг, они вели к краю утеса и от него, но никаких следов в сторону не обнаружилось.

— Может, они летают? — предположил Пыряло. — Как птица, как годза.

— И носят большую тяжелую штуку? — недоверчиво переспросила Большая.

— А как еще? — настаивал Пыряло. — Они пришли, они ушли. Нет следов на земле — летают по воздуху.

Вдалеке кружил годза. Мудрый указал на него. Скоро сюда слетится много годза, чтобы есть тех, которых убили. Годза едят своих мертвых — это еще одна причина, почему Народ ненавидит годза. Лучше уйти сейчас. Скоро годза подлетят совсем близко и смогут их увидеть. Он уже слышал слабое хлопанье их крыльев.

Хлопанье крыльев! Так вот что они слышали тогда у родника — этот пронзительный вибрирующий звук был, должно быть, хлопанием крыльев летающих великанов.

— Да, — сказал он. — Они летают. Мы их слышали.

Он снова взглянул на блестячку, которую держал в руке, сравнивая ее с двумя другими. Маленькая сказала:

— Блестячки красивые. Оставим себе?

— Да, — ответил ей Мудрый. — Оставим.

Мудрый осмотрел отметины на закрытом конце блестячки, которую держал в руке. Отметины бывают на всяких вещах: на плодах, на камнях, на крыльях насекомых, на панцирях затку. Интересно найти штуку с незнакомыми отметинами и поговорить о том, на что они похожи. Таких отметин еще никто не видел: «ЛКЗ 9.7 мм».

Он не стал думать о том, что значат эти отметины. Отметины ничего не значат. Они просто есть, и все.