"Пешком над облаками" - читать интересную книгу автора (Садовников Георгий Михайлович)

ГЛАВА VIII, в которой оба противника хотят избавиться друг от друга навсегда

Первое время я ехал на собственных ногах. Запускал их с утра и, пока ноги послушно шагали, как заведенные, по горячему и вязкому песку, мысленно переносился в ближайший приморский кабачок, проводил там часок-другой за стаканчиком фруктовой газированной воды и к вечеру, обменявшись новостями со случайным застольником, возвращался в свою телесную оболочку. Впрочем, таким способом избавляются от однообразия ходьбы многие любители странствий.

И все же ноги, даже такие легкие и быстрые, как у меня, не очень подходящий транспорт для случая, когда ты спешишь на помощь. Ночами ноги спят — подзаряжаются свежей силой. Но я себе такой роскоши позволить не мог и потому начал искать новое средство передвижения.

Как всем известно, спасительный случай редко когда сам дается в руки. Помня об этом, я решил действовать наверняка и устроил ему засаду — залег, почти слившись с песком. И Случай не заставил себя ждать. Он выполз из-за горизонта в облике странствующего бархана.

Ветер гнал его со скоростью средней спортивной яхты. Не видя меня, Случай повернул в мою сторону, и едва бархан поравнялся со мной, как я проворно поднялся на ноги и взлетел на его острый гребень.

О том, что последовало за этим, вряд ли стоит распространяться. Ну конечно же, я сделал то, что сделал бы на моем месте даже начинающий путешественник смастерил из случайно оказавшихся под рукой сучьев штурвал и хвостовой руль и выточил из так же случайно подвернувшегося валуна отличный трехлапый якорь. А потом я подобрал тоненький прутик и начертал на борту своего нового корабля:

Словом, я выбрал способ передвижения, уже встречавшийся в истории морских путешествий. Люди не раз пускались в плавание на дюнах или барханах, тут важно было только одно — чтобы это редкое явление природы вовремя попалось тебе на глаза. Как видите, Случай, выпавший мне, оказался обычным, но в этой спешке у меня просто не было другого выбора.

К разочарованию современников, превозносящих на все лады мои достоинства, я должен сказать, что это плавание проходило удивительно безмятежно. Разумеется, были и свирепые львы, и воинственные кочевники на верблюдах. Без них ни одна пустыня не может считаться пустыней. И потому к их появлению нельзя было относиться всерьез. Встречи с ними протекали, как написано в книгах. Вначале львы и кочевники красиво возникали на гребне песчаных волн, а потом, заметив мое судно, пускались в погоню. Львы при этом страшно рычали, а кочевники палили в воздух из новеньких автоматических винтовок.

Я это долго терпел, но однажды не удержался и при всей своей общеизвестной деликатности скучающе зевнул и крикнул шейху, скакавшему впереди своего отряда:

— Ребята, это же так банально!

Шейх смутился, придержал разгоряченного погоней верблюда, что-то сказал своим воинам, и отряд повернул назад. Преследующие меня с другого фланга львы тоже прекратили погоню и, пристыженно поджав хвосты, ушли за холмы.

И все же я, как опытный моряк, понимал, что безмятежное плавание всегда обманчиво. Кто знает, какие острые скалы или мели таились под притворно спокойным песком. Поэтому мне пришлось нести вахту круглые сутки, то и дело сменяя самого себя. Пока один мой глаз спал крепким сном, другой зорко смотрел вперед.

На пятый день пути мой бодрствующий глаз заметил в безбрежных просторах пустыни одинокую скалу, размером с будку «Союзпечати».

— Земля! — крикнул я про себя и открыл второй глаз.

Скала была обитаема. На ее вершине стояла туземная девочка и махала мне ладошкой. Я подвел бархан «Перепелкино-2» к пологому боку скалы и бросил якорь.

— Скажите, как называется ваш остров и что за народ населяет его? — спросил я у девочки.

Девочка огляделась и убежденно ответила:

— По-моему, кроме меня, здесь никого нет. По крайней мере, с тех пор, как я здесь появилась, не было ни души.

И тут я понял, что передо мной вовсе не туземная девочка. Мне показалось, что будто бы мы даже где-то встречались. Девочка была красивой, с очень серьезными черными глазами и курносым носом. На плече у незнакомки висел кассетный магнитофон.

Я спросил, не скрывая своего изумления:

— Кто же вы? И как сюда попали?

— Я Маша Фырова. Школьница из Туапсе, — спокойно пояснила девочка.

И тут мне вспомнился оранжевый вертолет и девочка, спящая за стеклом иллюминатора. Ну конечно же, это была она — явная отличница и несомненная активистка, как заметил опытный Пыпин.

А Маша тем временем говорила, вежливо отвечая на мой вопрос:

— Мы путешествовали с папой в большом пассажирском вертолете. Папа читал толстый журнал, а я смотрела в иллюминатор вниз, на пустыню, и думала: вот бы привезти в школу горсть песка из Сахары. В новом учебном году мы проходим пустыни, и этот песок можно показать как наглядное пособие и даже дать потрогать. Потом я закрыла глаза и каким-то образом очутилась на этой скале.

Я понял, что Маша до сих пор не проснулась, и все это — и нашу встречу и мой бархан — она видит во сне. Ведь только во сне можно встретить бархан, несущийся по пескам под всеми парусами. Итак, сообразив, в чем дело, я решил оставить девочку на скале, рассудив, что Маше ничто не грозит, поскольку, что бы с ней ни случилось, все равно это будет только во сне. И стоит ей проснуться, как она тотчас окажется рядом с отцом, в кресле уютного салона.

— Тебе здесь не страшно? — спросил я на всякий случай.

— Нисколько! И даже наоборот. Здесь очень много познавательного. Вот, например, ракушка, — и она показала красивую ракушку. — Я достала ее на глубине семидесяти метров. Она лишний раз подтверждает, что здесь когда-то плескалось море.

«Ну конечно же, в этом-то и все дело, — вспомнил я. — Вот почему Сахара ведет себя как море! Она до сих пор не может избавиться от старых привычек».

Я пожелал добросовестной школьнице новых натуралистических успехов и нагнулся, чтобы поднять якорь. И вдруг увидел след босой человеческой ноги. Я узнал бы его среди миллионов других следов. Он был мне знаком, как мой собственный, потому что оставил его Пыпин! Матерый хулиган бродил по Сахаре в поисках детей, оставшихся без присмотра родителей.

— Как бы не было здесь интересно, ты должна спуститься на корабль. Маленькой девочке нельзя одной оставаться в пустыне, — сказал я, опасаясь, что Маша закапризничает и мне придется ее уговаривать.

Но Маша оказалась очень послушной девочкой.

— Хорошо, я сейчас сойду. Взрослые лучше знают, что нужно делать, разумно ответила она и спустилась на мой корабль.

Я поднял якорь, и «Перепелкино-2» весело побежал, подгоняемый неутомимым ветром. Маша включила свой магнитофон, и над Сахарой зазвенели бодрые детские песни.

А на следующий день перед нами показались белые палатки экспедиции и возвышавшийся посреди лагеря песчаный столб. Он был похож на неподвижный смерч, врытый основанием в почву. Я решил, что не ошибся, потому что сам, попадая в такие места, где не найти ни столба, ни дерева, ловил смерчи, вкапывал корнями в землю, и те исправно служили для хозяйственных нужд. Я ставил их вместо упавшей опоры, несущей провода, натягивал на два смерча волейбольную сетку и перекидывался с товарищами в мяч. А однажды привил к одному молодому смерчу побеги груши дюшес. Но, впрочем, это давно уже людям известно.

Вот и здесь между песчаным столбом и одной из палаток тянулась веревка, и на ней сушилось белье. А чуть повыше к этому оригинальному столбу был привязан воздушный шар Толика Слонова.

Обнаружив самый убедительный след маленького авантюриста, я поднял все паруса, надеясь предотвратить его новую шалость, но мой маневр немножко опоздал. В лагере уже царила неописуемая паника. Она означала, что Толик Слонов в последнюю минуту успел меня опередить.

Я пришвартовал дюну в двух шагах от крайней палатки, и едва мы с Машей сошли на землю, как нас тотчас же окружили люди, на лицах которых сквозь бесспорную печать воли и мужества на этот раз проступала нескрываемая печаль. Они пропустили вперед усатого мужчину в тропическом шлеме и шортах, и тот представился нам:

— Руководитель международной экспедиции майор Стенли. О нет, всего лишь однофамилец великого майора Стенли. Не вовремя вы прибыли к нам, дорогой Иван Иванович — ну как вас не узнать? — и ваша отважная спутница. Можно сказать, прибыли на свою беду. Нас всех ожидает мучительная смерть от жажды. Только что каким-то необъяснимым образом открылся кран нашей цистерны, и все запасы воды вытекли в песок.

— А незадолго до этого при таких же непостижимых обстоятельствах вышла из строя ваша рация, и теперь вы лишены возможности известить о своем бедственном положении весь мир, — закончил я, сделав очевидный для всех вывод.

Но бедный майор, находясь в критическом положении, ошибочно принял это за удивительную проницательность и воскликнул голосом, в котором смешались и горечь и невольное восхищение:

— К. сожалению, вы угадали! Как жаль, что может погибнуть такой человек и сопровождающая его девочка!

И рядовые члены экспедиции поддержали его возгласами отчаяния. Отважные путешественники в эти минуты совсем не думали о себе, их беспокоила только наша печальная участь.

— И еще нас беспокоит судьба двух других людей, случайно присоединившихся к нашей экспедиции: странного желчного старика, пришедшего босиком из глубин пустыни, и мальчика, который прилетел на сооружении, похожем на воздушный шар, — добавил майор, угадав мои мысли и как бы соревнуясь со мной в проницательности.

— Как, Пыпин уже здесь?! — воскликнул я, невольно продолжая наше нечаянно возникшее соревнование.

И словно на мой зов, из-за палаток появились хулиган Пыпин и Толик Слонов.

— Я тебя как учил? «Не слушайся старших, капризничай, поступай им наперекор». И тут у тебя был такой широкий выбор! А ты что наделал? Оставил меня без воды, — отчитывал Толика встревоженный Пыпин.

— Но я же так и поступил. Наперекор взрослым. Они все время твердили: береги каждую каплю воды, береги каждую каплю… А я взял да и вылил ее. Но дело даже не в этом. Я украсил жизнь экспедиции. Ну, разве это настоящая экспедиция в пустыне, если она ни разу не страдала от жажды? — отвечал Толик Слонов, очень довольный собой, и почему-то загадочно улыбался.

— И зачем я связался с этим мальчишкой? Теперь я погибну в песках без воды! — застонал старый хулиган. — И никто не узнает, где могила моя!

— Какой странный сон, — задумчиво произнесла Маша Фырова. — Дедушка, а вы бывший двоечник, да?

— Ну и двоечник, ну и что? Чуть что — и сразу двоечник, двоечник, уязвленно заворчал Пыпин. — Можно подумать, ты отличница сама.

— Круглая, — просто и скромно подтвердила Маша.

— Ты отличница? Круглая? — испугался Толик.

— Ты же не глухой, ты же слышал, что я сказала, — мягко и вместе с тем строго напомнила Маша. — Но не бойся, я непременно буду шефствовать над тобой.

Но тут мальчик заметил меня и закричал, как бы переходя в наступление:

— Ну что вы напали на меня? Я же знал, что появится юнга Иван Иванович, совершит очередное чудо, и у нас появится вода!

— В самом деле! — воскликнул майор Стенли. — Что же мы повесили носы? Ведь с нами вы, Иван Иванович! Уж вы-то в самом деле найдете выход. Да еще оригинальный такой, какой и в голову никому не придет!

И все воспрянули духом. Люди хлопали друг друга по спине, по плечу, обменивались радостными восклицаниями. Даже Маша и та, поняв, о чем ее сон, приняла участие в общем душевном порыве. А Пыпин сразу стал торопить меня, говоря:

— Ну-ка, Вань, начинай, не откладывай свое доброе дело. Вот говорят, мол, Пыпин бездушный, никого не любит, а я так беззаветно, преданно люблю свою жизнь. Как никто!

Белое от жары солнце немилосердно жарило наш маленький лагерь. Но люди наивно верили в находчивость, которой у меня не было на самом деле. У меня не хватило духу, я не стал лишать своих товарищей последней надежды, сел в тени у подножия смерча, привалился к нему спиной и сделал вид, будто ищу тот самый единственный выход.

Стараясь мне не мешать, члены экспедиции разошлись на цыпочках по лагерю и увели с собой Пыпина и детей. Старый хулиган упирался, говорил:

— Пустите, я буду за Иваном смотреть! Я ему отвлекаться не дам, подгонять его буду!

Пыпина увели, оставили меня одного. Я думал минуту, час, второй, потом потянулся третий. Но все подходящие идеи, как и следовало ожидать, обходили меня стороной, никак не желали навещать мою голову.

Заметив это, мои новые друзья начали проявлять беспокойство. Они считали, что такого со мной еще не было. То есть в конце концов я всегда находил нужный выход, но каждый раз это было делом чистого случая. Но они не знали этого, тревожились за мое состояние, и самый зоркий из них временами подглядывал за мной из-за крайней палатки.

— Ну как он там? — с надеждой спрашивали они своего разведчика.

— Все еще думает, — сокрушаясь отвечал разведчик.

До моего сознания долетал дружный общий вздох и возмущенный голос Пыпина:

— Вот бездельник! А еще требует от других.

Потом потянулся четвертый час, и вдруг я понял, что на этот раз случай решил меня обойти и мне так и не удастся найти удачный выход из нашего прямо-таки катастрофического положения.

Это открытие так поразило меня, что я на время забыл о беде, постигшей наш лагерь. И отвлекся. И вдруг сообразил, что все это время моя спина опиралась не на мягкий песок смерча, а на нечто жесткое, твердое.

Я обернулся и сунул руку в песчаный столб. Мои пальцы уперлись в прохладный гладкий металл. Я копнул глубже, и вдруг на меня сверху обрушились потоки песка.

Я живо вскочил, отбежал в сторону и, отряхнувшись, увидел перед собой космический корабль. Он возвышался надо мной, точно гигантская шариковая ручка. Его сверкающее острие было нацелено в самый центр неба.

Первым делом мне в голову пришло, что это «Союз» или «Аполлон», опустившийся каким-то образом в Сахаре и почему-то брошенный экипажем. Но тут же я понял, что наши современные космические корабли тут ни при чем. Для того чтобы такую громаду занесло песком, нужны многие века. Значит, передо мной находился звездолет, на котором еще летали древние египтяне. Мне стало грустно, когда я понял, что сделал археологическую находку века. Ну просто не было никакой возможности остаться скромным.

Но вдруг, обходя корабль, я, к своей радости, увидел надпись:

Однако радость моя длилась недолго. Я быстро понял, что угодил в еще большую неприятность, явившись первым человеком, обнаружившим следы космических пришельцев, некогда посетивших нашу планету.

Мне стало не по себе, когда я представил, какая новая слава ждет меня, если мы не погибнем от жажды в песках. И будь я один, я, наверное, выбрал бы последнее. Потому что такого бремени славы мне уже ни за что не выдержать. И пусть уж обо мне просто говорят: «А, это тот самый Иван Иванович, который полвека плавал юнгой из Новороссийска в Туапсе?»

Но в конце концов мне пришлось смириться с неизбежностью славы. Покончив с размышлениями, я заметил, что вокруг меня происходит что-то странное. В воздухе передвигались сами по себе чьи-то начищенные медные пуговицы, отделенные от костюма и обшитые серебристым галуном рукава и штанины с позолоченными лампасами. Так же сам по себе бегал по песку беспризорный лакированный сапог, а на уровне моего плеча плавал, потряхивая густыми кистями, роскошный генеральский эполет.

А затем кто-то невидимый взволнованно воскликнул:

— Он, кажется, нас обнаружил?

— Ничего себе кажется! Он ни много ни мало откопал наш корабль! — ответил кто-то другой, невидимый, с эполетом.

— Все же кому-то из нас придется себя пересилить и вступить с землянином в контакт, — грустно сказали из района пуговиц.

— Капитан! Видимо, сделаешь это ты. Тебе терять уже нечего, — сказал лакированный сапог.

— Почему мне терять нечего? Думаете, если меня назначили капитаном корабля, значит, я совсем уже конченый? — обиженно ответил эполет.

Я не стал ждать, что будет дальше, потому что невидимки могли торговаться между собой и день, и два, а у нас уже не было времени, и схватил проплывавшую мимо меня пуговицу.

— Он случайно взял мою пуговицу! — закричал невидимка и дернулся, пытаясь освободиться.

Под моими пальцами затрещала ткань. Но я еще крепче вцепился в пуговицу невидимки.

— Сейчас же отпустите меня! — потребовал невидимка. — Вы порвете мой простенький мундир, который стоит целое состояние.

— Отпущу, если скажете, кто вы, — пообещал я, по-прежнему держась за пуговицу.

— Я не могу вступить с вами в контакт. Мне кое-что мешает, — ответил невидимка.

Я возразил:

— Вы уже вступили. Мы уже обменялись с вами репликами. С вашей стороны их было даже две.

Мой невольный собеседник помолчал и растерянно согласился:

— Пожалуй, вы правы. Я даже не заметил, как вступил. Значит, я хуже всех в экипаже. Так и войду в историю своей страны, как человек, первый заговоривший с землянином. — Невидимка всхлипнул, затем тяжело вздохнул и сказал: — Ну, ладно, теперь мне все равно пропадать. Так что вы хотели узнать: кто мы и откуда? Мы — жители планеты Скромной из созвездия Простецкого-Свойского. Прилетели к вам с единственной, вполне понятной целью: установить контакт с вашей цивилизацией. Если, разумеется, кто-нибудь из членов экипажа окончательно потеряет к себе уважение.

— Что же выходит? Вы такие гордые? И считаете ниже своего достоинства вступать с нами в контакт? — спросил я, не сумев скрыть своего возмущения.

Среди невидимок началась невероятная паника. Рукава, штанины, сапог, пуговицы, пряжки ремней и эполет заметались вокруг меня.

— Что вы? Что вы? Как смели так подумать, совершенно не зная нас? Мы же совсем наоборот! — закричали невидимки в один голос.

— Тогда я ничего не понимаю, что происходит со мной, если верить другим, кстати, очень редко, — сказал я. — О таинственных причинах, мешающих вам контактировать с нами, мы побеседуем потом. А сейчас вы должны мне помочь спасти нашу экспедицию.

И я поведал пришельцам о нашей беде. Мой рассказ вызвал среди них и сочувствие, и растерянность.

— Мы очень опечалены вашей судьбой, — сказал эполет. — Но… но помочь вам не сможем.

— Да что вам мешает, в конце-то концов? — вскричал я, теряя терпение.

— Наша скромность, — кротко ответил эполет.

Мне показалось, что меня подвел мой тонкий слух.

Я слышал впервые, чтобы скромность была препятствием для свершения добрых дел.

— Да, да, помочь вам мешает скромность, — подтвердил эполет, видя мое смятение. — Мы вас спасем, а потом все станут указывать пальцем на нас и говорить друг другу; «Вот они, нескромные люди! Им очень хотелось отличиться, и для этого они спасли землян. Полюбуйтесь на них!» А мы между тем соревнуемся за звание самого скромного.

— Так вот в чем дело! — сказал я. — Да, на вас будут указывать пальцем, но только по другому поводу. «Это те, кто не шевельнул даже мизинцем, чтобы спасти землян», — вот что тогда скажут люди.

Я услышал легкий шорох. Это озадаченные пришельцы терли затылки.

— А пожалуй, он прав, — пробормотал эполет, командир корабля.

— Вот это влипли в историю, — добавил тот, кого я держал за пуговицу.

— Мы влипли еще в тот день, когда отправились в это путешествие, — сказал с горькой усмешкой пришелец с лампасом. — И теперь от хорошего поступка не отвертишься, как ни хитри.

— Ну, а если так, то мы поможем, землянин, и тебе и твоим друзьям, произнес командир, приняв решение. — Только одно условие: никаких благодарностей. Этого нам не перенести. Мы погибнем от сильного приступа смущения.

Это мне было знакомо. Я и сам однажды едва не погиб от смертельной дозы похвал, когда все газеты мира посвятили свои номера моему скромному юбилею. В тот день число моих приключений перевалило за тысячу. Что тут началось! На меня обрушился небывалый ураган восхищения, и меня спасли лишь железное здоровье и привычка к самым невероятным испытаниям.

Вспомнив этот трагический случай, я торжественно поклялся пришельцам предать их добрый поступок сиюжеминутному забвению.

— И было бы еще лучше, если бы вы, больше того, отплатили нам какой-нибудь самой черной неблагодарностью, — мечтательно добавил пришелец, обутый в сапог.

— Вот этого я обещать не могу, — искренне признался я. — Мы всего лишь слабые люди, и то, чего просите вы, нам, пожалуй, не по силам.

Мои открытые, честные слова немножко расстроили инопланетян и вместе с тем тронули своим благородством.

— Итак, что мы должны сделать? — с отчаянным весельем спросил командир корабля.

Я тут же составил план наших совместных действий. При этом пришлось мне, щадя застенчивый нрав пришельцев, отказаться от очень интересных и сложных, а потому чреватых славой путей. И все же, несмотря на безыскусную простоту, план мой, как утверждали потом очевидцы, якобы не был лишен изящного остроумия.

Пока пришельцы готовили к взлету свое космическое судно, я позвал своих товарищей по несчастью, которые все это время, волнуясь, ждали рождения моей спасительной идеи, а потом отвел в сторону Машу Фырову и сказал:

— Я прошу тебя, как умную девочку, если Толе вздумается вызвать землетрясение или навлечь другую опасность на лагерь, скажи ему, что это нехорошо.

— Я обещаю! Он больше не будет, — серьезно ответила девочка.

И я, несколько успокоившись, вернулся на стоянку корабля. Его двигатели уже были запущены, уже урчали на малых оборотах, а экипаж ждал меня, высунувшись в иллюминаторы. То есть в иллюминаторах виднелись блестящие пуговицы, козырек фуражки, украшенный золотыми листьями, и расшитые обшлага, а сапог стоял у раскрытого люка и нетерпеливо покачивался с каблука на носок.

Я вступил на борт корабля, вытер о половичок ноги и захлопнул за собой люк.

— Эх, пропадать, так пропадать! — произнес командир, нажимая на газ.

И наша экспедиция отправилась в космос на поиски воды.

«Скромняга» стремительно входил в верхние слои атмосферы. А внизу напутственно махали те, кого мы должны были спасти от жажды. Я машинально обвел оставшихся взглядом и вдруг заметил, что среди них недостает Пыпина. Мне показалось, что я ошибся. Потому что Толик остался в лагере. А он-то как раз больше всего интересовал старого хулигана. И я даже подумал, что зря не взял мальчика с собой и оставил, можно сказать, один на один с пагубным влиянием искусителя. Кто знает, хватит ли у отличницы Маши опыта и душевных сил для дуэли с таким матерым хулиганом?

«Скромняга» между тем углублялся в космическое пространство. Весело гудели машины корабля. Пуговицы, сапог, рукава и лампасы деловито сновали по отсекам судна. Эполет командира сосредоточенно висел над пультом управления в рубке пилота.

И вдруг я увидел в углу кают-компании загадочную личность. Она сидела на корточках и прикрывалась листком бумаги, на котором было начертано безобразными каракулями:

Решив, что передо мной незнакомый мне инопланетянин, я шепотом спросил у командира:

— Как такой откровенный себялюбец мог попасть в ваш экипаж?

— Если бы он был наш земляк, — мечтательно вздохнул командир, — тогда бы мы не знали забот, переложив все нескромные дела на его плечи. Но, к сожалению, этот человек — наш пассажир. Он пришел в ваше короткое отсутствие и, сказав, что ему с нами по пути, попросился на борт звездолета.

— Но мы еще сами не знаем, куда летим. Нам только известно — зачем! — сказал я, ничего не понимая.

— Я тоже об этом подумал. Но скромность помешала мне спросить, почему ему так хочется проникнуть на наш корабль.

И все же я не утерпел и подошел к пассажиру.

— Не сочтите меня навязчивым. Но меня просто разрывает любопытство. Кто вы? — спросил я как можно повежливей.

— Не скажу! — грубо ответил незнакомец, подозрительно знакомым голосом.

— Извините еще раз, — сказал я. — Но по-моему, у вас каким-то образом оказались футболка и джинсы некоего Пыпина. Вы не находите, что это так?

Незнакомец смешался, но затем нахально произнес:

— Нет, не нахожу. Потому что мало что вам может показаться.

Наверное, его тайна так бы и осталась нераскрытой, но в это время в иллюминатор влетел рентгеновский луч какой-то далекой звезды и высветил внутренний мир пассажира. И я сразу узнал человека, с которым боролся уже пятьдесят лет.

— Пыпин! — изумленно воскликнул я. — Что вы делаете здесь?

— Везу себя к воде. Очень желаю пить! — вызывающе ответил Пыпин.

— Остальным тоже хочется пить.) Однако они терпеливо ждут нашего возвращения, — сказал я, стараясь говорить ясно и доходчиво.

— А мне до других дела нет, — отрезал Пыпин. — Вот я и проник на корабль под маской Себялюбца. Все будут искать хулигана. А я — Себялюбец! И еще и Циник! И отъявленный Индивидуалист!

Он потряс меня столь откровенным признанием. Я знал, что за моим вторым «я» числится масса недостатков. Но чтобы он ими гордился, этого я от него никак не ждал.

— Я знаю, — пробурчал Пыпин, — это ты специально отличницу привел. Думаешь, я не узнал? Это она спит в вертолете. Сам-то управиться не можешь, вот и в помощь привел.

— Ох, Пыпин, Пыпин! — сказал я с упреком.

— А ты бы помалкивал!.. Сам бросил меня… тогда на пирсе… как сироту, сварливо напомнил Пыпин.

— Одна-единственная ошибка. Нельзя же за нее все время корить, — прошептал я, краснея.

— А я буду! Мне это выгодно, — отрезал Пыпин.

Мы уже несколько минут рыскали по космосу в поисках питья. Однако первое время нам попадались только отдельные молекулы воды. Я ловил их сачком, высунувшись из люка, и складывал в посуду. Молекул было так мало, что нам еле удалось набрать небольшой стакан. Да в тот, стоило нам отвернуться, сейчас же выпил себялюбивый хулиган.

Но главной целью нашей охоты была комета, вернее, ее хвост, собранный из кусков льда. И искать редкое космическое тело предстояло мне, потому что никто из пришельцев ни за что бы не признался, что первым увидел комету. Поэтому я зорко всматривался в скопище звезд, надеясь только на себя. И в конце концов мое старание было вознаграждено. Совершенно неожиданно почти перед нашим носом появилась комета.

Это был отличный экземпляр, украшенный длинным роскошным хвостом. Комета выскочила из созвездия Пегаса и прытко бросилась к созвездию Ящерицы.

— Я! Я, так и быть, первым вижу комету! Держите ее! — закричал я что было мочи.

Теперь пришельцы не боялись признаться, что тоже видят комету. Командир развернул корабль и, прибавив газу, направил его вдогонку за небесной бегуньей.

Но комета оказалась на редкость резвой. Расстояние между нами, вместо того чтобы сокращаться, катастрофически росло, хотя командир выжимал из «Скромняги» все силы. И вскоре мы поняли, что еще минута — и наша дичь исчезнет в созвездии Ящерицы.

И тут меня осенило. Не то чтоб осенило, просто я вспомнил, что комета все время носится по своей орбите, словно собачка, посаженная на цепь. И, выйдя в скафандре в открытый космос, нащупал эту невидимую цепь. После этого мы, взявшись за нее сообща всем экипажем, подтянули космическую красавицу к себе.

Пойманная комета затрепетала, забилась серебристым ледяным хвостом, подняла столб блестящей пыли. Один кусок ее хвоста казался особенно привлекательным. Он был размером с огромный айсберг и, как айсберг, сверкал при свете звезд.

— Пустите первым меня! Я, чур, без очереди! — закричал Пыпин, бросаясь к выходному люку.

Он нахлобучил наспех скафандр и, растолкав экипаж, выскочил из корабля на айсберг.

Ноги Пыпина разъезжались на льду, он хлопнулся на живот и раскинул руки, желая обнять всю необъятную глыбу льда.

— Она моя! Вся моя! Я ее никому не отдам! — закричал Пыпин и попытался лизнуть айсберг сквозь стекло гермошлема.

Я набросил точно такой же скафандр, занес правую ногу за порог звездолета, и тут у меня мелькнула пронзительная мысль: а не избавиться ли от Пыпина раз и навсегда, оставив на льдине? Комета умчит его на своем хвосте в самые дальние дали, и мне не придется краснеть за допущенную когда-то ошибку.

Искушение было велико. Я представил, как мое второе, нехорошее «я» летит в неведомые миры, попадает в иные цивилизации. И… «Стоп! Нельзя! — сказал я себе. — У тех разумных существ тоже есть дети. И Пыпин им тоже доставит немало хлопот». Я похолодел оттого, что чуть-чуть не смалодушничал и, вместо того чтобы бороться со своими недостатками, собственноручно едва не взвалил эту заботу на далеких разумных существ, населяющих неведомые планеты.

Успешно справившись с малодушием, я вышел на льдину и попробовал увести Пыпина в звездолет. Хулиган поначалу отчаянно сопротивлялся, но потом ему что-то пришло на ум. Он загадочно улыбнулся, отколол себе весомый кусок льда и, крепко прижав добычу к груди, направился в корабль.

Пыпин скрылся в проеме люка. Затем снова вышел и снова вошел и сказал скромнягам, находящимся на своих постах:

— Можете трогать. Айсберг взят на буксир. Мы оба вернулись на корабль. Вначале, как вы заметили, прошел один, за ним явился другой.

В скафандрах нас и вовсе можно было принять за одного и того же человека, и экипаж, как показали события, легко поддался на пыпинскую уловку. А я в это время усердно пыхтел над глыбой льда, стараясь отделить ее от хвоста кометы, и потому не придал значения ни загадочной улыбке своего врага, ни его странным хождениям через люк. И тем более обманным словам, донесшимся до меня из звездолета.

Сверкающий хвост кометы неистово бился в моих руках. Отделив намеченный айсберг, я, к своему и ее облегчению, выпустил пленницу в глубины Вселенной, та, почуяв свободу, бросилась в созвездие Водолей и, вильнув напоследок хвостом, мгновенно исчезла в скоплении звезд.

Я засмотрелся ей вслед и не заметил, как зашумели двигатели корабля, и звездолет отчалил от льдины.

И тотчас каким-то образом в открытом космическом пространстве появился уже знакомый симфонический оркестр. Музыканты, дуя на пальцы — температура здесь стояла 273 градуса ниже нуля, — торопливо раскрывали ноты. Дирижер выхватил свою палочку и скомандовал:

— Три!.. Четыре!.. Жутко… Еще жутче!.. Совсем жутко! Брррр!..

Даже такой тугодум, как я, и тот понял, что совершилось преступление. Я обернулся и обнаружил, что кормовые огни корабля удалились уже на тысячу километров. Только теперь мне открылся дьявольский план хулигана. Он задумал избавиться от своего второго, и положительного, «я» одним решительным ударом. И как ни печально, это ему удалось. Пыпин бросил его одного посреди безбрежного холодного космоса и сейчас возвращался домой, торжествуя победу. Да, да, после того, как оркестр умчался на место другого крупного преступления, я остался один.

Потом о моей смекалке будут написаны сотни книг. Но на самом деле все выглядело иначе. Потеряв надежду на спасение, я машинально ухватился за ленту из отработанных частиц, которая тянулась за кормой уходящего звездолета. К моему изумлению, лента оказалась достаточно прочной. Тогда я сел на айсберг верхом, и мы полетели за кораблем, как бы ведомые им на буксире.

Лента тянулась, как я уже говорил, на тысячи километров. Звездолет уже вернулся на базу, когда моя ледяная баржа еще только приблизилась к плотным слоям атмосферы. Обнаружив, что нет ни меня, ни долгожданных запасов воды, экипаж и друзья майора Стенли пришли в справедливый гнев и стали обличать хулигана. Но Пыпин только усмехался и грыз лед, прихваченный перед уходом с айсберга. И вдруг на головы участников этой сцены хлынул спасительный ливень. Именно в этот момент моя ледяная гора вошла в плотные слои атмосферы. Лед таял подо мной, нагреваясь от трения, и я опустился на наш экспедиционный космодром, можно сказать, на последней капле воды.